Драматические произведения

Пётр Некрасов

Петербургский автор Пётр Некрасов, известный циклом детективных романов «Студент», работает в разных жанрах, включая киносценарии, произведения для музыкального и драматического театров. В сборник вошли пьесы, известные по спектаклям, поставленным на сценах петербургских театров («Дамба», «Джей», «Планета для принца», «Выход в Город»), а также публикующиеся впервые – «Ветвь яблони», «Судьба», «Иванычи». Автор является приверженцем гуманистических традиций классической отечественной драматургии.

Выход в Город

Пьеса в 2 действиях по мотивам повестей А. Лавреева «Сучок в кармане Города» и «Тайна синей пирамиды»

^{Звучит третий звонок. За ним четвёртый и пятый. Пиликает дешёвый электрический будильник, поставленный на туго набитый рюкзак у изголовья раскладушки. Рядом примостилась гитара в чехле. Человек не глядя дотянулся до часов и «придушил», поставил на подоконник. Лежит ещё полминуты с открытыми глазами.}

^{Почти пустая комната. Обои отстают от стен, из приоткрытой форточки дует. Слышно, как за окном прогудел тепловоз, и тут же — эхом разносится над железнодорожными путями холодный женский голос:}

— Внимание, со стороны Города приближается скоростной поезд…

^{Такие комнаты сдают в пустующих общежитиях летом — переночевать. Не гостиница, конечно, но раскладушка есть, одеяло есть, чего ж ещё? Молодой человек сел на раскладушке, помассировав лицо руками, вытащил из кармана и надел очки. Спал он по-походному — не снимая джинсов и брезентовой куртки-штормовки, в комнате-то нежарко. Шнурует кеды. За оконным стеклом тусклое серое утро. Потянул с подоконника будильник, чтобы пихнуть в рюкзак, и при этом на пол упала забытая кем-то раньше книга, без обложки и страшно затрёпанная.}

ЧИТАТЕЛЬ (читает страницу, где книга раскрылась при падении). «Какой сейчас месяц?» — отрешённо спросил я. — «Декабрь». — «А число какое?» — «Двенадцатое…» (Заинтересовавшись, углубляется в чтение.) Действительно, вчера было одиннадцатое декабря, но вчера была зима, а сегодня уже лето. Значит, опять этот мой полуденный сон. Город без названия… (Перевернул книгу обложкой кверху, чтобы прочесть название). Алексей Лавреев. «Сучок в кармане Города». Повесть.

^{Пожал плечами, кинул книгу на раскладушку. Завязал рюкзак, потом потянулся за гитарой, готовый наконец решительно встать и покинуть неуютный ночлег. Но стоило гитаре оказаться в руках, и ЧИТАТЕЛЬ невольно, прямо через матерчатый чехол, отстучал ритм только что пришедшей в голову мелодии. И вполголоса напел:}

…Это всё полуночный мой бред,

это всё мой полуденный сон,

это память вторых этажей,

это вепря затравленный стон!

^{Он бы, может, и мелодию подобрал, но в этот момент за окном снова прогудел тепловоз. Теперь уж точно пора. ЧИТАТЕЛЬ мигом вскочил на ноги, закинул гитару за плечо… Секунду поразмыслил и пихнул затрёпанную книжку в карман рюкзака… Почему бы не почитать в дороге? Вышел.}

^{Пустая комната. Обои отстают от стен, из форточки дует. И слышно, как за окном над железнодорожными путями разносится бесстрастный женский голос.}

— Внимание, прибывает скорый поезд в сторону Города…

КАРТИНА 1. ТРАВМПУНКТ

^{Белые кафельные стены. В тяжёлом, с мягким сиденьем и подголовником кресле, какие бывают только в медицинских учреждениях, сидит ЛАВРИН — коренастый и темноволосый юноша, одетый в чёрные брюки, чёрные кроссовки, чёрную рубашку. Его одежда в пыли, местами порвана. Губа кровоточит, костяшки на кулаках сбиты. Он только что пришёл в себя, непонимающе озирается.}

ЛАВРИН. Как я здесь очутился? Нет, это сон — надо ущипнуть себя за руку, и всё пройдет… Больно!.. Значит, не сон. Но тогда где же я? (Снова оглядывается, оценивая обстановку.) Стоматология? Травмпункт? (Поглаживает покрытые ссадинами пальцы.) Дрался я, что ли? (Скривившись от боли, выкарабкивается из кресла. Стоит, переводя дыхание. Говорит сам с собой, чтобы успокоиться.) Так. Вчера вечером. Вышел из кино — помню. Часов десять вечера было, темно, снег шёл. Мёрз на остановке в ожидании троллейбуса — помню. Он подошёл через полчаса. Сел в пустой салон, ехал до дома, вышел — всё это я прекрасно помню. А дальше? Провал памяти? А-мне-зия, Валерка так говорит… Ноги чертовски устали — где же это я шатался ночью, по холоду? Откуда кровь на рубашке?

^{Дверь открывается. Из яркого, с фиолетовой нотой света, выступает белая фигура — высокая и гибкая. Халат, маска, колпак, устало улыбающиеся глаза — ДОКТОР вернулся с операции. Мельком взглянув на ЛАВРИНА, врач проходит к небольшому столу с настольной лампой. Выдвигает ящик.}

ДОКТОР (не глядя на пациента, но приветливо). Очнулся? Ну наконец-то. Я уж думал, проспишь до вечера. Легче тебе?

ЛАВРИН (невольно отступил к стене, свёл плечи; ответил по-заученному). Лаврин. Учащийся. Год рождения: семьдесят четвёртый. Курс лечения: второй.

ДОКТОР (с интересом). Тебя где так научили отвечать?

ЛАВРИН. Спецклиника для несовершеннолетних. Отучение от табакокурения. Два курса.

ДОКТОР (понимающе усмехнулся). Указ господина Президента? Пора бы уже забыть.

ЛАВРИН. Вы там сами лежали? На излечении? Ну вот вы и забывайте, а у меня не получается.

^{ДОКТОР в дискуссию не вступает. Вытащил из ящика шприц с ампулой, набрал лекарство, поднялся. ЛАВРИН послушно уселся обратно в кресло. Доктор подошёл, протёр кожу на руке перед уколом.}

ДОКТОР. Помнишь, как сюда попал? Как всегда. Амнезия. Ты позвонил ко мне в дверь в два часа ночи. Я ждал тебя позже.

ЛАВРИН. Ждал?! Мы что, знакомы, что ли?

ДОКТОР. Ну теперь-то знакомы. (Делает укол.) Очень больно было? (ЛАВРИН пожал плечами — нет, мол, спасибо за оказанную помощь. И ДОКТОР уточняет.) Когда били?

ЛАВРИН. Я же не помню ничего! Я как сюда добрался, не помню. Я как вас зовут, не помню.

ДОКТОР (философски). Это как раз необязательно. (Снова устроился за столом, достал из ящика стола растрёпанную медицинскую карту, авторучку, пачку сигарет. Усмехнулся, закуривая.) Не волнуйся, это не спецклиника.

ЛАВРИН (решив разом всё выяснить). Хорошо. Где я?

ДОКТОР (пишет в карточке). У меня дома.

ЛАВРИН. Это вы так по дому ходите?

ДОКТОР. Работы много.

ЛАВРИН (упрямо). Какой адрес вашего дома?

ДОКТОР. Больше тебя ничего не интересует?

ЛАВРИН. Нет!

ДОКТОР. На шестьдесят четвёртой улице, пятый район.

ЛАВРИН. Это что, Нью-Йорк, что ли?

ДОКТОР. Это моя квартира.

ЛАВРИН (сдерживая раздражение). Город как называется?

ДОКТОР. Город. Всё, я тебя записал. Увидимся. Тебе какой автобус прямо до дому?

ЛАВРИН (машинально). Тридцать первый.

ДОКТОР. Остановка прямо за углом. (Разгладив ладонью историю болезни, прочёл вслух.) «Мы ходим вкруг да около, в тени большого Города». Это ты сочинил?

ЛАВРИН (недоволен и смущён). Ну я… Чего там делать-то, в клинике вашей…

ДОКТОР. Вот видишь. Странный вопрос, какой Город. Всё тот же. Куда он денется?

ЛАВРИН. Хорошо, где пальто моё?

ДОКТОР (спрятал историю болезни, задвинул ящик). Пальто?

ЛАВРИН (нервно). Пальто! Снег на улице. Холодно.

ДОКТОР (слегка удивлён.). Тридцать жары, а тебе холодно?

ЛАВРИН. Как это тридцать?

ДОКТОР. По Цельсию.

ЛАВРИН. Так. А месяц какой?

ДОКТОР. Декабрь. Плащ на вешалке, если хочешь.

^{ЛАВРИН увидел вешалку. Мнётся в нерешительности.}

ЛАВРИН. Красивый.

ДОКТОР. Нравится? Забирай. Это же всё не моё. Приходят, как ты, оставляют.

ЛАВРИН (возится с плащом). Как вас зовут-то?

ДОКТОР (с улыбкой наблюдая). Да зачем тебе всех по именам называть? Просто Доктор. Просто Город.

^{ЛАВРИН надел плащ, глубоко сунул руки в карманы. Ему нравится.}

ЛАВРИН. К нему бы шляпу ещё. А нету…

^{ЛАВРИН идёт к двери. ДОКТОР следом, как и положено, провожая гостя. Протягивает руку на прощание. ЛАВРИН пожимает её и смотрит на бейдж прицепленный к кармашку врачебного халата.}

ДОКТОР (дружелюбно). Удачи!

ЛАВРИН. Теперь я знаю твоё имя.

^{ДОКТОР улыбается.}

.

КАРТИНА 2. ГЕНКА

^{Двухкомнатная квартира в новостройке, каких много на окраине любого города. У стола, заставленного фотопринадлежностями, в кресле спит ЛАВРИН. Это его квартира, он дома.}

^{Дверь с лестничной клетки в прихожую открывается без звонка или стука — видимо, не была заперта. ГЕНКА, сверстник ЛАВРИНА, проскальзывает в квартиру. Налево в кухню ГЕНКА не пошёл, а не разуваясь двинулся прямо в комнату. Похоже, ГЕНКА в этой квартире не впервые.}

^{На ГЕНКЕ вызывающий «прикид»: кожаные перчатки, длинные волосы торчат из-под козырька кепки, украшенной символом, смутно похожим на свастику. Тот же угрожающий символ красуется на груди давно не стиранной белой футболки, ниже — лозунг «Нация сильна и здорова». А вот телосложение подкачало: ГЕНКА тощий и неказистый.}

^{Незваный гость мог бы просто тряхнуть приятеля за плечо. Но замечает на столе репортёрский диктофон — пластиковую коробку величиной с толстую книгу, снабжённую ремешком, чтобы таскать на плече. Покосившись на спящего хозяина квартиры, ГЕНКА тянется к клавише и не без опаски включает воспроизведение. Магнитофон откликнулся мягким голосом Юрия Визбора:}

Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены.

Тих и печален ручей у янтарной сосны…

ГЕНКА. Упс!

^{Туристские песни — явно не та музыка, которая ГЕНКЕ нравится, да и не то, что он рассчитывал услышать. Зато ЛАВРИН открывает глаза. Видит ГЕНКУ, узнаёт его. Дождавшись, пока Визбор споёт про}

Милая моя. Солнышко лесное…

^{выключает диктофон. Всё это время ГЕНКА стоит рядом с насмешливым, но при этом недовольным видом.}

ЛАВРИН. Доброе утро, Ген. Сколько времени?

ГЕНКА. Много времени! Добрый вечер, вообще-то! Дверь у тебя чего нараспашку?

ЛАВРИН. Ключ сломал.

ГЕНКА. Это хорошо, что я пришёл! А если бы нет? Если бригада из госпрокуратуры? Или ещё кто похуже?

ЛАВРИН. А почему светло? (Кивает на окно.)

ГЕНКА (пожав плечами). Белые ночи.

ЛАВРИН. В декабре?

ГЕНКА (торжествующе). Вот! Вот ты это своему Валерке повтори! Что лето от зимы уже не отличаешь! Тогда он, может быть, поймёт, у тебя или у меня с головой не в порядке!

ЛАВРИН (примирительно хлопает ГЕНКУ по лозунгу на животе футболки). У тебя всё в порядке, Ген. «Нация сильна и здорова»!

ГЕНКА (взвился). А чего смешного-то? Чего смешного? Может, не Валерка твой орал, что у каждого, кто смотрит шоу «Полигон», мозги набекрень? «Госпропаганда!» «Зависимость!» «Психотропное воздействие!» И потом — ты снова спутал! Я как раз не ору, что «Нация сильна и здорова»! Я не нацепляю юниформу, не бью витрины, я не бью морды, я просто смотрю шоу! Мне просто нравится, когда красивые девушки дерутся!

ЛАВРИН (стараясь закрыть тему). Не суть важна…

ГЕНКА (аж зубами заскрипел). Слушай! Я всё могу понять, я не злой. Могу понять Валеркино хамство. И твоё тоже — с кем поведёшься… Но не врубаюсь я, почему вы оба грамотно говорить не желаете? Что это — «не суть важна»? — поясни, будь любезен!

ЛАВРИН (оправдываясь). Ну, как бы, «не в том дело»… (Вылез-таки из кресла.) У меня, Ген, неполное среднее образование… И два курса лечения…

ГЕНКА (громогласно). «Не суть важно»!!! Запомни сам и Валерке объясни! Глагол-связка! «Суть — есть»! Не есть важно!! Не является важно!! Как ты в одежде можешь спать, не понимаю!

^{ЛАВРИН подошёл к окну. Отдёрнул чёрную штору. Открыл балконную дверь. ГЕНКА, заметив, что его не слушают, бухнулся в кресло и глянул на диктофон.}

ГЕНКА. Валерка к тебе сегодня припрётся?

ЛАВРИН (пожал плечами). Вы ж не предупреждаете.

ГЕНКА (проницательно). Завтра финал сезона.

ЛАВРИН. Я в курсе.

