Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование

Пьер-Андре Тагиефф, 2011

Французский философ и политолог Пьер-Андре Тагиефф предпринял комплексное исследование печально знаменитой фальшивки, сфабрикованной царской охранкой – «Протоколов сионских мудрецов». На основе огромного массива литературы, посвященной «Протоколам», автор рассказывает об их происхождении, содержании, особенностях использования и различных странах и регионах мира, историческом и современном значении. Освещаются теоретико-методологические аспекты научного изучения политических мифов современности и их разоблачения.

II. Распространение «Протоколов» в мире: запуск, остановки, новые подъемы

После ряда русских изданий «Протоколов» (1903–1917) эта антиеврейская фальшивка была переведена на немецкий язык в январе 1920 г., а затем, в том же году, — на английский (в Великобритании и в США), на французский, венгерский и польский. В следующем году к уже существующим многочисленным перепечаткам книги — русским, немецким, англо-американским — добавляются ее итальянское издание, новые переводы на французский и английский языки. Именно в 1920–1921 гг. «разоблачительный» документ начинает свое триумфальное шествие по свету. Однако уже летом 1921 г. появляется филологическое доказательство того, что речь идет лишь о плагиате. Эта операция по развенчанию мифа затормозит распространение фальшивки, по крайней мере в тех кругах, которые воспринимают рациональную аргументацию.

С весны 1921 г. и вплоть до последних месяцев 1933 г. циркуляции «Протоколов» в Европе мешала публичная демонстрация того, что этот «документ» являлся поддельным. Приход к власти национал-социалистов обусловит новый подъем массовой антиеврейской пропаганды, которой «Протоколы» требуются в качестве текста, разоблачающего тайные замыслы «Сионских мудрецов».

1. Запуск и резкие остановки: 1920–1921 гг.

1.1. Роль газеты Times в 1920 г.

Именно лондонская Times, известная своей серьезностью и умеренностью, произвела 8 мая 1920 г. «мировой запуск “Протоколов”» и разоблачила их как программу Pax judanca, адского «Заговора евреев против христианства», как напишет два года спустя Юрбен Гойе^[74]. 17 ноября 1921 г. этот самый Гойе уточнял:

Times 1920 года известила мир о «Протоколах» как доказательстве ужасного еврейского заговора против народов^[75].

Неподписанная передовица (ее автором был У. Стид)^[76] имела следующий заголовок: «Еврейская опасность» [The Jewish Peril], памфлет, вызывающий беспокойство. Требуется расследование»^[77]. Статья начиналась следующими словами:

До настоящего времени Times не придавала значения этой странной книжке [ «Протоколам»]. Однако же ее распространение идет полным ходом, и ее чтение способно встревожить думающую публику. Никогда ранее какую-либо расу или религию не обвиняли в столь зловещем заговоре^[78].

Уже 20 мая 1920 г. Ю. Гойе не скрывал своего крайнего удивления:

Times объявляет еврейскую опасность. […] Наконец Times потрясена.

Вплоть до директорства Норсклиффа [sic] газета была цинично проеврейской. Ныне она делает попытки быть независимой^[79].

Тема «еврейской опасности» и, более точно, тема всемирного еврейского заговора попадала в круг вопросов, подлежащих обсуждению, то есть приемлемых, даже достойных уважения. А главное, тематика «Протоколов» могла теперь найти широкий отклик, ее распространение выходило, таким образом, за пределы узкого круга обычных потребителей антиеврейской духовной пищи. «Протоколы», выходившие из круга, предназначенного для патентованных антисемитов, были, таким образом, поставлены на путь их будущего превращения в «бестселлер». Роже Ламбелен прекрасно понял в 1921 г., что создается условие культурной приемлемости «Протоколов»:

Явно представляется, что еврейская опасность, о которой свидетельствовало такое количество симптомов и фактов, по-настоящему открылась для широкой публики лишь тогда, когда появился перевод фрагмента русской книги, попавшей в каталог Британского музея в августе 1906 г.; эта книга называлась «Великое в малом и Антихрист как близкая политическая возможность. Записки православного» (2-е издание, исправленное и дополненное. Царское Село, 1905). Перевод ее был напечатан в декабре 1919 г. издательством Eyre and Spottiswoode под названием «Еврейская опасность: Протоколы сионских мудрецов». На эту книгу в Англии долго не обращали бы внимания, если бы одному редактору Times не пришла в голову мысль посвятить ей статью и дать на нее самую подробную рецензию, которую можно резюмировать в одном тревожном вопросе: «Если эта книга есть выражение истины, то не уцелели ли мы от германского мира лишь для того, чтобы испытать на себе условия еврейского мира?»^[80]

Мысль об очевидности еврейского заговора была тогда усвоена настолько, что газета La Croix посвятила 7 октября 1920 г. статью «еврейской опасности», начав ее с перечисления уже стандартизированных признаков: «Об этом снова говорят. Значительное участие евреев в большевистской революции, признанными вождями которой они являются; место, занимаемое ими в политических и финансовых конгрессах; связи, которые они имеют почти повсюду с официальными лицами; особое расположение к ним в Палестине со стороны английского правительства, — все это снова привлекает внимание к еврейской опасности, о которой, как кажется, забыли, испытывая страх перед германской опасностью. […] В своем значительном большинстве народ Израиля перестал поклоняться истинному Богу и поклоняется Сатане.

Передовица Times, несмотря на ее осторожные нюансы^[81], отныне будет постоянно являться гарантией подлинности — или дополнительным доводом в пользу тезиса о подлинности документа — в околопротокольных книгах о всемирном еврейском заговоре, созданных распространителями и обработчиками «Протоколов» в самых различных контекстах; для антисемитских агитаторов предгитлеровской эры, отмечает Л. Поляков, «эта статья обозначила нулевой год их Хиджры»^[82]. Вот факт, относящийся к распространению «Протоколов», который часто игнорировали позднейшие историографы, сосредоточившиеся на национал-социалистическом феномене: эксплуатация «Протоколов» нацистами будет лишь одной из превратностей (но наиболее заметной) в процессе глобализации ударной брошюры, и она могла бы остаться только сравнительно секретным оружием (например, пропагандистским инструментом, который точечно применялся некоторыми русскими белогвардейцами в период с 1917 по 1921 г.).

Из легитимирующей передовицы Times был прежде всего взят анализ «Протоколов» в форме их резюме; из анализа, который бесчисленное количество раз воспроизвели профессиональные антисемиты^[83], был затем взят ряд риторических вопросов, поднимавших с ловкой осторожностью тему «еврейской опасности» и сосредоточенных на аргументе о «волнующих совпадениях», который отсылал читателя к «пророческой» силе, выявляемой благодаря тексту. Это «пророческое» содержание парадоксально, ибо «Сионские мудрецы» рассказывают о том, что они сделали, описывают то, что они делают и что будут делать. Истинностное значение «Протоколов» будет им приписано их распространителями, в частности, с помощью аргумента, утверждающего, что история развертывается в соответствии с планами какого-то активного и сверхмощного меньшинства. Это парадокс, поскольку они обращаются к пророческому свойству в мире, где сама идея пророчества лишена смысла: судьба и Провидение в современности как бесконечном процессе секуляризации и упразднения трансцендентностей заменены могуществом человеческой воли, а также воли действующих меньшинств, которые составляют собственно современный аспект конспирационистского видения, выражаемого «Протоколами» и проистекающего из их толкования.

Резюме в газете Times из семи пунктов — «скрупулезно точное», по оценке Ю. Гойе^[84], — распространители и комментаторы «Протоколов» немедленно начинают цитировать и использовать. Оно быстро совершит путешествие вокруг антисемитского мира или, скорее, поможет создать антисемитский мир, тот мир, в котором мы частично живем — иногда этого не зная — в начале XXI в.

Анонимный журналист из Times так оправдывал их представление и анализ на ее страницах:

Так каковы же максимы, которые формулируют «Протоколы» и в которых английским читателям приходится разбираться самостоятельно, поскольку никакого публичного обсуждения этой темы не было? Взятые в целом, указанные максимы содержат следующие мысли…^[85]

20 мая Ю. Гойе, следивший за англосаксонскими публикациями по рассматриваемому вопросу, дает в La Vieille France перевод, который вскоре станет образцом в антисемитской литературе на французском языке:

1) Существует и существовала многие века международная политическая организация евреев.

2) Как представляется, дух этой организации — традиционная, извечная ненависть к христианству и титаническое стремление господствовать над миром.

3) На протяжении веков преследуется цель разрушить национальные государства и заменить их международным еврейским владычеством.

4) Метод, применяемый для ослабления, для разрушения существующих политических государств, состоит в том, что им вспрыскивают идеи, приводящие к их распаду, следуя умело рассчитанному движению от либерализма к радикализму, а затем к социализму, к коммунизму, наконец, к анархии, к re-ductio ad absurdum уравнительных принципов. В течение этого времени Израиль остается невосприимчивым к разъедающим доктринам…

5) Политические догматы, развивающиеся в христианской Европе, ее политика и демократические установления вызывают равное презрение со стороны Старейшин, или Мудрецов, Израиля. Для них управление является тонким и тайным искусством, усвоенным лишь благодаря традиционной культуре и данным очень узкой элите в некоем оккультном святилище…

6) Согласно этой концепции управления массы представляют собой лишь жалкое стадо; и политические вожаки гоев почти так же слепы, как их скот, являются простыми куклами в руках Старейшин Израиля; чаще всего эти вожаки коррумпированы, вечно беспомощны, их легко укрощают с помощью лести, угроз или шантажа в пользу еврейского [sic] владычества.

