Курсант. Назад в СССР 10

Рафаэль Дамиров, 2023

На дворе 1986-й год. Межведомственной спец группе Горохова поручают очередное опасное задание… Книга содержит нецензурную брань

Глава 4

Я замотал головой и сказал:

— Так, Олежка — ума тележка. На происшествиях понятой, конечно, нам свой не помешает. Где-то протокол осмотра переписать, где-то вещдоки переупаковать, свой понятой — это хорошо, но только кто тебе сказал, что будут еще происшествия и мы будем на них выезжать? Голову найдем и все… Ну, и преступника, конечно, заодно.

Разговор мне этот что-то вовсе не нравился, так что я стремился представить всё максимально просто.

— Уверен, что будут еще убийства, — понизив голос, Олег пригладил непослушные вихры и исподлобья оглядел номер.

Вот так заявленьице!

— Тебе-то откуда знать? Шерлок комнатный! — отреагировал я.

— Понимаешь, Андрей, чуйка у меня. Сам не знаю откуда. Будто в прошлой жизни я был как ты. Милиционером.

Я хрипло рассмеялся. Получилось вымученно.

— Это в какой еще прошлой? — я ошарашенно посмотрел на парня, борясь с мурашками на спине, а про себя подумал, что не в прошлой ты был опером, а в будущем, которое, мать его, еще не наступило.

Что за черт? Такое ощущение, что парень чувствует, как поменяли его судьбу. Что отправили учиться на врача, а не на мента? Как вообще такое может быть? Я ведь изменил его прошлое. Он вырос нормальным человеком, в хорошей семье. И впереди его ждет спокойная размеренная жизнь, его не будет надламывать система, не будут мучить воспоминания из трудного детства. Его не пнут раньше времени на пенсию, он не станет маньяком, перенося обиды со Зверевой на своих задушенных жертв, повязывая им красный поясок, с которым ассоциировалась у него деспот-мать.

Я все исправил… Или нет? Судьбу вообще можно изменить?

Я сжал руку в кулак. Определенно можно. Ведь я обезвредил многих маньяков, они не убили людей, которые должны были стать их жертвами. Даже пресловутый Чикатило погиб несколько лет назад в автокатастрофе, так и не начав убивать.

Нет, конечно, это не моя работа. Я наводил справки о нем, все ждал, когда нашу группу направят в Ростов, но нет. Чикатило не дожил до начала своей кровавой «карьеры». В этой реальности он давно кормит червей. Эффект бабочки, мать его. Я меняю реальность, и она отзывается изменениями в таких гранях и аспектах, к которым, казалось бы, я даже не прикасался. Которые вообще происходят на другом конце страны.

Благодаря моему вмешательству в работе МВД чуть раньше были внедрены на широкий поток методы субъективного портрета и метод исследования запаховых следов человека. Раньше начала свою деятельность ведомственная газета «Щит и меч». Наработки нашей спецгруппы по поимке маньяков вошли в обзоры и методические пособия по передовому опыту.

В СССР моего прошлого маньяков, чего греха таить, ловить не особо умели. Не признавали власти серийность. За преступления того же витебского душителя Михасевича осудили, помнится, аж 14 человек. Но в этой реальности Михасевича взяли еще в семьдесят восьмом, на семь лет раньше — благодаря одной анонимке, направленной на имя начальника УВД Витебского облисполкома. Да, тут я не молчал. В анонимке подробно изложил всю информацию, которую помнил по душителю. Его взяли, провели обыски и нашли улики.

Или этого мало? Ведь дальше-то тоже пошло-поехало. Похождения нашей группы власти не смогли скрывать. Да и наличие такого подразделения, как наш отдел, в СССР поднимало престиж правоохранительной системы в целом. Мы всегда справлялись с поставленной задачей, принцип неотвратимости наказания за уголовное деяние воочию могли лицезреть миллионы граждан. И сильным мира сего пришлось признать, что в СССР маньяки все же существуют. Кроме того, во всесоюзном НИИ МВД создали специальный научно-исследовательский отдел, который стал заниматься изучением, анализом, разработкой и внедрением методов по поимке серийных убийц. Основной практический материал для работы отдела поставляла, конечно же, наша группа.

