Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование

Пьер-Андре Тагиефф, 2011

Французский философ и политолог Пьер-Андре Тагиефф предпринял комплексное исследование печально знаменитой фальшивки, сфабрикованной царской охранкой – «Протоколов сионских мудрецов». На основе огромного массива литературы, посвященной «Протоколам», автор рассказывает об их происхождении, содержании, особенностях использования и различных странах и регионах мира, историческом и современном значении. Освещаются теоретико-методологические аспекты научного изучения политических мифов современности и их разоблачения.

I. Предварительные вопросы методологии и интерпретации

В 1950 г. тогдашний историк не мог вообразить себе ни того, что сказка о еврейском заговоре по-прежнему будет будоражить умы в 2004 г., ни того, что она выйдет на улицы в форме лозунгов — и не только на Ближнем Востоке. Что здесь наиболее примечательно, так это гомологичное функционирование двух главных антиеврейских мифов, обладающих символической эффективностью в условиях современности, а также их периодически повторяющееся идеологическое породнение, как если бы они укрепляли один другого: миф о ритуальных убийствах позволяет приписать еврею склонность к кровожадности, тогда как миф о заговоре для завоевания мира позволяет универсализировать поле жертв этого «жестокого» народа, объединить таким образом народы — жертвы единого врага. Конечно, это мощный и грозный враг, но своей силой он обязан тайне, окружающей его действия: поэтому раскрыть тайны «Сионских мудрецов» значит лишить их главного условия мощи. Публикация «Протоколов» мыслится с этого момента как долг и как метод борьбы против воплощения зла. Ибо современным антиеврейским мифологам необходимо демонстрировать «доказательства»: они будут производить фальшивки, чтобы доказать существование заговора. Дело не обходится без парадокса: если тайное общество действительно является тайным, то из его недр не должно было бы выйти ни одного письменного изложения его секретов. Поэтому необходимо вообразить себе взаимодействия случайностей и уловок, чтобы сделать правдоподобным факт обладания секретами, раскрытие которых угрожало бы «международной секте» евреев^[15]. Вот почему текст «Протоколов» обычно сопровождается комментариями и глоссами, включающими рассказ о похищении «документа» из какого-то сверхсекретного места, где его хранили.

1. Типология подходов

Природа текста «Протоколов» такова, что его изучение предполагает несколько подходов. Мы кратко рассмотрим четыре таких подхода, подчеркивая их неразрывность в перспективе глобальной истории, включая истолковывающее качество, свободно черпая вдохновение из арсенала социальных наук.

«Протоколы» можно изучать в рамках истории, типологии или психосоциологии теорий заговора, связанных с феноменом современных тайных обществ (конец XVIII–XIX в.), как факт и как миф^[16]. Ученые смогли показать, что во время революционного периода господствовала «всеобщая одержимость»^[17] заговором: схема «контрреволюционного заговора» повторялась в схеме «революционного заговора» софистов и франкмасонов^[18]. Заговор, заполняя пустоту демократического воображаемого власти, одновременно становится «категорией политического объяснения»^[19]. Текст «Протоколов» как «самую известную из всех конспирационистских фабрикаций»^[20] можно анализировать в качестве образца конспирационистской ментальности. Можно также рассматривать «Протоколы» как выражение современного политического мифа, основные артикуляции которого обнаруживаются в других вариантах (иезуитский заговор, масонский заговор и т. д.)^[21].

«Протоколы» можно также изучать в рамках истории антисемитизма и, более точно, — в рамках истории антиеврейских идеологических построений в Новое время и в современную эпоху^[22]. В частности, данную фальшивку, носитель мифа, можно анализировать как способ легитимации преследований евреев^[23].

Кроме того, «Протоколы» могут быть предметом исследования в качестве фальшивки в рамках истории подделок — forgeries, связанных с манипуляциями полицейских или с провокациями, организованными тайными агентами, и еще — в рамках истории присвоения текстов или литературных мистификаций, апокрифических произведений и псевдоразоблачений, имеющих отношение к «воображаемым заговорам»^[24]. Но «Протоколы» являются фальшивкой, наделенной видовым отличием: их публикация как таковая — это предъявление обвинения народу, народу, которым управляют «Сионские мудрецы», ставящие целью завоевание мира.

Наконец, к изучению «Протоколов» можно подойти в рамках истории или антропологии демонологических верований, представлений о дьяволе, о сатанизме. В случае данной фальшивки мы имеем дело с представлениями и верованиями наполовину светского характера: разумеется, она содержит рассказы об особой категории демонов, но это современные демоны, даже модернистские или гипермодерные, которые живут и действуют в мире, лишившемся иллюзий, где царят лишь соотношения сил под цивилизирующим лаком морали и права^[25]. Если сатана превратился в «Сионских мудрецов» и если религиозный архетип еврея трансформировался в негативный этнотип еврея, то это парадоксальное возрождение сатанизма следует правилам образования высказываний, приемлемых в современном мире. Короче говоря, хотя в тексте «Протоколов» устойчиво сохраняются демонологические схемы, в нем также признаются современные требования рационализации. Укажем на некоторые признаки принадлежности данного текста к современному видению истории:

Людские несчастья должны объясняться и показываться через определяемые факторы и причины, ведущие к их виновникам, проводникам несчастья. Нет ничего «без почему»: отрицательное в историческом существовании, само трагическое должно иметь «резон», на который можно было бы воздействовать.

Историю следует объяснить волей и действиями людей: теория всемирного еврейского заговора признает, таким образом, очевидности современного индивидуализма^[26], она иллюстрирует, на свой манер, «интерпретацию через намерения авторов»^[27]. Войны и революции — это потрясения и разрывы, вызванные волей людей^[28], даже если дело идет об их активном меньшинстве.

Деятельное и тайное меньшинство обладает одновременно свойствами секты или тайного общества (по Зиммелю, это группа, «организованная по принципам»^[29]), руководящей элиты (но здесь она невидима) и господствующей расы, высшей, но негативной, ибо высшей — во зле.

В 1941 г. Геббельс прибегает к этому эссенциалистскому и конспирационистскому подходу для легитимизации систематического истребления евреев:

Каждый еврей является нашим врагом. […] В силу своего рождения и своей расы все евреи участвуют в международном заговоре против национал-социалистской Германии^[30].

История объясняется главным образом дурными намерениями меньшинства, организованного в мировом масштабе.

Активное меньшинство владеет современными методами пропаганды и манипулирования массами, использует эти методы; именно данная черта характеризует время изготовления фальшивки: конец XIX в. Его политический и социологический горизонт — это горизонт радикальной демистификации демократии, изнанка которой будет видеться как реальная мощь интернациональных олигархий^[31], например, мощь космополитической плутократии с еврейской доминантой (типа Ротшильдов).

Что касается типа обольщения, производимого моделью понятности, которую предлагает теория заговора (еврейского или нееврейского), то он также по своей сущности является современным, отвечает вкусу и демистификации, удовлетворяет «демона подозрения»^[32], возбуждает интерпретативную страсть, находящуюся в поисках признаков.

Дополнительный источник обольщения находится в редукционистском механизме, который воплощают «Протоколы»: фальшивка сводит сложность современной истории к единственному казуальному, но не трансцендентному принципу; следовательно, до него можно достать рукой, но при одном условии: надо идентифицировать и признать^[33]. И как надбавка за обольщение фальшивка упрощает, усложняя: она наделяет принципом понятности историю, умеряя таким образом необходимость знать, как и необходимость защищаться от угрозы^[34]; но она одновременно возбуждает воображаемое, усложняя картину, включая в нее истории подпольных сетей, тайных собраний, скрытых действий, вдыхающих фантастическое в производимое упрощение. Если истина спрятана, зашифрована, то для ее нахождения надо проникнуть внутрь, устремиться в лабиринт, разгадать уловки оккультных и злых сил.

