Полынь: молекулы горечи

Раиса Юрьевна Сысоева, 2017

Яна уверена в себе, у неё разработана четкая программа действий на ближайшую жизнь. И пока всё идет по плану: муж Константин успешный финансист, сынишка, работа, на которой её ценят. Шантажист Сергей образует червоточину в ее жизни – он охотится за деньгами её мужа, и угрожает её сыну. Однажды Яна увидела, как Сергей разговаривает с её сынишкой – Яна сталкивается с Сергеем лицом к лицу. Он начинает душить её и Яна в состоянии аффекта совершает убийство. Её внутренний мир сломан. Состояние Яны обостряется из-за появления прокурора по фамилии Сашкин. Присутствие Сашкина волнует и пугает Яну. Пытаясь возненавидеть Сашкина, Яна начинает в нем нуждаться.

Все имена вымышлены, и любое совпадение с именами реальных людей является случайным.

Глава 1

Любуясь осенью в этом году, погоду с равной долей истины можно было назвать и тёплой, и холодной, и тихой, и ненастной. Солнце так решительно меняло настроение, передразнивая синоптиков, что неоправданная жара могла за полдня смениться широкой завесой дождевых туч. Неоднократно бывало, что утром невозможно было угадать, замёрзнешь ты по дороге с работы этим вечером, или, напротив, согреешься и спрячешь свёрнутую куртку в пакет да и шейный платок окажется лишним, потому что приятно пройтись пару кварталов до магазина в одном тонком свитере, наслаждаясь безветренным теплом последних погожих недель. Ласковых бархатных недель… Дальше по курсу (на несколько длинных унылых месяцев) снег, мороз и новогодняя неразбериха, плавно переходящая в мартовский авитаминоз. Привычная сутолока для заурядного работающего человека.

Повседневная жизнь городских людей ограничена прямыми линиями стен, потолков, линий тротуара или дороги в четыре полосы. Всё множество маршрутов и движений, исполненных за день, удобнее было бы изобразить множеством отрезков прямой, наложенных на пёструю карту действительности.

По утрам людские потоки выплёскиваются, заполняя русла улиц, и покрывая живой волной молчаливые пустые соты офисных помещений, страдают, радуются, принимают решения и платят за ошибки, не замечая друг друга. Без этого пульса невозможен город. Сердцебиение толпы не останавливается ни на минуту, днём оно ритмичное, уверенное, ночью тише, с нервными скачками артериального давления по местам, где предпочитают бодрствовать и ночью.

Капризный и все-таки весьма солнечный сентябрь подходит к концу, напоминая всем живущим о приближении более серьёзного и вдумчивого октября, связанного словом чести со злым скрягой ноябрём.

Но горожане не видят кружева первых заморозков в поле на траве, не чувствуют привилегий объёмного шерстяного шарфа на длинной утренней прогулке вдоль украшенных инеем посадок молодого березняка, заботливо расположенных на окраине города, между тихими улицами, по обеим сторонам которых уютно расставлены частные дома и обжитые дачи. Шарм природной простоты имеет ту притягательную силу, которая увеличивается с ещё одним прожитым годом. Музыка тишины открыта не всем и не всеми.

Яна посмотрела из окна и позволила себе искренне улыбнуться. Ей редко доводилось бывать в деревне, но совсем маленькой она прожила целую неделю в тихом монастыре на берегу Волги. Самая счастливая неделя в её жизни. Мужу она об этом не считала нужным рассказывать. Мать с отцом и не догадывались о памятной поездке. Далёкая от целенаправленной лжи, Яна с чистым сердцем могла не договаривать о некоторых, самых драгоценных для неё вещах — просто молчать, оберегая их от посторонних.

Кухонные окна большой новой квартиры выходят на юг, и сейчас, после трех часов после полудня, комната утопает в горячем солнечном свете благосклонного сентябрьского дня. Самодостаточная капризная осень, вошла без приглашений ещё в первой трети августа, подула порывистым, ветром, поплакала, потом опомнилась, и всё время до этого дня оставалась тёплой и покладистой, даже короткими ливнями или внезапным ветром.

Идеально оформленные стены, прекрасная мебель, высокие потолки, и только натуральные продукты для приготовления пищи; одежда, качество которой не уступит туалетам супруги губернатора — всё это учительница математики Яна Александровна приобрела довеском в результате благополучного фактического брака с успешным деловым человеком Константином. Она устроила себя и старалась трезво оценивать свои шансы.

В глубине стенного шкафчика обширной квартиры четы Заляховых чистенькие отглаженные кухонные полотенца были аккуратнейшим образом уложены в безукоризненную стопку, белоснежные салфетки такой же стопочкой расположились рядом. Невесомые занавески с модным нынче цветочным узором перехвачены конфетного оттенка декоративной лентой ручной работы. Яна бесшумно и ловко закрыла створку кухонного шкафа, механически стерла пальцем капельку коричневатой жидкости с поверхности стола. Шестилетний сын Максим, по всей видимости, вчера пытался самостоятельно налить гранатовый сок, и остались брызги, их всего несколько, но они хорошо заметны при солнце и это все портит. У основания тонкого носика Яны появилась хмурая складка, губы её недовольно покривились. При уборке или мытье посуды следует применять перчатки. Непонятно почему ей никак не удается избавиться от этой плебейской привычки, тереть и скрести все незащищенными пальцами и ногтями? Её идеальные ноготки под несколькими слоями синего глянца были просто загляденье. А вот босяцкий порыв — уборка любой ценой — лишнее, в ее положении уж точно. Жена банкира — порой ей даже снилось, как следует направлять финансовые потоки — наяву она не имела никакого представления о вложении денег или акциях.