7) Пресса, театр, биржа, наука, закон, находящиеся в руках тех, кто владеет всем золотом мира, — это инструменты для запугивания общественного мнения, деморализации молодежи, подстрекательства к порокам, для разрушения идеалистических устремлений (христианская культура), для насаждения культа чистогана, материалистического скептицизма, циничной тяги к удовольствию^[86].

Это «авторизованное» резюме «Протоколов» полностью процитирует на страницах L’ Action française Леон Доде^[87], который горячо будет рекомендовать прочесть французскую версию «Протоколов», опубликованную Ю. Гойе в декабре 1920 г.^[88] 11 февраля 1921 г. L’ Action française в неподписанной статье под заголовком «Еврейский вопрос» в «Обзоре печати» откликается на публикаторские несчастья Ю. Гойе, это новое доказательство того, что евреи завладели прессой и информацией:

[…] Евреи имеют обыкновение навязывать свое господство прессе. Ю. Гойе заметил на страницах La Vieille France, что все газеты, посвящающие целые колонки непристойным, антисоциальным или антифранцузским книгам, отказались поместить объявление об издании им «Протоколов», чтобы не потерять еврейскую милостыню и рекламу. Вот почему в их племени возникает волнение, когда независимые литераторы решаются сорвать маску с еврейского заговора.

Данный аргумент периодически появляется в антиеврейских публикациях: доказательство существования еврейского заговора видят в усилиях евреев, направленных на то, чтобы не допустить распространения сведений об этом заговоре. Применение указанного аргумента к случаю «Протоколов» само собою разумеется: подлинность документа якобы доказывают попытки евреев остановить его распространение, в частности применяя по отношению к нему стратегию «молчания, которое убивает».

1.2. Свидетельство Александра дю Шайла (май 1921 г.)

Все непосредственные свидетели, заявлявшие о том, что они видели рукопись «Протоколов», утверждают, что текст ее был написан по-французски, но различными руками^[89], различным почерком^[90], различными чернилами^[91]. Им запомнилась также пожелтевшая бумага^[92] или бумага с желтым оттенком^[93]. И еще запомнилось чернильное пятно на первой странице рукописи: «большое» или «огромное» синее чернильное пятно^[94], в 1904–1905 гг.^[95]; «обширное, очень светлое, лиловое или голубоватое пятно», уточняет Александр дю Шайла, рассказывая о своих беседах с С. Нилусом в 1909 г. Дю Шайла добавил:

Мне показалось, что когда-то на лист опрокинули чернильницу, но чернила оттерли и отмыли^[96].

А. дю Шайла, который, по его словам, прочитал рукопись в доме у Нилуса, заявляет, что его «поразили некоторые особенности текста. В нем были орфографические ошибки и, главное, нефранцузские обороты речи. С тех пор прошло слишком много времени [с 1909 по 1921 г.], чтобы мне можно было бы сказать о наличии в тексте «руссицизмов». Одно несомненно: манускрипт был написан иностранцем»^[97].

Свидетельство графа Армана Александра де Бланке дю Шайла (1885–1939) о С.А. Нилусе и о происхождении «Протоколов» является, бесспорно, важнейшим и заслуживающим наибольшего доверия (несмотря на некоторые ошибки и неточности) свидетельством из числа тех, которые были преданы гласности и горячо обсуждались в ходе длительного спора в первую половину двадцатых годов. Этот документ впервые появляется в русской газете «Последние новости» 12 мая 1921 г.^[98] Спустя два дня, 14 мая, еженедельная газета La Tribune Juive напечатала французскую версию этого обширного свидетельства под заголовком «Сергей Александрович Нилус и “Протоколы сионских мудрецов” (1909–1920)»^[99]. Статья А. дю Шайла была представлена следующим образом:

Автор статьи о Нилусе и о «Сионских протоколах», которую мы помещаем ниже, г-н А. дю Шайла, — француз по происхождению, капитан в отставке Казачьего войска Донского, провел весь 1909 год в монастыре Оптина пустынь, куда он отправился с целью изучить внутреннюю жизнь Русской церкви. В 1910 г. г-н дю Шайла поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, в которой учился четыре года. Он написал несколько работ на французском языке, посвященных истории русской культуры, славянским вопросам и проблемам религии.

С 1914 г. г-н дю Шайла находится на военной службе; он командовал транспортным отрядом 101-й пехотной дивизии. В ходе выполнения своих обязанностей и за непосредственное участие в боях был награжден Георгиевской медалью всех четырех степеней. С декабря 1916 г. и вплоть до августа 1917 г. находился в составе 8-го бронеавтомобильного подразделения. Оттуда был переведен в штаб 8-й армии, где работал вплоть до взятия власти большевиками. В 1918 г. г-н дю Шайла — член главного штаба армии донских казаков. Начиная с 1919 г. он последовательно выполнял функции штабного офицера по дипломатическим делам и начальника политического отдела^[100].

Учитывая важность статьи А. дю Шайла, мы воспроизведем ее полностью, пусть даже придется уточнять или исправлять с помощью дополнительных примечаний те или иные утверждения ее автора^[101].

Введение

Впервые апрельские дни 1921 г., после эвакуации из Крыма и четырехмесячного пребывания в Константинополе, я прибыл в Лион. Каково было мое удивление, когда я увидел среди новинок в витринах книжных магазинов на площади Белькур французское издание «Протоколов сионских мудрецов», то есть ту самую книгу, которую Сергей Александрович Нилус, человек, мне лично знакомый, издал в 1902 г.^[102]

В своем обширном предисловии издатель книги, монсеньор Жуэн, постарался дать критический анализ ее предыдущих публикаций, выявить происхождение документа и установить личность ее русского издателя. Книга содержит некоторые неточности, впрочем хорошо понятные.

Позднее, читая русские газеты, выходившие в Париже, я убедился, что вокруг «Протоколов» в различных частях света и даже внутри русской прессы развернулась полемика.

Взятые в совокупности, эти наблюдения побудили меня поделиться своими воспоминаниями о С.А. Нилусе и его трудах.

Я должен здесь заявить, чтобы больше к этому не возвращаться: мои сведения о личности и трудах С.А. Нилуса были собраны в ходе длительных и непосредственных отношений с ним и с лицами, хорошо его знавшими. Более того, источники этих сведений не могут быть предметом сомнения ни с точки зрения честности, ни с точки зрения беспристрастности.

Я не питаю никаких дурных чувств к Сергею Александровичу Нилусу, и у меня нет никаких причин их питать. Вот почему я во многих отношениях сознаю, что должен щадить его личность и касаться его частной жизни лишь с тех сторон, которые связаны с его общественной жизнью, и лишь в той мере, в какой это необходимо для раскрытия истины, помня изречение: «Платон мне друг, но истина еще больший друг».

I. Как я познакомился с С.А. Нилусом

В конце января 1909 г., движимый религиозным исканием, я поселился, по совету ныне покойного митрополита Санкт-Петербургского, Его Преосвященства Антония, рядом со знаменитым монастырем Оптина пустынь.

Этот монастырь находится в шести верстах от города Козельска в Калужской губернии между опушкой большого соснового бора и левым берегом реки Жиздра. При монастыре существует некоторое число загородных домов, где селятся миряне, желающие в той или иной мере приобщиться к монашеской жизни.

В период, к которому относятся мои воспоминания, монашеское сообщество насчитывало примерно 400 человек; они занимались сельским хозяйством, а также предавались молитвам под духовным руководством трех «старцев».

Было время, когда Оптина пустынь являлась источником духовного влияния на одно из самых важных течений русской мысли. Институт оптинских «старцев» в лице отцов Макария и Амвросия первые славянофилы рассматривали как управляющий центр. На монастырском кладбище, рядом с отцами Макарием и Амвросием, покоятся их ученики, писатели братья Киреевские. Два других знаменитых публициста, Хомяков и Аксаков, часто посещали монастырь, в нем провел последние годы своей жизни еще один знаменитый писатель, Константин Леонтьев.

В монастырской библиотеке сохранилась ценнейшая переписка с этими писателями, а также с Гоголем и Достоевским. Этот последний создал (в романе «Братья Карамазовы») бессмертный художественный образ старца Зосимы, придав ему живые черты отца Амвросия с его мистическим учением.

Даже Л.Н. Толстой часто приезжал в Оптину пустынь, и, конечно, все помнят, что именно здесь он провел предпоследние дни своей жизни, столь загадочные и до сих пор еще необъяснимые.

Не будет лишним подчеркнуть здесь, что оптинские старцы, которых я знал, отцы Варсонофий, Иосиф и Анатолий, не имели ничего общего с дворцовыми авантюристами, окружавшими трон последнего Царя. Оптинские старцы были людьми просвещенными, проникнутыми духом милосердия и терпимости, всегда сохраняли свободу по отношению к сильным мира сего и внимали лишь человеческому горю; будучи близкими к народу и понимая его безграничную скорбь, они посвящали все свои дни утешению несчастных и обиженных, которые тысячами приходили к старцам. Существование их института и сохранение некоторых духовных религиозных традиций привлекали в Оптину пустынь русских интеллектуалов, увлеченных религиозным исканием.

На следующий день после моего приезда настоятель монастыря архимандрит Ксенофонт предложил мне познакомиться с С.А. Нилусом, религиозным писателем, который также жил при монастыре.

После обеда я познакомился в покоях настоятеля с Сергеем Александровичем Нилусом. Ему было лет сорок пять, он представлял собой человека настоящего русского типа, высокого и сильного, с седой бородой и с глубокими голубыми глазами, ясными, но немного замутненными тревожащей пеленой. Он носил сапоги, был одет в русскую рубашку, подпоясанную тесьмой с вышитой на ней молитвой.