2. Провиденциалистское видение и конспирационистское видение: убеждение знания

Вера во власть тайных обществ включает в себя два тезиса, современных по сути, но противоречащих один другому: тезис о том, что люди могут эффективно воздействовать на ход истории; тезис о том, что люди являются лишь инструментами движений или сил, управляющих мировым развитием. В противопоставлении этих двух положений мы узнаем противопоставление двух давних философских основ современности: рационализма картезианского типа и рационализма гегельянского типа. Каждый из этих двух рационализмов включает в себя модель разума в действии: с одной стороны, это модель рациональной воли, рассматривающая любой феномен в качестве средства для утверждения способности господствовать в реализации какого-либо рационального плана или программы; с другой стороны, это модель «уловки разума», превращающая человеческие существа в инструменты для достижения целей, которые они не могут понять. Теория тайного управления историей мира активным меньшинством как раз и реализует магический синтез этих двух видений рационального действия. Не люди вообще вершат историю, а какие-то люди: отсюда следует, что историю делают не человечество, не народы, не борющиеся классы, не толпы, не массы; она находится в руках небольшой группы лиц, просвещенных, но плохих, умных, но имеющих дурные намерения, циничных. Таким образом, Провидение заменяется одновременно силой активного и тайного меньшинства, а также идеей осуществления какого-то человеческого плана.

Идея судьбы приобретает человеческий облик, перевоплощаясь с помощью идеи об историческом осуществлении дурных намерений, в соответствии с определенным планом. Но следует также допустить наличие субъективного эха современной дезинтеграции органических сообществ и субъективистскую интерпретацию романтизмом процесса индивидуализации. Карл Шмитт следующим образом описывает эту склонность верить в теорию заговора, родившуюся на развалинах онтологической мысли:

Романтический век раскрывает страх изолированного индивида и его глубокое чувство быть обманутым. Человек бессилен в руках судьбы, которая играет с ним^[35].

В центре теории заговора мы встречаемся с представлением людей в качестве марионеток, манипулируемых невидимыми силами. Но это силы людские, и если они сатанинские, то следуют модели бесчеловечности, присущей людям. Сатанинская причинность отныне приобретает человеческое лицо, Дьявол сделался человеком, Антихрист объявляется в тайных обществах, где Зло воплощается и становится активным.

Будучи юристом, политологом и философом, Карл Шмитт хорошо показал конспирационистскую идеологизацию современных объяснений рационалистского типа, относящихся к истории, на фоне чувства бессилия перед лицом необъяснимого переплетения событий:

В конце XVIII в. и даже позднее власть тайных обществ существовала не только в эстетике газетного романа: люди, совершенно невосприимчивые к романтизму, верили тогда в тайные интриги иезуитов, иллюминатов и франкмасонов. Это сооружение «тайны», идея силы, действующей закулисно и находящейся в руках тех, кто с невероятной злобой направляет человеческую историю, основаны, взятые вместе, на демоническом и фантастическом страхе перед чудовищной социальной силой, к которому часто добавляется некая секуляризованная вера в Провидение. Романтики, находившиеся в поисках действительности, с радостью видели, как безответственная и сумасбродная сила распоряжается людьми^[36].

Теория заговора включает в себя тезис о непредвиденном эффекте, поскольку утверждается, что действие, исходящее из самых благих намерений, приводит к нежелательному результату, которого не хотели и не ждали, к худшему. Но в теории заговора имеется дополнительная аксиома: если цель действия оборачивается своей противоположностью или если движение отклоняется, начиная идти в совершенно другую сторону, то происходит это из-за тайного вмешательства скрытой силы, а это означает неопровержимое доказательство действенности «невидимой руки». В теории заговора за названной аксиомой следует другая: скрытая мощь не является иррациональной, это сила группы людей, одновременно решительных и обладающих высшей способностью рационального расчета. В этом смысле конспиративная мощь наделена «мудростью, находящейся по ту сторону Добра и Зла: как «мстительное» начало^[37]. Как Провидение делает необъяснимые повороты, чтобы преподать людям жестокие уроки, так и тайные властители мира, эта элита Зла, эксплуатируют и добродетели, и низкие страсти, и гнусные интересы человеческих существ, наивных в своем подавляющем большинстве, для осуществления собственных целей. «Невидимая рука» — это секуляризация контр-Провидения, или Провидения на службе у Сатаны: то, что происходит, происходит по воле Сатаны, но принцип Зла более не является метаэмпирическим, и если оно остается невидимым и в той же мере непобедимым, то прочно обосновалось, как и его жертвы, на этом свете, в подлунном мире.

Очевидно различие в интерпретации между конспирационистским видением, наполовину светским и экономико-полицейским, и провиденциалистским видением, свойственным контрреволюционной теолого-политической мысли; оба они разделяют постулат о том, что «тайная сила, пренебрегающая человеческими советами^[38]», вершит ход истории, но в то же время по-разному идентифицируют эту «тайную силу» и приписываемые ей намерения. В своей книге «История и истории в Библии», опубликованной в 1921 г., монсеньор Ландриё, епископ Дижонский, обличает, таким образом, беспокоящий и таинственный альянс «антихристианства и еврейства», обязанный своей силой, на его взгляд, «постоянному оккультному влиянию», о котором свидетельствует «История» через множество знаков, подлежащих расшифровке, отсылая всех к единому «плану» и к «центральному пункту»^[39]:

Если подумать теперь о том, что ненависть евреев к Церкви Христовой не утихла, что эта ненависть лишь возросла с прогрессом христианства и что, с другой стороны, эта тайная организация, необходимая первоначально из-за слабости, стала силой, позволяя евреям обзавестись во всех странах мира орудиями действия и влияния, то легко себе представить, что оккультная Власть, располагающая подобными интернациональными ресурсами, обладает в действительности громадной мощью. Сегодня, когда нас предупредили, мы отдаем себе отчет, прекрасно чувствуем, что вдруг, неизвестно откуда, появляются какие-то таинственные мысли, но идут они из центрального пункта, насилуя и устрашая общественное мнение во всех концах света, чтобы вовлечь это мнение в неодолимые течения, вопреки нашим интересам и в направлении, всегда совпадающем с еврейской Мыслью: загадочный «дирижер оркестра», о котором говорил Либкнехт, обращаясь к суду над Дрейфусом, поднимает свою палочку всякий раз, когда Дело Израиля находится под угрозой, и руководит через голову дипломатов европейским Концертом^[40].

Однако не следует непостижимую и сверхчеловеческую мудрость Провидения смешивать с дьявольским и негативно надчеловеческим умом «Сионских мудрецов». А главное, если говорить о тайных целях, иудео-масонский план господства над миром, предусматривая полное разрушение христианства и любых легитимных монархий, не является простой секуляризацией замысла Провидения, состоящего в том, чтобы восстановить христианство и монархию^[41], даже через их «унижение» и «разрушение»^[42]. Остается добавить, что скрытую мощь, постулируемую соответственно двумя теориями, провиденциализмом и конспирационизмом, определяют две черты: эта сила обладает умом, будь то ради Добра (провиденциализм) или ради Зла (конспирационизм), и она в принципе недоступна для простых смертных, непостижима для обычных умов. Это высший ум проявляет себя через уловки и обходные маневры.