ГЕНКА (голосом сыщика). Валерка — репортёр. Я знаю, как работают репортёры: один с диктофоном, другой фотографирует. Значит, Валерка собирается завтра утром делать репортаж для своих «Новостей». Ты при нём фотограф. Маленький оруженосец. Как всегда. Я в чём-то ошибся?

ЛАВРИН. Теоретически — не ошибся. Только я не фотограф. Я стихи пишу. Тебе Валерка зачем?

ГЕНКА (пренебрежительно). Вообще не нужен. Сто лет не нужен.

ЛАВРИН. Черёмуха цветёт. А мне декабрь снится…

ГЕНКА. Тысячу раз слышал! Что страшное плохое государство тебя, дурака, бесплатно лечило, и теперь тебе, бедному, кошмары снятся. Кто ж тебя заставлял курить, травить себя? Государство? Шоу «Полигон»? Или, может, я, грешный?

ЛАВРИН (продолжаете вспоминать). Там был травматологический пункт. Доктор говорит: почему на тебе пальто? Я говорю ему: декабрь — холодно…

ГЕНКА. Медсёстры там были, в этом сне?

ЛАВРИН. Нет.

ГЕНКА. Упс! Извращение. Должны сниться женщины. Со стройными ногами.

ЛАВРИН. Указ господина Президента.

ГЕНКА (недоволен, что перебили). Чего?

ЛАВРИН. Доктор спросил. Я ответил, что меня отучали в спецклинике по указу ГП.

ГЕНКА (устало). Так! Вот опять! Что это — «Гэ-Пэ»? Что за «Гэ-Пэ» такое, которое указы издаёт?

ЛАВРИН. Ну ты же понял.

ГЕНКА. Да я-то всё понял! Я понял, что ты, как всегда, за Валеркой всякую чушь повторяешь. Валерка скажет в «Вечерних новостях», а ты повторяешь! «Гэ-Пэ» это — государственная прокуратура! Официальное сокращение! Карательная, погрязшая в коррупции структура, которая спит и видит, чтоб шоу «Полигон» закрыли. «Гэ-Пэ» мне сильно мешает. А господин Президент не мешает! Господин Президент недавно сказал, что ему тоже нравится смотреть шоу «Полигон»! Так что не надо сокращать!

ЛАВРИН. Ты что, голодный?

ГЕНКА (насторожившись). А что?

ЛАВРИН. Ты пришёл без приглашения — значит, тебе что-то надо. Валерка тебе сто лет не нужен. Денег ты просишь по телефону. Когда просишься на ночлег, стараешься с порога не орать. Значит, ты просто голодный. Блины будешь?

ГЕНКА Блины я не ем! (Пауза.) И я на тебя не орал…

ЛАВРИН. А, ну да, ты же утром на «Полигон». На метро экономишь?

ГЕНКА (досадливо). Да какое метро? Ты сам уйти можешь? Погулять где-нибудь? Ночь белая. А ты, вон, дрыхнул целый день.

ЛАВРИН (недоверчиво улыбается). Ген… Ты, что ли, с девушкой познакомился?

ГЕНКА (спешит поделиться). В поезде с ней ехали вместе, прикинь! Она рыжая! Ей негде ночевать! У тебя есть пустая квартира, у меня нет. Чего непонятного?

ЛАВРИН (понимающе). И длинные ноги в камуфляжной юниформе?

ГЕНКА (не в силах сдержать раздражения). Да у вас с Валеркой паранойя у обоих! Не каждая красивая девушка дерётся на Полигоне, не каждая даже знает про Полигон, поймите вы это оба! А меня устраивает! Устраивает! Я её на трибуны пригласил на завтра. Прикинь, если пойдёт?

ЛАВРИН (голосом сыщика). Волосы собраны за спиной, спортивная сумка через плечо, белые кроссовки, рубашка клетчатая? (Довольный эффектом, оборачивается от окна.) Только что стояла у подъезда, изучала номера квартир. Ты ей уже и адрес дал?

ГЕНКА. Упс! (Затравленно глядит на часы.) Слушай… Подожди…

ЛАВРИН. Я-то подожду. Лифт уже едет. Ты ей, значит, просто сказал, что это твоя квартира? Или я в чём-то ошибся?

ГЕНКА. Ты чего на меня орёшь? Так прямо и говори: выметайся, Геночка! И плевать, что девушке ночевать негде, и плевать, что ты, Геночка, может, в первый раз в жизни…

^{Звонок в дверь. Полюбовавшись ужасом ГЕНКИ, ЛАВРИН говорит громко, чтоб и в прихожей слышали.}

ЛАВРИН. Не заперто!

^{На пороге прихожей возникает та самая особа: рыжая, длинноногая, довольно тощая, явно только что с поезда. С интересом оглядывается.}

ЛАВРИН (галантно). Дверь в этой квартире не запирается. Дело в том, сударыня, что её хозяин — человек открытый. Во всём. Правда, Ген?

ГЕНКА (осторожно улыбаясь). Привет.

ГОСТЬЯ (подождав продолжения, усмехается). Ну, ты либо познакомь, либо сумку возьми. Или хоть объясни, где тут удобства.

^{ГЕНКА послушно хватает сумку и озирается.}

ЛАВРИН (радушно). Гена о вас уже рассказал, сударыня. Так что мы, считайте, близко знакомы. Удобства — там коридор на кухню, в нём две двери, не ошибётесь.

ГОСТЬЯ. Спасибо. (Выходит.)

ГЕНКА (не знает, куда деть сумку). Джентльмена строишь из себя?

ЛАВРИН (негромко). Как хозяину квартиры напоминаю. Диван разложишь в той комнате. Одеяла и простыни там же, в шкафу. Плитой на кухне пользоваться умеешь, надеюсь. Погуляю по белой ночи. Мне вот это «Гена-подержи-сумку» сто лет не надо.

ГЕНКА (очень задет). Слу-ушай! Никто мной не командовал! И хватит из меня клоуна делать!

ЛАВРИН (заметив, что ГОСТЬЯ уже умылась, говорит громче). Куда ж я плащ подевал? К сожалению, знакомство наше окажется недолгим. И без того уже задержался непозволительно…

ГОСТЬЯ (деловито). Гена, а халат у тебя есть?

ГЕНКА (сбитый с мысли). Чего?

ЛАВРИН (подсказывает). Халат есть? Ну есть у тебя дома халат? Вот у меня дома, например, нет халата.

ГОСТЬЯ. Ген, на вокзале мой чемодан, тяжёлый. Съездишь?

ГЕНКА (поражён, насколько реальность не совпала с планами). Сейчас? За твоим халатом?

ЛАВРИН (ненавязчиво). Так, может, мне по дороге? Заеду на вокзал, возьму ваш чемодан, сударыня… Куплю тебе чипсов, Геннадий… Ты ведь любишь чипсы…

ГОСТЬЯ (улыбнулась шутке, но настаивает). Гена, ну я тебя просто прошу. Камера хранения, ключ А-триста шестьдесят пять. Съездишь? Ага?

ГЕНКА (машинально взял ключ). Ага. (Но покосился на ЛАВРИНА.) Чего лыбишься?

ЛАВРИН (тихонько). Не суть важна.

ГЕНКА (привычно понял, что над ним издеваются). Смешно, да? Очень смешно? Ну, посмейтесь тут, а у меня настроение пропало! Ночевать есть где? Ну и всем спасибо! Упс!

_{Суёт ЛАВРИНУ ключ в руки и громко хлопает дверью, которая, однако, открывается снова, и слышно, как ГЕНКА орёт где-то на нижних этажах:}

— Одеяла в шкафу, диван в комнате, где халат — не знаю! Всем спокойной ночи!

^{На кухне кукует кукушка в ходиках.}

ЛАВРИН (уважительно, но без одобрения). Сударыня. С вашим талантом в чужом городе и гостиницы не надо.

ГОСТЬЯ (не без юмора). А вы тоже уходите?

ЛАВРИН (твёрдо). Дела, сударыня.

ГОСТЬЯ. Какие, если не секрет?

ЛАВРИН. В общем, секрет. Но вам я доверюсь: мне позарез нужно взять на одном вокзале один чемодан. Когда я вернусь, вы будете уже спать.

ГОСТЬЯ. Значит, вы тоже в этой квартире ночуете?

ЛАВРИН (честно признаётся). Да. Иногда.

КАРТИНА 3. КАМЕРЫ ХРАНЕНИЯ

^{Зал ожидания на вокзале. Вдали светит синяя табличка с белой стрелкой, обрисованной квадратом. Под сводом вокзальной крыши гулко разносится обычный шум — отзвуки шагов, разговоров. То и дело по трансляции повторяется музыкальный перелив, и женский голос напоминает:}

— Подземный переход временно закрыт. Пользуйтесь выходом в город.

^{ЧИТАТЕЛЬ нашёл свободную лавочку в закоулке вокзала у закрытого фанерной створкой окна. На фанере мятый лист бумаги: «Перерыв 15 минут».}

ЧИТАТЕЛЬ (дочитывает вслух). «…Человек этот носил шляпу, плащ и солнечные очки. На улице его иногда принимали за шпиона, а ночью, в глухих подворотнях, за грабителя, и поэтому уступали дорогу. Хотя был он на редкость мирный, непрактичный, и сам себя он именовал просто — Теоретиком. Потому что не Практик». (Перевернул страницу.)

Глава пятая. «Кукушка из часов».

^{Откладывает книжку, достаёт гитару и подбирает мелодию к только что пришедшим в голову словам:}

Неизвестный человек выходит из дому ровно в полдень.

Он идёт по маршруту, намеченному вчера.

Серое пальто, серый костюм, серая шляпа.

И пусть на улице жара,

но человек из ниоткуда,

человек из ниоткуда

уходит в никуда…

^{Допеть не удалось. С грохотом отодвинулась задвижка на окне камеры хранения, и выглянул на редкость неприятный СТАРИК-приёмщик — маленький, с неаккуратной жёваной бородой и в засаленной шляпе. Он похож на бомжа или похмельного гнома. СТАРИК с желчной ненавистью глядит на пассажира с гитарой. ЧИТАТЕЛЬ ничего не говорит.}

СТАРИК. Вот это на хранение не принимаем! (Предполагая, что его не поняли.) Инструменты без чехлов на хранение не принимаются! (Видя, что ЧИТАТЕЛЬ пожал плечами и начал паковать гитару, добавляет, повысив тон.) И в чехлах не принимаются!

^{Он бы ещё много сказал, но по трансляции объявили:}

— Начинается посадка на скорый поезд. Стоянка поезда десять минут. Нумерация вагонов…

ЧИТАТЕЛЬ (поднимается и берёт вещи). Счастливо оставаться.

СТАРИК. Паршивец! (С грохотом запирает окошко.)

^{ЧИТАТЕЛЬ снова пожимает плечами. Заметив, что чуть не забыл на лавочке книгу, пихает её под клапан рюкзака. И тут по ступенькам в тот же закуток спускается ЛАВРИН. Он налегке, но в плаще.}

ЛАВРИН. Простите, здесь камеры хранения? Они работают вообще?

ЧИТАТЕЛЬ (хмыкнув). Я не понял. Мне и не надо. Там посадку объявили.

— Подземный переход временно закрыт. Пользуйтесь выходом в город.

ЛАВРИН. Счастливо доехать.

^{ЧИТАТЕЛЬ кивает и выходит. ЛАВРИН стучит по фанерке, как в дверь. СТАРИК мгновенно открывает.}

СТАРИК (доверительно ЛАВРИНУ, кивая вслед ушедшему). Во паршивец-то! Вот откуда я знаю, что там в чехле у него? Может — из этих… Откуда ты знаешь?

ЛАВРИН (улыбнулся). Теоретически — всё может быть. А из кого «из этих»?

СТАРИК (рукой махнул). Да какая разница?! Паршивцы все. Мы такого в своё время не то что позволить, подумать не могли. Свобода! Довели до кондиции, теперь расхлёбывайте. Чтоб девчонки сопливые на арене ноги ломали — это свобода? А? Скажи ты мне!

ЛАВРИН (безразличным тоном). Президент сказал, что с удовольствием смотрит шоу «Полигон». (Протягивает ключ.) А—триста шестьдесят пять.

СТАРИК (угрюмо). Ясно! (Шаркая обувью, уходит за стеллажи, на ходу переполняясь злобой.) Теоретически… Теоретик паршивый…

^{И вдруг пропал шум вокзала. Шаги СТАРИКА отдаются гулким эхом, будто на вокзале никого больше нет. И снова слышен женский голос по трансляции.}

— Подземный переход временно закрыт. Пользуйтесь выходом в город.

^{ЛАВРИН с независимым видом, сунув руки в карманы плаща, садится на лавочку. И обращается к воображаемой собеседнице голосом лихого ловеласа.}

ЛАВРИН. Доброй ночи сударыня. Раз уж так получилось, что вы ночуете в моей квартире… (Выбранный тон и слова самому ЛАВРИНУ не нравятся. Подумав, он начинает фразу заново.) Доброй ночи, сударыня. Уезжать в дождь, говорят, — хорошая примета. Приезжать в снег — плохая. А майской ночью волочить тяжеленный чемодан — что за примета? Честно говоря, устал как собака и рассчитываю на моральную компенсацию… (Этот вариант тоже не показался удачным.) Доброй ночи, сударыня. Я принёс ваш сундук с кирпичами. На вокзале меня приняли за полигонщика, пришлось отстреливаться… Перевяжите мне раны…

^{Инстинктивно поднял руку — так же, как в травмпункте. С удивлением смотрит на ладонь. На пальцах — пятно крови.}

^{ЛАВРИН встаёт с лавочки и оглядывается. Кругом уже совсем темно. Только в отдалении по-прежнему светит знак «Выход в город», нарисованный синей краской на белом квадратном стекле.}

ЛАВРИН (стараясь говорить спокойно). Я взял ваш чемодан на вокзале, сударыня. Я еду домой в метро. Я заснул в вагоне, и мне снится кошмар. Со мной так теперь бывает. Это сон! Сон. А там… Выход в Город?..

