Тропой Койота. Плутовские сказки

Пэт Мэрфи, 2007

Добро пожаловать на страницы третьего тома серии антологий «мифической фантастики» от прославленных составителей Эллен Датлоу и Терри Виндлинг! В «Зеленом рыцаре» они исследовали лесной фольклор. В «Пляске фэйри» – наблюдали за феями, эльфами и прочими духами природных стихий. А сейчас обращают внимание читателей на трикстера – непредсказуемого и неугомонного персонажа, которого можно найти в сказках, мифах и легендах всего мира. Койот. Ананси. Братец Кролик. Лис Рейнард. Локи. Мауи. Тиль Уленшпигель. Истории о трикстерах – лукавых и могучих, беспринципных и мудрых, жестоких и обаятельных – испокон веков являются одним из основных сюжетов произведений фольклорной литературы. Теперь перед вами – двадцать шесть новых сказок и мифов о трикстерах от признанных корифеев современной фантастики – Холли Блэк, Чарльза де Линта, Патриции Маккиллипп, Джеффри Форда, Джейн Йолен и многих других.

Игроки с Золотых гор

Стив Берман

^[25]

На полированной деревянной столешнице кружится в бешеном танце монета. Над ней, через стол, не отрываясь, взирают друг на друга двое. Две пары зеленых глаз, одна — цвета прозрачнейшего нефрита, другая дымчата, туманна, будто потускневшая медь, поблескивают в полумраке.

— Ну, полно, м-дорогая, ты просто-таки обязана предоставить мне еще одну попытку снискать твою благосклонность.

Мужчина глубоко затянулся сигарой, дымок которой мог бы потягаться на равных с тончайшими из благовоний.

Женщина подхватила монету и стукнула по ее ребру отлакированным ноготком.

— Ставка?

— Может, любовь?

— Снова любовь, — скучливо вздохнула женщина. — Куда подевались те старые дни, когда ты и слышать не желал ни о чем, кроме богатства?

— Все это было до того, как я увидел тебя во всем разнообразии обличий. До того, как ты обучила меня кое-каким новым трюкам.

— Значит, ты, Бурен, согласно поговорке собственной родины, пес не старый, а новый?

Мужчина по-волчьи осклабился и разразился лающим смехом.

— Я рожден здесь, м-дорогая. Как и мы все.

— Нет, никакой любви. Результатом ты все равно вечно недоволен.

Рукав шелкового халата женщины скользнул вниз, обнажая сливочно-белую кожу предплечья. Поставив монету на ребро, женщина щелкнула по ней ногтем, и монета вновь закружилась между игроками, посреди стола, оборачиваясь то золотым долларом, то бронзовым кругляшом с квадратным отверстием в центре.

— Я знаю, что тебе нужно на самом деле.

— Ну, это еще нужно поглядеть… — Мужчина склонил голову набок, точно прислушиваясь, но в комнате царила тишина, нарушаемая лишь едва уловимым звоном странствующей по столу монеты. — Вот идет какой-то юнец. Его приход сулит честную игру. — Он пыхнул сигарой и выпустил густой клуб дыма. — Жизнь и смерть?

Уголки губ женщины, вдруг сделавшихся алыми, точно пролитая кровь, дрогнули в намеке на улыбку.

— Идет.

Остановившись у небольшой витрины на Юнион Хилл, Юань Цзи окинул взглядом золотые буквы на стекле, совершенно незнакомые ему даже сейчас, после стольких месяцев жизни в Сан-Франциско. Остановить бы одного из прохожих американцев и спросить, та ли это лавка, да только смелости не хватает… Земляки, работавшие на швейной фабрике рядом с ним, часто шептались о заведении, где можно — путем тройного коленопреклонения и девятикратного челобитья — снискать покровительство злых духов. Поначалу Юань думал, что все эти небылицы рассказывают только затем, чтобы дать усталой душе отдых от долгой работы иглой и нитью. Теперь оставалось только одно: надеяться, что в этих сказках имеется хоть толика правды.

На поиски духов он отправился вовсе не ради себя самого. Да, порой пустой желудок напоминал о себе ноющей болью, нередко ему стоило немалых трудов сохранять ясность зрения, когда от голода кружился перед глазами весь мир, но тревожился он только о брате.

Всякий раз, возвращаясь поздним вечером с работы, Юань напевал себе под нос моления Будде Амита, надеясь не увидеть посреди улицы перед ветхим домом, где оба ютились в крохотной комнатушке бок о бок с множеством остальных, тела брата. Конечно, никто из жильцов не станет терпеть мертвеца под самым носом, так что труп тут же выволокут наружу и бесцеремонно бросят, словно тухлую рыбу.

Брат почти не вставал с тюфяка уже не первую неделю. Его мокрое от пота тело терзала горячка. Из заработанных денег Юань не оставлял себе ничего. Что оставалось после расчетов с домовладельцем, шло на еду и лекарства для брата. Чень был так плох, что не мог жевать, и разжевывать пищу за него приходилось ему, Юаню. Как же ему было стыдно, когда он, поддавшись слабости, проглатывал немного риса или, того хуже, кусочек свинины! Сам он жил одним чаем, не обращая внимания на то, что одежда начала болтаться на теле мешком.

Потянув на себя массивную бронзовую дверную ручку, он вошел внутрь. Здесь, напротив витрин, стояли два прилавка, слева — из тонкого бамбука, справа — из тяжелого мореного дуба. На дощатом полу между ними, деля лавку пополам, лежала шкура какого-то зверя. Увидев странные, напоминавшие ослиные, но с куда более густой гривой, головы с обоих концов длинного туловища, Юань присел на корточки и пригляделся к тупым, ровным зубам.

— Любопытствуешь?

Голос принес с собой волну аромата жасмина. Вскинув взгляд, Юань увидел, что за прилавком из бамбука сидит прекрасная маньчжурка с глазами цвета чистейшего нефрита и затейливой прической, украшенной ароматными цветами. Он и не слышал, как она вошла! Из скромности и подобающего почтения Юань поспешил опустить взгляд к полу. Судя по платью и выражению лица, она намного превосходила его в положении.

— Я никогда не видел подобных зверей, — с поклоном ответил он по-кантонски.

Справа фыркнули.

— Ну да, еще бы, — откликнулся по-английски кто-то третий.

Повернувшись направо, Юань увидел, что за вторым прилавком стоит человек — белый. Выглядел он, подобно многим другим американцам — толстый, сытый, маслянисто блестящая рыжая борода, прилизанные волосы, одет во множество слоев грубой колючей шерсти.

— Это тянитолкай, — пояснил американец, ткнув пальцем вниз, в сторону шкуры. — Чертовски редкий зверь. Может, последний на всем белом свете.