В результате возникает парадокс: тому, кто способен видеть невидимое, теоретику Провидения или теоретику заговора, следует обладать таким проницательным взглядом, чтобы даже непроницаемое не могло бы от него ускользнуть; этот человек, проникая в недоступное, становится, таким образом, над человеком. Он видит с высоты или со дна загадочный код истории и, действуя, превращает загадку в прозрачный знак. И эту способность проникать в непроницаемое, которой наделяет себя дешифровальщик, сопровождает особое удовольствие. Убежденность в двух вещах — в том, что масса людей обманута «тайной силой» и «оккультной мощью», и в том, что внешний исторический хаос маскирует осуществление какого-то плана, — эта убежденность не обходится без удовлетворенного созерцания самое себя. Источник специфической удовлетворенности дешифровальщика — саморефлексия, убеждающая его в обладании скрытым знанием. Так, Жозеф де Местр не скрывает чувства превосходства, которое доставляет ему видение «сверху»:

Сладостно посреди всеобщего расстройства предчувствовать промыслы Господни^[43].

Перед нами гностический момент провиденциалистского видения, которое основывает оптимизм на теории «невидимой руки» или непредвиденного эффекта, с непроницаемой иронией расстраивающих расчеты жалких человеческих существ. Это видение предполагает ультрапессимистическую антропологию и радикальный антигуманизм. Прорицателя радует здесь именно тот факт, что под его взором самонадеянные люди сводятся к существам мелким и ничтожным, что «человек поднимается на смех — Провидением, но также несколькими избранными умами, обладающими способностью раскрывать его замыслы, — поскольку, стремясь переделать мир от начала до конца, этот человек настолько же полно запутывается»^[44]. С восторгом рассматривать человека в качестве орудия в руках «тайной силы» и жертвы как своих благородных иллюзий, так и своих низких страстей значит находить удовольствие в его унижении и в знании того, что он унижен. Говоря о непредвиденном эффекте, Хиршман справедливо отмечает: «Чтобы человека увидели таким, какой он есть, наполовину глупцом, наполовину преступником, — разве не лучше всего для этого показать, что, усердствуя, он получает противоположное объявленному им искомому?»^[45] Этот тип высокомерия, связанный с уверенностью в полном обладании знанием, столь же драгоценным, сколь и редким, — вот что выражает ирония, даже сарказм, обращенные на стадо слепых и покорных жертв; это надменное самодовольство того, кто присуждает себе ясность сознания или необыкновенную силу проникновения, связанную с высшим разумом. Между тем следование правилу правдоподобия было, как кажется, главным требованием при составлении «Протоколов»; их основные действующие лица, «Сионские мудрецы», в психологическом плане отличаются уверенностью в том, что они хранят высшее знание, спокойной удовлетворенностью тем, что могут одновременно созерцать это знание и применять его в истории. Итак, «мудрецы» наделяются психологией дешифровальщика даже тогда, когда их называют агентами или вдохновителями того, что видится другим («стаду гоев») как загадочная поступь истории.

Таким образом, «Протоколы» выводят на сцену «мудрецов», описывающих и с цинизмом созерцающих дьявольский план, конвульсивно осуществляемый ими в истории через посредство разноцелевых действий слепых и презренных смертных, «гоев», на которых они смотрят сверху. Первый из «протоколов» в варианте Нилуса с грубостью описывает людей-скотов, которые мечутся и опьяняют себя:

Посмотрите на этих животных, пьяных от водки, одурманенных вином, которые право пить без ограничений получают вместе со свободой. Не допускать же нам и наших дойти до того же…^[46]

Знание о том, что тайно порождает ход истории, и особенно аристократическое чувство того, что являешься единственным обладателем этого знания, а следовательно, и власти, — именно это радует «Сионских мудрецов». В варианте Бутми тезис о непобедимости «иудео-масонской силы» утверждается и объясняется следующим образом:

Наша власть непобедима, ибо она невидима, и она останется таковой вплоть до достижения ею уровня мощи, которую никакая сила, никакая хитрость не могли бы подорвать^[47].

И здесь вновь речь идет о знании, предназначенном для элиты, о познании гностического типа. Между тем любое видение гностического типа действует успокоительно, в том числе и на простого читателя «Протоколов», который, знакомясь с ними, становится равным тайным властителям мира…

3. Сатанизм и конспирационистская теория: сомнение в качестве доказательства

Мы исходим из теологического варианта главного аргумента ad ho-minem, использованного распространителями «Протоколов»; этот аргумент можно изложить следующим образом: если кто-либо чистосердечно сомневается в правдивости «Протоколов», то есть в их подлинно пророческом содержании или в их истинностном значении, значит, в него вселился Сатана. Яркой иллюстрацией этого тезиса является реакция С.А. Нилуса на скептическое замечание Александра дю Шайла в 1909 г. Прочитав дома у Нилуса рукопись «Протоколов», А. дю Шайла в присутствии этого православного мистика подтвердил свое недоверие:

Я не верю в «Сионских мудрецов». Все это — из области «Разоблаченного Сатаны», «Дьявола в XIX веке» и других мистификаций^[48].

На что Нилус ответил:

Вы действительно попали под дьявольское наваждение […]. Самая великая хитрость Сатаны заключается в том, что он заставляет людей отрицать не только свое влияние на дела в этом мире, но и свое собственное существование. А что вы сказали бы, если бы я вам показал, как совершается то, о чем написано в «Протоколах», как повсюду появляется таинственный знак близкого Антихриста, как повсюду ощущается скорый приход его царствия?^[49]

Мощь Сатаны включает в себя способность ослеплять людей этой мощью и, например, мешать им видеть очевидное, узнавать, что мир движется с большей точностью по этапам, описанным и предсказанным в «Протоколах». Тот, кто не верит в ужасное открытие, одержим дьяволом. Его буквально ослепляют темные и злые силы. В этом типе аргументации мы узнаем то, что Карл Поппер называет конспирационистской теорией незнания, или обскуратистской теорией заговора (conspiracy theorie of ignorance); она «интерпретирует незнание не как простую нехватку знания, но как произведение какой-то тревожащей силы, причину нечистых и злокачественных влияний, которые портят и заражают наши умы и приучают нас коварными методами оказывать сопротивление познанию»^[50]. Если же при свете истины люди отводят взгляд, отказываются видеть или верить, то, значит, они становятся жертвами заговора, «искажающего и цензурующего истину»^[51].

В случае «Протоколов», которые, как считается, раскрывают мировой заговор, грозные силы противодействуют умам людей, убежденных в истинностном значении документа, и эти силы, стоящие в центре заговора, суть «Сионские мудрецы», а не кто-либо другой.

Конспирационистская теория работает здесь в форме уравнений. С одной стороны, все возражения относительно тезиса о подлинности «Протоколов», все причины в ней сомневаться без всякого иного анализа отвергаются, как если бы их предложили оккультные и пагубные силы, кровно заинтересованные в том, чтобы оставаться неизвестными или непризнанными (отсюда — тезис о еврейском заговоре вторичного характера или вторичного уровня, имеющем целью уничтожить или опорочить «Протоколы», раскрывающие первичный еврейский заговор, направленный на завоевание мира).