^{Эхом отдаётся в темноте трансляция.}

— Пользуйтесь выходом в город… Город… Город…

^{ЛАВРИН бросается к синей табличке… Бежит наугад, мимо тёмных стеллажей камер хранения, вагонов идущего поезда, кирпичной стены… А со всех сторон слышен странный шёпот — вкрадчивый, благодушный, сытый. Как будто кто-то очень рад видеть бегущего человека:}

— Удача… Ниточка к ниточке, палочка к палочке…

— Удача… И верёвочная лестница готова.

— Добро пожаловать!

^{ЛАВРИН не успел. Вывеска со стрелкой разлетелась на куски со стеклянным звоном, как будто по ней выстрелили. Тут же в темноте включилась такая же. Совсем в другой стороне. ЛАВРИН снова бежит. Вслед ему — то же бессвязное бормотание:}

— Ниточка к ниточке, палочка к палочке… Удача!

^{Снова звенит разбитое стекло… Снова исчезает вывеска. ЛАВРИН падает на колено, чтобы перевести дыхание. Оглядывается. Но выхода больше нет. Со всех сторон из темноты несётся торжествующий ШЁПОТ.}

— Удача… Добро пожаловать!

— Удача… Добро пожаловать!

^{СТАРИК-приёмщик выступает из темноты и тоже озирается, но не затравленно, как ЛАВРИН, а цепко и внимательно, подмечая, откуда ждать нападения.}

СТАРИК (задиристо кричит, перебивая). А если разобрать верёвочную лестницу?

^{ШЁПОТ стих, как будто задумавшись над вопросом. СТАРИК уже рядом с ЛАВРИНЫМ, поманил его рукой, а потом легонько толкнул в темноту, заняв его место. Вызывающе поглядел вверх.}

СТАРИК. Из ниточек можно сделать удавочку! Из палочек — эшафот! А всё вместе — виселица!

^{ШЁПОТ оглушает, рушится, неистово ревёт:}

— Удача! Добро пожаловать!

— Добро пожаловать! Лети!

^{Слышится звон разбитого стекла и вой сирены. СТАРИК срывает шляпу и успевает отшвырнуть, прежде чем, закрыв глаза, валится замертво. А ещё через секунду всё погружается в темноту.}

.

КАРТИНА 4. НОЧЬ

^{В темноте без толку щёлкает выключатель. Это ЛАВРИН пытается включить свет в прихожей собственной квартиры. Не удаётся, и он наощупь приоткрывает дверь в ту комнату, что поменьше. Света нет и там.}

ЛАВРИН (в темноте, беззвучно). А, ч-чёрт!

^{Едва заметный шорох. Нет, ГОСТЬЯ не спит на диване. Она где-то за спиной у ЛАВРИНА.}

ЛАВРИН (устало предупреждает). Я вас не вижу, сударыня, так что не надо бить меня по голове. Я принёс ваш так называемый чемодан. Генка не появлялся?

ГОСТЬЯ (на секунду осветив комнату огоньком зажигалки). Знаешь, у тебя получилось меня напугать. Проснулась, где — не помню, в прихожей кто-то спотыкается, света нет вообще…

ЛАВРИН (без особых церемоний берёт зажигалку из руки девушки, пошарив на полке, находит свечу). Теоретически это может означать только одно. Или авария, или конец света. Поскольку бога нет, значит, на станции опять коротнуло, третий раз за месяц.

ГОСТЬЯ. Ты знаешь, сколько раз в месяц гаснет свет в квартире и где тут лежат свечи. Объясни, пожалуйста, у кого я всё-таки заночевала?

ЛАВРИН. Встречный вопрос: какими кирпичами набит твой чемодан? Я заснул в вагоне метро по пути обратно. Мне снилось, что меня с этим гробом в руках приняли за участника шоу «Полигон» и повязали.

ГОСТЬЯ. «Полигон»? Какое-то военное состязание?

ЛАВРИН. Только не говори, что впервые слышишь!

ГОСТЬЯ. Гена в поезде упоминал. Что у него есть друг-репортёр, который этим интересуется. Это он про тебя говорил?

ЛАВРИН. Репортёр — Валерка. Я просто наклейки на кассеты клею, чтобы ему не перепутать. А Геннадий-то редкостное трепло…

ГОСТЬЯ. Я просто слушала, что он рассказывает про своих друзей…

ЛАВРИН. Это неправда. Геннадий всегда рассказывает исключительно о себе. А ты его не слушала. Ты искала где переночевать.

ГОСТЬЯ (пожимает плечами). Твой приятель притащился к тебе домой с девушкой, выставил тебя на улицу. Мне его что, пожалеть?

ЛАВРИН (поясняет). Кто в итоге в кровати, а кто на улице? Вот! И у него так всегда, всю жизнь. Но ты жалеть, конечно, не обязана. Ты с ним в песочнице не играла.

ГОСТЬЯ. Крепкая мужская дружба?

ЛАВРИН. Точно. Она же — жалкая, сопливая лирика песен под гитару, из которой взрослая ты выросла. (Напевает.) «Милая моя…»

ГОСТЬЯ (продолжает наугад). «Солнышко лесное»?

ЛАВРИН (оценивающе). Ого! Тебя точно надо Валерке показать. Правда, ты куришь. Это он в женщинах ценит невысоко…

ГОСТЬЯ. Он такой знаток женщин, твой приятель?

ЛАВРИН. Теоретически.

ГОСТЬЯ. Теоретически? Интересно, как?

ЛАВРИН (усмехнувшись, цитирует). «Женщина всегда уйдёт. Всегда будет ждать момента. К кому, на чью сторону — неважно. Главное запомнить её той, что есть. И не дожидаться ухода».

ГОСТЬЯ (сочувственно). У твоего приятеля умерла девушка? Это печально.

ЛАВРИН. Тебе не печально. Тебе скучно. Потому что всё это ты уже слышала от Геннадия. Поезд идёт восемь часов. Так что и про меня, и про Валерку, и про завтрашний репортаж ты знаешь уже всё. Если интересно, включи завтра «Вечерние новости» — и всё услышишь.

ГОСТЬЯ (рассмеялась). Гена приглашал меня на трибуны завтра. А ты пойдёшь?

ЛАВРИН (в тон ей). Нет, слава богу!

ГОСТЬЯ (беззаботно). Нет же бога! Просто авария на станции!

ЛАВРИН. Теоретически!

^{И тут врубается электричество в квартире. Оба щурятся. Диван в комнате не застелен. ГОСТЬЯ одета всё в те же джинсы и рубашку.}

ЛАВРИН. Ну точно, это не конец света. (Идёт к шкафу, чтобы достать простыни и одеяло.) Так что приятных снов. При электричестве ни Генка, ни Валерка, ни я тебе не собеседники. Жаль, нет нашего общего друга Серёжи. Он обаятельный. Но бросил маяться дурью, нацепил на шею галстук и потеет теперь следователем в Госпрокуратуре.

ГОСТЬЯ. Не очень-то я люблю потных мужчин в галстуках. А у тебя на всё своя теория есть? «Слава богу, теоретически». Это как?

ЛАВРИН. А что ж тут сложного? Жил-был две тысячи лет назад человек. Жил себе и жил. К карьере не стремился. Революцию сделать не пытался. Что нация сильна и здорова, тоже не орал. Жил себе в двухкомнатной квартире… Со сломанным замком на двери…

ГОСТЬЯ (со сдержанным одобрением). А лет ему сколько было, если не секрет?

ЛАВРИН (застилая диван). Да поменьше, чем тебе, ему было, когда он заметил странную вещь. С ним разговаривают, и его слушают. Разные люди. Совсем разные. Вежливые и хамы. Умные и не очень. Знакомые мужчины и малознакомые женщины. Он их ни в чём не убеждал, ни к чему не призывал. Просто с ним было всегда можно поговорить, он выслушивал и отвечал теоретически. А при следующей встрече обычно звучало: знаешь, а твоя теория оказалась правильная. И постепенно он привык к тому, что люди ему верят.

ГОСТЬЯ. А потом исполнилось ему тридцать три?

ЛАВРИН (подхватывает). И тогда он подумал: ведь каждый мне верит. Ведь они просто привыкли, что мои теории всегда верные. Так может, сказать им? Сказать, что карьера — это подлость. Что злоба — это смерть, а думать только о себе — это значит не думать совсем. Может, сказать женщине, чтобы она не предавала мужчину. А мужчине — чтобы он, если уж решил забыть, забыл бы, а не врал самому себе? Что бога нет или ему плевать на нас, но гораздо правильнее думать, что он есть и любит нас.

ГОСТЬЯ. Так этот человек и сказал?

ЛАВРИН. Нет. Его что-то насторожило. Почему все и всегда меня слушают? У меня неполное среднее образование. Я лечился в спецклинике. Но незнакомая девушка в три часа ночи ведёт со мной философскую беседу. Слишком хорошо, чтобы быть просто так. Значит, это кому-нибудь нужно?

ГОСТЬЯ. Кому это может быть нужно?

ЛАВРИН. Странный вопрос. Кому может быть нужно, чтобы кому-то верили? Кому-то, в кого-то, во что-то? Неважно во что, лишь бы верили. В конец света. В то, что «Нация сильна и здорова». В храме на коленях или в строевой колонне с повязкой на рукаве, лишь бы верили… Веровали!

ГОСТЬЯ (заинтересованно). Зачем?

ЛАВРИН. Когда кому-то из года в год, из века в век постоянно что-то нужно, создаётся единственное впечатление… Что этот кто-то этим чем-то просто питается. Кушает. Ест. Хавает.

ГОСТЬЯ. А сам-то он верил? Этот, который жил в двухкомнатной квартире? Рассказывал кому-то?

ЛАВРИН. Верил. Не веровал слепо, а верил, проверял, подмечал детали. Вот очень кстати погас в квартире свет. Вот меня попросили накормить толпу семью хлебами и двумя рыбёшками. Я смогу? Я знаю, что смогу. Я даже в цирке с этим выступать мог бы. Только нужно это кому-то другому. А значит, не мне.

ГОСТЬЯ. Сложное положение. Значит, он молчал?

ЛАВРИН. Конечно. Какой смысл убеждать, если тебе всё равно поверят. Если поверят в любом случае. Даже в полную ерунду. Поверят. Встанут на колени, нацепят повязки на рукава…

ГОСТЬЯ. А если это не ерунда?

^{Ходики на кухне шуршат, хлопают дверцей, и кукушка хрипло кукует три раза.}

ГОСТЬЯ (словно бы извиняясь). Три часа ночи. Как ты спишь с этой птицей? Я каждый час вздрагиваю.

ЛАВРИН (туповато шутит). С птицей не сплю.

ГОСТЬЯ (примирительно улыбается). Правильно делаешь. Спокойной ночи, Теоретик.

ЛАВРИН (усевшись на стул рядом с застеленным диваном). Спокойной ночи.

ГОСТЬЯ. Мне раздеться надо.

ЛАВРИН. Устала? Целый день в одежде, да?

ГОСТЬЯ. Восемь часов в поезде. И не заснёшь.

ЛАВРИН. То Генка. То ходики. Замучили тебя?

ГОСТЬЯ. Угу. (Неловкая пауза. ГОСТЬЯ удивлена, но, кажется, не шокирована.) Ну ладно так ладно. (Сбрасывает с плеч рубашку, берётся за ремень джинсов.)

ЛАВРИН (поспешно поднимается со стула). Извини.

ГОСТЬЯ. За что?

ЛАВРИН. За то, что разбудил. Спокойной ночи.

ГОСТЬЯ (холодно). Не за что.

^{ЛАВРИН выходит в прихожую. Вертит в руке зажигалку, которую случайно прихватил с собой. Надо бы постучаться и вернуть, но — нет. ЛАВРИН бьёт обоими кулаками в железобетонную стену. И ещё раз. Ещё. Будто гвозди бесшумно вколачивает.}

.

КАРТИНА 5. КУКУШКА

ГОЛОС ЧИТАТЕЛЯ. «На сей раз мой полуденный сон обрушился внезапно, как груда кирпичей. Как если бы ходики с кухонной стены от внезапного сотрясения слетели со своего насеста и ударили меня в голову».

^{Грохот обвала. ЛАВРИН стоит, недоумённо глядя на зловещую груду обломков. Вытаскивает из неё покрытый штукатурной пылью простецкий молоток. Сдувает с молотка пыль.}

ГОЛОС ЧИТАТЕЛЯ. «Это снова был Город. Но ни улицы, ни квартиры, ни вокзала в этом Городе уже не было. Только стены. Высокие, изломанные, как после бомбёжки. Кирпичные стены старинных домов, в каких пожить мне за все мои двадцать блочно-панельных лет пока что не довелось».

^{ЛАВРИН идёт вдоль полуобрушенной стены. Помахивает молотком.}

ЛАВРИН (поэтично). Она была длинная. И очень высокая. Холодная и склизкая. От неё время от времени отваливались куски штукатурки, и оголялись красные, рыхлые кирпичи. На ней было навешено бесчисленное множество объявлений, она была расписана вдоль и поперёк разными неприличными словами. Вот такая она была… Стена…

^{Тут ЛАВРИН заметил торчащий из стены гвоздь и инстинктивно примерился молотком… Но остановился, увидев, что у руины стоит кто-то с рыжими волосами и довольно неплохой женской фигурой. Но это не ночная ГОСТЬЯ. Вместо человеческого лица у этого жуткого существа клюв и пара маленьких кукушечьих глазок.}

КУКУШКА (с безнадёжным, извечным огорчением в голосе). Твою мать!

ЛАВРИН (к такой встрече готов не был). Ты чего выражаешься?

КУКУШКА (с осознанием полной своей правоты). Тут живёшь… Одна-одинешенька, без помощи, без поддержки на всём белом свете. Часы считаешь. А он? А он что делает?

ЛАВРИН (явно задет). А что «он делает»?

КУКУШКА (саркастически горько). А он в три часа ночи гвозди вбивает. В стенку! Твою же мать!

