Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии

Раймон де Монтескье-Фезенсак

«Моей задачей вовсе не было писать очередную историю Русской кампании. Моя книга – это мой личный дневник, правдивый рассказ о том, чему я был свидетелем – как те события, участником коих был я сам, так и мои заметки о передвижениях и операциях Великой армии. То, что я видел собственными глазами, слишком замечательно, чтобы не привлечь интерес и внимание читателей, которые, возможно, даже не жили в то время. Тем не менее, эти страницы были первоначально предназначены для глаз только моей семьи и моих друзей. Лестный прием, которые они встретили, впоследствии побудил меня опубликовать их». Так начинает свой труд полковник 4-го полка 3-го корпуса Раймон-Эмери-Филипп-Жозеф де Монтескье-Фезенсак – блестящий офицер, дворянин и потомок знаменитого, воспетого Дюма д'Артаньяна. Первую половину войны – до Москвы – он служил в генеральном штабе Наполеона, но зато потом, когда 3-й корпус стал арьергардом и его возглавил маршал Ней, начались настоящие приключения. Храбрый воин, патриот и заботливый командир де-Фезенсак с честью выдержал все испытания. Описания ужасов войны, встреч с казаками, а особенно его рассказы о великолепном маршале Нее, делают дневник динамичным, захватывающим и таким интересным для современного читателя.

Часть первая

Глава I

Составы французской и русской армий. — Объявление войны. — Переход Немана. — Наш штаб в Вильно. — Разделение двух русских армий. — Захват Литвы. — Наш штаб в Глубоком. — Маневры русских армий. — Битва за Витебск. — Захват города. — Наши гарнизоны.

В период со дня подписания Тильзитского договора отношения между Россией и Францией резко ухудшились.

Император Наполеон захватил ганзейские города и герцогство Ольденбургское, последнее принадлежало императору Александру. Войска Наполеона заняли Пруссию и всю Германию; он настаивал на слиянии, полном и безоговорочном присоединении России к своей континентальной системе, задачей которой было воспрепятствовать торговой деятельности Англии. Император Александр отказался принять политику, которая закончилась бы разрушением торговых связей его собственной империи, и со своей стороны, требовал вывода французских войск из Пруссии и ганзейских городов. Это означало начало неизбежной войны, и зимой 1811 года обе армии выступили в поход: одна — с целей захватить, а другая — защитить территорию России.

С нашей стороны еще никто и никогда не видел такого потрясающего военного массива. Одиннадцать пехотных корпусов, четыре тяжелой кавалерии, и Императорская Гвардия — в общей сложности более 500 000 солдат и около 1 200 пушек^[3].

Эта огромная армия была набрана из солдат Франции, Италии, Германии и Польши, Австрия и Пруссия также не смогли удержать свои контингенты. Вы могли бы увидеть в ней войска из Иллирии и Далмации, португальские и испанские батальоны, собранные вместе ради достижения одной цели, хотя и не своей. Швеция оставалась нейтральной. И в то же время, заключенный с Турцией мир дал России возможность объединить все свои силы, чтобы встретить это грозное вторжение. В то время как различные корпуса Великой армии проходили через Германию, утвердившийся в Дрездене Император Наполеон созвал князей Рейнского союза, императора Австрии и короля Пруссии^[4]. Он провел несколько дней в руководстве этим съездом государей, от которого он, казалось, получал удовольствие, упиваясь ярким сверкающим блеском собственной власти и личности.

Я тогда был шефом эскадрона и личным адъютантом герцога де Фельтра^[5]. Он занимал должность военного министра, и я сообщил ему о своем страстном желании участвовать в последовавшей затем кампании. По его просьбе, князь де Невшатель, генерал-майор Великой армии, любезно назначил меня своим личным адъютантом. В начале мая, пройдя через Везель, Магдебург и Берлин (последний внешне напоминал укрепленную крепость), я прибыл в его главный штаб в Позене^[6]. Для того чтобы не было никаких проблем с прохождением войск, и, в то же время, чтобы не пострадало достоинство короля Пруссии, было решено, что Его Величество со своей личной гвардией отойдет в Потсдам, и что Берлин будет находиться под командованием французского генерала.