С этими словами он поднес к пухлым губам сигару.

Этого странного американского наречия Юань почти не знал, однако понял его слова так же хорошо, как если бы он говорил по-кантонски. И тут же сообразил, что сей факт — сколь бы ни маловероятный, если не совершенно невозможный — подтверждает: вот они, те самые духи, о которых его предостерегали!

Слегка напуганный, но не забывающий держать спину прямой, дабы не выказывать страха, Юань вновь поклонился — каждому по очереди, и остался стоять с опущенной головой.

— Вот это брось. Пялясь в землю, здесь, в Калифорнии, далеко не уйдешь. — Глубоко затянувшись сигарой, белый насмешливо хмыкнул. — Если, конечно, не золото ищешь.

— Бурен, не смейся над ним. Он в отчаянии.

Взглянув краем глаза налево, Юань увидел, что высокопоставленная дама поднимается с кресла. На миг аромат ее духов сделался невыносимо приторным. Внезапно что-то царапнуло шею сзади, заставив невольно вздрогнуть. Юань моргнул, и ощущение тут же исчезло как не бывало.

— Поэтому-то он и здесь, перед нами. Не так ли, Юань?

Юноша не припоминал, чтобы называл ей свое имя, но смиренно кивнул. Перед этой парой ему было не просто тревожно. Пустой живот подвело от страха. Сомнений быть не могло: это не смертные, это духи, однако отступить он не мог: без помощи его брат наверняка умрет, а больше бедному кули обратиться было не к кому. Пав на колени, он уткнулся лбом в мягкую шкуру тянитолкая.

Бурен толкнул Юаня носком ботинка.

— Поднимайся. Хотел бы я полюбоваться на поросячий хвост — пошел бы в свинарник.

На миг Юань замер. От грубого замечания американца о его тщательно заплетенной и свернутой спиралью бянцзы, косице в честь отца, порядком отросшей за семнадцать лет, щеки вспыхнули огнем, однако он заставил себя подняться.

— Вот так-то лучше, — сказал Бурен, подбросив монету и поймав ее пухлой ладонью. — Значит, хочешь лучшей жизни для брата? — Он снова фыркнул. — А отчего не попросишь малость удачи для вас обоих?

— Я не дерзнул бы…

— Это точно. Такие, как ты, никогда не дерзают.

Пыхнув сигарой, Бурен повернулся к компаньонке:

— Ханг-нэ, по-моему, этот простофиля — как раз то, что нам нужно.

Та слегка склонила голову.

— Мы готовы предложить тебе удачу и достаток, если ты отыщешь и вернешь нам кое-какую потерю.

— Топор, — добавил Бурен.

— Да. Хранящийся под замком. Мы хотим, чтобы он вернулся к нам до захода солнца.

— Топор? — переспросил Юань, не в силах скрыть изумления.

С чего этой странной паре так нужно вернуть себе нечто настолько обычное? Ведь их богатства наверняка хватит, чтобы купить хоть сотню новых топоров!

— Держи, — сказал Бурен, швыряя монету Юаню.

Упав на раскрытую ладонь юноши, монета преобразилась. Превратилась в ключ.

— И это все, чего вы от меня хотите?

Мысль о том, что жизнь брата зависит от такой пустяковой вещи, казалась едва ли не оскорблением. Или это Будда Амита посылает ему испытание?

— А я думал, вы — народ тихий и старательный.

Склонившись к стоявшей на прилавке керосиновой лампе, он раскурил новую сигару. До этого Юань никакой лампы на его прилавке не замечал. И — вот странное дело — сигарный дым пах точь-в-точь как его любимая рыбная похлебка! Рот тут же наполнился слюной, и Юань поспешил сглотнуть, чтобы не забывать о деле.

Сложив ладони чашей, Ханг-нэ зачерпнула из воздуха пригоршню сигарного дыма и принялась лепить, мять его ловкими пальцами, пока дым не обрел форму. Тогда она дунула на ладони, заставив встрепенуться и сердито взъерошить перья серую ласточку.

— Ступай в город, за ней. Она отведет, куда нужно.

Птица немедля взлетела и закружилась по комнате.

В последний раз поклонившись, Юань направился к выходу. Стоило ему открыть дверь — ласточка выпорхнула наружу.

Стараясь не отстать от птицы, Юань шагал сквозь лабиринт улиц. Казалось, приземистые дома из кирпича и стали глядят ему вслед, точно хмурые, зловещие великаны. Никакого сравнения с уютным, приветливым Чайна-тауном, пусть тесным, зато нарядным, кипящим праздничной жизнью, проявляющейся во всем — в ароматах многочисленных закусочных, в шуме игорных заведений, в багрянце и золоте вывесок и витрин!

На ходу Юань все гадал и гадал, зачем этой паре мог так понадобиться топор. Обычно отвлечься от скучной тяжелой работы и мук голода помогали молитвы Будде Амита. Даже многие месяцы, миновавшие со дня отъезда из Гуанчжоу не стерли из памяти коротких мантр, которым он выучился от монахов. Мать так хотела, чтобы эти люди в шафрановых одеяниях приняли его к себе… «Ты слишком смышлен, чтоб оставаться крестьянином, Юань, — не раз говорила она. — Это Чень в меня выдался, а твой ум остр, как у дядюшки». Семья их была так бедна, что о книгах и об учебе, необходимой для сдачи экзаменов на чиновничью должность, и мечтать не стоило. Лучшей судьбы, чем монастырь, ему, пожалуй, было бы не сыскать.

К этому все и шло, пока не прослышал Чень о богатствах Золотых Гор. С тех самых пор брат Юаня сделался сам не свой. Даже в поле мечтал о сокровищах Калифорнии, начисто забывая о работе. Несколько человек из их деревни уже уехали туда. Но если бы мать не умерла от горячки, Чень ни за что не решился бы покинуть Китай. Ну, а Юань не посмел рисковать остаться без единственной родной души, да и духи предков требовали, чтоб с Ченем ничего не стряслось: ведь монахам не позволено жениться и продолжать род. Потому-то он и оставил монастырь, не успев обрить головы и облачиться в шафрановые одежды. И смирился с этой потерей. И даже с тем, что уют и покой предначертанного будущего сменился полной неизвестностью, терзавшей Юаня в долгом плавании на борту парохода. Что делать? Семья важнее всего. Даже переселения в Чистую Землю — неземное царство, где Будда Амита наставит его на путь к Просветлению.

Наконец ласточка села на карниз прочного каменного здания с широкими ступенями у входа. Но ни один из пары духов ни словом не обмолвился, что сквозь эти двери ходят туда-сюда столько белых людей! Разжав кулак, Юань взглянул на ключ, успевший согреться в ладони. Теперь ему сделалось ясно: топор заперт под замок вовсе не Буреном и не Ханг-нэ, а кем-то другим. Но кто же стал бы прятать его от могущественных духов? И для чего?