^{ЛАВРИН жмурится, но чудовищное видение никуда не исчезает.}

ЛАВРИН (пытаясь воззвать к здравому смыслу). Послушай. Ты — кукушка…

КУКУШКА (кокетливо). Кукушка! Из часов…

ЛАВРИН. Из часов, из ходиков. Ты мой кошмар….

КУКУШКА (дрогнувшим голосом). Я твой — кто?

ЛАВРИН. Короче говоря, ты мне снишься…

КУКУШКА (ещё не простила, но довольна комплиментом). Да брось ты…

ЛАВРИН (не позволяя сбить себя с толку). Понимаешь, я в вашем Городе не живу. Я здесь только… (ищет слова) гуляю, когда мне плохо.

КУКУШКА (сочувственно). Бедный…

ЛАВРИН (отступая на шаг). Нет, погоди. Там… откуда я пришёл. Там есть девушка…

КУКУШКА (с оттенком ревности). Красивая?

ЛАВРИН. Очень красивая. (Почувствовав, что рискует.) Немного похожа на тебя…

КУКУШКА (потупив глазки). Да брось ты…

ЛАВРИН (близок к отчаянию). Да погоди ты! Я хотел бы остаться с ней. Наверное, должен был остаться. Но я встал и ушёл.

КУКУШКА (с большим интересом и даже злорадством). А почему?

ЛАВРИН. Потому что она неправду мне сказала. А я чувствую, когда женщина неправду говорит. Мне тогда кажется, что женщина, это… (Ищет нелестное определение, косится на жуткую морду с клювом и внезапно находит его.) Женщина — это ты!

КУКУШКА (совсем растаяла от потока комплиментов). Да брось ты уже в самом деле!

^{Достала откуда-то велюровую в штукатурной пыли шляпу и игриво нахлобучила на ЛАВРИНА. Похоже, эту шляпу ЛАВРИН уже на ком-то видел.}

ЛАВРИН. Это чьё?

КУКУШКА (легкомысленно). Да какая тебе разница? Приходят, оставляют. Ты ж пойми, я не против ваших гвоздей. Твоих гвоздей. Ну вбиваешь и вбивай, если нравится. Но только не тут. А там.

ЛАВРИН (брезгливо заглядывая в пролом стены). А там — что?

КУКУШКА (грустно). А там я живу. Одна-одинёшенька.

^{ЛАВРИН шарахается.}

ГОЛОС ЧИТАТЕЛЯ. «Что делать, когда в руках гвоздь и молоток? „Да забей!“ — ответил я сам себе, ещё не осознав коварного двусмыслия фразы. Но когда гвоздь вошёл в стену по самую шляпку, я понял, что это конец… По стене пробежала трещина, потом ещё, ещё одна, и стало ясно, что она падает».

ЛАВРИН (решительно). Я с птицами не сплю.

КУКУШКА (тоненько). Что?

ЛАВРИН. А вот то!

^{ЛАВРИН с размаху бьёт молотком по гвоздю, торчащему в стене, и та сразу кренится, идёт волной, заваливая кирпичами обоих. Впрочем, КУКУШКА отскочила. Шмыгает носом и потирает ушибленные части тела.}

КУКУШКА. Твою же мать! А я говорила! Я ему говорила! Что мне с твоих гвоздей? Не видела я гвоздей, что ли? Вбивай свои гвозди, не вбивай — что ты изменишь, что? Так нет! Гвозди! Дома жрать нечего, а у него — гвозди! Да век бы жила без твоих гвоздей! Что ты молчишь? Чего ты выстучать молотком своим хочешь?! Был у меня дом, было гнездо, пришёл какой-то с молотком…

^{Обвалившиеся кирпичи начинают шевелиться. И ЛАВРИН, как был, в шляпе и плаще, выползает из-под них. Стоя на коленях, отряхивается от штукатурки. КУКУШКА смотрит на него снисходительно, даже с некоторым торжеством. Уже готова простить.}

КУКУШКА. Кто был прав? Ладно, приведи себя в порядок и пошли домой.

ЛАВРИН (со скрытым злорадством). Так нет же больше твоего дома…

КУКУШКА. Да забей!

ЛАВРИН (медленно и страшно встаёт на ноги). Я забью… Я сейчас так забью, что мало тебе не покажется!

^{КУКУШКА даже вздрогнула услышав угрозу. А потом вновь кокетливо повела плечами.}

КУКУШКА. Да брось ты…

^{И тут ЛАВРИН бросается на чудовище. КУКУШКА пискнула — то ли в испуге, то ли в восторге — и бросилась к двери, чудом уцелевшей в стене. Успела юркнуть, но запереть уже не успела. ЛАВРИН навалился на дверь плечом, просунул руку в образовавшуюся щель и нанёс нешуточный удар.}

.

КАРТИНА 6. ВАЛЕРКА

^{Человек за дверью ловко подставляет руку, защищаясь. И тут же проводит контратаку. Через секунду ЛАВРИН уже лежит на полу собственной прихожей, чувствуя, что правая рука прижата к полу ботинком гостя.}

^{Потом в глаза ударяет свет фонарика. Гость шутить не намерен. Это здоровенный молодой мужик в кожаной куртке и с бритой наголо башкой. Ботинки на нём тяжёлые, армейские с рифлёной подошвой. Он нервно хрустит костяшками пальцев, когда разговаривает. Взгляд упрямый.}

ЛАВРИН (миролюбиво). Привет, Валера.

ВАЛЕРКА. Тебе нельзя курить!

ЛАВРИН (пытаясь подняться с пола без посторонней помощи). Я в полном порядке.

ВАЛЕРКА (рывком за рукав поднимает приятеля на ноги). Тебе нельзя курить! Эти сволочи тебя два раза лечили, и долечили до того, что ты с молотками на людей кидаешься.

ЛАВРИН (примирительно). Тёмной ночью, без звонка ты входишь в дверь…

ВАЛЕРКА (решительно отметает). Ночь белая. Я не вошёл! Я только собирался позвонить!

^{Швыряет молоток на подзеркальник в прихожей. Ходики на кухне кукуют четыре раза. ВАЛЕРКА озирается как человек, привыкший к неожиданностям. Косится на запертую дверь.}

ВАЛЕРКА. В квартире кто-то есть?

ЛАВРИН. Кто у меня может быть?

ВАЛЕРКА. Да кто угодно.

ЛАВРИН. С днём рождения, Валера.

ВАЛЕРКА. Спасибо. Но это к делу не относится.

^{Ещё раз мрачно поглядев на запертую дверь в маленькую комнату, заходит в большую и злобно пинает кресло, вместо того чтобы пододвинуть руками.}

ЛАВРИН (не дождавшись, уточняет). Нет?

ВАЛЕРКА. Нет! Зря ты беспокоился. Завтра меня не убьют на глазах тысячи недоумков. А я не сломаю ноги ни одной из бедных девушек.

ЛАВРИН (примирительно). Нехорошо бить женщин.

ВАЛЕРКА (мгновенно вскинувшись, цитирует наизусть). Согласно регламенту, «к участию в финале допускаются не только бойцы, прошедшие отборочные этапы турнира, но и любые желающие на свой страх и риск»! Пол желающих в регламенте не указан! Просто потому, что добровольно никто в эту мясорубку пока не лез!

ЛАВРИН. Тогда чем ты плох для финала?

ВАЛЕРКА (стучит по стоящему на столе диктофону). Они поставили мне запись эфира годовой давности. Нашли кассету! И спросили: как нужно понимать фразу «Полигон Гэ-Пэ по производству закомплексованных самцов и самок нежного возраста»?

ЛАВРИН. Что ж ты так?

ВАЛЕРКА (в бешенстве). Я по закону имею право хаять Президента! Я могу критиковать шоу «Полигон» в «Вечерних новостях» — я репортёр! Но слово «самка» в эфире — это нельзя, как выяснилось! Оказывается, это признак гендерной агрессии! А с ней не место на спортивном турнире здоровой нации!

ЛАВРИН. Звучит логично.

ВАЛЕРКА (с хрустом перегибаясь через подлокотник кресла). Когда мне ломают рёбра эти русоволосые девчонки в камуфляже… Когда в суде потом тычут пальцами и кричат: «Этот моральный урод поднял руку на святое — на женщину!..» Когда мальчишки на трибунах орут «Убей эту стерву!», чтобы одна гладиаторша выдавила глаза другой, когда, выходя с трибун, бьют окна и жгут машины — это не агрессия! Это — здоровье нации!

ЛАВРИН. У тебя опять окна выбили?

ВАЛЕРКА. У меня лифт сожгли. Два часа горел. Пластмасса. На стенах теперь пальцем писать можно. И пишут — напротив двери во всю стену. Я куда надо звоню, говорю: тут надпись, кончается словом «Смерть», это ваша работа, приезжайте, посмотрите! Пришли. Сначала аккуратный такой мужик в спецовочке, стены мыть. «Смерть» смыл, остальное оставил. «Набор слов не содержит угрозы». Так и записали.

ЛАВРИН. Подарок к двадцатипятилетию.

ВАЛЕРКА (глухо). Мой подарок был бы завтра. Финал сезона. Такого случая больше не будет. Это же вам не кассету к «Новостям» записать, чтоб послушали пара интеллигентов на кухне. Победитель финала выходит к микрофону. Его транслируют на всех волнах, потому что он обращается к нации. А это не только придурки, не только сволочи. А куда более широкая аудитория.

ЛАВРИН. Ты бы не выиграл. Любая из этих красивых девчонок заломает тебя на первом же препятствии.

ВАЛЕРКА (упрямо качает головой). Пусть попробуют! Здоровье нации — это сказки для легковерных. Упорные тренировки, особый стиль боя — сказки… Они там все на уколах. А вдобавок — под излучением.

ЛАВРИН (предостерегающе). Валера…

ВАЛЕРКА (рявкнул). Я в курсе, что ты не веришь! Почти никто не верит! Сам не верил, пока Гэ-Пэ не подписал указ о запрете психотропного воздействия. Опыт учит, что если Гэ-Пэ что-то запретил, значит, сам Гэ-Пэ тайком этим же самым пользуется. Ты что, в клинике не лежал?

ЛАВРИН. Лежал. Отвыкал курить. Получал тошнотные уколы. Ты говорил, какие, — я забыл. Курить так и не отучили. Какое психотропное воздействие, Валера?

ВАЛЕРКА (вышел из себя). А что по ночам ходишь? Что кошмары с продолжением каждую ночь смотришь — это так, мелочи?.. (Заметив на столе зажигалку, хватает, готовый разломать в куски.) Тебе нельзя курить!

ЛАВРИН (подчёркнуто спокойно). Это не моё.

^{ВАЛЕРКА мгновенно оглядывается на запертую дверь в соседнюю комнату и понимает.}

ВАЛЕРКА (негромким, даже интеллигентным голосом). Нормально сказать не мог? Она курит?

ЛАВРИН. Не русоволосая. Не в юниформе. Для общества не опасна. Хотя бы потому, что сейчас спит.

^{ВАЛЕРКА посмотрел на ЛАВРИНА как-то по-новому. С уважением каким-то.}

ВАЛЕРКА. Рад за тебя. К нормальным женщинам я отношусь нормально. Но к делу это не относится.

ЛАВРИН. Милая моя. Солнышко лесное…

ВАЛЕРКА (сухо). Сгорело моё Солнышко. А тебе нельзя курить. Тебе нельзя спать днём. Тебе нельзя, чтобы тебе снились кошмары.

ЛАВРИН. Это не кошмары. Это Город. Просто город. Там разные улицы, разные дома… Вокзалы… Стены какие-то… Но это всё один и тот же город.

^{ВАЛЕРКА слушает очень внимательно, со всё меньшим сочувствием, но всё большим профессиональным интересом. Кивает сам себе.}

ВАЛЕРКА Если завтра не выгорит на Полигоне, наговоришь это на кассету. Сделаем репортаж. А что? Тебя лечили, и ты имеешь полное право рассказать о результатах и впечатлениях.

ЛАВРИН (прикрыв глаза, продолжает). Olen hyvinmusta olka. «Добро пожаловать. Лети».

ВАЛЕРКА. Что?

ЛАВРИН. Чёрный… Чёрный… Чёрный стих белой ночи… Небо сгоревшее… чёрным плащом… землю укрыло… кресты и могилы… чёрная радуга… чёрный чёрт… не было этого чёрного… было…

^{ЛАВРИН говорит это, прикрыв глаза, как будто уснул стоя. ВАЛЕРКА взял с фотостола стакан, понюхал содержимое и плеснул в лицо ЛАВРИНУ. Помогло. ЛАВРИН фыркает, утирается, приходит в себя.}

ЛАВРИН. Что?

ВАЛЕРКА. Нельзя тебе курить.

^{ВАЛЕРКА устало опускается в кресло. Смотрит на ЛАВРИНА, стоящего у балконной двери. На утреннем небе за окном — силуэты многоэтажек.}

ВАЛЕРКА. Olka — это «чёрный»?

ЛАВРИН. Musta — «чёрный». По-фински. Это я сейчас говорил?

ВАЛЕРКА. Ты не говорил. Ты стихи читал.

ЛАВРИН. Ненормальный я, Валер, ненормальный. Поэтому она спит там, а я — здесь.

^{На кухне снова кукуют часы.}

ВАЛЕРКА (спокойным тоном, не допускающим возражений). Всё. День рождения начался. И репортаж тоже. Кассеты надписаны?

ЛАВРИН. Ты выспаться собирался. Перед финалом.

ВАЛЕРКА. Кому теперь это надо? Голос нужен с утра. Голос. Начинай.

ЛАВРИН. Почему я?

ВАЛЕРКА. А кто из нас поэт? Кто из нас псих?

ЛАВРИН. Псих — Генка.

ВАЛЕРКА (не возражает). Точно. Псих — Генка.