Сегодня эта худая среднего роста женщина планировала освободить себя от приготовления пищи, все необходимое было сварено, испечено и куплено вчера. Её избалованному красивому мужу нравилось смотреть, как она работает на кухне (скромное платье, белый фартучек, пальчики в муке, аромат горячей сдобы), потом он с гордостью перечислял своей матери все, что Яна в состоянии приготовить. Константина физически возбуждал вид жены, толкущейся на кухне. Но она решила — не сегодня. Стремление продумать и подготовить все заранее просто въелось в её ритмичную, похожую на спринтерский бег жизнь. Зато любое дело и любое событие в ее судьбе имело свое место, и почти сразу укладывалось на отведенную полку в просторном гардеробе прошлого. Как много и трудно она для этого работала!

Сначала, на самой заре отношений с перспективным Константином Заляховым, приходилось молчать и опускать глазки там, где яростно хотелось дать мужу пинка в пах, а свекрови зубами вцепиться в глотку. Потом пришло время мягких и настойчивых переговоров с любимейшим супругом о том, что его мама не всегда права в отношении снохи, родственники которой совершенно не так богаты и влиятельны, как родственники «дорогого Кости». Яна Александровна терпела. Вовремя родила, вышла через полтора года после родов вышла на работу, помнила обо всех особых датах, изучала прихоти Татьяны Анатольевны (в семье свекрови царил конституционный матриархат), стала всем милой, незаменимой, своей.

В финансовом плане Костя давал Яне даже больше, чем ей требовалось. В первый раз она смутилась, и открыла было рот для отказа, но вовремя прикусила язык — вырабатывание у мужа привычки экономить на жене обязательно аукнется в будущем. Особенно, если муж гражданский… И она начала делать сбережения. Просто так, для тренировки терпения. Частное предпринимательство мало интересовало учительницу математики. Тяги к драгоценностям у нее тоже не обнаружилось, но получая в подарок ювелирные украшения, она делала влажные глазки, и с восторгом улыбалась, чтобы от частого дыхания обнаженные части ее среднего размера грудей энергично и привлекательно вздымались, выставляя на показ весь жар её восторга.

Итак, сегодня пятница. Впереди два выходных, относительно свободные дни, маленькие радости которых и составляют центр ее мироздания (только она, Максим и Костя). Яна искоса глянула на мужа, он заехал пообедать, и сидел за столом с газетой в руках. Она решила подогреть его разминки ради: незаметно, ловко стянула с волос резинку, и с наслаждением почувствовала на спине прикосновение гладких каштановых прядей, которые густо рассыпались по плечам. Раньше она носила каре, и ей самой это нравилось, но прошлым летом Костя как-то уж больно часто стал смотреть в сторону соседки, обладательницы длиннющей стильную косы, и Яне пришлось пересмотреть отношение к современным стрижкам, да и к оттенку краски для волос. Ну, в общем, пару месяцев назад волосы Яны стали однотонными. Она беззвучно вздохнула, помассировала основание шеи кончиками пальцев. В отсутствие Константина она с удовольствием поспала бы пару часов. Неделя была очень насыщенной, богатой на контрольные работы и разносы от директора, у начальства в этом учебном году заметно испортился характер.

Сегодня на ней темно-синие (в цвет ноготков) обтягивающие шорты из тонкой джинсы, белая майка, и белый бюстгальтер, кружево которого будто бы случайно выглянуло из-за тонкой бретели. Ее кожа идеально гладкая, ее крем для тела — самый лучший. Маленькая капелька хороших духов побывала сегодня на коже возле копчика, и у основания ступни. Ни один мужчина не должен понимать, откуда точно исходит прекрасный аромат его женщины. Через час вернется сын из садика, и она переоденется в домашнее платье с длинными рукавами. А если Константин, отказав ей в любви сейчас, станет щипать и похлопывать её по аппетитной попке в то время, как Максим играет в солдатиков в соседней комнате, Яна строго даст понять своему мужчине, чтобы он вёл себя прилично и придерживал лошадей до следующего удобного раза. Правильные отказы разжигают мужей.

Еще месяц, и Яне исполнится тридцать четыре, она хорошо знает, что выглядит моложе, и чего ей стоит добиваться этого каждый день. Лицо худенькое, макияж всегда аккуратный, самоуверенная линия тонких губ, прямой носик, внимательный придирчивый взгляд. Прямые волосы, подстриженные по прямой, и сейчас она чаще всего собирает их в обыкновенный хвостик. Это подчеркивает густоту волос и позволяет рассмотреть ее красивую шею. Притязания в еде нулевые. Когда долго удерживаешь себя от сладкого, соленого, жирного, полужирного, копченого и жареного, то в итоге организм забывает, что на свете существует удовольствие от вкуса. Остается лишь «хочу есть» и «не хочу есть».

Дома чисто, все вещи на своих местах, тапочки выставлены по линейке, еда в холодильнике, свежий суп на плите. Сын Максим после «трудового дня» ворвется в квартиру маленьким вихрем, расскажет всякую всячину, и станет прихлебывать горячий бульон отцовской ложкой в чистоте, ни на что не отвлекаясь.