Остановившись на противоположной стороне улицы, Юань немного понаблюдал за входом. За все это время внутрь не вошел ни один ханец или тан. А юноша прекрасно знал: некоторые места в Сан-Франциско — только для белых. Зачем же духи вынуждают его войти? Может, храбрость испытывают?

Вспомнились слова матери: «Огонь притягивает взгляд первым, а дым — последним». Да. Лучше быть незаметным, чем броским.

Дождавшись, пока к двери не направится обеспеченный с виду американец, Юань быстро пошел за ним, держась поближе, чтобы в глазах зевак выглядеть его верным слугой. Кому придет в голову придираться к лакею, следующему за хозяином?

Внутри обнаружилось много людей в мундирах. Иметь дело с полисменами Юаню еще не доводилось — даже с теми, что патрулировали Чайна-таун. Держась от всех в стороне, он медленно, вдоль стенки, двинулся вперед.

Но один из полисменов заметил его и поманил к себе. Юань заколебался, не зная, что предпринять — послушаться или притвориться непонимающим, но в конце концов медленно, волоча ноги, подошел к полисмену. Тот сказал что-то по-английски. Не разобрав ни слова, юноша мелко закивал и забормотал:

— Да. Да. Да.

Он не раз видел: при помощи этакой тактики соотечественникам вполне удавалось отделаться от внимания белых. Однако полисмен схватил его за плечо и поволок к выходу. Юань приготовился к тому, что сейчас его вышвырнут вон, но в последний момент кто-то неподалеку окликнул бдительного полисмена. Тот заколебался, разрываясь между желанием выставить Юаня за дверь и чувством долга, но долг победил. Подтолкнув Юаня к дверям, полисмен отправился куда-то со своими товарищами.

Как только полисмен отвернулся, Юань поспешил спрятаться за угол. Здесь он остановился, чтобы немного прийти в себя, беззвучно запел мантру, постукивая по подбородку ключом, и оглядел коридор впереди. Рядом имелась дверь, и он, не раздумывая, сунул ключ в замочную скважину. Ключ подошел и легко провернулся в замке. Юань улыбнулся. Наверное, Будда Амита проявил благосклонность к его беззаветному подвигу! Осторожно, ровно настолько, чтобы протиснуть в щель тощее тело, приоткрыв дверь, он проскользнул внутрь.

Комната, где он оказался, вела в небольшой коридорчик с решетчатыми дверями по обе стороны. У дальней стены отдыхал на наклоненном назад стуле еще один полисмен, а за ближайшей решеткой, на грязной циновке, сидел его соотечественник.

Охранник открыл глаза.

— Ты что здесь делаешь?

Спрятав ключ в рукаве, Юань поднял руку и указал на человека за решеткой.

— Моя идти здесь, к брат, — отвечал он, коверкая английский куда сильнее, чем обычно осмеливался.

Ничего, Будда Амита простит: ведь на самом-то деле его уста не изрекли лжи.

Полисмен грубо захохотал.

— Это твой брат? Ну и семейка у вас!

Охваченный любопытством, Юань подошел к решетке, не забывая поглядывать на охранника краем глаза. Тот внимательно следил за ним и, кажется, от души забавлялся.

Сидящий за решеткой выглядел не моложе отца Юаня, вот только юноша в жизни не видел Цзи-старшего таким избитым. Ухо в запекшейся крови, левый глаз так заплыл, что превратился в узкую щелку. А вот разорванная одежда еще недавно имела очень пристойный вид, не то, что тряпье Юаня…

Казалось, этот человек дремлет или медитирует. Услышав оклик Юаня, он приоткрыл уцелевший глаз.

— Тонг организовала мне освобождение?

— Тонг?

О тонгах, тайных обществах, замешанных во многих преступлениях, Юань не знал почти ничего, и то, что знал, привлекало его не больше, чем сунуть змею за пазуху.

— Если не знаешь, значит, ты не от них, — со стоном сказал человек за решеткой.

— Может, они еще пришлют кого-нибудь, как ты и говоришь.

— Нет. Я расплачиваюсь за собственную глупость. Они бросили меня, своего лучшего топора, гнить в тюрьме.

Услышав эти слова, Юань пошатнулся, точно от удара кулаком, и ухватился за прохладные стальные прутья. Человек в мундире заорал и вскочил со стула. Кротко извиняясь, кланяясь на каждом шагу, Юань попятился назад, а, выйдя из тюрьмы, почувствовал себя круглым дураком.

По пути в Чайна-таун он без устали проклинал надувшую его парочку — и не только за то, чем на самом деле оказался их «топор». Подумать только: им понадобилось, чтобы он освободил явного преступника, опасного человека, и тем нанес ужасный вред собственной карме!

Но, может, этот человек невиновен?

Юань остановился и задумался, однако сама мысль о том, что эта парочка обманом хотела подвигнуть его на благородное дело, казалась нелепой.

— Возвращаешься ни с чем?

Юань огляделся. В дверном проеме лавки, торгующей лечебными снадобьями белых, стояла Ханг-нэ. Он понимал, что на нее не стоит обращать внимания, что слушать ее без толку, так как слова ее, несомненно, окажутся хоть и сладкой, но ложью, однако языка сдержать не смог.

— Хватило же мне ума встрять в сделку со злыми духами! Вот и вспоминаю теперь изречение: «У великой души — воля, у мелкой души — желания».

Ханг-нэ небрежно взмахнула рукой, точно его слова — назойливые мухи.

— Прошу, покажи мне человека, не имеющего желаний! Уверена, такие найдутся только в могиле. Учти и то, что о некоторых вещах незачем говорить вслух. Лучший способ отличить истину — открыть ее для себя самому.

— И ты хотела, чтобы я выпустил на волю преступника и стал преступником сам.

— Я хотела, чтобы освободив его, ты спас брата.

На ее лице отразилась едва ли не материнская забота.

— Я вижу Ченя, — заговорила она, не глядя ни на него, ни на толпу вокруг. Теперь ее взгляд был устремлен к небу. — Бедный мальчик. Руки и ноги слишком ослабли, чтоб встать, дышит неглубоко, как умирающий карп. Будь у него силы, хоть повернулся бы на этой загаженной подстилке. Он ждет тебя. Сны его тревожны, мучительны, он жаждет освобождения, но знает: с твоим приходом жизнь снова станет сносной.

Теперь Ханг-нэ смотрела прямо на него. Казалось, глаза ее мерцают странным огнем.