^{К квартире тем временем подходит приятный молодой человек, с несколько постным лицом, в костюме и галстуке. Он худощав, идёт неторопливо, как человек, чей рабочий день в пять утра ещё не кончен. За дверью он слышит голоса. Похоже, обитатели квартиры решили спозаранку посоревноваться в декламации стихов и читают наизусть по одной строчке, как в пинг-понг играют. Даже не читают. Выдумывают на ходу под диктофонную запись.}

ВАЛЕРКА. Я проучился двадцать пять лет!..

ЛАВРИН. Я получил образованье!..

ВАЛЕРКА. Я — окулист мировоззданья!..

ЛАВРИН. Я — хирург твоего подсознанья!..

ВАЛЕРКА. Я читаю мысли, как письма!..

ЛАВРИН. Я разбираюсь в хаосе снов!..

Я вгрызаюсь в подкорку мозга!..

ВАЛЕРКА. И ищу основу основ!..

Я планирую всё!..

ЛАВРИН. Я планирую всех!..

ВАЛЕРКА. Я планирую радость!..

ЛАВРИН. Я планирую смех!..

ВАЛЕРКА и ЛАВРИН (вместе). Я — профессионал!!!

^{И тут из прихожей доносится сурово:}

— Всем оставаться на местах, Госпрокуратура!

^{ЛАВРИН делает попытку обернуться, но ВАЛЕРКА ловит его за плечи.}

ВАЛЕРКА (властно). Не дёргайся! Думай! Вспоминай голос! Принимай решение!

ЛАВРИН (неуверенно улыбается). Серёжа?…

^{Молодой человек в галстуке — СЕРГЕЙ — шагнул в комнату, и в следующую секунду он уже схвачен за локти: ВАЛЕРКОЙ справа, а ЛАВРИНЫМ слева. СЕРГЕЙ этого не ожидал. Но и не растерялся, когда его поволокли и швырнули всё в то же потрёпанное кресло у стола. СЕРГЕЙ покачнулся в нём, удержал равновесие и с виноватой улыбкой поглядел на бывших приятелей. Развёл руки, то ли сдаваясь, то ли приветствуя.}

СЕРГЕЙ. «Блудный сын звёзд», как сказал классик! Повязали как мальчишку.

ВАЛЕРКА (безжалостно). Ты взят в заложники!

СЕРГЕЙ (покорно). Ясное дело. Против твоей интуиции я всегда пасовал.

ВАЛЕРКА. Тебя будут поить кофе. Не каким ты любишь, а плохим, сваренным на кухонной плите!

СЕРГЕЙ (жалобно). Какие ваши условия?

ВАЛЕРКА. Полная отмена всех указов господина Президента! Будут возражения, господин государственный прокурор?

СЕРГЕЙ (жалким голоском). Я скромный молодой следователь, господин репортёр.

ВАЛЕРКА (приказывает). Заваривай кофе!

^{ЛАВРИН послушно вышел. Коридор из прихожей в кухню оказывается непривычно длинным. Бесконечным, как бывает во сне или когда засыпаешь не ходу.}

ГОЛОС ЧИТАТЕЛЯ. «Все двери в квартире закрыты. Свет на кухне не горит, там и так светло. Это опять сон, сказал я себе. Стучат часы с кукушкой. Это сон, повторил я. Я у себя дома, наливаю воду из-под крана и ищу по всей кухне спички. Не нашёл, щёлкнул зажигалкой, глядя на язычок пламени. Огонь был жёлтый, как песок пляжа. А музыка из репродуктора под крышей летнего кафе играла так же монотонно, как шумит прибой в море, где, несмотря на июльскую жару, никто не купается. Это снова мой странный сон. Город без названия…»

^{ЛАВРИН на кухне. Щёлкнул зажигалкой. Стоит неподвижно, глядя на ровно мерцающий огонёк.}

КАРТИНА 7. ПЛЯЖ

^{По раскалённому песку пляжа идёт старый человек. Это седовласый поджарый крепыш, на нём кожаные шлёпанцы, шорты, а на плечи накинут полинялый китель с эполетами. Да и выправка у него военная, не меньше чем ПОЛКОВНИК в отставке. На стриженые «ёжиком» седые волосы нацеплены солнечные очки.}

^{Заметив неподвижно стоящего у линии прибоя, ПОЛКОВНИК негромко, но повелительно зовёт отставших.}

ПОЛКОВНИК. Ребя-та!

^{Потом неторопливо подходит к ЛАВРИНУ. Насмешливо глядит на зажигалку в руке и по-военному решительно задувает горящий огонёк.}

ЛАВРИН (невольно представился). Теоретик.

ПОЛКОВНИК (свысока). Вижу. Будут вопросы?

ЛАВРИН (кивает). Да. Я сел на автобус, тридцать первый. Он всегда меня до дому везёт. Я на проспекте Свободы живу. Приехали сюда, говорит: «Конечная, выходи». У вас в Городе вообще есть проспект Свободы?

^{Тем временем приближаются «ребята», которых звал ПОЛКОВНИК. Один из них издевательски повторяет противным старческим голосом:}

— Свобода! Свобода! Свобода!

^{— явно, передразнивая тихо возражающего собеседника.}

ПОЛКОВНИК (отвечая на вопрос ЛАВРИНА). Есть. Но Город — там. (Указывает на горизонт, где над дымкой далёкого берега громоздятся призрачные тени небоскрёбов.) А здесь пляж. Здесь отдыхают. Ребя-та!

^{«Ребята» наконец догнали своего неторопливого босса. Лет им тоже немало. Уже знакомый СТАРИК-приёмщик из камеры хранения волочит лёгкое пластиковое кресло, вспахивая его ножками пляжный песок. Следом ковыляет небритый, хотя и совершенно лысый КЕЛЬНЕР в парусиновом костюме и золочёном пенсне, криво сидящем на носу. Каким-то чудом этот престарелый интеллигент удерживает в руках поднос с парой запотелых стаканов воды и грудой бумажных салфеток.}

СТАРИК (продолжая спор). Вот она, твоя свобода! Без штанов как всегда.

КЕЛЬНЕР (кротко). Не свобода. Когда ты сигаешь из штанов — это как раз несвобода.

ПОЛКОВНИК (повелительно). Ребята! (Кивком указал, где ставить кресло.) Будут вопросы? (Усаживается.)

ЛАВРИН. Да. Почему у вас по пляжу голые ходят? Это что, нудисты, единение с природой?

ПОЛКОВНИК (лениво отпивает воду из стакана). Это МАССА.

КЕЛЬНЕР (поясняет, смущённо улыбаясь). Молодёжная Ассоциация Сексуальной и Социальной Свободы.

СТАРИК (кряхтя, сел на песок). Паршивцы они!

ЛАВРИН (допытывается). А почему с ножом?

СТАРИК. Где с ножом?

ЛАВРИН. Вон те четверо.

ПОЛКОВНИК (сдвинув на глаза тёмные очки и подставив лицо солнцу). Они хотят есть и полагают, что деньги — отжившее понятие.

СТАРИК (хихикает). Оно понятно. Когда голый, деньги не очень то потаскаешь…

КЕЛЬНЕР. Просто завидуешь. Вспоминаешь себя в их годы и завидуешь…

СТАРИК (окрысился). Да я в их годы…

ПОЛКОВНИК (прервал спор). Ребя-та! Будут вопросы?

ЛАВРИН (упрямо). Да. Лето, жарища, а в море никто не купается. Странно.

ПОЛКОВНИК. Мазут.

КЕЛЬНЕР (извиняющимся тоном). Сантиметровый слой на воде. По всему берегу.

СТАРИК. Раньше природу берегли. Но теперь у нас — свобода…

КЕЛЬНЕР (очень рад, повороту беседы). Нужно ставить очистные сооружения!

^{Порывшись в ворохе салфеток, КЕЛЬНЕР торжественно извлекает одну, испещрённую пометками и почтительно кладёт на колено ПОЛКОВНИКА.}

КЕЛЬНЕР. Я тут кое-что набросал. Если на том берегу поставить дамбу…

СТАРИК (ехидно хохочет). Дамбу? (ЛАВРИНУ.) Нет, ты слышал? Дамбу! Забыл где живёт, лысый… Дамбу…

^{ПОЛКОВНИК честно смотрит в бумажку, прилипшую к потному колену, но сути не понимает. Тёмные очки мешают, он кинул их на поднос. КЕЛЬНЕР с замиранием сердца следит за результатами ознакомления.}

ПОЛКОВНИК (формальным тоном). Есть вопросы?

ЛАВРИН. Есть. То есть не вопрос, а так, соображение. Вы трое очень похожи на трёх моих друзей. То есть вам, конечно, лет намного больше… Потому что этого всего просто нет. Этот пляж, это море, этот Город… Я здесь не живу. Это всё просто снится. Меня лечили два раза… Ну это вы, наверное, не поймёте. В общем, когда я сильно устал и засыпаю… Или когда просто плохо станет… Мне снится ваш город. Снова. И снова… И мне он не нравится.

^{ПОЛКОВНИК вытер пот со лба скомканной салфеткой. Три старика смотрят на ЛАВРИНА, явно шокированные сказанным.}

ЛАВРИН (стараясь не обидеть). Можно отсюда уйти?

ПОЛКОВНИК (укоризненно). Ребя-та…

КЕЛЬНЕР (участливо, как тяжелобольному). Можно попробовать.

СТАРИК (вскакивая на ноги с неожиданным проворством). Уйти? Легко! (Кричит, надсаживаясь.) Эй вы! Голые с ножами! Дебилы и дети дебилов! Тебе, тебе говорю!

^{Оступаясь в песке бежит по пляжу, явно намереваясь вступить в драку. ЛАВРИН невольно оборачивается к двоим оставшимся, но те неподвижны.}

ПОЛКОВНИК. Что вы так волнуетесь? Угощайтесь!

^{КЕЛЬНЕР протягивает ЛАВРИНУ поднос. Тот автоматически берёт стакан.}

ЛАВРИН. Они же убьют вашего друга.

ПОЛКОВНИК (вглядываясь в разгоревшуюся на пляже драку). Не согласен. Совершенно не согласен. (Услышав дикий вопль, сурово качает головой.) Ну хулиган…

ЛАВРИН. Хулиган? Он же упал… Ножом по горлу…

ПОЛКОВНИК. Пейте, пока холодная. Ну хулиган, ну лентяй… Будут вопросы?

ЛАВРИН. Почему лентяй-то?

ПОЛКОВНИК. Ну а кто? Убил, так будь добр — похорони по-человечески.

ЛАВРИН (машинально). А где Гэ-Пэ?

КЕЛЬНЕР (слегка дёрнулся). Кто, простите?

ПОЛКОВНИК (наставительно поправляет, поднимаясь с кресла). Гэ-Пэ-Пэ. Группа поддержания правопорядка. Едут. Скоро будут. Так что все вопросы сняты.

^{Шум драки стих. Слышно, как люди убегают по песку. Полковник устало махнул рукой КЕЛЬНЕРУ — пошли, мол! — и направился туда же, откуда пришёл.}

КЕЛЬНЕР (заговорщицким шёпотом). Гэ-Пэ? Государственная прокуратура? Господин Президент?

ЛАВРИН (чего не ожидал, того не ожидал). Вы об этом знаете?

КЕЛЬНЕР (словно бы извиняясь). Читал. (Перевернул ещё одну исчирканную салфетку.) Я тут набросал. Это адрес. Будете в центре города — заходите.

^{ЛАВРИН запихивает салфетку в карман плаща. КЕЛЬНЕР обрадовался, схватил поднос под мышку, а тёмные очки, забытые ПОЛКОВНИКОМ, по-свойски протянул ЛАВРИНУ — как залог дружбы, очевидно.}

КЕЛЬНЕР (задорным шёпотом). Это не моё!

^{Подмигнул и убежал. ЛАВРИН остался один, примерил очки, посмотрел в сторону моря. И тут снова зашуршали шаги по пляжу. СТАРИК возвращается, живой и относительно здоровый, хотя и зажимает окровавленной пятернёй шею.}

СТАРИК (задиристо). Видал? Ножом по горлу! Меня — ножом по горлу!

ЛАВРИН. За что вы его так?

СТАРИК. Ничего, птенцам на пользу. Я-то воробей стреляный. Но попробовать, конечно стоило. (Уходит по пляжу, усмехаясь сам себе.) Попробовать — оно всегда стоит, даже когда ты старый воробей… Воробышек… Воробей, схватив на лету удава…

^{Пляж растворяется во мраке. Голос ЧИТАТЕЛЯ подхватывает фразу.}

ГОЛОС ЧИТАТЕЛЯ. «Воробей, схватив на лету удава, потащил его в своё гнездо, где голодные птенцы громко пищали и требовали, требовали… Они были ещё слишком малы, чтобы понимать. Их холодные несмышлёные глаза всматривались вдаль и искали, чем бы поживиться. Еще вчера они сожрали канарейку, а сегодня требовали уже ворону. Но предусмотрительный отец принес им целого удава, чтобы удовлетворить их потребности на неделю вперед… Бедный отец! Его птенцам хватило этого удава только на один день. А ночью…»

КАРТИНА 8. СЕРГЕЙ

^{В квартире ЛАВРИНА по-прежнему открыта дверь на балкон, и ветер треплет занавеси, влетая с утренней улицы. СЕРГЕЙ и ВАЛЕРКА сидят за журнальным столиком, как старые приятели, которые давно не виделись и готовы пожертвовать ради беседы утренними часами отдыха. Они ждут, когда ЛАВРИН принесёт кофе.}

СЕРГЕЙ (завершая цитату). «…Ночью дети заклевали и съели своего отца…» Как сказал классик!

^{ВАЛЕРКА торжественно щёлкает клавишей диктофона. Как истый репортёр, он имеет привычку всё записывать на память.}

ВАЛЕРКА. Мы прикатывались домой после школы, ты садился вот так напротив окна и начинал цитировать классиков. (Кивает в сторону кухни.) Ему было тринадцать, и он смотрел на тебя, открыв рот.

СЕРГЕЙ. Я производил впечатление?

ВАЛЕРКА. Тобой нельзя было не восхищаться. Ты прочёл всю мировую литературу. Ты ходил по перилам моста. И ты собирался работать в Госпрокуратуре. Как развивается блестящая карьера?