Приготовления к урокам следующего понедельника она закончила ещё до обеда, когда приехала с работы: папки, тетради и флешки уложены в толстый кожаный портфель, который замечательно смотрится вместе с её элегантными комплектами офисной одежды.

Телефон завибрировал и выдал печальный припев per te. Яна поспешила в гостиную.

— Да?

Приятный голос завуча Евы Ивановны, её ритмичный выговор, всегда такой приятный, сегодня очень раздражал Яну.

–…сделаем по новому образцу основные предметы. И уже в январе предоставим возможность осваивать курсы дистанционно. — Закончила Ева Ивановна.

— Я поняла вас. — Ответила Яна, кисло скривив губы. — Но завтра у меня не получается весь день провести в школе.

— О нет. — Поспешила заверить молодая завуч. — Мы отрываем вас и других педагогов от отдыха главным образом затем, чтобы наметить план работы и скоординировать действия. В понедельник на педагогическом совете я доложу основные пункты. И завтра нам нужно собраться вместе, чтобы выработать общий план.

Ева Ивановна совсем недавно была назначена на место завуча, поэтому её речь отличалась некоторым доброжелательным многословием. Наблюдательная Яна понимала, что пройдёт пара лет, и голос завуча окрепнет, а её распоряжения станут похожи на приказы.

— Конечно обсудим, Ева Ивановна. — Мило ответила Яна.

Они вежливо распрощались, и рука Яны Александровны потянулась к забытой на диване розовой толстовке. Мысли о работе вызывали в ней непременное желание одеться.

Она вернулась на кухню.

— Что ты читаешь сейчас? — спросил Костя, наклонился и чмокнул жену в макушку. Она так живописно присела на высокий табурет своей кругленькой попкой. Ему не было интересно вести интеллигентские разговоры утром, это время суток предназначено для серьезных мужских дел, приносящих дивиденды. Но раз уж так вышло, что приходится долечивать ангину, отчего не поговорить.

— Ветхий Завет, — не сдержала язвительности Яна, от шеи до пупка пробежала ледяная волна. — Он хорошо помогает от злости.

— Прекрати думать об этом, — повысил голос Костя. — Я переговорил с отцом. Он сказал, что если этот подонок вернется, кое-какие люди сделают ему больно. Мы слишком долго терпели.

— Интересно, сам подонок знает об этом? — тихо пробормотала Яна.

— Хватит вспоминать, — нетерпеливо буркнул Константин. Он подумал, что следовало все-таки съездить в офис, целый час наедине с женой — пытка. Она, конечно, куколка, но десять лет совместной жизни берут свое. Самые прекрасные женщины, увы, приедаются. Жизнь так устроена. Константин с удовольствием заметил свое отражение на чистой поверхности холодильника.

— Твоя бы воля, ты бы еще ему денег отдал, — проворчала Яна. — Я, конечно, не внучка полицейского начальника, но твердо уверена, что никогда не нужно платить шатнажисту за страх. Нам следовало с самого начала обратиться в органы.

Костя недовольно пробормотал что-то, отошел в дальний угол просторной кухни и налил себе чашку кофе, давая понять, что разговор окончен. Красивый высокий Костя, который вызывал сладостные женские вздохи даже тогда, когда корпел за компьютером в очках на кончике носа, был, как ни странно, спутником Яны вот уже десять лет! Любопытных соседей, хороших знакомых, завистливых коллег с работы удивлял их мезальянс: худенькая, метр шестьдесят (с кепкой) женщина из простой семьи, с тонкими ножками и детским личиком отхватила себе такого видного мужчину. «Любовь зла» — улыбалась про себя Яна. Она удержалась в качестве жены самого Константина Заляхова именно потому, что не слишком долго витала в облаках после того, как они съехались. Скучные трудные месяцы изучения недостатков и привычек мужа, пристальное внимание ко взаимосвязям со свекром и свекровью, и труд по отладке под себя всего этого хозяйства обернулись теперь для нее спокойной сытой жизнью. Если бы ни шантажист Сергей…

— Можно я возьму твою машину? — спросила Яна мягко. — Моя припаркована неудобно.

— Бери, — ответил Костя, не отрывая глаз от газеты.

«Идеальный самец не доволен, значит мне следует ехать на своей», — поняла Яна.

Она наклонилась, нежно поцеловала его шею у воротника, провела пальчиком по мочке уха, и ушла. После этих маленьких уловок она не сомневалась, что он станет приставать к ней сегодня вечером. Хорошо, не стал приставать сразу, измял бы всю укладку.

— Знаешь, детка, — остановил ее муж у самого выхода. — Мне, вероятно, завтра придется лететь в Краснодар. Степа очень наседает.

«Враньё, конечно», — быстро поняла Яна, но мягко улыбнулась, и изящно прикоснулась губами к его щеке.

— Дорогой, ты же знаешь, как я всегда скучаю без тебя.

***

Шестой год за рулем. Дорога до детского сада знакома ей до кочки. Супермаркет и прачечная совсем рядом, это так облегчает жизнь. Машину пришлось оставить на обочине, парковка забита до отказа, и даже возле грязного мусорного бака поставили новенький белый Фольксваген.

В прачечной пришлось немного подождать. Забавно, что большие пыльные окна помещения химчистки выходили как раз на двор детского сада. Максим, наверное, давно ее ждет.