— Долго ли ему еще страдать? Решать тебе.

В руках Ханг-нэ возникла роговая чаша.

— Здесь, в чаше, линьчжи. Небесная снедь, что излечит все хвори твоего брата и вернет его в доброе здравие. Спасет его жизнь, да вдобавок продлит ее настолько, что и его покойному величеству императору Цяньлуну не снилось.

Сняв крышку, она подняла чашу к его лицу.

Юань заглянул внутрь. На вид эта травка казалась такой простой, невзрачной, точно какой-то корешок, выкопанный на огороде в котел. Может, в волшебстве никогда без обмана не обойтись?

— Все, что тебе нужно сделать — выполнить нашу просьбу и доставить Чаапа Топора к нам. Живым. Будет жив он, будет жить и твой брат.

— А что, если я просто возьму да откажусь?

— Тогда я прокляну твоего брата, и он умрет еще до прихода сезона дождей.

Ханг-нэ резко качнула чашей, словно вот-вот вывалит ее содержимое под ноги, но в последний момент просто переложила ее из руки в руку.

Нет, допустить смерти брата Юань не мог. Не для того он отправился за море, не для того якшается с длинноносыми белыми варварами, чтоб потерять последнего родного человека!

— Выходит, выбора у меня нет.

Ханг-нэ кивнула.

— Какое смышленое дитя!

Шагнув вбок, она смешалась с толпой и тут же исчезла из виду.

Юань направился обратно к тюрьме, но, миновав всего квартал, невольно замедлил шаг. Остановило его облако самых чудесных ароматов на свете. Юноша жадно потянул носом. Из открытого рта потекла слюна, желудок застонал, забился в судорогах, словно раненый зверь.

— Помню, как в первый раз услышал, что эту землю называют Золотыми Горами, — донесся до него сквозь толпу прохожих голос Бурена. — Какое замечательное название! Тогда-то я и понял, что биться об заклад насчет вас, кули — лучшая забава на свете.

Толпа, заполнявшая улицу, расступилась и замерла, словно бы в изумлении. Бурен сидел во главе длинного стола, накрытого богатой льняной скатертью. Стол был сплошь, до последнего дюйма, уставлен блестящими золотом блюдами. Чего там только не было! Жареный поросенок с яблоком во рту. Телячьи языки. Запеченные птицы — некоторые даже в перьях поверх поджаристой кожицы. Миски супов и жаркого, тарелки засахаренных фруктов и медового печенья… Большинства этих блюд Юань не видал никогда в жизни, но очень даже мог вообразить себе их великолепный вкус, а нос его жадно ловил и пожирал все запахи до единого.

Бурен неторопливо повязал шею салфеткой, поднял кружку пива и сдул с нее пену.

— Ну что ж, подойди-ка поближе. Подойди, Цзи, не бойся. Не укушу, — со смехом сказал он. — По крайней мере, когда передо мной все это.

С этими словами дух протянул руку к блюду с жареной уткой и отломил ножку. Хрустнула нежная золотистая кожа, с сочного мяса обильно закапал жир.

Юань нерешительно шагнул вперед. Он не столько боялся Бурена, сколько опасался сорваться, превратиться в ненасытного зверя, утратить разум и есть, есть, есть без остановки.

— Знаю: ты там перетрусил до того, что чуть не побелел…

Тут Бурен умолк и вдруг захохотал — раскатисто, грубо, брызжа слюной на стол. Смеялся он долго. В бессильной досаде Юань скрипнул зубами и судорожно сжал кулаки. В голове зашевелились предательские мыслишки: может, дух не заметит, если со стола исчезнет всего один крохотный кусочек? Но тут хохот Бурена пошел на убыль. Мало-помалу дух угомонился и снова смог говорить.

— Да-да, еще немного — и стал бы настоящим американцем! Но моя глубокоуважаемая партнерша растолковала тебе, что случится, если ты не доставишь Топора к нам.

С этим он разломил надвое утиную косточку и принялся шумно высасывать из нее мозг.

Юань кивнул.

— Вот и хорошо. Однако кое-чего Ханг-нэ тебе не сказала. Для нас это, видишь ли, не просто забава. Мы побились об заклад.

— И что же на кону?

Бурен громко рыгнул, но никто из окружающих этого словно бы и не заметил.

— Эта дамочка мне не только партнерша, Цзи. Не только партнерша, но и соперница. Очаровательная соперница… — Он отшвырнул утиную кость за спину. — Ладно. Подрастешь — поймешь.

Юань проглотил оскорбление.

— Так ты хочешь сказать…

— Ступай и доставь Топора к нам в лавку. Но мне нужно, чтоб ты доставил его туда мертвым.

Юань отступил назад. От потрясения он разом забыл о роскошных яствах на столе. Столь зловещий приказ — и Бурен отдает его вот так, небрежно, походя, потягивая из чашки бульон?!

— То есть… я должен убить его?

Бурен кивнул. Его борода блестела от жира.

— И получишь в награду куда больше, чем в силах предложить Ханг-нэ. Я правлю всей этой Калифорнией с тех самых пор, как первым поселенцам пришлось продавать души за пресную воду и хворост для костра. Я предлагаю небывалое процветание тебе и твоим потомкам. Они никогда не будут нуждаться в еде, в их карманах всегда будет звенеть золото… Клянусь, Калифорния будет к ним ласкова до конца времен!

Новые посулы! Да можно ли доверять хоть одному из этих духов?

— А если я откажусь? — спросил Юань.

Бурен пожал плечами и снял крышку с супницы.

— Тогда на твоем столе, и на столах твоих детей, и на столах твоих внуков не бывать ничему, кроме голода и нищеты. Неужто ты настолько безжалостен?

— Но… мертвым?

— Это наемный убийца. Какая тебе забота, жив он или же мертв?

Бурен смачно впился зубами в огромный бифштекс. Вниз по его запястью потек мясной сок пополам с кровью.

Юань открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут за спиной раздалось пронзительное конское ржание. Оглянувшись, он едва успел отскочить и не попасть под копыта несущегося прямо на него жеребца. Когда же юноша повернулся назад, Бурена с его пиршеством и след простыл.

Рот наполнился едкой горечью. Одна мысль о том, что ему придется… нет, об этом он и думать не желал. Если ему суждено иметь детей, им предстоит жить, страдая от стыда за отца-убийцу. Да этот Бурен просто не понимает, не ведает, что такое сыновняя почтительность и преданность семье, какая это честь — принять на себя и блюсти долг перед предками и потомками! Еще бы! Что может знать американский дух о родственных узах и верности? Ясное дело, ничего.