СЕРГЕЙ. Блестяще. Я себе напоминаю заядлого гонщика, который после долгих мытарств добрался-таки до «Формулы-1». Роскошный отель, репортёры, конференции. Справа Шумахер, слева Сенна. И вот день заезда, он на старте, волнуется — и вдруг неожиданно замечает, что и справа, и слева, и вообще все гонщики на машинах. В то время как сам он прибыл на осле.

Тут же звучит выстрел, и наш герой рефлекторно, да и поскольку делать-то нечего, стартует. Колотит осла каблуками, прутиком и вскоре развивает неплохую — для осла — скорость…

^{ВАЛЕРКА вежливо посмеялся шутке. Но диктофон на этот раз не включил. Да и смотрит на СЕРГЕЯ уже не очень дружески.}

ВАЛЕРКА. «Добро пожаловать. Лети! Смерть». Из какого классика цитата?

СЕРГЕЙ (честно). Что-то не припомню.

ВАЛЕРКА (суховато). Это мне вчера на стене нацарапали перед дверью. Кто-то из ваших.

СЕРГЕЙ (вежливо уточняет). «Наши» — это кто?

ВАЛЕРКА. Полигонщики. Это, если ты не знаешь, болельщики одного шоу. Ублюдки, которые иногда избивают людей на улицах, а иногда поджигают машины.

СЕРГЕЙ (напоминает). Я работаю в Государственной прокуратуре, Валер.

ВАЛЕРКА. Ты нашёл меня в чужом доме, в пять утра. Просто поздравить с днём рождения?

СЕРГЕЙ. Я решил, что в квартире, где стёкла выбиты, могу тебя не застать. И я угадал.

ВАЛЕРКА (усмехнулся). Школьных друзей так не навещают. С кем ты пришёл поговорить? Со мной? Или, может, с ним?

СЕРГЕЙ. С вами. Недавно господин Президент подписал один указ…

ВАЛЕРКА (прищёлкнул языком).…Психотропное воздействие. Об этом — только со мной, потому что он не верит. Твоя контора много сделала, чтобы почти никто не верил…

СЕРГЕЙ (ровным голосом). Психотропное излучение. Оно используется на шоу «Полигон». Хотя господин Президент его запретил. Тебе интересна такая тема разговора?

ВАЛЕРКА. У вас достаточно заинтересованных помощников. В галстуках. В камуфляжной юниформе. В белых халатах и в кованых сапогах. Если в твоей конторе забыли, так я вам не помощник. Я же экстремист, Серёжа. Я же под судом был.

СЕРГЕЙ. Два года назад на интервью ты ударил победительницу шоу. Тебя избили…

ВАЛЕРКА (перебивает). Если бы меня избили, меня бы потом не судили…

СЕРГЕЙ (не реагируя на возражения, продолжает). Я узнал блондинку, которой ты влепил пощёчину на пресс-конференции. Узнал. Потому что я когда-то учился с тобой в одном классе. И когда-то ты мне доверял.

ВАЛЕРКА (после паузы). Продай эту информацию начальству. Меня уличат в предвзятости. «Вечерние новости» наконец-то закроют.

СЕРГЕЙ. Я не собираюсь вас продавать, Валер. Я хочу с вами поговорить. (Кричит.) Ты там не заснул часом со своим кофе?

ВАЛЕРКА (предостерегающе). Орать-то не надо. В соседней комнате спят. (Кивает.)

СЕРГЕЙ (резко). Я знаю того, кто там спит?

ВАЛЕРКА (многозначительно). Даже я не знаю.

^{Вошёл ЛАВРИН, с кофейником на подносе. Он смущённо улыбается.}

ЛАВРИН. Сел подождать, пока закипит, заснул. Пляж приснился. А там — ты, и ты, и ещё Генка.

ВАЛЕРКА (не склонен к шуткам). Хороша компания!

СЕРГЕЙ (подмигнул ЛАВРИНУ). Геннадий, как сказал классик, пошёл не за той путеводной звездой?

ВАЛЕРКА (чеканя каждое слово). За собственным убожеством этот малолетний нацист пойдет куда угодно и будет кричать что угодно.

СЕРГЕЙ. Не любят друг друга?

ЛАВРИН (ставит чашки). Теперь — не-а! Политика!

СЕРГЕЙ. Кофе — это хорошо! (Обстоятельным движением снимает пиджак и вешает на спинку стула. Под пиджаком у него кобура с пистолетом.)

ЛАВРИН (присвистнув). Серьёзный человек из серьёзной конторы.

СЕРГЕЙ (наивно пожав плечами). Вот Валера мою контору в грош не ставит.

ЛАВРИН (противным голосом). Гэ-Пэ…

СЕРГЕЙ (радуясь, что есть с кем вступить в беседу, обращается только к ЛАВРИНУ). Гляди. Нам не нравится Полигон. Нам не нравятся погромы на улицах, выбитые витрины в стриптиз-барах и гинекологических клиниках. Нужен нам от вас пустяк. Ключик. Которым двери закрывают.

ЛАВРИН (отгородившись ладонями). У меня ничего такого нет. Я стихи пишу.

ВАЛЕРКА (холодно). Серёжа! Будет лучше, если ты перейдешь с языка классики на человеческий и перестанешь сиять государственной службой и кобурой под мышкой.

СЕРГЕЙ. Это моя работа, Валера. Не надо сердиться, тем более что ты прекрасно понял. Ключик от Полигона. Человечек с Полигона. Такой, чтоб заглянуть ему (стучит пальцем по виску) вот сюда. И найти значимые изменения психики, как записано в указе.

ВАЛЕРКА (тычет в ЛАВРИНА). Вот у него значимые изменения. После принудлечения по поводу сигарет, которые он всё равно курит.

СЕРГЕЙ (решительно). Нет. Нам нужен человек с Полигона. Нам нужны те, кем ты ежедневно в радиоэфире пугаешь народ.

ВАЛЕРКА (быстро). Генку я тебе не дам. Он придурок, нацист, я его видеть не хочу, но это к делу не относится.

СЕРГЕЙ. А Генку я, у тебя, Валер, и не прошу. Болельщики нам ни к чему. Нам нужен участник шоу. И нужен он нам в тот момент, когда совершит серьёзный проступок, допускающий задержание на законных основаниях. Для медицинского освидетельствования.

ВАЛЕРКА (кажется, понял). Участница?

СЕРГЕЙ (бросает фотографию на журнальный столик). Участница. Прибыла вчера вечером и успела уйти из-под наблюдения. Боевой номер на завтрашнем шоу — «Седьмая».

^{ВАЛЕРКА глядит на фото во все глаза, но руками не притрагивается. ЛАВРИН тоже покосился, но мельком, безразлично.}

ВАЛЕРКА. Она не станет меня убивать при встрече, Серёжа.

СЕРГЕЙ. Под психотропным излучением — станет.

ВАЛЕРКА (через силу усмехается). Я влепил ей пощёчину. После этого я сидел в клетке и ходил в гипсе. Она выиграла. Я для неё теперь никто.

СЕРГЕЙ (доверительно). А за что ты её ударил тогда, Валер? (ВАЛЕРКА молчит.) Не за политику. Не за то, что она с тобой больше не спит. Ты ударил её, потому что когда-то она думала так же, как ты. Что шоу «Полигон» — это подлость. Что Генкина глупость — подлость. Что моя работа, Валер, — это тоже подлость. Потому что она была для тебя «Солнышко лесное», а теперь «Седьмая», вот за что ты её тогда ударил!

ВАЛЕРКА (мотает головой). Да ей-то что с того? Или тебе?

СЕРГЕЙ (улыбается, извиняясь). Ты дурак, Валер. Ты, конечно, очень умный, но ты дурак. Я работаю в Госпрокуратуре, Госпрокуратура знает об участниках шоу многое. Если тебе интересно, по секрету скажу: она тебя помнит, Валер. Каждый раз, когда там, на Полигоне, ей прижигают мозг излучением, она вспоминает, что это подлость, в которой никто, кроме неё самой, не виноват. А это больно и обидно, как сказал классик.

ВАЛЕРКА (глядя в сторону). Спасибо, что сообщил.

СЕРГЕЙ. С днём рождения, Валер.

ЛАВРИН (разглядывая фото, дёрнул бровями). Симпатичная.

^{ЛАВРИН вертит в руках зажигалку и как раз собирался ею чиркнуть. Но ВАЛЕРКА вдруг бьёт его по руке. Жёстко. Так нож можно было бы выбить. Зажигалка падает на столик рядом с фото.}

ВАЛЕРКА (привычно). Нельзя тебе курить!

ЛАВРИН (морщась от боли). А по-человечески сказать ты не мог?

СЕРГЕЙ (резко). Минуточку!

^{СЕРГЕЙ глядит на журнальный столик, где рядом валяются фотография и зажигалка, потом оглядывается на дверь в комнату, на коридор, прислушивается, вроде даже принюхивается, как собака. Соображает что-то очень быстро.}

ВАЛЕРКА (ещё ничего не поняв). Нервы ни к чёрту…

СЕРГЕЙ (перебивает). Минуточку! (ЛАВРИНУ.) Ты что сейчас хотел?

ЛАВРИН (растерянно). Зажигалкой чиркнуть.

СЕРГЕЙ (исчезая в коридоре). Выключатели не трогайте!

ВАЛЕРКА (недобро глядит на ЛАВРИНА). Ты как кофе варил?

ЛАВРИН (механически). По-турецки.

СЕРГЕЙ (снова появился в двери, привалился к косяку). У тебя по-прежнему классная интуиция, Валер. Четыре конфорки и духовка. Открыты на полную. (Вскочившему ЛАВРИНУ.) Куда?! Я выключил.

ЛАВРИН. Окно!

СЕРГЕЙ. Открыл. (Весело, но зло.) Братцы кролики, нас только что хотели убить. Так кто спит в соседней комнате? Погоди, Валер!

^{ВАЛЕРКА косолапо поднимается из кресла.}

ЛАВРИН. Там. Никого. Нет. Пейте кофе, пожалуйста!

ВАЛЕРКА (его уже не остановить). Я погляжу. Мне интересно, кто там, и я погляжу.

СЕРГЕЙ. Квартира не твоя. Ты сядешь, успокоишься и не будешь…

^{Решительным жестом останавливает ВАЛЕРКУ. Но рука ВАЛЕРКИ змеёй скользнула к кобуре под мышкой молодого следователя. И в этой руке остался пистолет.}

ВАЛЕРКА (упрямо и непреклонно). Нет, Серёжа. Буду!

^{Мимо отступивших СЕРГЕЯ и ЛАВРИНА ВАЛЕРКА выходит в коридор. Трогает ручку запертой двери. Вышибает одним ударом ноги. Вопль. Через пару секунд из двери нетвёрдыми шагами появляется ГЕНКА. Обеими руками он держится за разбитую скулу.}

ГЕНКА (скалясь от боли, но умудряясь быть ехидным). Упс! И кто из нас нацист, придурок?

ВАЛЕРКА (опустил пистолет). Чего ты там делал, Ген?

ГЕНКА. Спал я там, спал! (ВАЛЕРКА отпихивает ГЕНКУ и засовывается в комнату.) Один! Но зато спокойно! Пока вы не начали тут орать и ломать двери!

СЕРГЕЙ (холодно). Спасибо, Валер. (Принимает возвращаемый пистолет.) Добрый вечер, Геннадий.

ГЕНКА (зло). Да пошёл ты подальше, прокурор хренов! При тебе людей избивают…

СЕРГЕЙ (не обращая внимания на жалобы). Ты на кухню выходил? Плиту включал?

ГЕНКА (воет от боли). Спал я! Понимаешь, спал! Пока не получил дверью по роже!

СЕРГЕЙ (ВАЛЕРКЕ). В ванну его отведи. Холодной водой умой и перевязку сделай.

^{ВАЛЕРКА не привык, чтобы ему указывали. Но сейчас он неправ и потому кивает.}

ВАЛЕРКА (сквозь зубы, ГЕНКЕ). Ты, одень на себя чего-нибудь…

ГЕНКА. Надень! На-день! Одеть можно кого-то во что-то, а одежду на-де-ва-ют!

^{ВАЛЕРКА вновь теряет терпение, цепляет пострадавшего за локоть, оба скрываются в ванной. Слышится плеск воды и Генкины проклятья. На кухне кукуют ходики.}

^{СЕРГЕЙ вертит головой, прикидывая, где что искать. Мельком взглянул на ЛАВРИНА.}

СЕРГЕЙ. А дверь ты всегда открытой держишь? Чтобы кто хочешь заходил?

ЛАВРИН. Замок сломан.

^{Откуда-то сверху, со шкафа, СЕРГЕЙ стаскивает чемодан. Это тот самый чемодан ночной гостьи, но СЕРГЕЙ легко держит его на весу и возится с замком.}

СЕРГЕЙ. Если у девушки в кармане зажигалка, значит, она курит. Если курит, она точно не сторонник здоровья нации, и её можно без опаски приютить. Логично?

^{Открыл наполовину пустой чемодан. Там скомканы клетчатая рубашка и чёрные джинсы. Пара женских кроссовок.}

СЕРГЕЙ. Здесь лежала полигонная юниформа. Видел когда-нибудь? Весьма тяжёлая, вроде хоккейной. Там защита, тут защита, и экипировки всякой ещё полно. На вокзале её ждали у камеры хранения, а она не пришла. Что этой девушке было нужно в твоей квартире? (Бросив чемодан на пол, подходит к балконной двери. За домами разгорается восход. СЕРГЕЙ вдыхает свежий воздух и с выражением декламирует.) «Сине-зелёные полосы, нарисованные на прозрачном небе, начали потихоньку исчезать. Тусклые звёзды сонно посмотрели на всё живое, и, решив, что здесь справятся и без них, упали на дно колодца. Маленькие чёрные кузнецы долго будили ярко-красное Солнце…»

ГОЛОС ЧИТАТЕЛЯ. «…Они били его стеклянными молоточками по голове, раскладывали по мешкам, при этом страшно матерились и стряхивали на Солнце табачный пепел… Солнце чихнуло и принялось просыпаться… Медленно… Медленнее, чем тащится черепаха по раскалённому песку пустыни».

