Жнани-йога

Рамачарака

Часть философии йогов, носящая название «Жнани-йога» трактует о научном и интеллектуальном изучении великих вопросов жизни и того, что скрывается за жизнью – о тайнах мира. Полезно изучить мудрость «Жнани-йоги», чтобы понимать изумительные истины, лежащие в основе жизни, чтобы постигнуть науку Бытия.

Чтение 2. Вездесущая жизнь

В первом чтении этой книги мы проводили ту мысль, что ум человеческий не может думать об Абсолюте иначе, как об обладающем качеством Вездесущности — присутствия повсюду. Точно так же человеческий ум вынужден думать, что все, что существует, должно, быть Абсолютом или вытекать из Абсолюта. А если какая-нибудь вещь вытекает из Абсолюта, то, значит, Абсолют должен присутствовать в ней так или иначе, — должен составлять ее сущность. Принимая это как данное, мы должны далее думать, что все наполнено сущностью жизни, так как жизнь есть одно из качеств Абсолюта; или, вернее, то, что мы называем жизнью, должно быть внешним выражением основного бытия Абсолюта. А если это так, то неизбежно следует, что весь мир должен быть живым. От этого заключения ум отклониться не может. Если же факты этого заключения не оправдывают, то мы принуждены думать, что вся основа теории об Абсолюте и его эманациях должна пасть и считаться простым заблуждением. Никакая цепь не бывает прочнее своего самого слабого звена; и если данное звено слишком слабо, чтобы выдержать тяжесть мировых фактов, то вся цепь должна распасться, как несовершенная и ненужная, и должна быть заменена другой. Обыкновенно факт этот не упоминается никем из пишущих или трактующих о единств всего существующего или об эманациях Единого; но с ним нужно считаться и следует о нем подумать. Если в мир есть хотя одна вещь «мертвая», — не живая, — безжизненная, — то вся наша теория должна рушиться. Если какая-нибудь вещь не живет, то, значит, в ней нет сущности Абсолюта, — она — чужда Абсолюту и не соответствует Ему, и, в таком случае, Абсолют не может быть Абсолютом, так как есть что-то, что остается вне его. Вот почему чрезвычайно важно рассмотреть все, что говорит о присутствии жизни во всех вещах, как органических, так и неорганических. Доказательства эти у нас под рукой; приступим же к их рассмотрению.

С древних времен оккультисты всех народов всегда учили, что в мире все живет, что жизнь присутствует повсюду; что в природе нет ничего мертвого, — что смерть означает просто только перемену формы в материале мертвого тела. Оккультисты учили, что жизнь в разнообразных ступенях проявления и выражения, присутствует во всех вещах и заметна даже в самых твердых минералах и в атомах, составляющих эти минералы.

Современная наука быстро подходит к тому же самому утверждению; все ученые изыскания и открытия только подкрепляют это учение.

Бурбанк, этот изумительный исследователь жизни растений, хорошо выражает нашу мысль, говоря:

«Все мои исследования отдаляли меня от идеи мертвых материалов, нагроможденных повсеместно в мире различными силами, и приводили к идее такого мира, который весь абсолютно — есть сила, жизнь, дух, мысль, — или назовите это какими угодно другими именами. Каждый атом, молекула, растение, животное или планета являются сочетанием органических сил, сдерживаемых вместе другими, более мощными силами, временно скрытыми, хотя и чреватыми неоспоримой мощью. Всякая жизнь на нашей планете находится как бы на внешнем краю этого бесконечного океана сил. Мир вовсе не мертв наполовину; он — весь живой».

Наука созерцает теперь живой мир. Она еще не вполне поняла все значение своих открытий, и руки ее как бы поднялись, чтобы защитить глаза от ослепляющего их непривычного блеска. Из темной пещеры мертвой мировой материи наука вышла на свет полуденного солнца повсеместно живого мира, живого до самых мельчайших и на вид совершенно инертных его частиц.