Чаапа придется освободить. Тут никуда не денешься. Но он, Юань Цзи, не навлечет позора на предков и не рискнет никогда не войти в Чистую Землю. Ну, а брат, исцеленный волшебной травой, позаботится о том, чтоб он не слишком страдал.

Впереди вновь показалась тюрьма. Зачем он только поддался земным страстям? Зачем погнался за удачей, за сокровищами, за посулами Золотых Гор? Все эти посулы — обман, сплошное нагромождение лжи. Как он был глуп, поверив письмам и россказням о житье в Новом Свете!

Едва Юань начал подниматься по ступеням тюремного крыльца, его окликнул какой-то полисмен — возможно, тот самый, что привязался к нему прежде. Юноша заколебался, не зная, что делать, но тут сверху, прямо в лицо полисмену, метнулась серая птичка — та самая ласточка, порожденная колдовством Ханг-нэ! Воспользовавшись тем, что страж порядка забыл о нем, Юань быстро подошел к двери и шмыгнул внутрь.

Охранник на стуле спал. Из-под его стола торчало горлышко пустой бутылки. Убийца за решеткой вскинул взгляд, но увидев, что это всего лишь Юань, снова улегся на циновку и поднялся только после того, как юноша окликнул его по имени.

— В чем твое преступление?

— А на что тебе знать? Поизмываться пришел? Кто ты таков?

В ответ Юань показал ему странный ключ. Он был уверен: этот ключ отопрет любую дверь, преграждающую путь к Топору.

— Расскажи, и я выведу тебя на волю.

Чаап продошел к решетке и заговорил:

— Я прожил здесь, в Золотых Горах, много лет. Благодаря помощи тонга, ни в чем не знал нужды. Деньги, еда, уважение — все у меня было в достатке. Не хватало только одного. Женщины, что стала бы моей женой, вела хозяйство и рожала мне сыновей. Американцы, видишь ли, не желают, чтоб мы обзаводились семьями, потому-то и китайских женщин здесь так мало. И вот однажды услышал я о паре волшебников, которые могут исполнить желание…

Юань невольно стиснул кулаки — так, что бородка ключа больно впилась в ладонь. Ну да, конечно, чему тут удивляться? Чего ожидать от парочки духов, способных на любую каверзу? Они играют в свои игры, спорят меж собой, а всякий, кто настолько отчаялся и оказался настолько глуп, чтобы прибегнуть к их помощи, для них — всего лишь камешек на доске.

— Что с тобой, друг мой?

Просунув руку сквозь прутья, Чаап ухватил Юаня за плечо. На миг юноша встревожился: что, если этот человек заставит его отпереть дверь силой? Но, стоило ему прийти в себя, пальцы Чаапа разжались.

— Ничего, все в порядке, — ответил он.

Это была ложь. От голода мутилось в голове. На миг он пожалел, что не стянул чего-нибудь со стола Бурена, но тут же устыдился этого.

— Так вот, пошел я к ним, и они согласились помочь. Подыскали мне чудесную девицу, устроили так, что она полюбила меня с первого взгляда. Она живет на Уэверли-плейс. Но прежде, чем допустить меня к ней, потребовали оказать им ответную услугу.

— О чем же они попросили?

— Велели мне взять свой топор, до тех пор служивший только тонгу, да надрубить колеса одной кареты. Я и подумал: урон имуществу белого — невелика плата за добропорядочную жену.

— Однако в итоге плата оказалась не такой уж маленькой.

Чаап согласно кивнул.

— Ну да. Карета-то принадлежала мэру. И разбилась. И куча свидетелей показала на меня.

Юань попятился назад. Он до последнего мига надеялся, что выслушает историю Чаапа и тот окажется ни в чем не виновным, но все эти надежды были сплошным ребячеством. Чаап совершил преступление. На родине, за морем, всякий, посмевший поднять топор на имущество управителя провинции, лишился бы головы. Нет, Чаап недостоин свободы и должен понести наказание. Пострадать и остаться неотмщенным — такого не заслуживает даже белый.

Отпирая дверь, Юань почувствовал, что руки словно налились свинцом. Казалось, тяжесть содеянного влечет его прочь от благословенной Чистой Земли.

— Скажи-ка, где ты ухитрился раздобыть этот ключ?

Юноша прислонился плечом к решетчатой двери.

— У той самой пары.

— У той самой пары? Выходит, они решили загладить учиненное надо мной озорство?

При виде улыбки на покрытом синяками лице Юаню сделалось еще тяжелее, и он не ответил. К чему обманывать человека?

— Нам нужно вернуться к ним.

— И в самом деле, надо бы, но прежде я получу жену.

— Нет, сначала…

— Благодарю тебя, друг мой, что протянул мне руку помощи! Надеюсь, однажды смогу отплатить тебе тем же.

Чаап побежал к двери. Юань рванулся следом, чтобы остановить его, но вдруг окружающий мир накренился и выскользнул из-под ног. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на полу, заморгал и осторожно ощупал ушибленную голову. На затылке вздулась огромная шишка, а Топор исчез.

На полу перед дверью в камеру поблескивала монета. Что было ключом, приняло прежний облик. Волшебство монеты доверия не внушало, и Юань оставил ее лежать перед столом полисмена. Тот безмятежно храпел, забывшись пьяным сном.

Вернувшись в Чайна-таун, Юань обнаружил Чаапа сидящим на земле перед домом с ярко раскрашенным балконом. Голова Топора была опущена, будто он убит горем или снова ждет палача. Юань ожидал, что, увидев его, Чаап вскочит и бросится бежать, но тот даже не шелохнулся.

— Дурак я, дурак, — пробормотал Топор. — Веди меня назад, в тюрьму. Другой судьбы я не заслуживаю.

— Что здесь стряслось?

— Загляни в окно. Посмотри на нее.

Что-либо объяснять Чаап наотрез отказался. Тогда Юань отыскал поблизости несколько старых ящиков и досок и соорудил под окном пирамиду, на которой кое-как смог устоять. Он не на шутку опасался снова сомлеть и упасть, но должен был выяснить правду — по крайней мере, хоть о чем-то.

За окном оказался небольшой кабинет. В угловом кресле сидела, читая книгу, темноволосая девушка. Ее окружали стопки бумаг, груды небрежно свернутых свитков и целые штабеля книг. Никогда в жизни Юаню еще не доводилось видеть столько писаных слов разом!

Вдруг ящик под ногами угрожающе заскрипел. Взглянув вниз, Юань поспешил убрать ногу с треснувшей доски, а когда вновь поднял взгляд, в окне, прямо перед его носом, показалась ужасная морда. Юноша вскрикнул. Яростный блеск черных глаз, острые клыки, рога… Казалось, это какая-то кошмарная помесь пса с драконом. Чудовище гавкнуло, Юань потерял равновесие и рухнул вниз. Не подхвати его Чаап, мог бы здорово расшибиться о мостовую.