Яна заглянула в окно, присмотрелась немного, и оцепенела от страха. У самой изгороди садика, прижавшись щеками к прутьям, стоял ее шестилетний сынишка, а рядом… У Яны была блестящая память на лица — и в анфас, и в профиль, и даже первых своих учеников спустя годы, она узнавала без труда. И вот сейчас она стоит, смотрит, как ее сын болтает увлеченно с… шантажистом Сергеем, и даже берет у него что-то из рук. Она смотрела и пила свой страх полными глотками, захлёбываясь и обливаясь. Ее трясло мелкой дрожью, и она не могла понять, куда бежать за помощью. В полиции им давно разъяснили, что нет состава преступления там, где нет доказательств. А у Яны их не было, и нет. Руки онемели, ноги как ватные. Каждую секунду, пока ее враг Сергей разговаривал с ее сыном, из Яны тихо выливается жизнь. Она… должна… его уничтожить. Даже если придется подохнуть, вцепившись зубами ему в глотку.

Не помня себя, она вышла из прачечной, спустилась по обшарпанной лестнице. Отмеряя одиннадцать одинаковых шагов по заваленному старой рухлядью холлу, Яна неистово сжимала холодные пальцы в кулачки. И прежде, чем переступить порог здания, она принудила себя улыбнуться. Она знала, что вышло омерзительно, но, пока никто не видит, Яна продолжала растягивать губы еще и еще. Так, что через полминуты плечи дернулись от мрачного конвульсивного смеха. Но там, в горле и где-то в груди было смертельно больно.

На улице так тепло и солнечно, словно зло и преступления не имеют места среди этих золотисто-голубых пейзажей, составленных из открытого чистого неба, задорного птичьего щебета и густых многослойных прядей желтеющей листвы. Прогретый воздух приятно ласкал озябшие руки Яны. Ноги сами шли прямо вперед.

— Привет, — произнесла она в спину Сергея. Вышло непринужденно.

— Привет, — он обернулся, чересчур резко. Он не понимал, что она знает его уже больше года, и слышала все аудиозаписи с его угрозами, и даже подглядывала во время одной из передач денег.

— Кто вы? — мило спросила Яна.

— Я Алексей Марков, ведущий специалист страховой компании «Гертруда».

Алексей из «Гертруды» был одним из кузенов Яны. Она заставила себя улыбнуться. Зверь подошел слишком близко.

— Очень приятно, а я мама этого сорванца, Яна Заляхова.

Яна строго посмотрела на сына и знаком отослала его в группу.

— Ух ты, — наигранно изумился Сергей. — Мы с вашим мужем Константином давно знакомы.

— Да, он много кого знает, — беспечно ответила Яна, шеей чувствуя недовольство противника.

— Кстати, — Сергей сделал вид, что внезапно вспомнил важное. — Мне необходимо передать вашему супругу некоторые бумаги.

— Простите, Алексей, у вас это не получится, — возразила Яна. — Он улетел в Краснодар.

— Какая жалость, — вздохнул вымогатель. — Мне в приказном порядке велено сдать документы до выходных, а ваш муж очень хотел застраховаться у нас по специальной программе.

— Подъезжайте ко мне, — предложила Яна. — Завтра у меня рабочий день, после двух я освобождаюсь.

— Двадцатое число, день авансовых платежей, — будто невзначай бросил Сергей.

— Точно же, — растянула губы в улыбке Яна. — До завтра.

— Позвольте, я провожу вас, — мягко заговорил Сергей.

— Не стоит, — ответила Яна кратко.

— Безо всякой лести, — продолжал навязчивый Сергей. — У вас отличный парнишка. У меня тоже сын.

— О! — наигранно мило всплеснула руками Яна. — Я срочно должна ехать. Прощайте, Сергей.

Яна развернулась и направилась к своей машине. Она не станет забирать сына в присутствии этого человек. Садик охраняется, так что у нее есть как минимум час. Яна заблокировала двери своего форда, и набрала номер воспитательницы.

— Ольга Николаевна, это мама Максима Заляхова. Сегодня я немного задержусь. Буду через сорок минут. Ребенка заберу именно я. Хорошо.

Яна выдохнула и тупо посмотрела на свой телефон. Чересчур сильно сжала пальцами переносицу, затем опустила руки в паническом расслаблении, но закусила губы, и решительно ухватилась за руль.

Через 10 минут она подъехала к корпусу технологического факультета местного института. Почему именно сюда? Здесь она начинала учиться прежде, чем перевелась на физико-математический. И, конечно, она помнит здесь каждый угол. Обернулась несколько раз. Никто не преследовал ее. На стоянке пусто. Кто знает, может быть, она перестраховалась? Яна подождала еще. Мимо прошли две женщины среднего возраста. Сумрачный зам. декана уехал куда-то на своей Калине.

Яна вышла, сделала несколько шагов по улице. Колени дрожали. Это неудобное короткое шерстяное платье, в котором она похожа на малолетку, давно следовало отдать на благотворительность. Делать нечего, пришлось выпрямиться и поднять подбородок. Гордая пигалица — это лучше, чем понурая пигалица. Первые двадцать шагов потные ступни так и стремились выскользнуть из туфель. На двадцать первом она споткнулась и чуть не полетела на колени. «Не важно — иди дальше».

Сейчас она дойдет до парадного входа, поднимется по лестнице, войдет, и мило кивнет знакомой вахтерше, дойдет до туалета, позвонит Альберту, вернется обратно, и забирать Макса она будет уже не одна.

В женском туалете было сыро и холодно. Табачный дым вонючей копотью оседал в горле, на волосах и на одежде.