С.А. Нилус довольно хорошо говорил по-французски, что представляло для меня тогда большую ценность. Оба мы были очень довольны нашим знакомством, и я не преминул воспользоваться его приглашением. Он поселился в большом доме, вмещавшем 8–10 комнат, в которых жили ушедшие на покой епископы. У дома был разбит фруктовый сад, окруженный деревянным забором, за ним чернел лес. Сергей Александрович со своей семьей, состоявшей из трех человек, занимал лишь четыре комнаты; в остальных размещался приют, содержавшийся на пенсию, которую Министерство царского двора выплачивало жене С.А. Нилуса. В этом приюте жили разного рода калеки, слабоумные и бесноватые, ожидавшие чудесного исцеления. Одним словом, эта часть дома была настоящим Двором чудес.

Квартира Нилуса была обставлена мебелью, напоминавшей по стилю мебель старинных дворянских особняков, со множеством портретов членов императорской семьи, которые они со своими автографами дарили жене Нилуса; там имелись несколько хороших картин и богатая библиотека с книгами по всем областям человеческого знания. Была там также молельня, где Нилус отправлял, по светскому ритуалу, домашние богослужения. Впоследствии, когда я вспоминал обо всем этом, в моем воображении всегда возникали картины старообрядческих скитов, которые описал нам Лесков.

Род Нилуса произошел от шведского эмигранта, приехавшего в Россию во времена Петра I. Сергей Александрович уверял, что в его жилах течет переданная по женской линии кровь Малюты Скуратова (палача Ивана Грозного). Быть может, именно поэтому, будучи большим поклонником крепостничества и античной твердости, Нилус со рвением защищал память об Иване Грозном.

Лично Нилус был разорившимся помещиком. Его имение в Орловской губернии граничило с землями М.А. Стаховича, о котором он часто говорил, впрочем, хорошо о соседе не отзывался, поскольку считал его «вольнодумцем». Брат Сергея Александровича Дмитрий был председателем Московской судебной палаты. Братья враждовали. Сергей считал Дмитрия атеистом, а тот относился к Сергею как к безумцу.

С.А. Нилус был, несомненно, образованным человеком. Он успешно окончил правовой факультет Московского университета. Более того, Нилус в совершенстве владел французским, немецким и английским языками, хорошо знал современную зарубежную литературу.

Как я понял позднее, С.А. Нилус ни с кем не мог ужиться. Из-за своего взбалмошного, высокомерного и капризного характера ему пришлось расстаться со службой в Министерстве юстиции, где он получил пост судебного следователя в Закавказье, на границе с Персией. Нилус попытался сделать производительной [sic] свою собственность, но нашел, что он слишком умен для этого. Его увлекли философия Ницше, теоретический анархизм и идея радикального отрицаниям сегодняшней цивилизации^[103]. В таком состоянии ума он не мог оставаться в России. Нилус уезжает за границу с госпожой К.^[104], долго живет во Франции, особенно в Биаррице, пока не получит от своего управляющего известие о том, что его имение под Орлом и сам он разорены.

Именно тогда, примерно в 1900 г., под влиянием материальных осложнений и серьезных моральных испытаний он пережил духовный кризис, который привел его к мистицизму. Об этом и пойдет речь ниже.

С.А. Нилус представил меня своей жене, Е.А. Озеровой, бывшей фрейлине императрицы Александры Федоровны; она была дочерью г-на Озерова, гофмейстера и бывшего русского посланника в Афинах. Брат его, генерал-майор Д.А. Озеров, являлся дворецким в Аничковом дворце. Госпожа Е.А. Нилус представляла собой добрейшую женщину, покорную и целиком подчинявшуюся своему мужу, вплоть до полного самоотречения, так что она находилась в самых лучших отношениях с бывшей подругой г-на Нилуса, мадам К., которая также разорилась и тоже нашла пристанище в их доме, в их личной квартире.

Таким образом, мои отношения с С.А. Нилусом, завязавшиеся в описанных условиях, продолжались на протяжении девяти месяцев моего пребывания в Оптиной пустыни, вплоть до 10 ноября 1909 г. Когда позже я туда возвратился, то постоянно заходил к С.А. Нилусу, но вскоре его непримиримость по отношению к «еретикам» вынудила меня прервать наши отношения.

В 1918 г. он жил в Киеве, в гостинице женского монастыря Покрова Пресвятой Богородицы. Я узнал, что зимой 1918/1919 года, после падения власти гетмана, он якобы перебрался в Германию и обосновался в Берлине. Эти сведения мне частично подтвердила в Крыму бывшая фрейлина Карцева, старшая сестра лазарета Белого Креста, где я находился.

II. «Хартия Царствия Антихриста»

С самого начала мои отношения с С.А. Нилусом отличались бесконечными спорами. Ибо в нашем лице столкнулись самые решительные противники, какие только могут существовать, люди, идущие к одной и той же идее, но с противоположных точек, равно претендующие на ее обладание и на верность ей.

От своего прошлого анархизма С.А. Нилус сохранил полное неприятие современной цивилизации; и эту негативную установку он принял по отношению к религиозной мысли, отбрасывая возможность применить научные методы для религиозного познания. Он протестовал против духовных академий, стремился к «вере угольщика» и проявлял большие симпатии к «старообрядцам», отождествлял их вероисповедание с верой без примеси науки и цивилизации. Все это он отбрасывал вместе с сегодняшней культурой, обнаруживая во всех ее проявлениях «мерзость запустения в Свято Месте» и подготовку к пришествию Антихриста, которое совпадет с высочайшим развитием «христианской псевдоцивилизации».

Меня же, вопреки этому тезису, по пути православия повели либеральные течения христианства, те течения, которые очищают Церкви от искусственных исторических наслоений, чуждых учению Христа. Модернизм и старокатолическая критика как независимые методы научного познания религии восстановили в моем сознании образ истинной христианской Церкви. Ее последующее открытие произошло под влиянием А.С. Хомякова и В.С. Соловьева, а также других новейших представителей религиозной мысли.

Однако несмотря на наши жаркие дискуссии С.А. Нилус прощал мне многие «ошибки». Причиной тому были мое пребывание при монастыре и мои добрые отношения со «старцами»; вот почему он пока еще не обрекал меня на отлучение, но пытался меня «обратить».

На третий или на четвертый день нашего знакомства во время обычной дискуссии об отношениях между цивилизацией и христианством С.А. Нилус спросил меня, знаком ли я с «Протоколами сионских мудрецов», которые он издал. Я ответил отрицательно.

Тогда С.А. Нилус взял в своей библиотеке книгу и стал переводить мне на французский наиболее замечательные части ее текста и своих комментариев. В то же время он следил за выражением моего лица, так как ожидал, что меня поразит это откровение. Самого его несколько смутило мое заявление о том, что в этом документе не было ничего нового для меня и он, видимо, должен быть в близком родстве с памфлетами Эдуара Дрюмона и с большой мистификацией Лео Токвиля, на которую поддался весь католический мир, не исключая Папу Льва XIII, человека столь умного и проницательного.

С.А. Нилус был взволнован и обескуражен, он возразил мне, сказав, что мое суждение объясняется поверхностным и отрывочным знакомством с «Протоколами», что сверх того устный перевод ослабляет впечатление. Впрочем, мне нетрудно было бы познакомиться с «Протоколами», ибо их оригинал написан по-французски.

Рукопись «Протоколов» Н.А. Нилус у себя дома, конечно, не хранил, опасаясь того, что ее выкрадут евреи. Я вспоминаю, как он позабавил меня и какое беспокойство охватило его, когда еврей-аптекарь из Козельска, желавший прогуляться вместе с кем-то из своих близких по монастырскому лесу, в поисках кратчайшего пути к речному парому случайно попал в сад Нилуса. Наш бедный Сергей Александрович долгое время был убежден в том, что аптекарь пришел на разведку.

Позже я узнал, что тетрадь с «Протоколами» вплоть до января 1909 г. хранилась у иеромонаха Даниила Болотова (довольно известного в Петербурге портретиста), а после его смерти — в скиту Святого Иоанна Предтечи, находившемся в полверсте от монастыря, у монаха Алексия (бывшего инженера).

Спустя некоторое время после нашего первого разговора, касавшегося «Протоколов сионских мудрецов», около четырех часов пополудни один из калек приюта Нилуса принес мне записку: С.А. просил меня прийти к нему по срочному делу.

Я нашел Сергея Александровича в его рабочем кабинете, он был один, его жена и мадам К. отправились на вечернее богослужение. Наступили сумерки, но еще было светло, ибо землю покрывал снег. На его письменном столе я увидел нечто вроде большого черного матерчатого конверта, украшенного восьмиконечным крестом и надписью «Сим Победиши». На этот конверт была также наклеена бумажная икона Михаила Архангела. Видимо, все это имело магический характер.

Сергей Александрович перекрестился три раза перед большой иконой Смоленской Богоматери, списка со знаменитой иконы, перед которой молились русские воины накануне Бородина, и открыл конверт, из которого вынул тетрадь в кожаном переплете. Впоследствии я узнал, что конверт и переплет были изготовлены в монастырской мастерской под непосредственным наблюдением Нилуса, который сам приносил и уносил рукопись, опасаясь того, что ее украдут. Крест и другие символы нарисовала Елена Александровная по указаниям супруга.

«Вот, — сказал С.А. Нилус, — хартия Царствия Антихриста».

Он раскрыл тетрадь. На первой ее странице можно было увидеть большое пятно, лиловое или бледно-лиловое. Мне показалось, что на тетрадь когда-то опрокинули чернильницу, но чернила затем оттерли и отмыли. Бумага была плотная и желтоватая; текст был написан рукой различных людей и, как я заметил, разными чернилами.