С другой стороны, теорией заговора объясняют все события, рассматриваемые как бедствия или катастрофы, все тенденции, расцениваемые как гибельные или беспокоящие. Известна ее общая схема: «Всякое плохое событие следует относить на счет злой воли вредоносной силы»^[52]. Говоря об этой конспирационистской теории общества, или социологической теории заговора, Поппер замечает: она «является лишь вариантом формы теизма [он встречается, например, у Гомера], веры в богов, которые управляют всеми делами по своему произволу»^[53]. Таким образом, теория заговора может играть либо роль теории познания, объясняющей невежество, ошибки или иллюзии действием злых сил, либо роль социологической теории, объясняющей все феномены разрыва, дисфункциональности или аномии манипулятивной силой тайных властителей. Но Попперсправедливо подчеркивает религиозное (скажем более точно — теологическое) происхождение теории заговора. По этой теории предполагается, что рядом с видимым миром, где мечутся обычные человеческие существа, находится невидимый мир, в котором помещаются тайные силы, будь то боги или их злобные преемники в современном десакрализованном пространстве:

Социологическая теория заговора развивается после того, как Бог был покинут, в поисках ответа на вопрос о том, кто играет Его роль. Его функцию выполняют ныне различные держатели власти, группы или индивиды: недоброжелательные группы давления, которых обвиняют в том, что они совершили махинации, вызвавшие Великую депрессию и все беды, нами переживаемые^[54].

«Сионские мудрецы» в рамках этого видения обозначают «комплотеров, движимых дьявольскими намерениями»^[55]; но поскольку речь идет о всемирном заговоре, сам этот конспиратор должен обладать такой природой, которая наделена вездесущностью. Это условие удовлетворяется благодаря постулируемому существованию «международного еврейства»^[56].

Речь идет не о заговоре против какой-то определенной нации, например против Франции («Анти-Франция»), разоблаченном Моррасом в его теории «четырех государств конфедерации», но о заговоре против всех наций, даже против рода человеческого^[57]. Это конспирационистское видение «еврейского вопроса» ведет к тому, что его значение чрезмерно преувеличивается. Сам Шарль Моррас, заявлявший о себе в 1927 г. как о противнике «любой чрезмерности, даже антисемитской»^[58], через год напишет следующее, как если бы он был убежден доводами своего друга Роже Ламбелена, одного из первых распространителей «Протоколов» на французском языке, бичевавшего «еврейскую опасность»^[59] как самую грозную:

Если, по словам У. Стида, «ни одного человека, будь он писателем, политиком или дипломатом, нельзя рассматривать как зрелого, пока он не попытался решительно разобраться в “еврейском вопросе”, то трилогия Роже Ламбелена (в особенности «Победы Израиля») четко ставит проблему и ведет ее на путь решения, где справедливость и общественный интерес должны согласоваться^[60].

Разумеется, не только «Сионские мудрецы» воплощают этот тип интернациональной заговорщицкой силы: вредоносные божества, невидимые демоны и другие черти не столько исчезли из современного секуляризованного и расставшегося с иллюзиями пространства, сколько претерпели метаморфозу. Они превратились либо в существа, наделенные сознательными интенциями, либо в детерминизмы, обладающие ужасными эффектами (расовая или нездоровая наследственность, дьявольская сила бессознательного и т. д.). Поэтому можно вместе с Поппером сформулировать гипотезу эволюционистского типа: различные современные варианты теории заговора, трактуемые одновременно как пережитки и перевоплощения, это секуляризованные формы определенных религиозных верований:

Социологическая теория заговора» […] основана на идее, в соответствии с которой все социальные феномены — и в частности те, что в целом считаются нежелательными — безработица, бедность, дефицит, — это прямое следствие плана, задуманного определенными индивидами или мощными объединениями. Между тем эта концепция очень распространена, хотя, на мой взгляд, мы имеем дело с довольно примитивным типом суеверия. Он древнее историцизма (в котором можно видеть перевоплощение этой теории заговора) и является в своем современном варианте секуляризации религиозных суеверий. Больше не верят в проделки гомеровских божеств, которым приписывали перипетии Троянской войны. Место этих божеств ныне заняли Сионские мудрецы, монополии, капиталисты или империалисты^[61].

Итак, мы подходим к различению двух основных видов использования теории заговора. В первую очередь это социологическое и психосоциальное использование: представление заговора позволяет ответить на социальный запрос, касающийся несчастий, потрясений и катастроф, поражающих человечество. Теория заговора вносит связность в это собрание негативных и опасных феноменов, она утверждает, что существует связь, переплетение всех форм несчастий и зол. А благодаря мифу о еврейском заговоре ответ уточняется, дополняется обозначение тайных виновников бед с помощью определения скрытой конечной цели, знание которой позволяет все прояснить: налицо заговор с целью овладения миром. Во вторую очередь теория заговора дает строго психологическое объяснение, которое позволяет ответить скептикам или людям наивным, ставящим следующие вопросы: почему люди не открывают глаза? Например, почему они не верят в подлинность и достоверность «Протоколов»? Почему, наконец, загораживаются от света, льющегося на них? Ответ конспирационизма прост и логически безупречен: этих несчастных ослепили заговорщики, что одновременно говорит об их ужасной мощи.

4. Феномен заговора в зеркальной галерее

Знаменитый экономический закон Т. Грешема, согласно которому «плохие деньги вытесняют хорошие», очень ярко проявляется и на идеологическом поле, в частности в области производства интеллектуальных продуктов, касающихся «еврейского вопроса», «антисемитизма» и т. д. Мифологические подходы вытеснили оттуда критические подходы. По словам Якоба Буркхардта, в интеллектуальной жизни возобладала эра «ужасных упрощающих» авторов, паразитирующих на идеологических разрывах, логика которых состоит в том, чтобы рассматривать любого противника как абсолютного врага. Именно в такое время врага можно сатанизировать, поступая с ним как с воплощением Зла. Анри де Ман в своей прекрасной книге «Эра масс и упадок цивилизации» (1951)^[62] обращается к пророчеству Буркхардта:

Разум масс ныне реагирует лишь на самые грубые эффекты черного и белого. Чем сложнее становится мир, тем больше люди склонны не обращать внимания на нюансы и детали и доверяться простейшим образам, содержащим только очень ясный и только очень темный аспекты. Противоположные понятия, которые соединяют подобным образом (например, пару тезис — антитезис), чтобы выделить их с помощью контраста, поэтому особенно подходят для роли символов состояния эмоционального возбуждения^[63].

Манихейское упрощение выражается в том факте, что сами идеологии «милитаризуются»:

Когда ты принимаешь чью-либо сторону, то надо принимать ее полностью […]. Теперь существуют только друзья и враги, герои и предатели […]. Вне этой модели какая-нибудь моральная и физическая жизнь невозможна, следует быть за или против вещи в форме «изма», который ведет умы в данный момент: вне этих двух сторон выбор невозможен, и тем более невозможным он окажется в день Страшного суда, где будут только праведники и проклятые^[64].

Анри де Ман хорошо разглядел замкнутый круг нетерпимостей, дурную бесконечность нетерпимости, реагирующей на нетерпимость:

Люди каждодневно испытывают на себе нетерпимость, деспотизм и жестокость, отвечая на них не иначе как проявлением такой же нетерпимости, такого же деспотизма и такой же жестокости. Все это было бы немыслимо без «ужасных упрощающих», которые сфабриковали мозг массы^[65].

Упрощение, находящееся в центре конспирационистской теории^[66], — это то, что освещает неверным светом политическое поле. Всякое объяснение при помощи единственного и простого фактора представляет собой мифологизацию. На это резонно обратил внимание Даниэл Белл, изучая вопрос о «популистской» демагогии в США. Что касается североамериканских популистов конца XIX и начала XX в., обличавших одновременно власть денег и власть евреев, то этот автор замечал в 1960 г.:

Эти люди были «ужасными упрощающими». Вся политика объявлялась ими конспирационистской, и в центр картины ставились «международные банкиры» и «менялы». Таким образом, когда в конце тридцатых годов стала вырисовываться война, недоверие по отношению к банкирам, являвшееся корневым в брюзжащей популистской ментальности, сосредоточилось на евреях^[67].