Начиная с человека, самого высшего из известных нам проявлений жизни, мы можем быстро пробежать всю шкалу животной жизни, и на каждом шагу мы будем видеть жизнь в полном развитии. Переходя из животного царства к явлениям жизни у различных растений, мы видим, как жизнь проявляется в ростке, являющемся из семени, в развитии ствола, листьев, цветов, плодов и т. д. и в громадном проявлении силы и энергии при таком росте и развитии. Силу жизни можно видеть в растении, ищущем своего выражения и проявления, начиная с первого побега семени, до последнего жизненного акта зрелого растения или дерева.

Кроме жизнедеятельности, проявляемой растениями при росте и развитии, всем, конечно, известно, что растения болеют, умирают и проявляют всякие другие свойства живых организмов. Против присутствия жизни в растительном царстве нет места никаким возражениям.

Но существуют формы жизни и на гораздо более низких ступенях, чем растения. Существует целый мир бактерий, микробов, инфузорий, — групп клеточек с общей жизнью, затем — существ, состоящих из одной только клеточки, вплоть до монеры — существа, стоящего ниже, чем одноклеточный организм, существа, состоящего из слизи на дне океана.

Эти крошечные существа, — живые твари, — кажутся глазу простым маленьким пятнышком студенистого вещества, лишенного каких бы то ни было органов. И тем не менее, они проявляют все функции жизни — движение, питание, воспроизведение, ощущение и разложение. Некоторые из этих элементарных организмов состоят из одного только желудка, т. е. имеют только один орган, способный производить все необходимые для жизни животного функции. У этих созданий нет рта, но когда они желают пожрать что-нибудь, они просто обволакивают намеченный предмет, — обворачиваются вокруг него, как капля клея вокруг мошки, и поглощают свою добычу всем своим телом.

Ученые пробовали выворачивать эти маленькие существа наизнанку, но они продолжали жить и функционировать, как ни в чем не бывало. Их разрезали на еще более мелкие части, и каждый кусочек жил, как отдельное существо, спокойно совершая все свои функции. Они всегда и везде остаются все теми же. Они размножаются, достигая определенного размера и разделяясь на двое, — и так далее. Быстрота их размножения прямо замечательна. Геккель говорит о монере: «Монеры являются простейшим видом организмов. Все тело их состоит из одной мягкой бесструктурной плазмы. Как бы старательно мы ни рассматривали их при помощи самых чувствительиых реактивов и самых сильных оптических приборов, мы все-таки находим, что все их части совершенно однородны. Поэтому монеры оказываются в самом точном значении этого слова „организмом без всяких органов“; в строго философском смысле монеру даже нельзя назвать организмом, так как у нее нет никаких органов и нет различия частей. Организмом она может быть названа лишь постольку, поскольку она способна выполнять органические явления жизни, питания, воспроизведения, ощущения и движения».

Ферворн приводит интересный пример жизни и разума у корненожек, низкой формы живых организмов. Он рассказывает, что difflugia ampula, или существо, заполняющее крошечную раковину, состоящую из мельчайших частиц песка, имеет длинный отросток, наподобие щупальца или усика; этим усиком оно выбирает со дна моря те частицы песка, из которых она строит раковину или внешний покров для своего потомства, появляющегося путем деления материнского тела. Корненожка захватывает песчаные частицы щупальцем и передает их в свое тело, которым их обволакивает. Ферворн удалял песок со дна банки и заменял его мелкими частицами сильно окрашенного стекла. Вскоре после этого он заметил скопление этих частиц стекла в теле животного, а еще немного позже он увидел отделившееся от корненожки крошечное пятнышко протоплазмы. В то же время он заметил, что куски стекла, собранные матерью, выделились наружу, расположились вокруг тела новорожденного и спаялись веществом, выпущенным телом матери, образовав раковину над новой корненожкой. Этот процесс доказывает присутствие у животного какой-то мысли, достаточной, чтобы заставить его заготовлять раковину для потомства еще до появления последнего на свет, — вернее, — собирать для этой раковины материал и потом употреблять его в дело, — отличать подходящей материал, придавать ему нужную форму и спаивать его. Исследователь говорит, что животное всегда собирает песок в необходимом количестве — его не было ни слишком мало, ни слишком много. И это делало такое существо, которое немножко больше, чем маленькая капля клея!

Конец ознакомительного фрагмента.