«Дело в том, — сказал Нилус, — что во время заседаний Кагала секретарские функции выполняли различные люди, поэтому и почерк неодинаковый». Видимо, для Сергея Александровича эта особенность рукописи представлялась одним из доказательств того, что ее текст был подлинным. Однако по данному вопросу у него не было устоявшегося мнения, ибо в другой раз он мне говорил, что манускрипт — всего лишь копия.

Показав мне рукопись, Сергей Александрович положил ее на стол, открыл на первой странице и, предложив мне свое кресло, сказал: «А вот теперь читайте!»

При чтении рукописи меня поразили некоторые особенности ее текста. В нем попадались орфографические ошибки, а главное, обороты речи не были французскими. С тех пор прошло слишком много времени, чтобы я мог говорить о наличии в тексте «руссицизмов». Несомненно одно: рукопись была написана иностранцем.

Чтение мое продолжалось два с половиной часа. Когда оно закончилось, С.А. Нилус взял тетрадку, положил ее в конверт и запер в ящике своего письменного стола. К тому моменту, когда я завершил чтение, Елена Александровна Нилус и мадам К. уже возвратились из церкви, и был подан чай. Я не знал, сколь полно мадам К. была посвящена в тайну рукописи, и поэтому сохранял молчание. Но Нилусу не терпелось узнать мое мнение, и, видя мое стеснение, он точно догадался о его причине.

«Ну, Фома неверный, — сказал он шутливо, — верите ли вы теперь, что подержали в руках, увидели и прочитали «Протоколы»? Поделитесь с нами своим мнением. Чужих здесь нет, жена моя знает все, а что касается госпожи К., то именно благодаря ей были раскрыты заговоры врагов Христовых. Впрочем, секретов здесь нет». Меня это очень заинтересовало. Было ли возможно, чтобы «Протоколы» оказались в руках Нилуса благодаря госпоже К.? Мне казалось странной мысль о то, что эта женщина, невероятно толстая, почти потерявшая способность передвигаться, сломленная испытаниями и болезнями, могла проникнуть в «Секретный кагал Сионских мудрецов»^[105].

«Да, — сказал Нилус, — госпожа К. очень долго жила за границей, именно во Франции. Там, в Париже, она получила от одного русского генерала рукопись и мне ее передала. Этому генералу удалось извлечь «Протоколы» из масонских хранилищ».

Я осведомился, является ли тайной имя этого генерала. «Нет, — ответил Нилус, — это генерал Рачковский^[106], смелый человек, очень активный, который в свое время многое сделал, чтобы вырвать жало у врагов Христовых».

Тогда я вспомнил, что еще во Франции, когда брал уроки русского языка и литературы у одного эмигранта, студента-филолога по фамилии Езопов, он рассказал мне, что русская политическая полиция не оставляла в покое революционеров даже на французской земле и что во главе этой полиции стоял некий Рачковский.

Я спросил С.А. Нилуса, не являлся ли генерал Рачковский шефом русской политической полиции во Франции.

Мой вопрос удивил Сергея Александровича и даже вызвал у него некоторое недовольство^[107]; он ответил мне неопределенно, но решительно подчеркнул, что Рачковский самоотверженно боролся против масонства и сатанинских сект.

Прежде всего Сергею Александровичу хотелось узнать о моих впечатлениях от прочтения «Протоколов».

Я заявил ему без обиняков, что остаюсь на прежней позиции: не верю в «Сионских мудрецов». Все это — из области «Разоблаченного Сатаны», «Дьявола в XIX веке» и других мистификаций^[108].

Лицо Сергея Александровича омрачилось.

«Вы в самом деле находитесь под дьявольским наваждением, — сказал он. — Самая большая хитрость Сатаны заключается в том, чтобы заставить отрицать не только свое влияние на земные дела, но даже свое существование. А что вы сказали бы, если бы я вам показал, как осуществляется то, о чем сказано в «Протоколах», как повсюду появляется таинственный знак близкого Антихриста, как повсюду ощущается грядущее пришествие его Царствия?»

Сергей Александрович поднялся, и все мы прошли в его кабинет. Он взял свою книгу и папку, принес из своей комнаты сундучок, который позже я назвал «Музеем Антихриста». Он снова принялся читать куски из своей книги и материалы, приготовленные для ее издания. Нилус читал все, что могло выразить эсхатологические ожидания современного христианства: сновидения митрополита Филарета, цитаты из энциклики Пия X, предсказания святого Серафима и римско-католических святых, фрагменты из Ибсена, Соловьева и Мережковского.

Чтение это продолжалось очень долго.

Затем Нилус перешел к «вещественным доказательствам». Он открыл свой сундучок. В нем в неописуемом беспорядке находились пристегивающиеся воротнички, калоши, предметы домашнего обихода, значки различных технических школ, даже вензель императрицы Александры Федоровны и крест ордена Почетного легиона. На всех этих предметах воображение рисовало Нилусу «Антихристову печать» в форме треугольника или двух наложенных друг на друга треугольников.

Не говоря о калошах рижской фабрики «Треугольник», сочетание двух стилизованных заглавных букв «А» и «θ» (фита), образующее вензель царствующей императрицы, а также пятиконечный крест Почетного легиона воспринимались в воспаленном сознании Нилуса как два скрещенных треугольника — знак Антихриста и печать Сионских мудрецов. Достаточно было наличия на каком-то предмете даже нечеткого изображения треугольника, чтобы он попал в его музей. Почти все эти наблюдения вошли в его издание «Протоколов» 1911 года.

С волнением и беспокойством, которые усиливались под воздействием какого-то мистического страха, мой собеседник объяснил мне, что знак «Сына беззакония» все осквернил, он горит даже на рисунках, украшающих церкви, и даже на орнаменте великой иконы, установленной за престолом скитской церкви. Я почувствовал какой-то ужас.

Близилась полночь. Взгляд Нилуса, его голос, его жесты, похожие на машинальные, — все это создавало ощущение того, что мы движемся по краю пропасти, что нужен еще лишь миг, и его рассудок растворится в безумии.

Произошел психологически очень любопытный факт.

Я старался успокоить С.А. Нилуса, доказать ему, что в самих «Протоколах» не идет речь об этом зловещем знаке, поэтому между ними нет никакой связи. Я пытался убедить его в том, что он ничего не открыл, ибо названный знак был замечен во всех работах по оккультизму, начиная с Гермеса Трисмегиста и Парацельса, которые не были «Сионскими мудрецами», и кончая нашими современниками, Папюсом, Станиславом де Гаита и другими, которые не были евреями. К тому же пресловутый «знак Антихриста» не содержал в себе ничего антихристианского, выражая сошествие Божественного в Человеческое и вознесение Человеческого в Божественное. Сергей Александрович лихорадочно реагировал на мои аргументы, и вскоре я понял, что моя попытка образумить его, отнюдь не достигнув цели, лишь до предела обострила его болезненные чувства.

Через несколько дней он послал в Москву, в книжный магазин Готье, большой заказ на работы по герметизму, а два года спустя, в 1911 г., вышло в свет третье издание^[109] «Протоколов», содержащее новые данные, взятые из оккультизма, и примеры, заимствованные у названных авторов. На обложке, под новым названием — «Близ грядущего Антихриста и царство дьявола на земле» — была помещена карта с изображением короля для игры в таро с надписью: «Вот он, Антихрист!»

Таким образом, фигурировал даже его портрет.

Я завершу эту главу, описав две черты, которые довольно четко характеризуют личность С.А. Нилуса.

В 1909 г., во время моего пребывания в Оптиной пустыни, в Санкт-Петербурге проходил судебный процесс над государственным советником Лопухиным, бывшим директором полицейского департамента. Непроизвольно перед взорами любопытной публики открывались полицейские недра старого режима. Я спросил у Нилуса, напомнив ему то, что когда-то слышал о «генерале Рачковском»:

«Не думаете ли вы, Сергей Александрович, что какой-нибудь Азеф смог обмануть генерала Рачковского и что вы производите опыты с фальшивкой?»

«Вы знаете, — ответил он, — мои самые любимые слова, сказанные апостолом Павлом: «Сила Божия в немощи человеческой совершается». Допустим, что «Протоколы» подложны. Но разве Господь не может через их посредство раскрыть готовящуюся несправедливость? Разве не пророчествовала Валаамова ослица? Разве Господь, ради нашей веры, не может превратить собачьи кости в чудотворные мощи? И он, следовательно, может устами лжеца вещать истину!»

В июне — июле 1909 г. русская печать сообщила о второй революции младотурков. Армия Махмуда Шефкета-паши приближалась к Константинополю. Однажды я зашел к Сергею Александровичу и увидел его в необыкновенном возбуждении. Перед ним была развернута карта Европы, приложение к журналу «Русское знамя», о которой идет речь во французском издании «Протоколов» (с. 128)^[110]. На этой карте был изображен ползучий змей и начерчен его исторический путь через государства Европы. Константинополь был на этом пути последним этапом перед Иерусалимом.

Я спросил у Сергея Александровича: “Что случилось”?

“Голова змея приближается к Константинополю”, — ответил он.

Затем С.А. Нилус отправился в церковь, чтобы заказать искупительную службу, умолить Бога даровать победу султану Абдул-Хамиду. Дежуривший на той неделе священник отказался славить его как слугу Божьего. Нилус пошел жаловаться старцу Варсонофию, которому пришлось, впрочем совершенно напрасно, приложить большие усилия, чтобы убедить Сергея Александровича в том, что «Кровавый султан» получал справедливое наказание за избиения христиан и за преследования наших единоверцев. Однако Сергей Александрович отнюдь не успокоился и возвратился, охваченный великим гневом и по-настоящему возмущенный доводами старца.

