Химически чистое искусство

Пётр Иголкин

Даня – молодой химик-любитель, который ради будущего своих близких стал художником-авантюристом. Последний «шедевр» заканчивается для Дани комой. Жизненные пути близких, тех, ради кого были такие жертвы, продолжаются. Даня при смерти, но истинные художники не уходят бесследно.Кома – это только начало. Начало новой безбедной жизни для Полины – девушки Дани, – которой предстоит пережить весь кошмар произошедшего.Но кома – это не только начало. Но именно с неё всё начинается.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Даня «нашёлся»,

но не там, где его искали.

I

Было… нехорошо…

— Даня…

Чёрный цвет действительно прекрасен. Он превосходен по-своему. В нём ты видишь то, что захочешь. А если не видишь, цвет сам заставит заметить себя, захватит внимание целиком и полностью, пережуёт и отдаст обратно. Ты должен… адаптироваться.

…Вы интересуетесь положением молодого человека…

…Всё, кто нужен… уже… здесь…

Все боятся лжи.

Все боятся слова «ложь».

Многие не знают, что такое ложь. Насколько она многогранна.

Но они лгут. Сами себе.

Слишком поздно.

Ты, как всегда, упустил шанс.

…Везде, оно повсюду. Всё покрыто тонким слоем…

…Я знаю, тебе тяжело… А ты так и не отмылся…

— Даня!

Но я надеюсь… Я надеюсь… Что у меня появится ещё один шанс…

— ДА ДАНЯ, ПРОСЫПАЙСЯ ТЫ! НЕ ПУГАЙ МЕНЯ!

…А это правда… Что он может… Слышать нас?..

— Придётся многое вырезать… Cut-cut-cut… Согласились же про Герострата снимать, чего чудить начал?..

Я смотрю сонными глазами на тонированное стекло автомобиля. Похоже, что я прижался к нему, когда заснул. За стеклом проносятся улицы. Рот мой открыт, а язык высунут, точно я только что лизал это самое стекло. На языке ощущается привкус чего-то неприятного, металлического: горло жжёт, а губы и дёсны настолько сухие, что я выпил бы даже бензин. Тело сдавливает ремень безопасности, очень крепко и надёжно, так, что сделать лишних движений не представляется возможным.

На дороге пусто. А по бокам — дома… Эти старые жизненнонепроницаемые дома, хорошо знакомые моему глазу: облезлые потрёпанные временим панельные здания с опухолями в виде самостроя, заселённые бедными, не уважающими себя и других людьми. И они заставляют делать то же самое своих детей, сейчас резвящихся во дворе на ржавой площадке. Всё это я вижу, съезжая вниз по стеклу.

Я принимаю ровное положение и старался не двигать головой: затылок ощущается тяжелее кувалды, а лобовая часть головы буквально раскалывается с треском, как арбуз. Судя по моим действиям, я выгляжу как пьяница, пытающийся таковым не казаться.

Тут из привычной видимости начинают улетучиваться сначала чёткость, за ней целостность зрения. В моих глазах мир становится сжатым и размытым. Но я успеваю понять: я в такси. Для этого не обязательна чёткость видения, достаточно однажды почуять аромат эконома, чтобы создать его образ.

Меня посещает логичное опасение: «Ну всё… катаракта».

— Да-а-а-н-я-я-я, ау! — Около глаз защёлкали нечёткие пальцы чьей-то руки. Голос знакомый: высокий, немного грубый. Я гляжу влево, и когда поворачиваю голову, щурюсь от чудовищной мигрени. Всё, что я могу видеть, это размазанные пятна света.

— Ты в порядке? — спрашивает меня этот человек.

Я берусь за голову, чтобы зафиксировать взгляд, оттягиваю края глаз, и кое-что могу разглядеть: какой-то маленький хвостик, сами волосы каштанового цвета, а лицо… А вот лица разглядеть не смог. Это точно Поля, кто же ещё?

Конец ознакомительного фрагмента.