Его столица — в сущности, вся Пруссии, была отягощена поборами буквально на все. О бедах и печалях жителей стран, через которые мы проходили, хорошо известно, но никогда еще они не испытывали таких трудностей, как тогда. Мало того, что, что, в соответствии с установившейся практикой в Германии, они должны были кормить тех, кто был у них расквартирован, у них изъяли скот, а их лошади и повозки были конфискованы для наших нужд, и так надолго, насколько нам это было необходимо. Я встречал группы крестьян, находившихся иногда в пятидесяти лье^[7] от своих деревень, тянущих полковое имущество, и эти бедные люди думали, что им очень повезло, что они смогли сбежать благодаря своим лошадям. В Позене я встретил всех офицеров штаба, тех, что не сопровождали Императора по дороге в Дрезден. Там были также несколько полков Императорской Гвардии, отдельные подразделения различных полков, артиллерийские обозы и обозы, состоящие из самых разнообразных повозок.

Никогда ранее Европа не видела такой масштабной военной подготовки. Ради этой войны Император объединил в одно целое все свои силы, и, следуя его великому примеру, каждый брал с собой в поход все, что он мог приобрести на свои средства. У каждого офицера имелось не менее одной повозки, а у генералов их было несколько — количество слуг и лошадей изумляло. В июне генштаб переместили в Торн^[8], оттуда в Гумбиннен^[9], по маршруту Остероде^[10], Гейльсберг^[11] и Гуттштадт^[12] — все те города, ставшие знаменитыми после кампании 1807 года.

Император присоединился к нам в Торне, и, следуя в Гумбиннен, намеревался посетить Данциг^[13] и Кенигсберг^[14]. Именно в Гумбиннене все надежды на мир рухнули окончательно. Г-н. де Нарбонн^[15] вернулся из Вильно^[16] с отказом Александра от сделанных ему предложений. Во время последней аудиенции, Александр объявил ему, что он решился на войну; что он будет решительно воплощать это решение, и что даже если французы станут хозяевами Москвы, он не опустит руки, признав себя проигравшим. «По правде говоря, Сир, — ответил г-н де Нарбонн, — вы все равно останетесь самым могущественным монархом Азии». Объявление войны последовало немедленно — оба императора провозгласили их каждый по-своему — Наполеон — словно древний пророк: «Рок влечет за собой Россию, ее судьбы должны совершиться». Александр же обратился к своей армии так: «Я с вами. Бог покарает зачинщика». После Гумбиннена армия вошла в Польшу, чтобы выйти на берега Немана. Перейдя границу, мы были поражены потрясающим контрастом между двумя странами, а также резкой разницей нравов их жителей. В Пруссии все было легко и цивилизованно — красивые и добротные дома, ухоженные поля. Но в Польше мы не увидели ничего, кроме рабства и нищеты, неотесанных крестьян и евреев, сельское хозяйство совершенно не развито, а жилища еще грязнее, чем их обитатели.

Стоявшая на Немане русская армия была разделена на 1-ю и 2-ю армии. 1-я, которой командовал генерал Барклай-де-Толли, охранял подходы к Ковно^[17]. 2-я, руководимая князем Багратионом, защищала Ковно. Вместе они насчитывали 230 000 человек. На левом фланге, 68 000 солдат генерала Тормасова прикрывали Волынь; на правом — 34 000 защищали Курляндию. Таким образом, Россия имела около 330 000, а Франция около 400,000. С учетом этой ситуации план Императора Наполеона сформировался очень быстро. Он решил перейти Неман возле Ковно, а затем совершить быстрый марш в Литву с целью отделения Барклая-де-Толли от Багратиона. После приказа 10-му корпусу идти на Тильзит^[18], чтобы атаковать Курляндию, а 5-му, 7-му и 8-му корпусам на Новогрудок против князя Багратиона, он направил свои собственные шаги, в сопровождении Императорской Гвардии, 1-го, 2-го, 3-го и 4-го корпусов, и двух первых кавалерийских корпусов, в сторону Немана. Его берега были исследованы, и назначено место перехода — в кратчайшем расстоянии от Ковно. К вечеру 25 июня^[19] армия собралась на назначенном месте, где тотчас были возведены три моста^[20].