Но от анализируемого Рене Жираром^[68] процесса миметического соперничества не ускользают и реакции против теории мирового еврейского заговора. Таким образом, антиантисемитские установки могут зеркально воспроизводить антисемитские установки, с которыми первые сражаются; международному еврейскому заговору будет противопоставлен мировой антисемитский заговор. Конспирационистская идея оккультной организации внешне разнородных и спонтанных действий начинает выглядеть так, как если бы ее разделяли самые непримиримые противники. Когнитивное смещение изображения, которое труднее всего исправить, как раз и состоит в том, чтобы вырваться из порочного круга взаимных конспирационистских обвинений. В своем капитальном труде о «Протоколах» Анри Роллен не смог это сделать, как и позже Норман Кон. Оба они зеркально воспроизвели тот тип мысли, который анализировали и который разоблачали; отвечать осуждением «Коричневого интернационала»^[69] или «Антисемитского интернационала»^[70] на осуждение «Еврейского (или «иудеомасонского») интернационала» значит оставаться в полемическом поле, в зеркальной галерее, где один миф о заговоре порождает бесчисленное количество двойников. На идею о сатанизирующей сущности еврея-заговорщика отвечает соответствующая идея об антиеврее-конспираторе. Редко появляются работы об «антисемитизме», авторы которых смогли остаться на расстоянии от этого воображаемого «дьявольского» заговора, приписываемого оккультным эссенциализируемым органам и силам^[71].

В своем очень глубоком исследовании Максим Родинсон столкнулся с этой проблемой, критически осмысливая неявный социоцентризм очевидности, широко принятый в еврейских сообществах Запада, — очевидности, в соответствии с которой якобы имеются «связность, непрерывность, прочное единство» феноменов вражды к евреям, постулируется единая и постоянная вражда к ним, проходящая через всю мировую историю^[72]. Подобное увековеченное видение антисемитизма состоит в том, что он представляется естественным, превращается в необходимость, даже в судьбу. Перед нами способ сделать нормальной, «фатальной» антиеврейскую ненависть. Короче говоря, М. Родинсон по-своему высвечивал одну из главных эпистемологических слабостей большей части литературы по «истории антисемитизма»: двойную веру в однородность и в неизменность всех проявлений враждебности и ненависти по отношению к евреям (с помощью категории «антисемитизм»). Убеждение в исключительности жертвы (мы самые преследуемые среди преследуемых, мы единственные избранники несчастья и т. д.) является к тому же одним из наиболее распространенных в человеческих группах убеждений, как и этноцентрическая презумпция (мы — самые лучшие, самые человечные среди человеческих существ, даже единственные настоящие люди). Такие социоцентрические иллюзии могут образовывать ядра политических мифов, способных интегрироваться в ту или иную идеологию — от национализма до традиционализма.

Родинсон предлагал неологизм для более специфического обозначения: убеждения в обреченности на всеобщую ненависть: panekhthrisme. Но предоставим этому автору возможность самому изложить основы его критической позиции:

Любой народ, любая социальная группа стремится увидеть в нападениях, которым она подвергается — даже в сопротивлении собственным нападениям, — проявления беспричинной злобы к ним остального человечества, сговора Зла против Добра, которое, очевидно, этот народ или группа представляет. Я предложил, быть может с некоторым педантизмом, назвать данный, очень общий феномен панэктризмом (от греч. ekhthros — враг). Предлагаемые объяснения (например, в религиозном иудаизме — зависть «наций» к богоизбранному народу) являются лишь объяснениями этого мифологического видения. Напротив, в параллельном антисемитском подходе в качестве центрального мифа выступает именно постоянная, фундаментальная, сущностная склонность евреев к нанесению вреда на протяжении всей истории, и объяснение этих воображаемых черт следует искать в религиозной или светской проблематике, в психологической, социологической, биологической или другой науке^[73].

Таким образом, этот порочный круг образуется от прямого конфликтного столкновения двух вредоносных сущностей, функционируя в рамках обратимого манихейского мифа. Но можно ли выйти из этого круга? Избежать симметричных стигматизаций, усиления полемики? Из круга можно выйти, только зная его. Такова наша гипотеза. Гипотеза, восходящая к традиции Спинозы.

Примечания

15

Распространители «Протоколов» характеризуют вышеназванную «иудейскую секту», одновременно единую и рассеянную, в соответствии с ее целью, которой якобы является «еврейское сверхправительство» (Mgn Jouin. Le Péril judéo-maçonnique.T.III: Les Fidèles de la Contre — Eglise: Juifs et Maçons. P.: RISS et Emile-Paul. 1921. P. 5, 59 sq.). М-р Жуэн заключал свою штудию напоминанием о главном: «Еврей — всегда еврей, его мысль является талмудической, воля — деспотичной, рука — богоубийственной. До тех пор пока он не преклонит колена у подножия креста Христова, он останется врагом человечества».

16

См. например: Roberts J.M. The Mythology of Secret Societies. L., 1972 (Paladin; St Albans, 1974); Bieberstein J.R. von. Die These der Veschwörung 1776–1945. Philosophen, Freimaurer, Juden, Liberale und Sozialisten ale Verschwörer gegen die Sozialordnung. Herber Lang, Bern; Peter Lang, Frankfurt/ М., 1976; Webb J. The Age of the Irrational. V. I: The Flight from Reason. L., 1971. V. II: The Occult Establishment. La Salle (III), 1977; Billig M. Fascists: A Social Psychological View of the National Front. L., N. Y.: Harcourt Brace Jovanovich, 1978; ch. 9 (The Conspiracy Theory). P. 296–343.

17

См. Furet F. Penser la Révolution française. P.: Gallimard, 1978. P. 78–83.

18

Ibid. P. 81, 83, 217.

19

Ibid. P. 81; Nora P. 1898. Le theme du complot et la definition de l’identité juive// Pour Léon Poliakov. Le racisme, mythes et sciences. Bruxelles: Editions Complexe, 1981. P. 157–165. P. 189. Воспроизв. в: Taguieff P.-A. (dir.). Les Protocoles…T II, 1992); Gaucher M. Le demon du soupcon (entretien) // L’Histoire, № 84, décembre 1985. P. 49–56.

20

Billig M., op. cit., 1978. P. 337.

21

См.: Poliakov L. La Causalité diabolique. Essai sur l’origine despersécutions. P.: Calmann-Lévy, 1980; Girarde R. Mythes et mythologies politiques. P.: Le Seuil, 1989. P. 25–62 (La Conspiration).

22

См., в частности: Katz J. Jews and Freemasons in Europe, 1723–1939. Cambridge (Mass): Harvard University Press, 1970; idem. From Prejudice to Destruction: Anti-Semitism, 1700–1933. Cambridge (Mass): Harvard University Press, 1980; Poliakov L. Histoire de l’antisémitisme. T. IV: L’Eu-rope suicidaire, 1870–1933. P.: Calmann-Lévy, 1977. См. также: Pierrard P. Juifs et catholiques français: De Drumond à Jules Isaac (1886–1945). P.: Fayard, 1970.

23

См. Curtiss J.S. An Appraisal of the Protocols of Zion. N.Y.: Columbia University Press, 1942; Cohn N., op. cit., 1967; Poliakov L., op. cit., 1977. В своей рецензии на книгу Нормана Кона Уолтер Лакёр упрекает ее автора, в частности, в том, что тот склонен исследовать антисемитизм и конспирационистский миф, как если бы они исходили из одного и того же круга представлений, тогда как их слияние произошло лишь в течение XIX в. (Anti-Semitism/ Commentary. Vol. 44, № 1, juillet 1967. P. 80–84. P. 83).