— Я буду дрыхнуть сегодня весь день, — раздался в трубке хриплый голос Альберта.

— Пожалуйста, скажи, что ты в городе! Двадцать минут назад шантажист Сергей разговаривал с моим Максом у загородки в детском саду, — выпалила Яна.

Альберт был начальником уголовного розыска области, и Яна категорически не любила его беспокоить. Они учились в одном классе, и умудрились даже переспать разок, после чего Альберт сказал, что не позволит больше ни одной брюнетке нарушать его целомудрие. Яне тоже не понравилось. Они могли бы чаще общаться, но Альберт вскоре женился и его супруга (натуральная блондинка, между прочим) оказалась ревнивой как африканский крокодил.

— Тебя еще не доконала эта тягомотина? Неужели твой Костя не может с этим разобраться? — вздохнул Альберт. — Ладно, сейчас Лёха подъедет к детскому саду.

Послышались короткие гудки.

Яна прислонилась спиной к грязной холодной стене женского туалета. Отзвуки слов Альберта таяли в воздухе, и на душу спускалось ласковое пресное безразличие. Если взялась защищаться, она доведет это до конца. Хотя бы все оказалось миражом. И пусть Альберт потом всем рассказывает про свою умалишенную одноклассницу. Ничего. Главное, не дать всей этой криминальной гнили стать частью ее жизни.

Яна напряглась и стиснула зубы. С нее хватит шантажа и угроз.

На секунду закрыла глаза. Потом резко отстранилась от стены, решительно шагнула вперед, и, вздрогнув, отшатнулась. Перед ней стоял Сергей. Мрачный, без тени наигранной приветливости.

— Кому звонила?

— Да пошел ты.

Он шагнул вперед, его рука сдавила ее горло. Крикнуть стало невозможно, дыхание затруднилось. Приложив Яну спиной о стену, Сергей уверенно сжимал её горло. Второй рукой он быстро шарил в кармане.

Не помня себя, Яна импульсивно вытащила из сумки нож с широким лезвием, и через секунду он по рукоять ушел в бок шантажиста. Яна колола от себя и вверх, не понимая, что творит. Мужчина зарычал, теряя контроль над ситуацией. Чувствуя ослабление хватки на своём горле, Яна как безумная прижала обе руки к себе, согнулась и лбом со всей силы толкнула Сергея в живот. Он должен был упасть спиной на раковину для мытья рук, она услышала характерный звук, стон, но это она вспомнит позже — в тот момент окружающая действительность обступила Яну серой стеной ряби. Руки дрожали так, что она не сразу попала пальцами в дверную ручку. Выбросившись из туалета, кинулась по коридору в сторону холла. Вахтерши нет. На улице ослепительное солнце заставило ее остановиться. Пусто. Парочка студентов вдалеке. На газоне разлёгся кот. По дороге снуют машины. Яна сделала шаг. Полиция должна была это видеть! Почему её не арестовывают?! Почему нет полицейских сирен?!

Ноги вкривь и вкось ступали по разбитой асфальтовой дорожке. В груди колотилось так, словно вместо сердца установили дренажный насос. В ушах, на шее, в голове больно пульсировала кровь. Моральное опьянение и горькое чувство вины горели в ней ожогом. Едва удерживая сумку, которая сделалась невероятно тяжелой, Яна беспрепятственно подошла к своей машине. Мимо прошла группа молодых людей. Они громко беседовали и смеялись. По главной дороге промчалась машина скорой помощи, сигналами оповещая мир о том, что кто-то будет обязательно спасён сегодня.

* * *

Не вполне владея собой, Яна Александровна минуту за минутой сидела в салоне своей машины, крепко сцепив руки в безнадёжной попытке согреть ледяные пальцы. Её трясло и судорогой сводило ноги. Ум отказывался обрабатывать ту информацию, которую надёжно сохранила память. Её убивали… Её только что убивал этот страшный человек! Она не в состоянии была дотянуться до ключа зажигания. Кисти рук онемели. Словно протезом она пошевелила правой рукой. На ней не было крови. Только на платье. Небольшая бурая капля. Она содрогнулась всем телом и открыла рот не в состоянии издавать звуки. В ужасе она тянула ткань платья прочь, отстраняя от кожи. Швы трещали, но держались.

Через голову. Скорее! Скорее! Она потащила его через голову. Что-то лопнуло. И порвалось. Яна ткнулась лбом в руль. В одном бюстгальтере немыслимо вести машину через весь город.

Под задним сиденьем нашелся старый коричневый свитер, забытый после выходных на даче.

Пришлось разминать правую руку — сустав заболел от напряжения. Сумка стала такой легкой! Этот ужасный нож… Она так и не выложила его. Два года он ездил с ней на работу, совершая весь ее путь туда и обратно. Ни разу не обрезавшись, она постоянно ощупывала крепкую широкую рукоять, лезвие, такое холодное иногда… Почему она так и не нашла времени купить перцовый баллончик? Яна посмотрела на свое жалкое отражение в зеркале заднего вида. Может быть, сейчас выйдет из-за кустов разъяренный Сергей и зарежет ее в ответ? Прошли минуты, но она почему-то твердо знала, что он, этот страшный человек, заканчивает свою жизнь сейчас. И это не вызывало в ней эмоций.

Когда он только начал их преследовать, первое что пришло в голову — положить нож в сумку, чтобы защитить сына и мужа, если что… Как медленно и как быстро прошли эти два ужасных года.