В результате многих маньяков обезвредили коллеги из областей и республик на местном уровне — буквально после пары-тройки эпизодов, сохранив десятки жизней. Удалось избежать ошибок прошлого, когда ни в прокуратуре, ни в МВД не было преемственности по делам данной категории. Да и маньяков не было… На бумаге, то есть, не было. Не признавали их и сразу старались избавиться от серийников. Казнили буквально сразу после поимки, как это было с Ионесяном по прозвищу Мосгаз.

Почему изначально так сложилось? Да потому что в процветающей стране не должно быть преступлений. Ведь идеология гласила, что криминал порождают плохие социальные условия, которых в советском обществе просто нет и быть не может. Так пишут на плакатах, а плакаты не врут.

Между тем, начиная с 1960-х годов, преступность в Союзе из года в год только росла. Но такую неудобную статистику в массы никто не афишировал.

Я поменял прошлое. Наша группа сработала лакмусовой бумажкой в назревающем конфликте правоохранительной структуры и общества. Советские граждане привыкли чувствовать себя защищенными от преступных посягательств. И высокие чины решили, что им выгоднее нас продвигать и декларировать наши успехи, показывая совершенность правоохранительной системы СССР, нежели замалчивать и искажать статистику. Тем более, что шило в мешке прятать становилось все сложнее и сложнее.

Теперь цель моего попадания сюда стала прорисовываться куда яснее. Я не изменил мир, никогда не стремился к этому. Но я делал его безопаснее, делал его лучше.

Возможно, в этом и есть моя миссия — всё это только мои догадки. Но поначалу своим предназначением я считал изменение судьбы моего убийцы Олега. А теперь я стоял и чувствовал, что ничего не понимаю. Так смог ли я ее изменить? Если парень опять просится работать в милиции… Вот какого черта теперь с ним делать?

Я посмотрел в его скуластое лицо, на позу, с которой он прислонился к стене и цеплял пальцем за вбитые в стену крючки для курток — мол, разговор вовсе не окончен. Он упертый, если даже откажу, найдет способ добиться своего. Еще и институт может бросить. Уж лучше покажу ему все «прелести» милицейской службы, а там видно будет…

— Ладно, — кивнул я, отмерев. — Будут тебе корочки. Только в кадры надо будет сходить, анкету подробную заполнить. Потом запросы на тебя направят, по информационному центру пробьют. Не быстрая это петрушка, сам понимаешь.

— Так ты пошевели их, — глаза Олега горели. — Я знаю, ты можешь. Пусть корки прямо сейчас выпишут, а проверки потом дойдут. Так можно?

— Если осторожно, — хмыкнул я.

— Вот и договорились, чаем напоишь? А то с утра не успел позавтракать. Сразу к тебе пошел.

— Из-за корочек внештатника? Тебе так приспичило? Ты и без них можешь с нами карманным понятым болтаться. Тут они роли не играют.

— Дело совсем не в них, понимаешь, мне кажется, что я что-то упустил. Не туда пошел.

Он поводил рукой в воздухе, худые пальцы чуть дрогнули, и от этого меня передернуло.

— В смысле, не туда?! — я грозно зыркнул на него. — Ничего не знаю, маленько с нами потрешься и поедешь в Москву на врача учиться.

— Ну, дядя Андрей, тебе не кажется, что это мне решать?

— Опять дядькаешь?

— Тогда выключи «батю», сам же говорил, что мы друзья.

Я аккуратно выдохнул.

— Друзья, — я кивнул. — Только, Олежка, трупы смотреть — это не журналы читать. Там и пахнет, и кровь рекой бывает. Или вовсе все сгнило и опарыши.

— Пф-ф, — скривил губы Олег. — Ты разве забыл, что я будущий хирург? Это почти как мент, только милиционер стреляет, а хирург режет. И у каждого из них есть свое маленькое кладбище…

— Не мели ерунды!

— Да? А сколько человек ты убил?

— Какая разница? И вообще, это были не совсем люди…

— С правовой и биологической точки зрения — самые настоящие люди. Просто их позиция не вписывалась в рамки общегосударственной.

В комнате, а вернее, в прихожей целую секунду звенела тишина.

— А ты не охренел? Будешь еще убийц защищать? Всех, кого я отправил на тот свет — заслужили индивидуальный котел в аду.

В ушах у меня стучала кровь, и, наверное, мой собеседник что-то такое заметил.

— Да не защищаю я… — примирительно проговорил парень. — Просто хочу доказать, что я справлюсь. Не пойму, почему ты считаешь меня слабаком?