24

Gaucher M., art. cit., 1985. P. 49: воображаемый заговор «связан с уязвимостью держателей власти, с паранойей, присущей, быть может, ее функции. […] Это искушение «видеть историю глазами полицейского»…» Именно в данной перспективе Анри Ролленрассматривает процессы фабрикации и циркуляции «Протоколов» (op. cit., 1939 et 1991), при том, что его самого не может не околдовывать этот тип «полицейского видения истории» (Manus Sperber, 1953), главное место отводящего разоблачительной «подоплеке», «закулисе», в которой завязываются интриги, возникают «тени», в которой ведутся тайные войны и т. д.

25

См. в особенности: Cohn N. Les Fanatiques de l’Apocalipse (1957)// tr. fr. S.Clémendot. P.: Julliard, 1962, conclusions; P. 293–305; id., op. cit., 1967, passim. Центральной у Н. Коэна является следующая мысль: «Первичной формой антисемитизма был демонологический антисемитизм, то есть идея, в соответствии с которой иудаизм является конспиративной организацией, поставленной на службу зла, пытающейся расстроить божественные предначертания, без устали плетущей заговоры, чтобы погубить род людской. […] Демонологический антисемитизм имеет христианское происхождение» (op. cit., 1967. P. 13–14). Характеризуя предмет своей книги, историк уточняет: он рассказывает, «как демонологический антисемитизм был возрожден и модернизирован [я подчеркиваю] в XIX и в XX вв.» (С. 14). Один из источников этой историографии можно найти в книге: Trachten-berg J. The Devil and the Jews: The Medieval Conception of the Jew and its Relation to Modern Anti-Semitism. New Haven: Yale University, 1943.

26

Ср. М. Гоше: «Заговор признает […] реальность коллективного актора, но он сводит его к единой и связной воле. Он воссоздает мир, где имеются лишь индивидуальные акторы» (процитированная статья, с. 56).

27

Furet F., op. cit., 1978. P. 56.

28

Таково предположение воображаемого в заговоре, какими бы ни были его определения (заговоры контрреволюционный, якобинский, масонский, иезуитский и т. д.); ср.: Gaucher M., art. cit.. P. 49–50.

29

Simmel G. Secret et sociétés secretes [Soziologie. Leipzig, 1908, ch. V.P. 337–402]// tr. fr. S. Muller/ Editions Circé, 1991. P. 82–83. Парадокс «Сионских мудрецов», рассматриваемых как членов международного тайного общества, связан с тем, что принцип, на котором основана организация (владение миром), дается с рождением (тем фактом, что человек родился евреем). Короче говоря, принцип конструирования тайного общества связан не столько со свободной и сознательной волей, сколько с наследственной природой, приписываемой группе (эссенциализм). Разбор рассуждений Георга Зиммеля см.: Léger F. La Pensée de Georges Simmel. Contribution à l’histoire des idées au début du XX siècle. P.; Kimé, 1989. P. 195–198. см. также их вольное толкование: Nora P. Simmel: le mot de passé// Nouvelle Revue de Psychoanalyse, 14, automne 1976. P. 307–312.

30

Слова Геббельса приводят: Weinreich M. Hitler’s Professors: The Part of Scholarship in Germany’s Crimes Against Jewish People. N. Y.: YIVO, 1946. P. 144–145; Cohn N., op. cit., 1967. P. 204.

31

Корни этого разоблачения демократии лежат в «левых», или «революционных», традициях. См., например, прототипическую книгу фурьериста Альфонса Туссенеля: Toussenel A. Les Juifs, roisde l’époque. Histoire de la féodalité financière (1845), 3-е éd. P.; Marpon et Flammarion, 1886, 2 vol; во вступлении к своей книге он пишет: «Я называю, как народ, этим презренным именем «евреи» всех мошенников разного рода, всех паразитов, ничего не производящих, живущих за счет средств и труда других. Еврей, ростовщик, спекулянт — для меня это синонимы. […] Бог еврейского народа есть не кто иной […] как Сатана […]. Религия еврейского народа фатально превратила его в народ, враждебный человечеству…» (vol I. P. XXV, XXVII, XXXIV). Именно построение мифа о Ротшильде, мифа об интернациональной финансовой мощи, подготовило почву для принятия фальшивок, таких как «Речь раввина» (ср.: Cohn N., op. cit., 1967. P. 38–43; в «Приложении» мы воспроизводим этот текст) или «Протоколы», которые, как предполагалось, раскроют существование еврейского заговора. О разработке мифа о Ротшильде см.: Poliakov L. Histoire de l’antisémitisme. T. III: De Voltaire à Wagner. P.: Calmann-Lévy. 1976 (I ere éd., 1968. P. 354 sq., 382 sq.). Об эксплуатации католиками мифа о Ротшильде в конспирационистской перспективе см.: Sorlin P. La «Croix» et les Juifs (1880–1899). Contribution à l’histoire de l’antisémitisme contemporain. P.: B. Grasset, 1967. P. 172 sq.; Verdès-Leroux J. Scandale financier et antisémitisme catholique: Le krach de l’Union Généle. P.: Le Centurion, 1969. P. 115 sq. Анри-Робер Пети (1899–1985), профессиональный борец с иудео-масонством, бывший секретарем Анри Костона (род. в Париже 20 декабря 1910 г.), затем сотрудником (начиная с 1937 г.) Луи Даркье (де Пеллепуа), публикует в 1941 г. брошюру «Ротшильд, король Израиля, и американцы» (P.: Nouvelles Etudes rançaises; текст датируется августом 1941 г.); автор брошюры испытывает сильное влияние «Протоколов», которые специально цитирует в заключении: «Читатель растерян и даже ошеломлен, когда думает о том, что это было написано 20 лет назад, когда размышляет о ходе нынешних событий» (относительно «протокола» VII, соответствующего варианту Ю. Готье в издании 1925 г. С. 55). О различных формах использования «Речи раввина» см.: Sorlin P., op. cit. P. 176; Angenot M. Ce que l’on dit des Juifs en 1889. Antisémitisme et discourse social. Presses Universitaires de Vincennes. Université Paris VIII (Saint-Denis), 1989. P. 42/ Corneilhan G. Juifs et opportunistes. P.: Sauvaitre, 1889. P.43// Le Péril juif. Comment le conjurer? [анонимная брошюра] Renne, 1889. P. 48/ Hamon A., Bacht G. L’Agonie d’une société. P.: Savine, 1889, etc.

32

Gaucher M., процитированная статья 1985. С. 56. Теория заговора включает в себя сведение политики к соотношению сил и к логике подозрения; см. об этом: Rolland P. Marat, ou la politique du soupcon// Le Débat, № 57, novembre — décembre 1989. P. 129–148. П. Роллан с тонкостью показывает, как незаметно осуществляется переход от разоблачения (сорвать покровы, представить невидимое во власти или контрвласти) к осуждению (подозревать, осуществлять наблюдение, обнаруживать то, что плетется «в темноте»); процит. статья, с. 138–139. Парадокс заключается в следующем: генерализация подозрения порождается поисками уверенности и всякого прочного критерия оценки в политической жизни (ibid. P. 139–141). Разоблачение демократии по логике, выработанной «Протоколами», состоит в том, что современные политические элиты расшифровываются как избранные по видимости и навязанные в действительности; более точно, избранники, внешне выбранные в соответствии с меритократическим принципом компетентности, на деле навязываются архиизбранниками, которые управляют правительствами, находясь позади официальной политической декорации. Понятия «международное еврейство» или «Сионские мудрецы» позволяют определять эту всесильную мировую олигархию, господствующую над правительствами; об этом типе демистификации современной политики см.: Sartori G. Théorie de la démocratie [1958, 1965] // tr. fr. C. Hurtig. P.: A.Colin, 1973. P. 101 sq.