* * *

— Мам, отвези меня к дедушке, — ныл Максим по дороге домой. — Завтра в садике дурацкий день бега. Ты же знаешь, я ненавижу бегать для зрителей.

— Ты же играешь в футбол с папой во дворе, — выдавила из себя Яна. — Любой житель нашего дома может посмотреть на это.

Яну тошнило, голова кружилась и болела, она остановила свой форд возле магазина.

— Купи минеральной воды, — попросила сына.

— Ну, мам, — протянул Максим. — Как насчет завтра?

— Ладно, поедем к деду, — еле слышно отозвалась Яна. В висках ухало так, что сложно было говорить.

* * *

Домой Яна возвращалась одна. Сын с радостью остался у свёкра.

На улице совершенно стемнело. Старые тусклые фонари светили не везде.

У подъезда как обычно чисто и хорошо освещено. Еще бы, в их доме содержит рабочие квартиры половина администрации города. Лифт всегда работает. Швейцар опрятно одет.

Не в силах распрямить плечи, Яна робко переступила порог квартиры. В темноте коридор показался грязной траншеей. Наверное, Костя все знает и напряженно ждет ее для серьёзных объяснений. Казалось, весь город обсуждает всё происшедшее в мельчайших подробностях.

— Привет, — сказала она в пустоту. Вышло очень тихо и немного сипло.

— Привет, — повторила она.

Раздался шорох из второй спальни. Константин часто уносил туда ноутбук и работал по вечерам, чтобы голоса жены и сына не отвлекали его. Это была самая дальняя комната, и если закрыть немецкую звукоизолирующую дверь, там ничего не будет слышно. Поэтому в некоторые из будних дней Яне казалось, что муж ночует на работе, когда как он находился в нескольких метрах, через стену.

Послышались тяжелые шаги.

— Мама недовольна, что ты привезла им Макса без предупреждения.

— Прости, — ответила Яна вяло. Стараясь не смотреть в глаза мужа, она аккуратно поставила свои ботинки на обувную полку.

— Ты даже не спросила, как она себя чувствует сегодня, и какие у нее планы на завтрашнее утро, — продолжал Костя.

— Свекор сказал, что я могу оставить Максима хоть на неделю, — ответила Яна смелее. Она решилась посмотреть на супруга.

Он выглядел вполне обычно.

— Ты же знаешь, — раздраженно заговорил Костя. — Отец не чувствует всех тонкостей. Он рассуждает проще. Татьяна Анатольевна требует особого отношения.

Яна как обычно, не стала озвучивать, что она думает насчет особого отношения к капризам женщины шестидесяти девяти лет.

— Хочешь, я позвоню ей? — примирительно проговорила она.

— Будь любезна.

Яна прошла на кухню, и, не зажигая света, вымыла руки ледяной водой. Умылась несколько раз, и в отупении оперлась на раковину.

Как во сне она набрала номер свекрови. Извинилась, и попросила уважаемую Татьяну Анатольевну поделиться планами на завтрашнее утро.

— Я заеду за Максимом завтра утром в любое время, — без эмоций сказала Яна, и тут же услышала в трубке приглушенное ворчанье свекра.

— Нет-нет, моя дорогая, — поспешно отозвалась свекровь. — Мы прекрасно проведем выходные.

— Максим будет очень рад, — ответила Яна честно. — Я обязательно позвоню завтра. И если понадобится что-то, говорите мне об этом в любое время.

— Спокойной ночи, — отозвалась свекровь.

«Значит, раньше 10 утра завтра не звонить» — поняла Яна.

— Спокойной ночи, Татьяна Анатольевна.

Яна медленно опустилась на теплый кухонный пол. В полутьме ее ноги и руки выглядели, словно гнилые коряги старого дерева. Перед глазами отчетливо предстало искаженное злобой лицо шантажиста Сергея. Почему он топтал грешную землю именно под этим именем? Почему не назвался Яном? Тогда бы она могла догадаться, что вонзая нож в его туловище, вонзила точно такой же и в своё. Ей было так больно, словно в левой руке порвался важный сосуд, и она непременно должна будет умереть от внутреннего кровотечения в самое ближайшее время.

Яна неистово зажмурилась, но это не помогало избавиться от памяти об искажённом злом лице. Она понуро опустила голову и послушала тишину, элегантно разбавленную хлопками подъездной двери и мерным гулом машин с дороги, слышным через открытую форточку. Тёплый ветер с улицы шевелит тонкие занавеси. Яна ещё раз потёрла ладонь о ладонь и набрала чей-то номер.

— Добрый вечер, дорогуша.

— Мама, привет, — ответила Яна.

— У нас все хорошо. Папа на рыбалке выловил двух щучек.

— Ух, ты!

— Я уже приготовила их со сметаной.

— У нас тоже все хорошо, — сказала Яна.

— Передавай Константину привет от нас. Приезжайте в гости, как только у Максима начнутся каникулы.

— В нашем садике не делают каникулы.

— Ну, хорошо, как соберетесь, предупреди. Пока.

— Пока, мам.

Мучительно желая забыться, она поднялась. В квартире снова тихо. Неужели Костя забыл, что она дома? Обычно он вел себя иначе, когда они оставались в квартире вдвоем. Яна отмеряла шаги по коридору и чувствовала себя совершенно разбитой. Толкнула дверь кабинета рукой.

Картинно красивый Костя мирно спал на широком диване, темная прядь упала на лоб, и его ровное тихое дыханье говорило о том, что ей не стоит его будить.