Едва взошло солнце, как 1-й корпус переправился через реку. Сразу же за ним последовали 2-й, 3-й, и резервная кавалерия. Палатки Императора были разбиты на господствующих высотах противоположного берега. Здесь мы собрались, чтобы созерцать великолепное зрелище. Генералу Барклаю, имеющему всего одну дивизию, не удалось сорвать нашу переправу. Ковно был занят без сопротивления, и Император разместил в нем свою штаб-квартиру, уже оттуда наши войска пошли на Вильно^[21]. Генерал Барклай отступил. Ожидая ряд приказов от нескольких генералов, я имел возможность видеть, насколько хорошо выглядят наши полки, как высок их энтузиазм и размеренность, с которой они выполняли все свои действия. Вечером 27-го Император присоединился к авангарду; и на следующее утро, после небольшого сопротивления, наши войска вошли в Вильно, где их встретили бурными овациями. Таким образом, кампания продлилась всего десять дней с момента его начала, и цель Императора была достигнута. Обе русские армии разошлись, а генерал Барклай отступал в укрепленный лагерь Дрисса^[22] на Двине, оставляя открытой Литву, поскольку он должен был перекрыть дорогу на Санкт-Петербург. В то же время, князь Багратион отошел от Немана для того, чтобы воссоединиться с Барклаем, но наши войска уже вклинились между армиями этих двух генералов. В течение всего времени пребывания Императора в Вильно, корпуса Великой армии действовали на территории всей Литвы, повсюду преследуя русских. Король Неаполя^[23], со своей кавалерией, а также 2-м и 3-м корпусами, следовал за отступающим к Дриссе генералом Барклаем. На Минской дороге 1-й корпус, оборвал все его связи с князем Багратионом, рядом с которым очень близко располагались 5-й, 7-й и 8-ой корпуса. Они, возглавляемые принцем Жеромом^[24], сформировали крайний правый фланг нашей армии. 4-й и 6-й корпуса разместились около Вильно, гарнизон которого был сформирован из полков Императорской Гвардии. Нам постоянно сопутствовала удача: каждый офицер, отправлявшийся с приказами, возвращался в штаб только с хорошими новостями. Погода, правда, не радовала: бурные ливни сменяла невыносимая жара, и эти резкие скачки температуры воздуха, а также нехватка кормов, вызвали большие потери среди наших лошадей. Также и дороги, состоявшие в основном из длинных жердей, свободно уложенных на болотистую почву, были полностью уничтожены непогодой. Понемногу начала ощущаться нужда в ресурсах, ведь армия жила за счет запасов этой страны, а они, сами по себе незначительные, ежедневно таяли, поскольку все они являлись результатом сбора урожая прошлого года.

Солдаты, я имею в виду отставших, уже занялись мародерством, и дисциплина в этих подразделениях резко упала^[25]. Но успех, казалось, оправдывал все, и Император теперь стремился только закрепить все те достижения, которые были достигнуты в начале этой кампании. Первое, что привлекло его внимание — это географическое положение Вильно. Протекающая через город река Вилия, судоходна до ее слияния с Неманом, а Неман судоходен до самого моря. Это обстоятельство побудило Императора сделать Вильно местом, где размещались бы его главные склады и хранилища. Поэтому в этот город из Данцига и Кенигсберга были перевезены большие склады, и было произведено множество работ, чтобы воплотить эту идею после такого быстрого и решительного захвата. И в то же время Наполеон не пренебрегал ничем, чтобы могло принести ему выгоду от политической важности столицы Литвы.