— Не считаю, просто то, что ты увидишь, тебе может не понравиться.

— Посмотрим, — хмыкнул Олег. — Не понравится, снова на журнальчики перейду. Или детективы читать буду. Вайнеров и Агату Кристи. Ну так что? Справишь мне корки?

— Я же сказал, что сделаю, — буркнул я.

— Заметано, — просиял Олег. — Вот номер телефона моих родителей. Обещай, что позвонишь, если у вас будет выезд.

— Есть у меня твой номер. Да и не будет у нас никакого выезда, — отмахнулся я. — Сплюнь! Накаркаешь!

— Ну, а вдруг, — канючил Олег. — Обещай позвонить и с собой взять.

— Лан, фиг с тобой, обещаю…

— Слово офицера?

— Чего?

— Даешь слово офицера? Ты же офицер.

— Не принято так говорить у нас, это белогвардейское выражение, — вскинул я на него брови, а про себя подумал, что слово «офицеры» в милиции используется с приставкой «товарищи», а без нее войдет в обиход чуть попозже, уже после развала Союза, когда «офицер» все-таки больше будет ассоциироваться с патриотизмом и песней Газманова, а не с белыми «недобитками». — Где ты таких выражений нахватался?

— Не знаю, — пожал плечами Олег… — я думал, ты так выражаешься.

— Пока нет…

— Что значит «пока», а что потом будет? — Олег уставился на меня пытливыми глазами.

Вот бляха! Такое ощущение, что он что-то знает… Или догадывается. Как такое может быть? Я изменил его жизнь, но его оперская сущность никуда не делась, а наоборот, лезет наружу, причем раньше времени… Совсем я запутался в этих играх с судьбой. Ладно… Дальше видно будет. По крайней мере, никакая Зверева его давно уже не бьет. И вырос он в благополучной сытой полной семье.

— Ничего не значит, — отмахнулся я. — Короче, пошли чай пить. Куда прешь в обутках, говнодавы скинь. Во-от, другое дело. Света, солнце, что у нас к чаю?

Из прихожей номера мы вошли в комнату, где Света, сидя на диванчике, точила коготочки.

— Здрасьти, — растянулся в улыбке Олег. — Я это… Вот, на побывку приехал.

— Да слышала я ваш разговор, — Света вскинула изящную бровь. — Эклеры будешь?

— Конечно!

— Руки помой, — проворчал я.

— Ай-й-й, — наморщил лоб Олег. — С тобой, как с папкой.

— Ты же хирург, а не тракторист, так и держи свой инструмент в чистоте, — хмыкнул я.

В дверь постучали.

— Кого там еще принесло? — продолжал я ворчать. — Не воскресенье, а день приемов какой-то. Открыто! Входите!

Дверь зловеще скрипнула, и на пороге выросла широкая фигура шефа в атласном халате. Лицо небритое, выходной же.

Его появление могло означать только одно…

— В лесу? — быстро поинтересовался я. — Привязанный и без головы?

— Привязанный, но голова на месте, — озадаченно проговорил Никита Егорович. — Ноги нет.

— Какой ещё ноги?

— Левой, — пожал плечами шеф.

— Япона-мама, — нахмурился я.

— Началось, — вздохнула Света.

— Ого! — воскликнул Олег. — Маньяк все-таки. Теперь ногу будем искать!

И засветился, что твоя гирлянда.

— Это еще кто? — зыркнул в сторону парня Горохов.

— Да никто, — отмахнулся я. — Родственник приблудился. Дальний.

— Как это никто? — парень протянул Горохову руку. — Меня Олег зовут. Никита Егорович, я много читал о вас в газетах и в «Советской милиции». А еще я про вас по радио слышал, там сказали, что вы ушли на пенсию, но не смогли остаться на заслуженном отдыхе, так как душой болели за безопасность советских граждан и за раскрытие тяжких преступлений — и решили вернуться в органы прокуратуры.

— Было, такое, да-а… — одобрительно закивал Горохов.

— Я вот Андрею предложил свою помощь… В качестве понятого. Вам же пригодится «свой»? Да? Вот где вы сейчас в лесу понятых найдете? А я с вами поеду.

— А ты хотя бы раньше трупы видел, родственник Олег?

— Нет… Ну, только когда маленький был. Когда маму убили.

Смотри-ка, вот что называется — не растерялся. Я наблюдал за ним, пока не пытаясь вмешиваться.