III. Как С.А. Нилус издал «Протоколы»

Приступая к изложению моих воспоминаний о С.А. Нилусе и о «Протоколах сионских мудрецов», я понимал, что данные, которые у меня имеются, являются лишь материалами для тех людей, которые, опираясь на прояснение всех сторон проблемы, смогут решить вопрос о происхождении «Протоколов». Вот почему я твердо решил не вступать в полемику ни с французским издателем, ни с органами печати, занимавшимися этим вопросом.

Однако прежде чем описывать переплетение обстоятельств, сделавшее С.А. Нилуса обладателем «Протоколов», я хочу обратить внимание читателя на одну особенность издания 1917 г., которую обнаружил монсеньор Жуэн. Я имею в виду заявление С.А. Нилуса о том, что рукопись ему якобы передал предводитель дворянства Алексей Николаевич Сухотин^[111]. Эта версия противоречит другому заявлению, которое сделал мне Сергей Александрович: в соответствии с ним рукопись получила от Рачковского госпожа К. Будучи знакомым с личной жизнью Нилуса, я очень хорошо понимал, что он не мог назвать читающей публике имя этой таинственной дамы, которая упоминалась в его книгах.

Я далек от мысли о том, что А.Н. Сухотин является каким-то мифическим персонажем, но я убежден в том, что он был посредником, курьером, которому мадам К., находившаяся тогда во Франции, поручила передать драгоценный манускрипт С.А. Нилусу, уже возвратившемуся в Россию. Из-за соображений личного порядка Сухотин стал ширмой, скрывавшей от читателей таинственную даму, госпожу К.

Что касается передачи рукописи, то она произошла при следующих обстоятельствах.

В 1900 г. Сергей Александрович Нилус, полностью разорившийся, возвратился в Россию обращенным. Он стал путешествовать, точнее, странствовать из одного монастыря в другой, иногда питаясь лишь освященными хлебцами. Именно тогда он написал «Великое в малом»^[112]; это сочинение благодаря помощи архимандрита (затем епископа и архиепископа Вологодского Никона) было напечатано в журналы «Троицкие листки» в Сергиевом Посаде (70 верст от Москвы), а затем вышло отдельной брошюрой.

На выход этой маленькой книжки, описывающей обращение интеллектуала-атеиста и процесс мистического возрождения, откликнулись директор «Московских новостей» Лев Тихомиров, обращенный русский революционер^[113], архимандрит Никон (на страницах московской «Религиозной недели»). Отзывы благонамеренной прессы дошли до великой княгини Елизаветы Федоровны, которую заинтересовал автор книжки. Елизавета Федоровна всегда боролась против авантюристов-мистиков, окружавших Николая II, и особенно против влияния лионского магнетизера Филиппа^[114]. Она не любила духовника их Величеств, протопресвитера Янышева, который не смог оградить царя от вредных мистических влияний. Великая княгиня полагала, что С.А. Нилус как русский православный христианин-мистик мог бы благотворно воздействовать на царя.

Генерал-майор Михаил Петрович Степанов, брат Филиппа Петровича Степанова, прокурора отделения Синода в Москве и дальнего родственника семьи Озеровых, был привязан к личности Елизаветы Федоровны, которая полностью ему доверяла, так что он сохранил связи с ней даже тогда, когда великая княгиня приняла монашество. Именно благодаря его посредничеству Сергей Александрович был послан в Царское Село и представлен фрейлине Елене Александровне. Это происходило в 1901 г.

Когда Сергей Александрович уезжал из Франции, он оставил в Париже очень близкую к нему особу, госпожу К. Эта несчастная женщина, потерявшая почти все свое состояние, удрученная разлукой, склонилась к мистицизму и заинтересовалась маленькими оккультистскими кружками, существовавшими в Париже. Как кажется, именно в этих обстоятельствах она получила от Рачковского, также посещавшего оккультистские собрания, рукопись «Протоколов сионских мудрецов», которую переслала Нилусу.

Весьма вероятно, что Рачковский, как рассказывали, стремился в тот момент разрушить влияние Филиппа на Николая II; узнав о роли, предназначавшейся С.А. Нилусу, Рачковский захотел воспользоваться этим обстоятельством для того, чтобы окончательно устранить Филиппа и обеспечить себе расположение нового фаворита. Как бы то ни было, когда в 1901 г. С.А. Нилус приехал в Царское Село, «Протоколы» уже находились в его распоряжении.

С.А. Нилус произвел сильное впечатление на Е.А. Озерову и на дворцовую группку, враждебную Филиппу. Именно благодаря помощи этих лиц Нилус выпустил в свет в 1902 г. первое издание «Протоколов», вошедших в качестве приложения в переделанный текст брошюры о собственных религиозных опытах. Книга появилась под названием «Великое в малом, и Антихрист как близкая политическая возможность»^[115].

Книгу представили тогда императрице и царю.

Одновременно, в связи с кампанией, которая велась против Филиппа, его противники задумали следующую комбинацию: брак С.А. Нилуса и Е.А. Озеровой, его рукоположение и представление императору, духовником которого он бы стал. Дело шло так гладко, что Нилус уже заказал себе священническое платье.

Вспоминаю, что весной 1909 г. на проветривание выставили различную одежду, и там можно было заметить сутаны Нилуса, сшитые в 1902 г.

Однако партии Филиппа удалось отразить удар, сообщив духовным властям о каноническом препятствии рукоположению Нилуса; это препятствие, природа которого мне была известна, воспрепятствовало рукоположению С.А. Нилуса.

После этого Нилус оказался в немилости, был вынужден покинуть Царское Село. Снова ему пришлось кочевать из одного монастыря в другой, не имея никаких средств, кроме скудных гонораров за сотрудничество в «Троицких листках». Брак с Е.А. Озеровой был невозможен, ибо она жила лишь на пенсию, связанную с ее нахождением при дворе и с дипломатической службой ее покойного батюшки, пенсию, выплата которой прекратилась, если бы ее получательница вышла замуж.

В 1905 г. Филипп, враждебно относившийся к Нилусу, уже потерял свое влияние. Друзья Е.А. Озеровой при дворе добились от Николая II императорского согласия на сохранение за ней права на получение пенсии даже в случае ее замужества. И тогда же благодаря усилиям Е.А. Озеровой вышло в свет второе издание «Протоколов», с новыми материалами о святом Серафиме Саровском. Вспоминаю, что эта книга имела измененное название, она появилась в Царском Селе и, как кажется, печаталась под покровительством местного общества Красного Креста, с которым была связана Е.А. Озерова^[116].

С.А. Нилус женился на Е.А. Озеровой, но каноническое препятствие, о котором шла речь выше, оставалось в силе, и невозможно было помышлять о священническом сане или каком-то духовном влиянии на царя. К тому же С.А. Нилус был человеком слишком простым и слишком грубым, чтобы оказывать продолжительное влияние на царя, и я даже сомневаюсь, что у Нилуса имелось такое желание.

После свадьбы супруги Нилус навсегда покинули Царское Село и Санкт-Петербург; первоначально они жили рядом с Валдайским монастырем, а затем, в 1907 г., обосновались рядом с Оптиной пустынью, где я с ними и встретился в 1909 г.

Как я уже говорил, образ жизни семейства отличался самой большой простотой, и пенсия в шесть тысяч рублей, которую получала Елена Александровна, в значительной своей части шла на содержание странников, слабоумных и калек, находивших приют в их доме. И здесь же поселилась после своего окончательного разорения больная госпожа К., благодаря которой увидели свет, наделали столько шума и причинили столько вреда «Протоколы сионских мудрецов», замечательное открытие «генерала Рачковского».

IV. Русская церковь, русское общественное мнение и «Сионские протоколы»

Два первых издания «Протоколов» (1902–1905)^[117] прошли полностью незамеченными. Мне кажется, что только в 1907 г. Л. Тихомиров откликнулся на их появление, поместив в «Московских ведомостях» редакционную статью эсхатологического характера под заголовком «Ганнибал у ворот». Быть может, поводом для ее написания стало издание Бутми, появившееся в 1907 г.^[118]

Теологические журналы, публиковавшиеся нашими духовными академиями, не проронили ни слова как об этих издания, так и о следующих. Впрочем, сомнительно, чтобы первые издания могли дойти до общественного мнения, ибо тираж их был ограничен, а в продажу они не поступали.

Из всего епископата только архиепископ Никон Вологодский, известный своими призывами к преследованиям инакомыслящих, придал значение этой книге и посвятил ей заметку в «Троицких листках».

Высшие представители иерархии не только с подозрением рассматривали публикацию Нилуса, они боялись обнаружить в ней новый сектантский аспект, ибо если пророчествуют о приходе Антихриста, то следует также объявить о втором пришествии Христа. Мне довелось беседовать о Нилусе и о его трудах с известными иерархами Русской церкви митрополитом Антонием и архиепископом Сергием, им пришлось пострадать за публичное осуждение опасности, которая шла от Распутина, они были открытыми противниками тайных влияний на царя. Нилуса эти иерархи знали только по его сочинениям, имели о нем плохое мнение, предполагая, что он преследует небескорыстные цели, во что я не верил, ибо продолжаю глядеть на него как на убежденного фанатика. Что касается оптинских старцев, то пока Нилус воздерживался от распространения своих идей, они относились к нему с большой снисходительностью и даже с некоторым вниманием. В самом деле, последнее издание «Протоколов» датировалось 1905 г., в промежутке между 1905 и 1911 г. Сергей Александрович, прибывший в Оптину пустынь в 1908 г., занимался, если исключить благотворительность и строгое следование церковным установлениям, лишь написанием духовных брошюр и книг о деяниях святых. В 1907 г. он выпустил маленький сборник рассказов на тему о смерти Мессии.