Пошатываясь, она пошла обратно. Не раздеваясь, забралась под грубый плед на тахте и после двух часов несуразных пугающих воспоминаний, забылась тяжелым прерывистым сном.

***

— Маленькая царевна Уля так устала брести по лесу, что совсем отчаялась найти дорогу. Вдруг прямо перед ней возникла узкая лесная тропа. Добрая царевна пошла по волшебной тропинке, и через несколько минут оказалась на широкой приветливой поляне, заросшей мальвой, земляникой и васильками. Впереди блестел большой овал лесного озеро. Старый Мудрый Ежик жил здесь вот уже двадцать лет. Усталая и голодная Уля присела на берегу заколдованного озера, и огляделась. Мимо плыла утка с утятам. Разноцветный селезень с блестящими перышками был последним в их цепочке. Одинокая Уля окликнула уток, и попросила их подтолкнуть к ней лодочку с противоположного берега. Но дикие утки ее даже слушать не стали, не стоило ей кидать в них камешки на поле, — прочел Гаврила Сергеевич, и обернулся на маленькую внучку. Она так серьезно, с таким вниманием слушала сказку, что он поневоле ощущал себя важным. Такая маленькая, с шарфом на шее, от её ночной рубашки пахнет согревающей мазью. На табуретке неподалёку от них спрей с морской водой для промывания носа.

Гаврила Сергеевич улыбнулся и тут же вздрогнул от болевого импульса в груди. Приступообразная боль, острая неожиданная необъяснимая — это что-то новое, вчерашняя тренировка со штангой была лишней? Но что плохого, если трёх раз на тренажёрах ему не хватает? Сердце его не беспокоило никогда. Что это ещё за нежданная дряхлость?

Через полчаса на подоконнике навязчиво заурчал телефон. Гаврила Сергеевич отрицательно относился к предчувствиям — если на роду написано, то и предчувствовать нечего, не поможет — но сегодня его необъяснимо раздражала возможность говорить по телефону.

— Подожди-ка, принцесса, — поднялся он с неохотой. — Да? Где найден?! Кем? — Помолчал. Продолжал тише. — Приеду только завтра утром. Сегодня занят.

— Деда, почитай! Деда, почитай! — запиликала Галя. — Д-е-е-е-да! Почита-а-а-а-й!

— Д… Да, принцесса.

Гаврила Сергеевич остановился посреди комнаты, и несколько минут не мог сообразить, что для чтения ему следует снова присесть на диван и взять в руки книгу.

***

В шесть утра Яну разбудил навязчивый телефонный звонок из недр сумки, валявшейся возле холодильника — неслыханный акт вандализма.

— Да, — разлепила губы Яна.

— Бодрое утро, — насмешливо и мрачно выговорил Альберт. — Одевайся и спускайся к подъезду с вещами.

— Альберт, это глупая шутка, — выговорила Яна, и тут же поледенела, вспомнив происшедшее одиннадцать часов назад.

— Просто поговорим у меня в машине. Только ты и я, — настаивал Альберт. — Костя в бинокль может посмотреть.

— Я иду, — отозвалась Яна.

Со стороны второй гостиной не доносилось ни единого звука. Муж давно привык, что школьное начальство звонило Яне и рано утром, и поздно вечером. Костя нервничал вчера, значит, устал или на работе снова наседают с квалификацией персонала.

Яне не нужно было одеваться, она лишь почистила зубы и немного причесалась.

— С недобрым утром тебя, — буркнул Альберт, потирая мятую щеку. Вероятно, минут сорок назад он нежился в теплой постели, чвакая губами на горячем плечике жены.

— Что успело случиться? — безжизненно спросила Яна.

— А, ну да, — встрепенулся он, и повернулся лицом к собеседнице. — У меня так-то выходной сегодня. Звонит Петрович час назад. Двойное убийство в институте.

— Двойное? — переспросила Яна изумленно.

— Значит, на одинарное ты согласна? — Хитро прищурился Альберт.

— Я жажду подробностей, — сухо отозвалась Яна, прислонилась лбом к стеклу.

Присутствие задиристого Альберта совершенно неожиданным образом подбодрило ее. Его живая хваткая манера была очень вовремя сейчас.

— Я только что с места преступления, поэтому расскажу как очевидец, — начал Альберт профессиональным тоном. — Некто Сергей Ш… найден мертвым в женском туалете технологического факультета. Лужа крови. В правой руке у убитого найден нож, которым минут за двадцать до смерти Ш… была убита сторожиха того же факультета. Другой рукой убитый хватался за нож, которым его прикончили.

Яна почувствовала приступ тошноты.

— Человек, зарезавший Ш…, был ниже среднего роста. И этот неизвестный мститель, — Альберт в упор посмотрел на Яну. — Сам рисковал пасть жертвой вчера.

— Можешь надеть на меня наручники, — ответила Яна стараясь говорить уверенно. — С этим хреново жить.

— Я бы с радостью, — отозвался Альберт. — Но я с возрастом стал таким чувствительным. Жаль сажать женщину, которая покончила с… В общем, он поставлял мальчиков педофилам и так далее.

Яна вздрогнула, у нее закружилась голова. Она повалилась на широкую спинку автомобильного кресла. Альберт равнодушно глянул исподлобья.

— Все бы ничего, и через какое-то время я закрыл бы это дело. Но, видишь ли, родной дядя этого п… пострадавшего не кто иной как прокурор области. И он имеет полное право самостоятельно вести дело. Здесь он может все.