— Ну, видел ее? — спросил Топор, помогая Юаню встать на ноги.

Юань покосился в сторону окна и содрогнулся.

— Видел. Видел.

— Я не могу взять ее в жены.

— Ну да, еще бы.

— Мои родные и друзья… Они меня на смех подымут.

— На смех? Скорее, отпевать тебя начнут.

— Скажут: «бедный Чаап…»

Топор вновь опустился на землю.

— Да, такая жена…

— С такой уймой слов в голове, — кивнув, подхватил Чаап.

— Слов в голове? Рога тебя, выходит, не смущают?

Топор смерил Юаня изумленным взглядом.

— Какие рога? О чем ты?

— Она же — чудовище.

Чаап передернул плечами.

— Хуже! Она — ученая. Быть может, гораздо ученее, чем те, кто дома сдает экзамены на государственную должность. Какому мужчине нужна ученая жена? Кто ему будет стирать и стряпать? Ведь не она же! У нее голова до отказа забита странными раздумьями да завиральными мыслями.

Юань слушал его и ничего не понимал. Неужто Чаап не видел той женщины с жуткой мордой? Или это он, Юань, что-то путает?

— Выходит, все, что я сделал, напрасно. Будь прокляты эти двое! — Топор почесал плечо. — Жаль, топор у меня забрали.

Услышав эти слова, Юань совсем пал духом. Как же ему теперь убедить обманутого Чаапа вернуться в лавку к духам? Силой? Но, даже зверски избитый, Топор превосходил Юаня в весе на много цзиней и мог легко одолеть его. Значит, всему конец. Он оплошал кругом. Оплошал перед лживыми духами, подвел больного брата и навлек бесчестье на предков: теперь их духи обречены страдать без потомков, которые могли бы отдать дань их памяти.

Едва не рухнув на землю рядом с Чаапом, он подумал, что любой прохожий мог бы принять их за отца с сыном, удрученных какими-то невзгодами. Но дело было куда как хуже: скорее всего, в этот день они оба навсегда остались без семьи.

Если бы он и вправду был таким мудрым, каким считала его мать… Стараясь не обращать внимания на хоровой стон Чаапа и пустого желудка, Юань закрыл глаза и начал собираться с мыслями. А чтобы успокоиться и сосредоточиться, еле слышно затянул:

— А-ми-та-бха… А-ми-та-бха…

И тут ему на ум пришло излюбленное изречение одного из монахов: «Водам далекой реки не утолить сиюминутной жажды». Юань знал, что это значит: не гонись за тем, что далеко, обходись той малостью, что под рукой. Может, отыщется способ убедить девушку помочь? Одной ее улыбки может оказаться достаточно, чтобы Чаап передумал!

— Пожалуйста, подожди меня здесь, — сказал он Топору и вошел в дом.

Надеясь, что не ошибся дверью, Юань постучал. После второго стука дверь распахнулась, и на пороге появился крепко сложенный человек средних лет. Судя по простой темной одежде, слуга.

— Мне крайне необходимо поговорить с вашей хозяйкой, — с легким поклоном сказал Юань.

Слуга оглядел его с ног до головы и слегка нахмурился.

— Я могу передать ей все, что потребуется, — сказал он, не спеша впускать юношу внутрь.

— Дело касается ее нареченного.

Слуга сдвинул брови еще сильнее.

— Об этом моя повелительница Ханг-нэ не упоминала ни словом.

С этими словами он начал было закрывать дверь прямо перед носом Юаня.

— Подождите.

Слуга остановился.

— Учти, дитя смертных: я чую ложь, — прорычал он, оскалив острые желтые клыки.

При виде этого Юань едва не забыл, что собирался сказать.

— Это они послали меня. Топор со мной, внизу.

Оставалось только молиться, чтобы в этих словах оказалось больше правды, чем лжи. О том, что может воспоследовать, если этот слуга, кем бы он ни был, останется недоволен, не хотелось и думать.

Обычное с виду лицо слуги вновь превратилось в жуткую морду — ту самую, что показалась из окна. Черный собачий нос звучно втянул воздух. Юань ахнул от страха.

— Входи, — прорычал слуга, медленно возвращаясь в человеческий облик.

Следуя за ним, Юань миновал анфиладу крохотных, тесных комнаток, битком набитых бесценными статуями, увешанных картинами и картами. Наконец сильная рука толкнула юношу в плечо, усаживая его на жесткую скамью.

— Минуту, и сможешь увидеть ее.

С виду вышедшая к Юаню девушка выглядела не старше Ченя, а может, даже его самого. Хрупкая, стройная фигурка, пышные одежды из множества драгоценного шелка и золотой тесьмы… Казалось, все это богатство не возвышает ее, а гнетет, пригибает к земле. На лице, под слоем белил цвета слоновой кости, застыла печаль.

— Вы пришли с новостями о Гэне Чаапе?

— Да, — с низким поклоном ответил Юань.

Девушка кивнула в знак готовности слушать.

Юань глубоко вздохнул. Сегодня он выслушал много раззолоченных языков. Оставалось надеяться, что это придаст хоть какой-то лоск и его собственному.

— Достопочтенный и достославный Чаап ожидает свою возлюбленную внизу.

В дверном проеме напротив мелькнул силуэт слуги.

— Он хочет представить вас великим духам, Ханг-нэ и Бурену, — поспешно добавил Юань.

Девушка вскинула руку, прикрыв ладонью рот.

— Вы взволнованы? Не бойтесь. В последние дни Гэн Чаап сумел снискать немалую известность. Теперь известен он даже американцам, а их люди в мундирах оберегали его жизнь.

Похоже, эти слова только встревожили девушку сильнее прежнего. В уголке ее глаза набухла слеза.

Юань опустился на колени.

— Прошу вас, позвольте узнать, чем я мог вас расстроить?

— Я не знакома с Гэном Чаапом, но знаю Ханг-нэ. Это она похитила меня из дому и перенесла сюда.

Юань терпеливо ждал, в уверенности, что это еще далеко не все.

— Мой отец — правитель провинции Ганьсу. Сыновей у него нет, и он уступил моим детским желаниям учиться. — Девушка коснулась пальцем ближайшего свитка. — Теперь он вынужден оплакивать меня, как умершую, и считать, что понес наказание за этот грех.

— Но отчего же?

— Однажды вечером к нам в дом явилась женщина, которой я никогда прежде не видела. Она вручила мне послание, где было написано, что мне суждено выйти замуж за совершенно незнакомого человека. Едва дочитав письмо до конца, я обнаружила, что я уже не дома. А здесь.