^{ЧИТАТЕЛЬ дочитал страницу. Закрыл книгу. Провёл руками по струнам гитары. Слова песни почти не приходится придумывать — они приходят ЧИТАТЕЛЮ в голову одновременно со взятыми аккордами.}

Они поднимались всё выше и выше,

а Солнце следило за ними вослед:

они уже были под самою крышей —

но дальше, на крышу, пути, увы, нет…

Звезда их светила далеко на востоке —

туда, где сбывались любые мечты…

И бились они о стеклянные двери,

которые были изнутри заперты…

Внезапный свет, блеснувший в конце коридора, —

луны обманчивый свет, блуждающие огоньки…

Они полагали, что видят прекрасно,

а сами брели, как слепые щенки…

^{Занавес, сдвигаясь, скрывает ЧИТАТЕЛЯ.}

Антракт

— Станция «Полигон». Следующая станция…

^{Поезд тормозит, с коленей задремавшего ЧИТАТЕЛЯ соскальзывает книжка. Шелест страниц будит его, он поднимает книжку и смотрит в разъехавшиеся с шипением двери. Кажется, он неверно расслышал название станции.}

^{Незнакомая девушка с перрона машет ему рукой. ЧИТАТЕЛЬ улыбается в ответ.}

— Осторожно, двери закрываются… Следующая станция — «Гостиный двор»…

.

КАРТИНА 9. КОММУНИКАЦИИ ПОЛИГОНА

БЛОКПОСТ №7

^{Когда-то здесь и правда был какой-то полигон или секретная воинская часть. Ровно уложенные плиты покривились от времени, на их швах проросла трава. В песчаном холме бетонная рама — вход в убежище. Искрошенные ступени ведут вниз, в лабиринты ходов сообщения — там сыро и сумрачно, солнце туда не заглядывает. На бетоне намалёвана свежей краской цифра — 7.}

^{Весёленький военный марш доносится оттуда, где над всей территорией господствует огромный экран, на котором высвечено название «ПОЛИГОН» в окружении двух грозных символов. Наверное, ночью впечатляло бы, но сейчас, ближе к двенадцати, солнце слепит и надпись едва читается. Кино на таком экране не покажешь.}

^{В цементном лабиринте притаилась гибкая фигура. Это ночная ГОСТЬЯ, но сейчас она одета в армированную камуфляжную униформу и армейские ботинки. На спине куртки — большая цифра 7. На рукаве — повязка с угловатым символом шоу «Полигон».}

^{ЛАВРИН пролез через дыру в проволочной сетке, спрыгнул с бетонного ограждения, огляделся. Достал из болтающейся на плече сумки фотоаппарат, выбрал кадр похудожественнее, чтобы и пейзаж поместился, и экран с лозунгом на заднем плане. Услышал шорох, но оборачиваться не стал. И так догадался, кто за спиной.}

ЛАВРИН. Я вас снова не вижу, сударыня. Так что не надо бить меня кастетом прямо по объективу.

СЕДЬМАЯ. Кто тебя пустил на территорию?

ЛАВРИН. Сам пришёл. Когда из моей постели пропадает девушка, я злюсь и иду по следу.

СЕДЬМАЯ. Хамить-то не надо, Теоретик.

ЛАВРИН (обернулся). А это совсем даже не хамство. Вот враньё — это да, хамство. Уходить не прощаясь — хамство.

СЕДЬМАЯ (в глазах готовность к драке). Где я тебе соврала? Я не всю жизнь хожу в юниформе. Я не призналась, зачем приехала в город. А что, была должна? Первому встречному?

ЛАВРИН. Форма тебе идёт. (Наводит фотоаппарат.)

СЕДЬМАЯ. Не вздумай!

ЛАВРИН (снимок). Прости! Не хотел обидеть!

^{СЕДЬМАЯ сделала было угрожающий шаг к нему, но, поняв, какой выйдет кадр, весело оскалила зубы. Подбоченилась, как фотомодель. Ей нравится откровенное внимание. ЛАВРИН снова фотографирует.}

СЕДЬМАЯ. Извини, не обиделась! Говори, зачем пришёл, и мотай отсюда, пока цел. Через двадцать минут старт. Не покинешь территорию — сам дурак.

ЛАВРИН. Я-то покину. Я ещё тебя с собой уведу.

СЕДЬМАЯ. Ты в своём уме?

ЛАВРИН (бодро). Вот в той стороне, сразу за ангарами, вниз и спускаешься к речке. Для городской черты вполне приличный пляж. Сгоняем, скупнёмся? Только не говори, что нет купальника. Все девчонки так говорят, когда отказываются. Надоело.

СЕДЬМАЯ (даже губу прикусила от удивления). Нет, всё-таки ты больной. Ты зовёшь уйти со старта? С финальной игры сезона?

ЛАВРИН. А тебе так позарез рискнуть здоровьем ради забавы прыщавых ублюдков с трибун? Не можешь без этого? Привыкла? Или больше делать нечего?

^{Подсечку ЛАВРИН, конечно, заметить не успел. Упал на бетон, стараясь не разбить фотоаппарат. СЕДЬМАЯ склонилась над ним, неласково рванула за куртку.}

СЕДЬМАЯ. Осуждаешь? А кто ты, чтобы осуждать? Подопытный из спецклиники? Друзья твои? Все подопытные! Все! От рождения до смерти идёт опыт, а кого ради — нам не скажут! У нас есть зубы, когти и хвосты, и как ты ни бейся, будешь делать то, что и все: кусаться и размножаться. Внутривидовая борьба, естественный отбор. По мне уж лучше Полигон — тут хоть правила известны заранее. И победить можно…

ЛАВРИН (придушенно). Ты точно выиграешь финал сезона! С экрана, вот там, будет смотреть твоё фото. И твой голос будет над всем этим пустырём. «Нация сильна и здорова!!!»

^{СЕДЬМАЯ отпустила его и села рядом на бетон. ЛАВРИН тоже сел, отряхнул бетонную пыль с рукава рубашки. Друг на друга они не смотрят.}

СЕДЬМАЯ. Когда включается отсчёт, я обо всём забываю. Потом будут кровь, кровавые сопли и выбитые зубы. Но когда включается стартовый отчёт, мне всегда кажется, что можно пройти Полигон до конца и вырваться. Туда, за стену. А ради этого… плевать я хотела и на здоровье нации, и на фото с экрана.

ЛАВРИН. Вот ты какое — психотропное воздействие!

СЕДЬМАЯ. Кто тебе сказал, что мой номер седьмой?

ЛАВРИН. Во сне увидел. Я же репортёр.

^{Она толкнула его плечом и рассмеялась коротко, как будто в чём-то перехитрила. Стремительным движением вытащила из нагрудного кармана его чёрной рубашки диктофонную кассету и предъявила, как доказательство.}

СЕДЬМАЯ. Репортёр… Ты другу своему просто наклейки на кассеты надписываешь? Ладно, спасибо, что предупредил. Значит, когда начнётся, меня здесь не будет. Тебе тоже пора сматываться. Удачи пожелаешь?

ЛАВРИН. Переломай ноги, дура!

СЕДЬМАЯ (азартно). Доживём до вечера, я тебе припомню! В речке утоплю, потом пофилософствуем!

^{И — нет её. ЛАВРИН повертел головой, пытаясь понять, куда она делась. Бросил кассету в сумку, вытащил оттуда же репортёрский диктофон. Остановил запись, включил перемотку. Пока крутится плёнка, пробормотал импровизируя:}

— Может быть, сон, а может быть, явь, —

но от сомнений меня ты избавь:

я просто хочу вычислить день,

когда на меня упадет твоя тень…

^{Щёлкнул клавишей.}

ГОЛОС СЕДЬМОЙ.…Внутривидовая борьба. Естественный отбор…

ЛАВРИН. Прости, Валера. Для репортажа маловато.

.

КАРТИНА 10. КОММУНИКАЦИИ ПОЛИГОНА

ШАХТА

^{Ещё один объект, явно военного вида. Что-то вроде огневой точки или наблюдательного пункта, сквозь смотровые щели видно Полигон. СЕРГЕЙ наклонился и выглянул. Ну что, обзор неплохой.}

^{ГЕНКА сидит тут же, возле приоткрытой перегородки, сделанной из проволочной сетки и железных полос. На фингал, заработанный ночью, он старательно, шипя от боли, накладывает «боевую раскраску», как и полагается завзятому болельщику.}

СЕРГЕЙ. Решётку я запру, Геннадий. Там шахта этажей на пять в глубину. Открывать не пробуй.

ГЕНКА. Я что, дурак лезть куда не надо?

СЕРГЕЙ. Вот по тебе и видно, что умный.

ГЕНКА (строго). В данном случае я Валерку не осуждаю. Он не знал, кто за дверью. (Зацепил синяк.) У, придурок!.. На улице холодно было, а девчонка уже ушла… (Склочно.) Я её нашёл, я её привёл куда надо было, а она от вас ушла…

СЕРГЕЙ. Значит, надо так было. А что привёл, молодец. (Взглянул на часы.) Ещё десять минут. Если страшно, есть время добежать до любимых трибун.

ГЕНКА (не задумываясь). Конечно, страшно. Только мне это надо, понимаешь? Вот не «нужно», а именно «надо». С трибуны я тысячу раз всё видел. А тут я рядом буду. Совсем другие ощущения.

СЕРГЕЙ (чтобы не слушать ненужных подробностей, с грохотом задвинул дребезжащую проволочной сеткой перегородку). Руками не трогать.

ГЕНКА (тщательно малюя на лице). Тавтология. Достаточно сказать «не трогай». Люди когда трогают, то обычно именно руками.

СЕРГЕЙ (идёт к выходу). По тебе видно.

ГЕНКА (окликает). Эй! Прокурор! (Оглянувшемуся СЕРГЕЮ.) А когда ты соврал?

СЕРГЕЙ. Это ты о чём?

ГЕНКА. Я по роже дверью получил, потому что вас слишком внимательно слушал. Ты Валерке сказал, что Полигон ваша контора прикроет. Ключиком запрёт. А мне наоборот говорил. Так что из этого на самом деле враньё?

СЕРГЕЙ. На самом деле — всё.

ГЕНКА. Я чего-то не понял.

СЕРГЕЙ. Ты ночью на кухне был? Газ открывал?

ГЕНКА (скалится). Я чего, самоубийца? Зачем мне?

СЕРГЕЙ (назидательно). «Белое море хранит много тайн. Одна из них — как колхозник Петров утопил там свой трактор». Это цитата, Геннадий. Бонсуар.

ГЕНКА (вдогонку). Полиглот несчастный! «Бонсуар»… «Бонжур», а не «бонсуар»!

^{Бодрая музыка оборвалась. Над Полигоном разнеслось:}

— Освободить помещения, начинается работа Полигона! Освободить помещения, начинается работа Полигона!

^{Мужской и женский голос повторяют эту фразу раз за разом бесконечно, монотонно. Надпись «ПОЛИГОН» пропала, зато под угловатым символом появляются сакраментальные слова «Нация сильна и здорова».}

^{ГЕНКА опёрся на стенку шахты, перевёл дыхание, сглотнул. ЛАВРИН, сделав последний кадр, запихнул камеру в наплечную сумку. СЕДЬМАЯ, шедшая по ходу сообщения, замерла, заметив впереди какое-то движение. Не замечая её, по коридору впереди прошёл высокий и крепко сбитый человек в полигонной форме. На спине у него номер 13. Это ВАЛЕРКА. Двумя этажами выше СЕРГЕЙ спокойно ждёт, наблюдая за происходящим. Он видит их всех.}

^{Нарастающий фон трансляции перестаёт быть невнятным гулом, превращаясь в низкий глухой голос, читающий нечто вроде гулкой, всё накрывающей молитвы.}

МОЛИТВА. Вязкое. Варенье. Муха. На телеге.

Окна. В паутине. Вол. На убиенье.

Целый дом. В кармане. Цирк есть. В рюкзаке.

Вошка. На аркане. Копоть. На стекле…

^{ЛАВРИН покачнулся на бегу, ухватился за бетонный бордюр, упал на колено, стараясь не уронить сумку. Пытается подняться, но уже чувствует, как рёв трансляции наполняет голову… Переполняет…}

^{СЕРГЕЙ видит их всех. ГЕНКА повис, вцепившись в сетчатую перегородку, голова запрокинута, из разинутого рта течёт. СЕДЬМАЯ всматривается вперёд со злой улыбкой. ВАЛЕРКА идёт ей навстречу и улыбается так же. Вот они бросились друг к другу.}

МОЛИТВА. Дураки. В нарядах. Шёлка. И парчи.

Сто ублюдков. В зайца. Кидают кирпичи.

Подуй, ветер. Сильный. Всколыхни. Листву.

Вымети. Из дома. Пепел. Пыль. Траву…

^{ЛАВРИН шепчет, повторяет непонятную молитву, прикрыв глаза, и, придерживаясь руками за проволочную сетку, пытается добраться до разрыва в ней. Тут МОЛИТВА обрывается, он проговаривает по инерции пару строк:}

ЛАВРИН. А теперь иди и дай мне умереть.

Нет её. Один я. Нечего хотеть…

^{и падает лицом на бетонный бордюр.}

.

КАРТИНА 11. СКИТАЛЕЦ

^{Квартира в старом городе. Стиснутое стеллажами пространство завалено книгами, между ними втиснулся стол с настольной лампой, всё теми же книгами и пишущей машинкой. За ней весьма неудобно примостился КЕЛЬНЕР.}

КЕЛЬНЕР (печатает на машинке, диктуя сам себе). «Всюду, куда ни посмотри, было поле. Голое поле — ничего толкового здесь не росло. И только посреди поля стоял неизвестно как здесь выросший дуб. Его обгорелая листва скорее напоминала хвою, кора была похожа на облезлую мочалку. На одной из веток дуба свил себе гнездо голубь. Голубь умел делать три вещи: есть, гадить и летать кругами вокруг дуба. Он был дураком в самом прямом смысле этого слова. А вот дуб, вообще говоря, только с виду казался идиотом…»

^{Дверь за его спиной открывается. В проёме зловещая фигура ЛАВРИНА в плаще, шляпе, тёмных очках.}

ЛАВРИН. Здравствуйте.