— Ого, — нахмурился Горохов, — сочувствую.

— Да, ничего, я плохо это помню… Андрей мне потом приемных родителей нашел. Хорошие они люди. Ну, так что? Возьмете меня в помощники?

— А чего не взять, — хмыкнул следователь. — Парень ты, смотрю, шустрый. Восемнадцать-то есть? Понятыми только совершеннолетние могут быть, учти.

Олег бодро кивнул.

— На той неделе исполнилось.

— Ну и отлично, с нами поедешь, — Горохов повернулся ко мне. — Собирайся, Андрей Григорьевич. Каткову и Погодину я уже сказал.

Я наклонился и шепнул шефу.

— Может, этого, — незаметно кивнул я на Олега, — не будем брать?

— А что так?

Кажется, начальник не понял, почему это я не хочу пойти навстречу родственнику и прихватить лишние рабочие руки.

— Да молодой еще, малахольный. Боюсь, в штаны наложит, когда реальную кровь увидит.

— Ты сам-то когда убийства раскрывать начал? — шеф назидательно вскинул на меня бровь. — Тоже в возрасте перезрелого старшеклассника? Ведь так?

— Ну, то я… — пожал я плечами.

— Сам говоришь, что родственник, — Горохов по-учительски поднял указательный палец вверх. — Генетика — штука упрямая. А вдруг он в тебя пошел? Проверим, обкатаем, а потом, глядишь, в школу милиции поступит.

— Не надо его ни в какую школу милиции, — замотал я головой. — Он врачом хочет стать.

— Тем более, их тоже в морг водят. Пусть привыкает. Все, собирайтесь, машина внизу.

* * *

Полковник Булкин не успел еще выделить нам служебный транспорт, сказал, что всё ожидает новый автомобиль, который и хотел нам вручить, поэтому в гостиницу «Октябрь» за нами приехал старичок РАФик. За рулем — опять Витя.

— Доброе утро, что ли, — я сел вперед и пожал его лапу. — Чего хмурый такой?

— Выходной день, — вздохнул тот. — Эх… Накрылась рыбалка. Останусь без карасиков.

— Ну и ладно, они все равно костлявые. Зато нам поможешь. Один криминалист хорошо, а два — надежнее…

Машина выехала за город и, покачиваясь на ухабах, углубилась в лес. Небо хмурилось и грозилось пролиться дождиком. Высоченные березы вперемешку с елями смыкали кроны, будто что-то прятали от нас, закрывая и без того хилое солнце.

— Куда ехать-то? — Витя всматривался в петляющую в зарослях ленту грунтовки. — В дежурке сказали, что район западной рощи, получается, что мы уже приехали. А где тут?

— Вон, видишь следы колес, — ткнул я пальцем в ответвление дороги. — Похоже на УАЗик. Давай туда.

Я не ошибся. Через пару минут мы уткнулись в поляну, вокруг которой сгрудились люди в форме и штатском. Чуть поодаль «загорали» прокурорская «Волга», милицейский бобик и «девятка» начальника УВД Булкина. Получается, что мы прибыли позже всех.

Вылезли из машины.

— Здравствуйте, товарищи, — Булкин направился к нам, протягивая широкую ладонь. Сам ростом неказист, а ладонь — как блюдце. И твёрдое такое же. — Долго спите, — улыбался он.

— Рассказывайте, — пропустив колкость, сразу распорядился Горохов.

— Все как в прошлый раз. Крови нет, следов тоже, время смерти — примерно сутки.

Мы подошли ближе. Возле тела возился возрастной судмед солидных габаритов. Он был ко мне спиной, но я сразу узнал его по лысине. Ба! Знакомые все лица…

Труп мужчины, одетого в добротный костюм, привязан к березе. Левая брючина окровавлена и покрыта застывшей бурой коркой. Болтается ветошью, скрывая пустоту вместо ноги. На вид потерпевшему лет тридцать-тридцать пять. Глаза закрыты, на бледном лице франтовская бородка и усики. Холеный перец. Был.

— Смотрите, что я нашел! — подошел ко мне Олег.

Я оглянулся, толком не зная, чего ожидать — окурок, пуговица, может, даже нож? Но в его руке была зажата… Красная ленточка.

Как громом по башке. Бл*дь…. Не может быть!

— Ты где это взял? — резко выхватил я у него из руки атласную ленточку.

— Да там, в кустах валялась, — недоуменно пожал плечами тот.