Едва мы овладели Вильно, как литовский нобилитет потребовал воссоздания Королевства Польского. Собранный в Варшаве с разрешения Императора конгресс, объявил о его воссоздании и послал делегацию в Вильно, чтобы добиться присоединения Литвы и заручиться поддержкой Императора. В своем довольно туманном ответе Наполеон дал им понять, что он примет решение после этого события, заявив, однако, что он гарантировал императору Австрии целостность его владений, и поэтому поляки должны отказаться от каких-либо притязаний на Галицию.

Этот ответ не обескуражил поляков, охваченных самыми пламенными надеждами на восстановление своей независимости. Постановление Сейма Великого Герцогства Варшавского объявившее о воссоздании Королевства Польского, было радостно воспринято по всей Литве.

В кафедральном соборе Вильно состоялась праздничная церемония, там собралась вся знать. Мужчины появились одетые в старопольские костюмы, а женщины украсили себя лентами национальных цветов — красного и фиолетового. После торжественной мессы был зачитан Акт о воссоединении, и встретили его радостно и единодушно. Прозвучал «Te Deum», и сразу же по окончании церемонии этот закон был направлен герцогу де Бассано^[26], чтобы представить его Императору, принявшему этот документ весьма любезно. Прежде всего, было организовано гражданское правительство, первым действием которого было объявление полной мобилизации мужчин. В то же время, на фоне подготовки к войне, состоялось множество балов и концертов. Будучи участниками этих празднеств, мы с трудом верили, что мы сейчас находимся в столице страны, разоренной двумя враждующими армиями, и жители которой так сильно страдают и бедствуют.

И если сами поляки иногда поражались от такого зрелища, они, тем не менее, давали понять, что они не посчитаются ни с какими жертвами во имя освобождения своей страны^[27].

Пребывание Императора в Вильно дало мне возможность подробно ознакомиться с составом генерального штаба. При Императоре были его Верховный распорядитель Двора, Великий конюший Франции, личные помощники-адъютанты, офицеры-ординарцы, помощники его личных адъютантов и несколько секретарей — все они находились непосредственно при Императоре. Начальник генштаба (Бертье) имел восемь или десять личных адъютантов, а также достаточное количество чиновников, чтобы вести документацию столь большой армии. Генеральным штабом, состоящим из офицеров всех рангов, непосредственно руководил генерал Монтион^[28]. Административный состав, руководимый генерал-интендантом графом Дюма, занимался самыми различными вопросами, которые вели инспектора и военные интенданты, комиссары и офицеры медицинской службы, и в каждой из ветвей этой структуры у всех этих офицеров были подчиненные, выполнявшие непосредственно саму работу. Когда князь Невшательский устроил им смотр в Вильно, зритель издалека мог бы подумать, что это полки различных родов войск. Но так получилось, что, несмотря на усердие и способности генерал-интенданта, этот огромный административный орган, громоздкий и ненормально многочисленный, был практически бесполезен с самого начала кампании, а со временем нанес армии немало вреда. Давайте на секунду рассмотрим это необычайное скопление в одном месте такого потрясающего числа слуг с лошадьми и багажом, и тогда мы, вероятно, сумеем получить некоторое представление о той странной картине, которую при этом представлял генеральный штаб. Поэтому, когда Император двигался, с ним было лишь небольшое количество штабных офицеров: остальные либо шли впереди, либо позади. В поле, в ночное время палатки ставили только для Императора и князя Невшательского. Остальные генералы и офицеры ночевали в бивуаках как обычные солдаты.