КЕЛЬНЕР. Здравствуйте.

^{Он явно ждал кого-то другого, так как, обернувшись, вскочил, опрокинув стул. ЛАВРИН молча прошёл в комнату, смахнул стопку журналов с дивана, сел.}

КЕЛЬНЕР (покорно). Мои извинения. Нервы ни к чёрту.

ЛАВРИН. Я звонил, но звонка не слышно.

КЕЛЬНЕР. Это потому, что свет отключён. Здравствуйте… м-м… запамятовал…

ЛАВРИН. Теоретик. (Снимает тёмные очки.)

КЕЛЬНЕР. Скиталец. (Протягивает руку, наконец-то вспомнив.) Мы виделись в кафе на пляже? Вы здесь не живёте. Только гуляете.

ЛАВРИН. Мне снова стало плохо. Я снова здесь. А вы приглашали зайти.

СКИТАЛЕЦ. Конечно. Любопытно побеседовать с человеком, который помнит… Людям свойственно забывать… (Печально улыбается.) Государственная прокуратура… Шоу «Полигон»…

ЛАВРИН. Какой сейчас здесь год?

СКИТАЛЕЦ. Девятнадцатый.

ЛАВРИН. Две тысячи девятнадцатый?..

СКИТАЛЕЦ. А вы от чего считаете?

ЛАВРИН. Я хочу понять. Вы помните то же, что помню я. У вас это было? Много лет назад?

СКИТАЛЕЦ (вежливо, но твёрдо). Это вы помните. Я просто знаю из книг, а знаю я немало. Хотите, я в подробностях расскажу об Альбигойском походе?

ЛАВРИН. Вы историк?

СКИТАЛЕЦ. Здесь нельзя быть историком, даже если много знаешь. Нельзя быть писателем, даже если стучишь по клавишам.

ЛАВРИН. Здесь, в вашем городе, это запрещено?

СКИТАЛЕЦ (укоризненно). В Городе никому ничего не запрещают. Наша свобода ничуть не хуже вашей!

ЛАВРИН (не верит своим ушам). Наша свобода? Извините, но вы, наверное, плохо читали. Про спецклиники, бригады Госпрокуратуры, банды «полигонщиков»…

СКИТАЛЕЦ (снова печальная улыбка). Мне ли не знать. Я отсидел однажды четыре месяца за укрывательство полигонщиков.

ЛАВРИН. Вы?

СКИТАЛЕЦ. Когда господин Президент объявил, что «общество не может мириться с молодежными военизированными формированиями»… Когда среди рядового состава внутренних войск распространился негласный приказ: «при захвате террористки напомнить ей место самки в здоровом обществе, наиболее доступными средствами»… Можете прочесть в энциклопедии…

ЛАВРИН. Кто вас арестовал? Госпрокуратура?

СКИТАЛЕЦ (грустно усмехаясь, перечисляет). Группа поддержки правопорядка, народная милиция, отряды карабинеров… Мало ли их… А Город — он всегда один.

ЛАВРИН. Вы хотите сказать, что мне снится будущее? Моё будущее?

СКИТАЛЕЦ (мягко). Вам ничего не снится. Вы, заснув, попадаете сюда. Есть разница.

ЛАВРИН (присев на письменный стол, вытаскивает листок из пишущей машинки). Вы не ответили ни на один вопрос! Вы сочиняете книгу. И сами же говорите, что в городе нет ни одного писателя…

СКИТАЛЕЦ. Чтобы быть писателем — мало сочинить книгу. Нужно, чтобы её кто-то прочёл… Иначе это не книга. Здесь можно стучать по клавишам. Здесь можно вбить в стену гвоздь и доехать на автобусе до пляжа. Но построить дом или искупаться в реке здесь вы не сможете. Здесь Город. Сюда не ходят поезда, не приходят телеграммы. Здесь нет жизни.

ЛАВРИН (медленно). Мне снится загробный мир?

СКИТАЛЕЦ (слабо рассмеялся, обнажив беззубые дёсны). Тот, где на небеса приглашает дедушка с нимбом, а дьявол тащит в преисподнюю на вечные муки? Наивные басни древних людей. Город не нуждается ни в том, ни в другом, не карает и не награждает. Один из моих друзей, вы видели их на пляже, обрёл тут всю возможную власть. Я — знания, о которых мечтал. Но делать нам здесь нечего. Это Город. Он не меняется.

ЛАВРИН. Я видел, как тут бьют стёкла, рушатся стены, бросаются на людей с ножом.

СКИТАЛЕЦ. А результат? Мой второй приятель страстно желает умереть, но в Городе даже такой Удачи дано не каждому.

ЛАВРИН. Удачи?

СКИТАЛЕЦ. В вашем мире это дело обычное. Там может повезти любому. Конечно, и цена высока. Ты создал стихи, которые будут помнить веками, — пожалуй на дуэль. Ты выиграл состязание — и ломаешь ноги, прыгнув с пьедестала. Ты встречаешь любовь — и теряешь любовь. Ваш мир — это страшный мир, но там есть жизнь и удача. Выберешь удачу — потеряешь жизнь. И — наоборот. Все хотят Удачи. Но не каждому её желают.

ЛАВРИН (вспоминает). Добро пожаловать… Лети…

СКИТАЛЕЦ (подсказывает). Как выглядел тот, кого вы первым встретили в Городе?

ЛАВРИН. Врач, в халате белом. Обычный доктор.

СКИТАЛЕЦ. Он всё про вас знал, как будто лечит с самого детства, верно?

ЛАВРИН. Но я не умирал! Я проснусь, или приду в себя, и из этого вашего Города вернусь туда, к себе. Я у вас в гостях. За что такая особая милость?

СКИТАЛЕЦ. Милость Города можно заслужить, отправляя сюда других людей. Люди тянутся друг к другу. Их связывает дружба, любовь, люди сознают, что вместе они сильнее. Как частицы в атомном ядре — огромная энергия связи. Но чтобы одна из частиц обрела всю эту энергию, другие должны исчезнуть. Связи нужно разорвать. Ведь людей много, а Удача на всех одна… И вот друг предаёт друга, влюблённый жертвует любовью, а потом гибнет сам. Положительное и отрицательное сгорит, и останется только один победитель. Он нейтральный. Он получит то, чего хотел, и ему нет нужды умирать, чтобы попасть в Город…

ЛАВРИН (делает шаг к старику и забыв о вежливости трясёт за плечо). Вы сошли с ума! Я никого не предавал. Я… Я женщину боюсь поцеловать… Нет у меня нет никакой цели и никогда в жизни мне не везло.

^{СКИТАЛЕЦ и не думает сопротивляться. Дряхлый и бессильный, он только тихо смеётся, когда ЛАВРИН притискивает его к стеклянным дверцам книжного шкафа… И тут в прихожей слышны голоса:}

— Да звонил я!

— А чего звонка не слышно?

— Хозяин! Дома али нетути?

^{ЛАВРИН отпускает хозяина квартиры. И вовремя.}

^{Вошедшие — двое подростков. Один из них, огненно-рыжий, сильно смахивает на Генку. Конечно, он младше Генки и держится совсем не так. Это не закомплексованный юноша, старающийся вести себя как школьник, а просто школьник — но на Генку здорово похож. Как, впрочем, и его приятель, кудрявый красавчик в джинсовой куртке, с изукрашенной наклейками гитарой в руках, очень похож на ЧИТАТЕЛЯ, каким его видел ЛАВРИН на вокзале — видел, но, конечно, не запомнил. Красавчику в джинсе тоже не больше пятнадцати лет.}

^{Увидев посреди комнаты ЛАВРИНА, подростки удивились, но не сильно.}

РЫЖИЙ (нисколько не пугаясь грозной внешности ЛАВРИНА). Привет. А где старикан? (Заметив СКИТАЛЬЦА, всё ещё прижавшегося спиной к книжному шкафу.) Дедушка! Ставьте кофе на плиту!

ДЖИНСОВЫЙ (жуя резинку, но с достоинством). Мы вам, дедушка, песню принесли!

СКИТАЛЕЦ. Шутка?

ДЖИНСОВЫЙ (трагически). Нам не верят!

РЫЖИЙ (укоризненно напоминает). Дедушка, мы не врём. Вы ж нас отучили!

^{Парни в прекрасном настроении и резвятся, как будто говорят со сверстником. СКИТАЛЕЦ косится на ЛАВРИНА и разводит руками. То ли извиняется за поведение гостей. То ли за сказанное ранее.}

СКИТАЛЕЦ (смущённо, ЛАВРИНУ). Вы кофе пьёте?

ЛАВРИН. По-турецки.

^{СКИТАЛЕЦ скрывается в глубине квартиры.}

РЫЖИЙ (небрежно). Этот чувак изобрел песню.

ДЖИНСОВЫЙ (жуёт резинку, но считает нужным уточнить). Не-а, это этот чувак написал стихи. Мне всё равно, что бренчать.

РЫЖИЙ (ощетинился). Чем тебе текст нехорош?

ДЖИНСОВЫЙ. Припев. Очень быстро и жёстко.

РЫЖИЙ. Вот давай — человек скажет, надо это жёстко и быстро или ласково и удивительно.

^{ДЖИНСОВОГО просить два раза не надо, вдарил по струнам. РЫЖИЙ вытащил из кармана рубашки лист с текстом, держа на весу, отсчитал щелчками пальцев ритм, и оба довольно стройно запели:}

Сколько пищи для разума — но никто не жрёт!

Сколько баков для мусора — но всякий мимо плюёт!

Мы ходим вкруг да около, глядя в чужое окно, —

на территории Города скоро станет темно…

Здесь кому за пятнадцать — тому уже пятьдесят,

если ты здесь умён —

на тебя как на психа глядят…

И когда раскалённое небо, устав, упадёт сюда,

оно будет жарче огня и холоднее льда…

^{СКИТАЛЕЦ вернулся с кухни, встал рядом, слушает. В глазах у его не столько гордость, сколько грусть.}

ЛАВРИН. Это ваши родственники?

СКИТАЛЕЦ. У меня нет родственников. Всю жизнь предпочитал друзей.

Зачем тебе водка, когда предки есть?

Зачем тебе логика, когда нечего есть?

Зачем вам глаза, зачем же тогда вам уши,

когда не на что смотреть и нечего слушать?

Оглянись по сторонам —

разуй глаза от тумана Свободы!

Оглянись по сторонам — Свобода липовая дана!

Оглянись по сторонам —

и делай то, что ты можешь:

ты должен испить эту чашу Свободы до дна!..

^{Хорошо ли, плохо ли спето, но певцы довольны и, переводя дыхание, улыбаются, явно ожидая одобрения.}

СКИТАЛЕЦ (серьёзно). Полный аншлаг!

^{Видимо, это здесь — высшая похвала. РЫЖИЙ немедленно хватает приятеля за рукав и волочёт прочь.}

РЫЖИЙ (торжествующе вопит). Госэкзамен принят! Народ в подземном переходе ждёт, тоскует! Туда-обратно, пару раз споём, через час заскочим! Дедушка! Кофе без нас не пейте!

ДЖИНСОВЫЙ (только и успел сказать). А у вас звонок не работает!

^{И нет их.}

ЛАВРИН (тактично, понимая, что опровергает очевидную неправду). В Городе нет ни поэтов, ни музыкантов. Но дети всё равно поют в подземном переходе?

СКИТАЛЕЦ. Дети — да. Дети рождаются здесь и иногда слушают своих учителей. Не слушаются, но слушают, при условии, что учителю с учеником повезло. Я же говорю: Город — это не жизнь после смерти, не финал, не будущее и не прошлое. По сути своей это тот же самый мир. Как головастик и лягушка. С лапами и — с хвостом. Но одно и то же. Поэтому сейчас из подъезда моего дома выйдут на улицу Города один поэт и один музыкант. А теперь, подойдите к окну.

^{И сразу — на улице резко взвизгнули автомобильные тормоза. Крик, ещё один, звон битого стекла. ЛАВРИН стоит у оконного переплёта.}

СКИТАЛЕЦ. Любая теория — как отражение в воде: ясна до первого ветра. Но вот ветер стих, а теория верна, как всегда. Поверьте: нет чёрного и белого, нет вашего мира и иных миров — есть только Город. Он переворачивает песочные часы, и песок бежит туда, откуда только что вырвался. Когда в Городе дозволяется кому-то умереть, безвременно, жестоко, нелепо, это — Удача. Человек прошёл нужную часть круга, дорос до того, чтобы родиться заново. Фабрика. Где-то там, у вас, родились два придурка: один лет через пятнадцать научится бренчать на гитаре, другой напишет первые стихи. Они никогда не встретятся, никогда не вспомнят, что дружили, не вспомнят меня или вас. Но именно они напишут те стихи, которые снятся вам. Ничего никуда не девается. Зачем-то это нужно тому, кто переворачивает часы.

ЛАВРИН. Бог? Дьявол? Наивные басни невежественных людей?

СКИТАЛЕЦ. Врач в белом халате, который запишет время вашего прибытия. Палач, который опустит нож гильотины на вашу шею. Водитель автомобиля под окнами. Друг, с которым вы не поделили улыбку дамы и который прострелит вам лёгкое.

ЛАВРИН. За что убивает Город?

СКИТАЛЕЦ. Городу нет резона ни спасать вас, ни убивать. Человек вышел на балкон, облокотился о перила — он не падает, и это не чудо, а закон природы. Атомы сцепились между собой, и это спасает. Но вот ты заперт в клетке, и кругом огонь — стальные прутья не злые, но тот же закон отнимает жизнь.

Конец ознакомительного фрагмента.