«Выходит, ее похитили? — подумал Юань. — И только из-за того, что Чаапу не терпится жениться?» Его охватил жгучий стыд. Ведь он пытался надуть ее! Повел себя не лучше, чем эти духи…

— Ханг-нэ призвала ши-цзи, льва-стража, и приставила его ко мне, чтоб я не сбежала, — продолжала девушка, повернувшись в сторону слуги. Тот поклонился ей. — Он стережет меня до свадьбы.

— Простите меня, — сказал Юань, коснувшись лбом половиц.

— За что?

— За лживые речи. Я облек ложь в такие слова, чтоб она выглядела правдой. Мы все обмануты духами, и обманывать тебя дальше я не стану. Тот, кому они обещали тебя в жены… Я не слишком хорошо знаком с ним, но знаю, каково его ремесло. Он — «топор» тонга, наемный убийца.

Он ожидал, что девушка вскрикнет от ужаса, а может, даже бросится бежать, но та лишь печально кивнула.

— Однажды Мэн-цзы сказал: «Невзгоды нас укрепляют, покой же и довольство — губительны». Кто я, чтобы спорить с мудрыми?

Эта покорность судьбе вселяла боль в сердце. Если бы только найти способ спасти их обоих… Но как?

Юань крепко задумался.

— А что, если… — заговорил он, поднимаясь на ноги. — Конечно, я не мудрец. Вам известны мысли многих великих умов, и, может быть, мое предложение покажется вам смешным…

— Назови свое имя.

— Что?

— Прежде, чем ты продолжишь, я хочу узнать твое имя.

Юноша покраснел.

— Юань Цзи, — ответил он.

Девушка едва заметно улыбнулась. Внезапно Юаню отчаянно захотелось увидеть ее улыбку еще раз. Голова переполнилась глупыми мыслями о песенках и шутках, при помощи коих этого можно достичь.

— Так что же ты хотел предложить?

— Чаапу вовсе не по душе жена, превосходящая его мудростью. Вы тоже не желаете за него замуж…

Юноша прикусил губу, не зная, насколько может быть с ней откровенным. В глубине души ему очень хотелось рассказать обо всем, но он ни за что не осмелился бы подвергнуть опасности жизнь брата.

— Нам нужно должным образом изложить создавшееся положение духам, устроившим всю эту каверзу! — Схватив с ближайшего столика кисть для письма и лист бумаги, Юань подал все это девушке. — Если вы напишете Чаапу письмо, в котором будет сказано, что его злодеяния разбили ваше сердце и теперь он для вас мертв… поверьте, все будет в порядке!

Девушка погрузилась в молчание, задумчиво глядя на него. Казалось, минуты тянутся целую вечность, но наконец она кивнула и взяла кисть.

— В последние дни я повидала немало чудесного, — сказала она, подойдя к столу и смахнув с него локтем все лишнее. — Могу ли я усомниться в том, что и ты способен творить чудеса?

Склонившись к столу, она уронила на камень для растирания туши несколько капель воды, прижала к нему палочку туши и спустя минуту начала писать.

Слуга проводил юношу к выходу. Прежде чем вручить ему сложенное письмо, девушка придвинулась поближе и с новой едва различимой улыбкой шепнула:

— Мин Ли.

«Это ее имя», — догадался Юань, и несколько раз мысленно пропел его, спускаясь вниз.

Чаап подремывал снаружи, на том же самом месте. Юань толкнул Топора ногой и, прежде чем заговорить о том, что им нужно вернуться в лавку духов, вновь помолился Будде Амита, прося Его проявить толику снисхождения к затее неразумного юнца.

Западный горизонт окрасился багровым заревом заката. Подойдя к лавке, Юань с Топором обнаружили, что ставни на окнах закрыты. Юноша заволновался, решив, что они опоздали, но нет — дверь отворилась, стоило только взяться за ручку.

Парочка духов ждала их. Бурен сидел на своем месте, задрав на прилавок ноги. Ханг-нэ облокотилась на свой прилавок и подперла подбородок ладонью. Оба держали в руках высокие, тонкие бокалы, наполненные янтарным питьем. На шкуре странного зверя посреди лавки стояло ведерко со льдом, а из него торчало горлышко бутылки.

Чаап, словно уменьшившийся в размерах, остался у порога.

— Что ж, — заговорила Ханг-нэ, сделав солидный глоток из бокала, — наш Топор вернулся, и, по всей видимости, победа за мной.

— Я никогда не мог понять, как брат может внушить подобную преданность, — проворчал Бурен, опустив свой бокал на прилавок.

— Ну да, не ты ли продал своих с головой?

Бурен со вздохом пожал плечами.

— Что ж, Цзи, радуйся обществу братца. Других радостей в жизни ни тебе, ни твоим сыновьям не видать.

Юань приказал себе не терять спокойствия и силы. Его план сработает, непременно сработает.

— Боюсь, вы ошибаетесь.

Бурен изумленно поднял густые брови.

— Да ну? Уж не привел ли ты к нам призрака?

Вместо ответа Юань подал Ханг-нэ письмо. Взглянув на страницу, она смерила юношу недоверчивым взглядом и принялась читать.

— И что там написано? — спросил Бурен.

Ханг-нэ смяла письмо в кулаке. Ногти ее удлинились, сделались острыми, словно звериные когти.

— Это нечестно, — процедила она.

— Я подумал, что о некоторых вещах незачем говорить вслух, — сказал Юань, не в силах сдержать улыбку.

Ханг-нэ передала бумагу Бурену. Тот развернул письмо и захохотал.

— Блестяще, Цзи! Это куда лучше призрака!

Похвал Юань не ожидал. Опасаясь, как бы ушлая парочка не начала юлить, уклоняясь от уговора, он поспешил заявить:

— Итак, доставив вам вашего Топора и живым и мертвым, я заслужил оба ваших дара.

— Я и не припомню, когда меня в последний раз сумели надуть! И тебя, Ханг-нэ, тоже.

— Кто бы осмелился!

Казалось, Ханг-нэ сделалась выше ростом и шире в плечах.

— Осмеянная женщина…

Опорожнив бокал, Бурен вновь потянулся за бутылкой.

— Осмеянная? Обжуленная! — Ханг-нэ направила коготь на Юаня. Глаза ее вспыхнули изумрудным огоньком. — Я обманывала глупцов тысячи лет! Когда я сошла с Гималайских гор в Срединное Царство, твои предки еще рылись в земле голыми руками!

Чаап тоненько заскулил и пал на колени, моля о пощаде. Юань сделал шаг назад.