Необходимо отметить, что даже в то время нельзя было включать «старцев» в число учеников Нилуса.

Я вспоминаю, среди прочего, что отец Варсонофий несколько раз спросил меня, не докучает ли мне Нилус своими «Протоколами»; старец также вменял в вину Нилусу его желание возвести в догму собственное мнение.

Отношение оптинских «старцев» к Нилусу полностью изменилось после того, как он издал свою книгу в 1911 г. (на средства одного торговца, старообрядца из Козельска).

С.А. Нилус намеревался совместить выход из печати этого издания с началом своего проповедования о близком приходе Антихриста. Он обратился к восточным патриархам, к Святейшему Синоду и к Папе с посланием, в котором требовал созыва VIII Вселенского собора для принятия всем христианством общих мер против предстоящего прихода Антихриста. В то же время Нилус, выступая с проповедями перед оптинскими монахами, назвал 1920 год временем этого прихода. Мир в монастыре был нарушен, и Нилуса попросили навсегда покинуть обитель.

Первые признаки общественного интереса к «Протоколам» я заметил в 1918 г., во времена атамана Краснова, когда я находился на Дону^[119]. Издание 1917 г. прошло почти незамеченным из-за революционных волнений. Выпуском нового, дешевого издания книги руководили в 1918 г. в Новочеркасске г-н Измайлов, московский присяжный поверенный, и подполковник Родионов^[120], автор романа «Наше преступление».

Книгу рекламировала газета «Часовой», известная своими призывами к погромам.

Еще задолго до отставки Краснова Донское собрание потребовало прекратить любую финансовую поддержку газеты, и она перестала выходить в феврале 1919 г.

Именно тогда центр антисемитской пропаганды и склад «Протоколов» были переведены в Ростов; после отставки Н.Е. Парамонова, который непродолжительное время руководил департаментом пропаганды правительства Деникина, распространение этой книги возобновилось. В качестве руководителя политической службы Донской армии, службы, готовившей для командования этой армии доклады по внутренней и внешней политике, я располагал данными о том, что не только Пуришкевич, но и немало других публицистов, связанных с департаментом пропаганды правительства Деникина, занимались распространением «Протоколов» в Ростове, Харькове и Киеве^[121].

«Протоколы» направляли в части Добровольческой армии, в подразделения кубанских казаков, впрочем, без участия кубанского правительства. Книжка давала пищу для агитации за погромы и в данном отношении принесла результаты одновременно блестящие и самые пагубные. Эта пропаганда разложила войска, оправдывая грабежи, и была одной из причин нашего поражения.

Протоиерей Георгий Шавельский, глава военного духовенства, направил полковым духовникам циркуляр против этой пропаганды, но его эффект был сведен к нулю поведением части офицеров.

Летом 1918 г. в Ростов приехал бывший профессор Московской духовной академии г-н Малахов, который начал антисемитскую агитацию, опираясь на «Протоколы». Генерал-лейтенант Семенов, городской начальник, не смог ей воспрепятствовать, ибо выступления Малахова устраивал департамент пропаганды правительства Деникина.

На Дону, начиная с февраля 1919 г. и в течение того времени, когда государственная власть существовала в Донской республике фактически как независимая власть, распространение «Протоколов» не было разрешено.

«Протоколы» сыграли важную роль в погромах на Украине. Один из моих друзей, полковник Дзугаев, осетин по национальности, рассказал мне о следующем характерном факте. Оказавшись в Киеве во время борьбы между гетманом Скоропадским и Петлюрой, он бежал оттуда, переодевшись, чтобы отправиться на Дон. Беглеца арестовали петлюровцы, первоначально принявшие его за еврея, и хотели расстрелять. Один из командиров во время допроса Дзугаева так объяснил это намерение: «Вы хотите дать нам царя с золотой головой. Так было сказано на заседании ваших Сионских мудрецов»^[122]. Причины волны погромов, которая захлестнула Украину, кроются, по-видимому, в этой агитации, а не в политике Директории.

Период правления генерала Врангеля в Крыму был по преимуществу временем антисемистской пропаганды, базировавшейся на «Протоколах». Профессор Малахов, священник Востоков, журналисты Ножин и Руадзе, субсидируемые правительством, на всех перекрестках кричали об опасности «Протоколов» и о всемирном жидомасонском заговоре. Однако эта шумная кампания не принесла реальных и существенных результатов.

Заключая, заметим, что даже в России, где увидели свет «Протоколы», их влияние долгое время оставалось ничтожным. Оно проявилось лишь как попытка оправдать в принципе разбои Гражданской войны.

Вот почему я с некоторым удивлением обнаружил, что «Протоколы сионских мудрецов» переведены на главные европейские языки. Есть основания предположить, что этот интерес проявился в связи с действительно апокалипсическими событиями нашей эпохи, событиями, необъяснимыми для большого числа людей. Но мне кажется, что этот метод объяснения исторического катаклизма очень похож на тот, к которому прибегают восточные гадалки на набережной Галаты, которые бросают наугад камешки и монетки и в образуемых ими рисунках показывают вам смутные черты настоящего и будущего. В истории распространения «Протоколов» достоин уважения тот факт, что за исключением небольшой группы лиц представители Русской церкви, несмотря на ошибки недавнего прошлого, смогли удержаться от участия в этом предприятии. Особенно знаменательным было отношение к Нилусу оптинских «старцев».

Я убежден, что дух Церкви выражают не люди типа Востокова и Малахова, но отшельники, познавшие мудрость Господню. Для людей действительно религиозных, для тех, кто не рассматривает веру в качестве ancilla politics, «служанки политики», христианская эсхатология выражается не в болезненных разоблачениях какого-то Нилуса, пророка духовного упадничества, но в светоносном учении В.С. Соловьева, этого современного Отца вселенской Церкви, который в своем последнем из «Трех разговоров» о нынешних временах предчувствовал близкое единение всех сынов единого Бога ради защиты общего достояния, ибо вся наша духовная культура зиждется равным образом на вечных основах двух Заветов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

74

Gohier U.// La Vieille France, n° 251, 30 mars — 6 avril 1922. P. 17; ср.: Poliakov L. Histoire de l’antisemitisme, T. IV. P.: Calmann-Levy, 1977. P. 232. Для придания своему тексту большей убедительности и экзотичности Гойе пишет по-английски название фальшивки: Protocols.

75

Gohier U.// La Vieille France, n° 251, 17–24 novembre 1921. P. 6: перепечатана в: Protocoles des Sages d’Israël. P.: Edition nouvelle de La Vieille France, 1925. P. 206 (мы цитируем этот пассаж по книге 1925 г.; в тексте 1921 г. говорится: «[…] документ, который она расценивает в 1921 г. как мошенничество»).

76

Ср.: Holmes C. Anti-Semitism in British Society, 1876–1939. L.: Edward Arnold, 1979. P. 148, 279, note 56. Гизела Лебзельтер, ссылаясь на свидетельство Лакёра, приписывает авторство статьи Роберту Вилтону, корреспонденту Times в России (Political Anti-Semitism in England, 1918–1939. L. — Basingstoke: The Macmillan Press/ St Antony’s College, Oxford, 1978. P. 183, note 49.

77

A Distrubing Pamphlet: a Call for Enquiry// The Times, 8.5.1920. В «предварительном примечании» ко второму изданию «Протоколов», осуществленному ассоциацией «Бритты» в 1920 г., имеется ссылка на статью в газете Times, частично цитируемую в качестве признанного авторитета (The Jewish Peril. Protocols of the Learned Elders of Sion, (2e edition). L.: The Britons, 1920. P. 2 de couverture; Iиre ed., 1920). О контексте данной публикации см.: Lebzelter G. C., op. cit., 1978. P. 21 sq.; Holmes C., op. cit., 1979. P. 141 sq.; Moisan J.-F. Contribution а l’etude…, thèse, I987. P. 46 sq.

78

The Times, 8.5.1920. P. 15; ср.: Moisan J.-F., op. cit., 1987. P. 51. Обширные выдержки из статьи были включены в книгу: Netchvolodow A. L’Empereur Nicolas II et les Juifs. P.: E. Chiron, 1924. P. 263–269.

79

Gohier U.// La Vieille France, 20 mai 1920; перепечатано в: «Protocols». Procès-verbaux de réunions secrètes des Sages d’Israël. P.: Edition de La Vieille France, 1920; introduction. P. 5 (éd. 1925. P. 9–10). Гойе не переставал подчеркивать роль Times: «Protocols поистине были включены в широкую циркуляцию газетой Times (Le Times et les Protocols// La Vieille France. n° 239, 25 août — 1er septembre 1921. P. 9). Логика антиеврейской страсти сбивает с толку Гойе; чтобы убедиться в этом, достаточно привести следующее замечание Нечволодова: «Публикация этой статьи именно в Times вызвала некоторое удивление в национальных английских кругах, учитывая тот факт, что владелец Times, лорд Нортклифф, умерший в августе 1922 г., сам имел еврейское происхождение (Хармсворс-Стерн). Это лишь усилило впечатление, произведенное названной статьей» (op. cit. P. 269–270). См. также: Nilus S. L ’ Internazionale Ebraica. Protocolli dei «Savi Anziani» di Sion. Roma: La Vita Italiana, 1921, appendice. P. 160–161 (G. Preziosi).