Обязанности адъютанта генерал-майора не были обременительными. Свою службу ежедневно несли двое — один отправлял приказы, а второй получал депеши и принимал офицеров, которые их приносили. Таким образом, мы выходили на дежурство лишь каждые четыре-пять дней, если один из нас не был в отъезде. Но так случалось редко, так как обычно генштаб отправлял офицеров с поручениями. В личном общении с нами, князь Невшательский был как добр, так и строг — эта смесь столь различных качеств являлась характерной особенностью его натуры. Хотя он, казалось, совершенно не обращал на нас внимания, когда наступал нужный момент, мы были уверены, что он проявит интерес и решит вопрос в нашу пользу; и в течение своей долгой военной карьеры он никогда не слыл тем, кто пренебрегает продвижением по службе тех, кто ему подчинен. После квартиры Императора выбиралось жилье для него, но поскольку он всегда жил на одной квартире с Наполеоном, его собственные квартиры выбирали его личные адъютанты. Одному из них, г-ну де Перне, доверялось все, вплоть до мельчайших деталей его жилья, и такое отношение к делу может быть с успехом принято в качестве образца для любого учреждения. И даже будучи очень занятым, князь де Невшатель всегда находил время, чтобы убедиться, что его адъютанты ни в чем не нуждаются. Это было прекрасно — не думать о мелочах, чтобы иметь возможность заниматься самообеспечением и осознавать, что мы во всех отношениях устроены лучше, чем остальная часть армии. Характер нашей службы не требовал частого общения с князем; почти весь день он писал и в такой форме передавал указания Императора, посему мы нечасто его видели. Он был воистину образцом аккуратности, пунктуальности, исполнительности и преданности. Вместо отдыха после утомительного дня он всю ночь проводил за письменным столом. Часто он просыпался, чтобы переделать заново всю работу, сделанную в течение прошедшего вечера, но не только не получал за это никакой похвалы, а иногда даже строгий выговор или другое, менее тяжелое взыскание. И, тем не менее, ничто не могло ослабить его рвение — ни физическая усталость, ни изнурительная, казалось бы, совершенно непосильная для обычного человека работа за письменным столом — ничто не могло поколебать его терпения. Одним словом, если должностные обязанности князя Невшательского не способствовали развитию его талантов как одного из высших командиров, весьма трудно было бы найти второго такого же человека, в котором воедино соединялись те физические и моральные качества, столь необходимые для служения такому человеку, как Император.

В начале июля Наполеон приказал своему генштабу двигаться вперед, вместе с армией, направленной в Глубокое, небольшой городок в 30 лье от Вильно в сторону Витебска, посчитав этот пункт стратегически важным для свой армии. Фактически он мог с одинаковой легкостью двигаться в сторону лагеря в Дриссе, слева, или на Минск, справа, или по центру, все еще открытому для русских армий, в том случае, если они попытаются воссоединиться.

4-й и 6-й корпуса и Имперская Гвардия последовательно оставили Вильно, чтобы следовать в этом направлении. Император решил двигаться еще быстрее, и потому отправил весь свой генштаб вперед.

Штаб князя Невшательского покинул Вильно 12-го июля, и спустя пять дней марша достиг Глубокого. Местность, по которой мы проходили, в целом радовала глаз, поля ухожены. Деревни, как и в Польше, жалкие и убогие, а теперь еще и пострадавшие от наших солдат. По пути мы встретили несколько полков Молодой Гвардии. Среди них, в частности, был один полк фланкеров, состоявший из очень молодых людей, что и привлекло мое внимание^[29]. Я узнал, что они прибыли из Сен-Дени, сделав только две однодневные остановки — одну в Майнце, другую в Мариенвердере на Висле^[30]. Но, несмотря на то что полк по-прежнему продолжал непрерывно двигаться, испытывая сильнейшую физическую нагрузку, каждый день, после очередного марша их заставляли заниматься строевой подготовкой и другими видами муштровки, поскольку Император считал, что они недостаточно подготовлены для войны. Вот и не удивительно, что этот полк пострадал одним из первых. В самом деле, они еще только шли, но каждый день кто-то из них умирал на этой дороге от слабости и истощения.