— Плевать, — отозвалась Яна безжизненно.

— Этот человек выпотрошит тебя за несколько часов. Я был помощником одного из его людей когда-то, — заговорил Альберт чуть теплее. — Можешь сразу признаться. (Пауза) Но имей в виду, твоему мужу и сыну придется очень далеко переехать в случае твоей явки с повинной.

— Я бы и не приехал, — продолжал он через минуту. — Но у нас нет против тебя не единой зацепки. Камера наблюдения в тот вечер глюкнула. Думаю, это произошло неслучайно. Никто никого не видел. Даже на ноже, торчащем в боку убитого (Яна зажмурилась ещё крепче) только его отпечатки. Скажу больше, не позвони ты мне вчера насчет детского садика, я и не подумал бы шевелиться по этому поводу.

— Я звонила из того самого туалета, — хрипло ответила Яна, по ее вискам стекали холодные струйки пота.

Двумя недрогнувшими пальцами Альберт сомкнул губы Яны.

— Вы бабы народ изворотливый, — сказал он иронично. — Постарайся, потерпи ради своих мужиков. Просто смешайся с толпой. Поняла?

— Альберт, я…

— Все, вали отсюда. А то еще люди подумают чего. Вот, мне еще ребенка в школу везти.

Прежде чем вернуться в квартиру, Яна неторопливо обошла вокруг дома несколько раз. Холодный неподвижный утренний воздух привел ее в чувства настолько, насколько это было возможно. На улице, да еще утром, течение самой жизни становится наиболее естественным.

Она неохотно достала из кармана ключи, и безо всякого удовольствия ощутила на щеках теплый воздух внутри подъезда. Восьмой этаж, и дверь квартиры на расстоянии вытянутой руки. Она бы закусила губы или до боли сжала кулаки, но силы девались куда-то. И она просто повернула ключ и толкнула дверь руками.

— Вместо того, чтобы так часто кидать деньги на телефон, купила бы лучше хлеба, — недовольно заговорил Костя с булавкой в зубах.

— У меня левая брючина отклеилась, — продолжал он, потирая заспанное лицо.

— Отклеилась от чего? — не поняла Яна.

— Они приклеивают их, когда подгибают, понимаешь? — проговорил он с чувством. — Портнихи подклеивают концы брюк.

Яна поняла, что муж не успел почистить зубы. Константин тоже это понял, и исчез за дверью ванной.

Оказавшись в кресле с иголкой и брюками в руках, Яна подумала, что стоит на самом краю обрывистого берега. И либо она прыгнет, либо упадет, иначе и быть не может, когда зайдешь так далеко… Осталась смутная надежда на то, что внизу вода — она лучше камней.

— На неделю в Краснодар лечу, — сообщил Яне муж, наскоро проглатывая булочку с сыром.

— Когда самолет?

— Через час, — Костя поднялся из-за стола.

— Ты бросишь меня уже сегодня?

— Стой. Ты ведь не собираешься устраивать истерик по поводу того, что надоевший любовник исчезнет на неделю, и оставит тебе немного денег? Я рассчитываю застать свою жену еще более красивой, чем обычно.

Он поцеловал ее в лоб, и принялся обуваться. Слова не помогут, Костя настроился ехать еще вчера. Говорить с ним сейчас не имеет смысла. Бестактно вызывать раздражение партнера перед самым отъездом.

При других обстоятельствах Яна обрадовалась бы возможности обновить гардероб, сделать генеральную уборку, встретиться с подругами, поспать лишний раз в обеденное время. Но сейчас многое сломано одним махом, внутри очень болит, ей стало вдруг не до всего. А теперь ее Костя хочет оставить ее, он не чувствует, он не заметил…

— Я буду сильно скучать по тебе, — сказала Яна требуемое. Голос не подвел. Получилось в меру грустно.

Он захлопнул за собой дверь, а она прикоснулась щекой к стене. Должны были появиться слезы — не появились, на душе сухо и твёрдо. Там, за толстой входной дверью, послышались звуки лифта. Кабина опустилась — клац — снова поднялась. Вот хлопок соседской двери. Пара женских каблуков яростно барабанит над головой — Лидия Игоревна с девятого этажа собирается на работу. Живая женщина; чужая ей соседка. Красивая дочь Лидии Игоревны спокойно уведет Костю из семьи, если Яна совершит промах. Сейчас так понятно, что Константин Заляхов не создан для милосердия. Неужели он не обернется, не поддержит хоть словом?..

Следовало заставить себя как-то жить, но глаза сами собой закрылись, и Яна опустилась на колени. Жизнь, обставленная с таким старанием, полиняла и скомкалась после неудачной стирки на режиме кипячения.

Яну Александровну покинула всегдашняя въедливая тревожность. Кого бояться, если сама совершила преступление? У кого искать понимания убийце?!

Отмечая неудобство головной боли, Яна потёрла виски и отстранилась от косяка, бесцельно сделала несколько шагов по квартире. Потрогала идеально расправленные занавески, наступила на рубашку Кости, подняла ее, скомкала, бросила в кресло, промахнулась. Лишённая желаний и надежды на сочувствие, учительница понурила худенькие плечи, пришла беззвучно в спальню сына, легла на пол лицом вниз. Она ощутила себя погребённой. Свет смысла и сила воли покинули её. Незачем стало двигаться дальше.