80

Lambelin R. Introduction [1921] aux «Protocols» des Sages Sion. P.: Grasset, 1937. P. XIV.

81

Ср. критические замечания Л. Полякова: Poliakov L., op. cit., 1977. P. 231–232; см. также: Moisan J.-F., thèse. P. 51 sq.; idem// Taguieff P.-A. (dir.). Les Protocoles… T. II, 1992.

82

Poliakov L., op. cit. P. 232. Странным образом ни А. Роллен, ни Н. Кон не отметили важность легитимационного действия, совершенного статьей в Times; см. Rollin H., op. cit., 1939. P. 38, 181; Cohn N., op. cit. 1967. P. 75, 154.

83

См.: Moisan J.-F., these, 1987. P. 108, note 44. В своем издании «Протоколов» (по версии С. Нилуса) монсеньор Жуэн также полностью приводит резюме, предложенное газетой Times.

84

Gohier U. Introduction а «Protocols»… op. cit., 1920. P. 6.

85

The Times, 8.V.1920; cité par: Netchvolodow A., op. cit., 1924. P. 264.

86

Цит. по: Gohier U.// «Protocols»… 1920, introduction. P. 5–6 (nouvelle éd., 1925. P. 9–10).

87

Da udet L. Un document saisissant: les «Protocols» des Sages d’Israёl// L’Action française, n° 28, 28 janvier 1921. P. 1. Л. Доде не скрывает своего восторга: «Под общим заголовком «Еврейский заговор против народов» Юрбен Гойе, директор La Vieille France, только что опубликовал в переводе с английского на французский документ, представляющий необыкновенный интерес […]. После ученого издания монсеньора Жуэна перед нами популярное издание, доступное для любого кармана. Эти Protocols, которыми я призываю всех моих читателей немедленно обзавестить в конторах Vieille France, в целом представляют собой, как кажется, адаптацию принципов Талмуда к современному обществу […]. Следует горячо поздравить Гойе за то, что он осмелился в переживаемый нами момент выпустить в свет спасительную книгу, последствия публикации которой могут быть бесконечными […]. Я просто говорю вам: пусть прочтут эту книгу люди, стремящиеся понять современные события не только как череду происшествий […]. Читайте, а после прочтения книги поразмыслите, и главное — не распространяйте! […]». Позже отношения между Гойе и Доде ухудшатся. В книге «Евреи во французском обществе» «Гигес» (псевдоним Анри Костона) так вспоминает этот эпизод: «Когда Гойе опубликовал на французском языке текст знаменитых «Протоколов сионских мудрецов», Доде посвятил несколько leaders [передовых статей] пресловутому «плану мирового господства», который его друг Жак Бенвиль назвал «грубой фальшивкой» на страницах газеты Petit Parisien. На всем протяжении острой полемики, которая завязалась вокруг этого «документа», директор L ’Action française, являвшийся тогда депутатом от Парижа, горячо поддерживал собрата из La Vieille France, иногда даже своей лентой. Затем, в один прекрасный день 1923 г. […], вспыхнула ссора. Теперь Гойе был для Доде лишь «мерзавцем», а для La Vieille France сын Альфонса Доде превратился в «Дауде-бен-Дауда», занимающегося «промыванием мозгов французской гнили» («décerveleur de la putrefaction française»)» (P.: Documents et Témoignages, 1956. P. 52). В брошюре, увидевшей свет в 1934 г. («Мой юбилей после пятидесяти лет журналистики»), Гойе по-своему описал этот разрыв: «В 1920 г. я открыл французам знаменитые «Протоколы сионских мудрецов»; я выпустил в пропагандистских целях издание, которое продавал себе в убыток; немедленно г-н Ламбелен, редактор L ’Action française, подготовил их аккуратное издание, распроданное с большой выгодой. Забавным было то, что в своей собственной газете его сотрудник Б. Бенвиль называл Ламбелена фальсификатором: это позволило L ’Action française задобрить Бенвиля» (цит. по: Drault J. Histoire de l’antisémitisme. P.: Editions C.L., 1942. P. 146. О разрыве см. также: Pierrard P. Juifs et catholiques français., op. cit., 1970. P. 239.

88

Еще один пример распространения мифа: в апреле 1921 г. Жан д’Эльбе посвящает пространную статью в Revue hebdomadaire (P. 107–114, 234–238) изданию «Протоколов», предпринятому монсеньором Жуэном, толкованию которого автор безоговорочно следует.

89

Chayla A. du, Serge Alexandrovitch Nilus et les Protocols des Sages de Sion (1909–1920)// La Tribune Juive, n° 72, 14 mai 1921. P. 3; Hurblut H. // American Hebrew, n° 16, mars 4, 1921; перепечатка: La Tribune Juive, n° 66. Ier avril 1921. P. 2. Статья А. дю Шайла была также опубликована на русском языке в парижской газете «Последние новости», 12 мая 1921 г.; с.р. Curtiss J.S., op.cit. 1942. P. 69; Fry L., op. cit., 1931. P. 114–115.

90

Chayla A. du., art. cit. P. 3; Radziwill C.// American Hebrew. n° 15, 1921; перепечатка: La Tribune Juive, n° 66. Ier avril 1921. P. 2.

91

Chayla A. du., ibid.

92

Chayla A. du., ibid.; Hurblut H., art. cit. P. 2; Radziwill C. Les Protocoles des Sages de Sion// La Revue Mondiale, 15 mars 1921, n° 6. P. 154.

93

Radziwill C., art. cit., Ier avril 1921. P. 2.

94

Radziwill C., art. cit., 15 mars 1921. P. 154; Ier avril 1921. P. 2; Hurblut H., art. cit. P. 2.

95

«Я говорю о 1904 и 1905 годах» (Radziwill C., Ier avril 1921, ibid., 15 mars 1921. P. 154: о зиме 1905 г.). О неправдоподобии данной датировки ср.: Rollin H., op. cit., 1939; reed, 1991. P. 478. («Протоколы» были напечатаны в 1903 г.). Эту ошибку в датировке защитники подлинности «Протоколов» будут использовать для того, чтобы целиком отвергнуть свидетельство княгини Екатерины Радзивилл, которая, однако, ясно указала настоящего фальсификатора — Матвея Головинского (см. ниже).

96

Chayla A. du., art. cit. P. 3.

97

Chayla A. du., ibid.

98

Директор «Последних новостей» Павел Николаевич Милюков был известным историком, лидером партии конституционных демократов, находился в эмиграции во Франции (Curtiss J.S., op. cit., 1942. P. 69). О покушении на него 28 марта 1922 г. в Берлине, совершенное антисемитом-фанатиком, профессиональным распространителем «Протоколов» Шабельским-Борком, см.: Rollin H., op. cit., 1991. P. 605–606; ср.: Rollin H., ibid. P. 193 (он называет апрель 1922 г.); Laqueur W., op. cit., 1965. P. 110; Cohn N., op. cit., 1967. P. 146. Милюкову удалось уйти от пуль убийц, но «известный масон» В.Д. Набоков (отец писателя), предполагаемый агент «иудео-большевиков» (то есть «Сионских мудрецов»), погиб. В России, гип нотизируемой «иудео-массонским заговором», фигуру Шабельского-Борка сегодня славят новые «патриоты», обличающие «космополитизм». См. например: Платонов О. Терновый венец России. М., 1997. Т. 2, С. 1009 (цит. по: De Michelis C. G. La giudeofobia in Russia, op. cit. P. 42).

99

Art. cit.. P. 1–7. См. также: Poliakov S.L. La lumière est faite. A propos des «Souvenirs» de M. A. du Chayla// La Tribune Juive, n° 73, 20 mai 1921. P. 1 (и реплику А. Нечволодова, op. cit., 1924. P. 297).

100

Art. cit., 14 mai 1921. P. 1.

101

Большинство историков, которые занимались «Протоколами» и особенно их происхождением, приняли во внимание и обсудили данное свидетельство. См., в частности: Rollin H., op. cit., 1939, 1991. P. 478 sq.; Curtiss J. S., op. cit., 1942. P. 68–72; Laqueur W., op. cit., 1965. P. 100–101; Cohn N., op. cit., 1967. P. 89–97.

102

А. дю Шайла приводит здесь неверную дату: первое издание книги Нилуса «Великое в малом» не содержало текста «Протоколов», они были включены лишь во второе ее издание (Царское Село, 1905, гл. XII), а затем фигурировали во всех переизданиях (1911, 1912, 1917); см. ниже: «Хронология с комментариями» и «Библиография». См. Rollin H., op. cit., 1991. P. 33; Curtiss J. S., op. cit., 1942. P. 2–3; Laqueur W., op. cit. P. 101; Cohn N., op. cit. P. 71. Упоминает 2-е изд. 1903 г.; Hagemeister M., 1991. P. 54. Ошибку в датировке А. дю Шайла повторяет и ниже.

103

См.: Les «Protocols»… éd. Jouin, op. cit., 1920. P. 42: «Обдумайте успех Дарвина, Маркса и Ницше, подготовленный нами». Этот пассаж взят не из «Диалога» Мориса Жоли (Rollin H., ibid. P. 413). Но можно предложить две гипотезы относительно его присутствия (вопреки Роллену, ibid. P. 337–338): ссылка на Ницше могла быть результатом вставки в текст, сделанной Нилусом, а ссылка на Дарвина — происходит из какого-либо труда Эли де Циона, посвященного критике дарвинизма (см. Rollin H., ibid., 337–338). См., например: Cyon E. de. Dieu et Science. Essais de psychologie des Sciences. P.: F. Alcan, 1910, III partie: Evolution et transformisme. P. 263–382 (здесь его автор продолжает и развивает критику, которая содержалась в работах, опубликованных в два последние десятилетия XIX в.).