Глубокое — это небольшой городок, построенный из дерева, населенный исключительно евреями. Леса и озера, окружающие его, придают ему печальное очарование, а воспоминания о Вильно не сделали наше пребывание в нем более приятным. Император прибыл туда 18-го июля, и новые маневры противника заставили его внести изменения в свои планы. Князь Багратион, благодаря быстрому маршу, ушел от 5-го и 8-го корпусов и теперь находился вне зоны их досягаемости. Император, очень недовольный королем Вестфалии (Жером), отдал весь правый фланг армии князю Экмюльскому^[31]. Этой потерей времени воспользовался князь Багратион. 17-го июля возле Бобруйска он перешел Березину и двинулся на Могилев, желая присоединиться к Барклаю-де-Толли в Витебске. Главной задачей князя Экмюльского было занять Могилев первым, и тем самым перекрыть дорогу неприятелю.

Генерал Барклай, узнав об этом, и видя невозможность князя Багратиона достичь Дрисского лагеря, принял решение попытаться присоединиться к Багратиону у Витебска. Укрепленный лагерь, построенный с таким тщанием, был покинут 18-го числа, и русская армия быстро пошла на Витебск. Генерал Витгенштейн остался перед Полоцком на правом берегу Двины, с целью защитить дороги, ведущие в Санкт-Петербург. 2-й и 6-й корпуса приступили к Полоцку, в надежде вызвать его на бой, а 3-й и 4-й корпуса, Гвардия и кавалерия быстро последовали за русской армией к Витебску. Генштаб покинул Глубокое 22-го, и 24-го прибыл в Бешенковичи. Судя по имеющейся у нас информации, мы имели все основания предполагать, что бой с неприятелем состоится у Витебска, и это весьма воодушевило всех наших воинов. Утром 25-го, князь Невшательский приказал мне отправиться на правый фланг нашей армии, к Могилеву, и встретиться с маршалом Неем. Моим заданием было отправить гонца к Императору в тот момент, когда у меня появится какая-либо новая информация. В качестве переводчика меня сопровождал польский офицер. Император придавал особое значение моей оценке положения между князем Багратионом и князем Экмюльским, и выяснением, смогут ли 5-й и 8-й корпуса помочь ему. Только я отправился в путь, как грохот пушек объявил, что король Неаполя уже начал свою атаку. Могилев находится на расстоянии около тридцати пяти лье от Бабиновичей. На Сенно ведет почтовый тракт, но поскольку ни на одной станции сменных лошадей не было, чтобы продолжить путешествие потребовались некоторые усилия. Мой попутчик оказался тут весьма кстати, он провел меня по нескольким польским замкам, владельцы которых обеспечили нас лошадьми. В целом, вокруг было спокойно, местные жители совершенно не знали о том, что происходит. Ночь настигла нас в Коханово — там стоял кавалерийский корпус генерала Груши, авангард которого по приказу генерала Кольбера занял Оршу. Перед ним находился русский корпус, защищавший дорогу на Смоленск. На рассвете 26-го, мы прибыли в Шклов, небольшой торговый город, а до полудня мы достигли Могилева, где был размещен 1-й корпус, и я теперь имел возможность наблюдать те порядок и дисциплину, которые всегда были характерны для столь славного корпуса, возглавляемого князем Экмюльским.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Общая численность армии во время перехода через Неман составляла 414 000 солдат, но с добавлением 9-го корпуса и дивизии Луазона, присоединившихся позже, других добавившихся к ней многочисленных отрядов, различных инспекторов, интендантов, гражданских лиц, в целом насчитывала 500 000 человек. — Прим. автора.

4

См. «Abbé de Radt’s Ambassade à Varsovie»: — «О вы, — восторженно возглашал архиепископ Малин, — желающие получить истинное представление о величии власти Наполеона над Европой, перенеситесь мысленно в Дрезден и явитесь к этому государю в этот период его наивысшей славы!

Его прием обычно назначался на девять часов утра, и тогда можно было видеть, с каким терпением толпа униженных принцев и их подданных ожидала момента его появления.