33

Речь идет, с одной стороны, об эпистемологической модели, парадигме показателя, появление которой в так называемых гуманитарных науках относится к концу XIX в. (ср.: Ginzburg C. Mythes, emblems, traces. Morphologie et histoire [1986] // tr. fr. M. Aymard, C. Paolini, E. Bonan et Sancini-Vignet. P.: Flammarion, 1989. P. 139–180); с другой стороны, речь идет о секуляризации в «оккультных науках» пророчества как искусства познания будущего путем интерпретации знаков (ср.: Bloch R. La Divination. Essai sur l’avenir et son imaginaire. P.: Fayard, 1991). В случае «Протоколов» расшифровка будущего, как и новое толкование прошлого и разгадывание настоящего, производятся в свете «дешифровальной решетки», предоставляемой этим разоблачительным документом.

34

Таковы «два ряда противолежащих мотиваций», различаемых Милтоном Рокичем (Rokeach M. The Open and Closed Mind: Investigations into the Nature of Belief, Systems and Personality Systems. N.Y.: Basic Books, 1960. P. 70). Людей, безоговорочно верящих в «разоблачения» «Протоколов», можно описать в соответствии с основными характеристикам «закрытого» и «догматического» ума, по Рокичу:

1) неспособность отделить информацию от ее источника (таковы тайные заседания «Сионских мудрецов»);

2) восприятие мира как угрозы, отсюда — поиск успокоительной уверенности, предоставляемой властью (или «авторитетным» источником);

3) подчинение потребности знать потребностью защищаться любой ценой от «угрожающего» мира, принимая без проверки всю «информацию», предоставляемую в соответствии с принципом «авторитетности», что позволяет им толковать все события как верификации, или доказательства истинности, их интерпретативной системы. Это предполагает одновременно высокую способность ассимилировать неожиданное и «хорошо знакомое» — через сверхистолкование, — а также отбор фактов путем пропуска через герменевтическую решетку («Протоколы» и их глоссы). Отсюда — герменевтический круг: еврейский заговор объясняет все, все свидетельствует о еврейском заговоре.

35

Schmitt C. Romantism politique (1919, 1925) / tr. fr. P. Linn. P.: Librairie Valois, 1928. P. 91.

36

Schmitt C., op. cit., 1928. P. 91–92.

37

Ср. Hirschman A.O. Deux siècles de rhétorique réactionnaire// tr. fr. P. Andler. P.: Fayard, 1991. P. 59: «Карающее Провидение Жозефа де Местра…».

38

Maistre J. de Considérations sur la France (1797). P.: Garnier, 1980. P. 84; ср.: Hirschman A.O., op. cit., 1991. P. 37–38; П. Бейк различал четыре типа объяснения революционного потрясения теми, кто об этом потрясении сожалел: «1) Просвещение; 2) Заговорщики; 3) Провидение; 4) Изменение материальных условий, сопровождающееся изменением идей» (Beik Paul H. The French Revolution Seen from the Right: Social Theories in Motion, 1789–1799. Philadelphia, 1956. P. 109; ср. Bieberstein J.R. von, op. cit., 1976. P. 40; Poliakov L., op. cit., 1980. P. 180; Taguieff P.-A. (dir.). Les Protocoles… T. II, 1992. P. 444). Мыслители, придерживающиеся строго традиционалистских взглядов, предпочитают объяснять Революцию через Божественное Провидение (ср.: Poliakov L., in ibid); «Бог пользуется злом или содержанием этих взглядов (Strauss L.) Droit naturel et histoire [1953] // tr. fr. M. Nathen et E. de Dampierre. P.: Plon, 1954. P. 327. Конспирационистское объяснение, которое мы впервые встречаем у аббата Баррюэля (Barruel. Mémoires pour servir а l’histoire du jacobinisme. L., 1797–1798), наряду с провиденциалистским видением показывает отпечаток антропоцентризма и влияние Просвещения на одного из их злейших врагов: непостижимая воля Господня незаметно подменяется «сознательной волей людей» (Furet F., op. cit., 1978. P. 217). Таким образом, в процессе дьяволизации противника происходит переход от религиозного видения мира к секуляризованному видению истории, где заговорщики играют главную роль (ср. Poliakov L.// Taguieff P.-A. (dir.). Les Protocoles…T. II. 1992).

39

Mgr Landrieux. L’Histoire et les histories dans la Bible. P.: Lethielleux, 1921. P. 83.

40

Mgr Landrieux, op. cit. P.98// Mgn Jouin. Le Péril judéo-maçonnique. T. IV: Les Protocoles de 1901 de G.Butmi. P.: RISS, Emile-Paul Frères. 1922. P. 155–156).

41

См.: Maistre J. de, op. cit., 1980. P. 83–84.

42

Maistre de, ibid. P. 84.

43

Maistre de., op.cit. P. 49: см.: Dermenghen E. Joseph de Maistre mystique (1923). P.: La Colombe, 1946. P. 214 sq. A. Хиршман читает в этом предложении признание «чувства превосходства», которое испытывают «ученые, диагностирующие непредвиденный эффект» (op. cit. P. 65).

44

Hirshhman A.O., op. cit. P. 39.

45

Ibid.

46

«Protocoles» des Sages de Sion [tr. fr. Et introduction par Roger Lambelin] P.: Grasset, 1937 (I ere ed., 1921), ch. 1. P. 9.

47

Les Protocoles de 1901 de G. Butmi, op. cit., I ere séance. P. 29.

48

Chayla A. du. Serge Alexandrovitch Nilus et les «Protocoles des Sages de Sion» (1909–1920)// La Tribune, № 72, 14 mai 1921. P. 3.

49

Chayla A. du, ibid.

50

Popper K.R. Conjectures et refutations. La croissance du savoir scientifique (1963; 4 éd, revue, 1972) [tr. fr. M. I. et M.B.Launay] P.: 1985. P. 18.

51

Popper K.R., ibid. P. 23.

52

Popper K.R., ibid. P. 24–25. Одним из общих мест конспирационистской риторики является возложение ответственности за войны XX в. на еврейскую силу, союзницу других оккультных сил. О войне 1914–1918 гг. см., например: Gohier U. Protocoles des Sages d’Israël. P., 1925. P. 143: «Евреи вызвали великую войну»; Винберг Т.В. Крестный путь. Мюнхен, 1922 (цит. по: Gohn N., op. cit., 1967. P. 134–135), etd. Применение «Протоколов» для объяснения Второй мировой войны породит интерпретации следующего типа: «Объявление войны 2 сентября 1939 г. зловещим Даладье явилось логическим завершением сговора трех бедствий современного человечества: евреев, англичан и масонов». См.: Le Parlement agent d’exécution de la Judéo-Maçonnerie (Institut d’Etudes des Questions Juives). P.: Editions Nouvelles, nov. 1940. P. 78.

53

Popper K.R., op. cit., 1985. P. 188. Видение еврейского заговора можно определить в этой перспективе как спецификацию «социологической теории заговора» в той мере, в какой ее антиеврейское содержание вытекает из секуляризации демонологии, относящейся к христианской традиции; таким же образом можно было определить видение «Протоколов» как модернизированный христианский вариант веры в «дьявольскую причинность» (Poliakov L., 1980, 1985).

54

Popper K.R., op. cit. P. 188.

55

Ibid. P. 499.