— Я начну с твоих рук и ног, не спеша доберусь до груди и буду выщипывать из нее по ребрышку…

Пальцы Ханг-нэ судорожно скрючились, сжались от предвкушения. Но стоило ей рвануться вперед, в дело вмешалась бутылка шампанского, угодившая горлышком ей прямо под ложечку. Ханг-нэ согнулась вдвое и схватилась за живот.

— Прости, м-дорогая.

— Бурен, — с трудом выдавила Ханг-нэ.

Американский дух разжал пальцы, выпустив бутылку, и обратился к Юаню:

— Умно, Цзи, умно. Ты ведь загодя знал, что в конце концов я тебя спасу.

Юань спокойно кивнул, хотя внутренне трепетал, как лист на ветру.

— Вы ведь клялись, что мои дети будут процветать. Выходит, и ей причинять мне вред не позволите.

Пока Бурен не начал действовать, Юань вовсе не был уверен, что дух вмешается, но зачем Бурену об этом знать?

Тем временем глаза Ханг-нэ приняли прежний лучезарно-нефритовый оттенок.

— Позволь, я его хотя бы слегка изувечу?

— Нет, — возразил Бурен, сделав шаг и встав между ними. — Ничего такого, что может испортить его будущее. Свои законы есть даже у меня.

«И честь, — подумал Юань. — Может, посулы Золотых Гор, о которых грезил брат, на самом деле правдивы?»

Ханг-нэ одернула одежды и поправила волосы. Ее пальцы тоже приняли прежний вид.

— Будь осторожен Юань Цзи. Помни: я не желаю видеть тебя снова.

Выдвинув невидимый за прилавком ящик, она вынула ту самую чашу. Юань с опаской принял ее, но заглянуть внутрь и проверить, что там, не осмелился.

Бурен хлопнул в ладоши. Звук эхом заскакал в стенах лавки, мало-помалу превращаясь в веселый смех и звон монет. Миг — и его прилавок оказался уставлен золотыми блюдами. На этот раз Юань не колебался. Схватив с блюда жареную курочку, которой с лихвой хватило бы и брату, и ему самому, он принялся наполнять пазуху свежеиспеченными пампушками.

— А что же будет с Чаапом? — спросил он.

— Ну, наверное, лучше подыскать ему другую жену, — заметил Бурен.

— По-моему, Шэнь, что промышляет ловлей крыс, недавно овдовела, — предложила Ханг-нэ.

Топор вскрикнул от радости, распахнул дверь и выбежал на улицу.

* * *

Юань мчался по темнеющим улицам Сан-Франциско со всех ног. Только бы не споткнуться в полумраке! Добежав до ветхого здания в Чайна-тауне, служившего ему домом, он увидел снаружи толпу, начисто заслонившую вход. Неужто опоздал?! Неужто все, что он пережил, все через что прошел, пропало даром? Проталкиваясь сквозь гущу народу, он обронил кое-что из принесенной еды, но чашу с чудотворной травой стиснул так крепко, что пальцы побелели.

Посреди толпы сидел самый странный зверь из всех, каких Юаню только доводилось видеть — мощного сложения, толстолапый, короткошерстый, с густой кудрявой гривой на голове. Он сидел мордой к зданию, будто не замечая изумленных взглядов и перешептываний окруживших его мужчин, женщин и ребятишек, однако, стоило Юаню приблизиться, зверь повернулся к нему. Не узнать этой морды и черных блестящих глаз было бы невозможно. Лев-страж коротко рыкнул, словно приветствуя Юаня. Толпа воззрилась на юношу с интересом.

Под множеством взглядов Юаню стало не по себе, да и брата увидеть не терпелось, однако он догадался: лев послан не духами. Льва послала к нему Мин Ли.

Юноша склонился к зверю так, что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от львиной морды. В пасти льва блеснули кончики острых клыков.

— Передай хозяйке, что для меня будет величайшей честью встретиться с нею снова, но только после того, как я позабочусь о своем брате, о Чене.

Зверь кивнул и рыкнул еще раз. Толпа расступилась, и лев-страж большими скачками помчался прочь.

Поднявшись по шатким ступеням и миновав темный коридор, Юань вошел в свою тесную комнатушку. Землистые лица со всех сторон обратились к нему. Запахи еды вызвали ропот и множество голодных взглядов.

Казалось, с самого утра Чень даже не шевельнулся. Увидев брата, он попытался подняться ему навстречу, но не смог даже оторвать головы от грязной циновки. Сняв с чаши крышку, Юань осторожно, не торопясь, принялся кормить брата линьчжи. С каждой проглоченной щепотью челюсти Ченя двигались все увереннее, на глазах обретали силу.

К Юаню подошла крохотная девчушка, дернула его за рукав и попросила пампушку. Юань угостил ее, и она помчалась к родным — делить добычу на всех.

Тут юношу снова потянули за рубашку. Оборачиваясь, он ожидал увидеть еще кого-нибудь из соседей, но это оказался Чень. Впервые за много дней он сидел прямо, и глаза его были ясны.

— А еще есть? — хрипло спросил он.

Юань рассмеялся. Казалось бы, звук этот был так чужд, так неуместен в столь мрачной обстановке, однако все вокруг тоже заулыбались.

— Конечно, брат. Есть. И, сдается мне, отныне будет всегда.

Стив Берман

* * *

Свой первый рассказ Стив Берман опубликовал в возрасте семнадцати лет. С тех пор его произведения появлялись в ряде антологий, включая «Пляску фэйри» и Japanese Dreams. Его дебютный роман, Vintage, A Ghost Story, дошел до финала премии Андре Нортон, а не так давно он составил и выпустил в свет антологию рассказов Magic in the Mirrorstone. Живет Стив на юге Нью-Джерси, в компании очень и очень требовательного фамильяра.

Примечание автора

Идеей «Игроков с Золотых Гор» я обязан настоящему, реальному мистеру Цзи — Цзи Сяобэню, моему преподавателю востоковедения. На протяжении целых пяти курсов он повергал меня в изумление лекциями об истории и обычаях Китая, и я был просто обязан написать этот рассказ, дабы отблагодарить его за науку. Ну, а поскольку действие происходит в Сан-Франциско середины девятнадцатого века, я решил, что в рассказ нужно включить не только трикстершу-китаянку Ханг-нэ, но и еще одного трикстера, явного американца, в образе Бурена. Оба они представляют собой смесь древних легенд и моей собственной фантазии: в тибетской мифологии имеется демонесса по имени Ханг-нэ, а Бурен — волшебная версия Финеаса Тейлора Барнума^[26].

Примечания

25

“Wagers of Gold Mountain” copyright © Steve Berman, 2007.

26

Финеас Тейлор Барнум (1810–1891) — широко известный в XIX веке американский шоумен и антрепренер, организатор цирка своего имени, прославившийся множеством мистификаций.