Наполеон — царь царей земли. Все взоры обращены к нему. Бурный поток самых разных людей — военных и придворных — прибывшие и отбывающие курьеры — все они толпой несутся к дворцовым воротам, стремясь не пропустить малейшего движения нашего Императора, распахивают их, и с восхищением и изумлением, отражающимися на каждом лице, ожидают его выхода — все это, вместе взятое, являет собой грандиознейшую и впечатляющую картину — самый внушительный памятник, который мог бы отобразить всю мощь власти Наполеона. — Прим. англ. перев.

5

Анри-Жак-Гийом Кларк, герцог Фельтр (1765–1818) — французский военачальник, военный министр Наполеона I, при Реставрации маршал Франции. — Прим. перев.

6

Позен — теперь Познань (Poznań), Польша. — Прим. перев.

7

Примерно 4,4 км. — Прим. перев.

8

Торн — теперь Торунь (Toruń), Польша. — Прим. перев.

9

Гумбиннен — в настоящее время Гусев, Калининградская область, Россия. — Прим. перев.

10

Остероде — теперь Оструда (Ostróda), Польша. — Прим. перев.

11

Гейльсберг — теперь Лидзбарк-Варминьски (Lidzbark Warmiński), Польша. — Прим. перев.

12

Гуттштадт — теперь Добре-Място (Dobre Miasto), Польша. — Прим. перев.

13

Данциг — теперь Гданьск (Gdańsk), Польша. — Прим. перев.

14

Кенигсберг — теперь Калининград, Россия. — Прим. перев.

15

Луи-Мари-Жак-Альмарик де Нарбонн-Лара (1765–1813) — французский дипломат и генерал. — Прим. перев.

16

Вильно — теперь Вильнюс (Vilnius), столица Литвы. — Прим. перев.

17

Ковно — теперь Каунас (Kaunas), Литва. — Прим. перев.

18

Тильзит — теперь Советск, Калининградская область, Россия. — Прим. перев.

19

Все даты указаны по французскому оригиналу. — Прим. перев.

20

Шамбре пишет, что Наполеон часто появлялся на мостах, чтобы наблюдать за прохождением войск, и когда он слышал, как солдаты поют популярную песенку «Мальбрук в поход собрался», несколько раз повторял припев «Бог весть, когда вернется». — Прим. перев.

21

Вильно — теперь Вильнюс (Vilnius), столица Литвы. — Прим. перев.

22

Дрисский укреплённый лагерь был устроен перед началом войны 1812 года на левом берегу в излучине Западной Двины, между местечком Дрисса (ныне Верхнедвинск) и деревней Шатрово. — Прим. перев.

23

Иоахим Мюрат (1767–1815) — наполеоновский маршал, великий герцог Берга в 1806–1808 годах, король Неаполитанского королевства в 1808–1815 годах.

24

Жером Бонапарт (1784–1860) — король Вестфалии, младший брат Наполеона I. — Прим. перев.

25

Я не говорю обо всех полках, но только об отставших, шедших поодиночке, и таких полков было тогда уже довольно много. — Прим. автора.

26

Юг-Маре, герцог де Бассано (1763–1839) — французский дипломат, политик и государственный деятель. В 1812 году — министр иностранных дел. — Прим. перев.

27

Беспорядок достиг такого уровня, что когда новый су-префект Новых Троков (теперь Тракай (Trakai), Литва. — Прим. перев.) ехал туда, чтобы занять свой пост, по дороге он был ограблен нашими солдатами и почти голый прибыл в этот город. — Прим. автора.

28

Франсуа Гидеон Байи де Монтион (27.01.1776 — 7.09.1850) — французский военачальник, дивизионный генерал, многолетний помощник начальника штаба маршала Бертье. — Прим. перев.

29

В английском переводе нет упоминания, о том, что это были фланкеры. Таким образом, фраза уточнена по оригиналу. — Прим. перев.

30

Мариенвердер — теперь Квидзын (Kwidzyn), Польша. — Прим. перев.

31

Луи-Николя Даву (1770–1823) — полководец Наполеоновских войн, герцог Ауэрштедтский, князь Экмюльский, маршал Империи, генерал-полковник пеших гренадер Императорской Гвардии. — Прим. перев.