56

Еврей «интернационален» не столько в силу своей «интернационалистичности», сколько из-за способности к вездесущности, связанной с безграничной силой: вездесущность еврея связана с его всемогуществом. Отсюда — его неуловимый характер: в конспирационистской вселенной еврей одновременно неопределим (его идентичность остается загадкой) и не локализуем — нет точных ответов на настоятельные вопросы: кто такие Сионские мудрецы? сколько их? где они скрываются? Центр еврейской (или «cиoнистскoй») мощи находится повсюду (см.: Dieckhoff A. // Taguieff P.-A. (dir.). Les Protocoles… Т. II, 1992), а ее граница — нигде. Так, для А. Розенберга (1923, Р. 9) «центр мировой еврейской политики» локализуем в Лондоне; другие комментаторы называют Париж, Нью-Йорк, сегодня — Тель-Авив. Эта тема «невидимой империи» была широко распространена через посредство «Протоколов», а в 1960-е и 1970-е гг. она стала одним из общих мест радикального антисионизма, основанного на демонизации Израиля; см. Poliakov L. De l’antisionisme a l’antisemitisme. P.: Calmann-Levy, I969. P. 147–148. Л. Поляков цитирует Ф. де Сен-Робера, назвавшего Государство Израиль «метрополией неуловимой и вездесущей империи» (Le Monde, 7 février 1969).

57

«Государственный антисемитизм» «Аксьон франсэз» является политическим антисемитизмом, опирающимся на обозначение исторически определенного врага (Республика, задуманная как инструмент олигархии с «еврейской головой», тогда как антисемитизм «Протоколов» и их глосс относится к теолого-метафизическому типу (еврей воплощает метафизический принцип зла, евреи воплощают в нем демонов). См. ниже, гл. III, а также статью П. Бирнбаума во 2-м томе (нашей) книги о «Протоколах» 1992 г.

58

Maurras Ch. Exces antisemites?// L’Action française, 27 decembre 1927 (art cit.: Maurras Ch. Dictionnare politique et critique, etabli par les soins de P. Chardon, fascicule 9, P: A la Cite des Livres, 1932. P. 368–369).

59

Р. Ламбелен опубликовал три работы под общим заголовком «Еврейская опасность»: Le Regne d’Israël chez les Anglo-Saxons. P.: Grasset, 1921; L’Imperialisme d’Israël. P.: Grasset. 1924; les Victoires d’Israël. P.: Grasset, 1928. Именно об этой трилогии говорит Моррас в статье, упомянутой ниже (см. следующее примечание).

60

Maurras Ch. Les Victoires d’Israël// L’Action française, 10 mai 1928.

61

Popper K.R., op. cit., 1985. P. 497–498. См. также: Poliakov L. La Causalité diaboloque, op. cit., 1980. P. 26–27; Winock M. Nationalisme, antisémitisme et fascisme en France. P.: Le Seuil, 1990. P. 112–116.

62

Man H. de Vermassung und Kultur verfall. Berne: A. Francke, 1951/ tr. fr. F. Delmas. L’Ere des masses et le déclin de la civilisation. P.: Au Portulan, chez Flammarion, 1954.

63

Ibid. P. 169–170.

64

Ibid. P. 169–170.

65

Ibid. P. 170.

66

Упрощение вытекает из гиперрационализации исторического процесса, сводимого к развертыванию некого «плана»; современная история становится, таким образом, совершенно понятной, но это достигается дорогой ценой — за счет упразднения всего того, что в названном процессе является событием, приходом, непредсказуемым, случайным. Это упрощенческое сведение происходящего к одному объяснительному фактору представляется, как кажется, лишь применением «правила единого врага» (Жан-Мари Доменак); данное правило является основным в полемическом дискурсе, сплав элементов в котором лучше всего виден в текстах («иудео-масонский», «иудео-капиталистический», «иудео-большевистский», «иудео-британский», «американо-сионистский» и т. д.); см. Angenot M. La Parole pamphlétaire. Contribution а la typologie des discours moderns. P.: Payot, 1982. P. 126 sq.

67

Bell D. The end of Ideology. On the Exhaustion of Political Ideas in the Fifties (1960). Revised Edition, N. Y.: The Free Press, 1965. P. 117. О спросе на упрощение ср.: Winock M., op. cit., 1990. P. 116. Если упрощение, предполагаемое любой морализующей интерпретацией истории, играет роль защитного механизма (см. Windisch U. et al. Xéno-phobie? Logique de la pensée populaire. Lausanne: L’Age d’Homme, 1978; en particulier. P. 166 sq.), то, как следует заметить, оно удовлетворяет вкус к фантастическому, увлекая сторонников теории заговора на многочисленные пути, ведущие к заговорщикам, — короче говоря, упрощение успокаивает, усложняя (любой феномен становится показателем, следом или знаком-провозвестником). Самый распространенный вариант монокаузальной теории истории связан с полицейской психологией выгоды: «все, что случается, происходит по воле тех, кому это выгодно» (ср.: Poliakov L., op. cit., 1980. P. 27).

68

Girard R. La Violence et le Sacré. P.: Grasset, 1972. О конструировании антирасизма путем миметического воспроизведения того, с чем он борется («расизма»), см.: Taguieff P.-A. La Force du préjugé. Essai sur le racisme et ses doubles. P.: La Découverte, 1988. P. 29 sq., 367 sq. (о кон-спирационистском видении расизма), 393 sq.

69

Rollin H., op. cit., 1939, ch. XIX. P. 483 sq. (1991. P. 609 sq).

70

Cohn N., op. cit., 1967, ch. XI. P. 230 sq. Сам Л. Поляков так заключил свое исследование «арабской полемики»: «Итак, перед нашими глазами создается антисионистский интернационал. Мы оставляем читателю задачу установить, чем он отличается от антисемитского интернационала былых времен» (op. cit., 1969. P. 609 sq).

71

Об эссенциализме см.: Aron R. Les Désillusions du progrès. Essai sur la dialectique de la modernité. P.: Calmann-Lévy, 1969. P. 86–87. Бредовые обвинения бесконечно обратимы, и взаимные дьяволизации, мне кажется, скользят по склону «дурной бесконечности»; см.: Gandillac M. de// Entretiens sur l’homme et le Diable. P. — La Haye: Mouton, 1965. P. 204 sq.; Wunenburger J.-J. Imaginaire phobique et representation diabolique// Paul J.-M. (ed.). L’Homme et l’Autre. Presses Universitaires de Nancy, 1990. P. 21–41.

72

Rodinson M. Quelques thèses critiques sur la démarche poliakovienne// Pour Léon Poliakov Le racisme, mythes et sciences. Bruxelles: Editions Complexe. 1981 [P. 317–322]. P. 318.

73

Rodinson M., ibid. Миф о заговоре можно свести к трем базовым верованиям: (1) существуют враги «в себе» или «объективные» враги, которых определяют не по их действиям, ни даже по их намерениям, но по тому факту, что они якобы являются «носителями тенденций» (ср.: Arendt H. Le Système totalitaire, op. cit., 1972. P. 155–156; (2) эти враги «в себе» находятся повсюду; (3) эти враги организованны, их действия управляются с целью осуществления какого-то тайного плана. Концепту «панэктризма» можно найти эквивалент в «синдроме [крепости] Масада», который определил Д. Бар-Таль. См.:The Masada Syndrome: A Саsе of Central Belief// Milgram N. (éd.). Psychological Stress and Coping in Time of War. H. Y.: Brunner/Mazel, 1985; Taghieff P.-A. (dir.). Les Protocoles… Т. II, 1992; les études de С. Touati-Pavaux et A. W. Kruglanski.