104

дю Шайла позднее уточнит, что речь шла о г-же Наталье Афанасьевне Комаровской, любовнице С.А. Нилуса (ср.: Bergmeister K. Le Plan juif de conspiration mondiale. Erfurt: U. Bodung — Verlag, 1937. P. 6). Как отмечается далее в свидетельстве, г-жа Комаровская будет жить в Оптиной пустыни вместе с С.А. Нилусом и его супругой Еленой Александровной Озеровой, «святой женщиной» («являясь близкой подругой Нилуса и его жены», напишет А. Нечволодов в 1924 г.). См. также свидетельство графини Кашкиной (Cohn N., op. cit., 1967. P. 98). По ее словам, Нилус жил в окружении своей законной жены и двух своих любовниц, первая из которых была разведенной женщиной, г-жой К. О женитьбе Нилуса см.: Cohn N., ibid. P. 90 (Rollin H., ibid. P. 480).

105

Речь идет о так называемых «тайных хранилищах Центральной канцелярии Сиона, находящейся ныне во Франции» (Nilus S.A., op. cit., 1905. P. 934; Cohn N., op. cit., 1967. P. 73).

106

Рачковский являлся генералом по гражданскому ведомству, этот чин соответствовал (французскому) государственному советнику. (Прим. La Tribune Juive)

107

О возможных тайных контактах между Рачковским и Нилусом см: Cohn N., ibid. P. 91–92.

108

Шайла упоминает, в частности, мистификацию Лео Таксиля; см.: Weber E. Satan franc-mason. P.: Jullard, coll. «Archives», 1964; Laurant J.-P. Le dossier Léo Taxil du fonds Jean Baylot de la Bibliothèque nationale// Politica Hermetica, n 4, 1990. P. 55–57. См. также замечания: Rollin H., ibid. P. 349–351; Cohn N., ibid. P. 52.

109

Речь идет о 3-м издании «Великого в малом» и о 2-м издании Нилусом «Протоколов» (они были включены в названную выше книгу).

110

110 См. Mgr Jouin. Le Péril judéo-maçonnique. Vol. IV: Les «Protocols» de 1901 de G. Butmi, op. cit., 1922. P. 128–130 (описание Г. Бутми мирового маршрута «Символического змея»). Соответствующий рисунок не был воспроизведен в издании 1922 г.; его можно увидеть в переиздании «Протоколов» в 1934 г. силами Лиги «Franc-Catholique», по версии Бутми, рисунок иллюстрирует начало «27-го заседания», посвященного «Символическому змею» (op. cit. P. 136–137): «Когда этот круг («Символического змея символа нашего народа») будет окончательно замкнут, все государства Европы окажутся сжатыми как бы сильными когтями» (С. 138). Репродукцию этого рисунка см.: Cohn N., ibid., pl. 3.

111

Нилус во вступлении к своему изданию «Протоколов» 1911 г., а затем 1917 г. заявляет, что получил в 1901 г. от майора Сухотина рукописную копию документа (см.: Segel B.W. op. cit. P. 71–72, 76). Алексея Сухотина, местного предводителя дворянства (Тульская губерния), Филипп Петрович Степанов, бывший прокурор Святейшего Синода в Москве, назовет позднее (в 1927 г.) первым русским человеком, державшим в своих руках перевод «Протоколов». По словам Степанова, этот рукописный перевод передал ему в 1895 г. Сухотин, и он организовал его издание в 1897 г. Ничто не позволяет усомниться в добропорядочности Степанова, но несомненно, что предлагаемая им датировка неточна; невозможно, чтобы указанный перевод ему передали до 1901 г. О показании Степанова от 17 апреля 1927 г. и о проблемах интерпретации, которые оно ставит, см.: Rollin H., op. cit. P. 33 (et note 17), 356–357; Curtiss J.S., op.cit. P. 22–28, 72, 87; Cohn N., op. cit. P. 102–110; Romano S., op. cit. P. 15–16. Факсимильное воспроизведение показания см.: Fry L.Waters Flowing Eastwards/RISS, 1933.

112

Речь идет о первом издании «Великого в малом» (1903 г.), которое не содержало текст «Протоколов» (Cohn N., ibid. P. 89, 91).

113

Лев Тихомиров, считавшийся главным идеологом «Народной воли», в конце концов предал свою организацию революционеров-террористов (1887 г.), был помилован и стал идеологом контрреволюции. Его резкий поворот явился результатом одной из самых удачных операций психологической войны, которую вел Рачковский. Впоследствии Тихомиров стал другом Нилуса. См.: Rollin H., op.cit. P. 34, 479, 495, 557–562.

114

Целителя Филиппа ввел в царский двор «маг Папюс»: см. об этом: Rollin H., ibid. P. 432 sq.; об антипатии великой княгини Елизаветы Федоровны (как и вдовствующей императрицы Марии Федоровны) по отношению к Филиппу см: Rollin H., ibid. P. 479–480; Laqueur W., ibid. P. 100; Cohn N., ibid. P. 89–90. Об авантюрах Филиппа и Папюса

при русском дворе см.: Encausse Ph. Le Maitre Philippe, de Lyon. 2^e éd. revue et augmentée. P.: La Diffusion scientfique, 1954. P. 179–220; André M.-S., Beaufils Ch. Papus. Biographie. La Belle Epoque et l’occultisme. P.: Berg International. 1995.

115

А. дю Шайла снова повторяет прежнюю ошибку; первая публикация «Протоколов» Нилусом содержалась во втором издании книги «Великое о малом», вышедшей из печати в декабре 1905 г.

116

Точность этой детали показывает, что двенадцать лет спустя после описываемых событий А. дю Шайла сохранял твердую память. В типографии Красного Креста печатались все официальные документы, представляемые царю. См.: Radziwill C. Les Protocoles, des Sages de Sion/Revue Mondiale, 15 mars 1921. P. 154.

117

Те же ошибки в датировке относительно первого издания как «Великого в малом» (1903), так и «Протоколов» (1905) Нилусом.

118

Версия «Протоколов», принадлежащая Бутми, появилась в 1906 г. под названием: «Враги народа человеческого» или: «расы человеческой»; три тиража этой книги были напечатаны в 1906 г., «4-е издание», пересмотренное и дополненное, появилось в 1907 г., также в Санкт-Петербурге, в типографии Училища глухонемых (ср.: Rollin H., ibid. P. 35; Curtiss J.S., op. cit., 1942. P. 3; Cohn N., ibid. P. 70–71; Mgr Jouin, op.cit. Vol. IV, 1922. P. 1.

119

См.: Rollin H., ibid. P. 36, 207; Cohn N., ibid. P. 225; (письменное свидетельство генерала Краснова на судебном процессе в Берне).

120

Родионов А. Сионские протоколы. Новочеркасск, 1918 (по тексту С.А. Нилуса; типография армии донских казаков); отрывок из предисловия к изданию см.: Cohn N., ibid. P. 123. К Родионову обращались за консультацией эмиссары Генри Форда в 1920 г. (Cohn N., ibid. P. 161). Книга «13 Протоколов», которую называет Родионов, могла быть опубликована в Крыму неким «Оводом», если следовать указанию Г. Бостунича, переданному монсеньором Жуэном (op. cit., 1922. P. 193); мы смогли познакомиться с 12 первыми страницами книги (четырьмя первыми страницами этих дополнительных «Протоколов»), составлявшими часть бумаг Михаила Рословлева (благодарю Ж.-Ф. Муазана за предоставленный экземпляр). Книга называлась: «13 Протоколов сионских мудрецов, или Чего хочет еврейство и к чему оно направляется?»; на обложке книги мы также читаем: «Погромы происходят потому, что не разрешено писать правду о евреях, и она рассматривается как провокация» (благодарю П. Завадского за перевод на французский). См.: Бостунич Г. Правда о сионистских «Протоколах». Митровица (Сербия), 1921. С. 18. О Григории Бостуниче (родившемся в 1883 г. в Киеве), который в 1924 г. стал называть себя Грегором Шварц-Бостуничем, см., в частности: Laqueur W., op. cit., 1965. P. 122–155; Goodrick-Clarke N. Les Racines occultists du nazisme (1985)//tr. fr. P. Jauffrineau et B. Dubant//Puiseaux; Pardès, 1989. P. 238–241 (Бостунич будет работать на Weltdienst и станет доверенным лицом Г. Гиммлера).

121

О деятельности Григория Михайловича Семенова (род. в сентября 1890 г.) во время Гражданской войны см.: Yozéfovitch L. Le Baron Ungern, Khan des steppes//tr. fr. E. Mouraviova// P.: Les Editions des Syrtes, 2001. P. 69 sq.

122

О роли «Протоколов» в деятельности белогвардейских погромщиков в 1918–1920 гг. см.: Cohn N., ibid. P. 122–130; Cohn N., ibid. P. 122–130; Poliakov L. Histoire de l’antisémitisme. T. IV, op. cit., 1977. P. 203 sq. Youzéfovitch, op. cit. P. 156–157; Soljénitsyne A. Deux siècles ensemble. T. II. 1917–1972: Juifs et Russes pendant la periode soviétique (2002)//tr. fr. A. Kichilova, G. Philipenko, N. Struve// P.: Fayard, 2003. P. 192–193. Следует уточнить, что «Король Израиля» в том виде, в каком его описывают «Протоколы», отнюдь не обладает «золотой головой», это миф, порожденный слухом, инициированным «Протоколами». См. 23-е и 24-е «заседания» и версии Нилуса (Mgr Jouin, op. cit., 1920. P. 140–143).