Правдивая История – Лживыми Словами

Пулатов Ф.Ф., 2022

У каждого мало-мальски уважающего себя человека своя правда – я слышал это не один раз, и твердили эту простую истину все – от мала до велика. Так вот, хоть моя вредная натура привыкла держаться подальше от популистских лозунгов, считаю тем не менее, что можно, а скорее нужно воспользоваться случаем и рассказать свою правду. Правда, в отличие от других мне понадобится около 300 тысяч символов с пробелами, около 50 тысяч слов и примерно 2 года, чтобы рассказать свою правду. Но… как сказано выше, правдивой будет лишь история, а слова мне пришлось выдумать. Для того чтобы написать золотые слова, изо дня в день мне приходилось многое осуществлять наяву, обстоятельства, описанные в книге, сначала становились правдой для других, а затем эту правду принимал я сам. Вы поймете, о чем я – тут нет ничего мудреного: каждый из нас придумывает свою жизнь. И если человек стремится к правде, ему нужно хорошенько постараться, чтобы придумать свою жизнь правдиво.

Смех без причины

Мы встретились с Лерой, или, как я ее называл, Валерией, намного позже завтрака, или за пару часов до обеда. Все это время я болтался ничем не занятый, как многие другие в нашем корпусе, находясь под воздействиям безделья я потащился на улицу, а что мне еще оставалось, как не пуститься на поиски чудного образа, всколыхнувшего задремавшие чувства. Я не нашел ее ни во дворе, ни в парке, не было ее и среди сидящих на синих лавочках, зато мои легкие нашли свежий воздух, которого так не хватало в больничных палатах.

В этом месте ничто так не важно, как свежесть воздуха, ведь она — самое главное лекарство от всех болезней. Уже разуверившись в том, что обнаружу ее своим пытливым взглядом, я не нашел ничего другого как повернуть обратно. Напоследок заглянул за калитку, и — вот она, сидит, опустив голову так, что подбородок едва не касается ключицы. Несмотря на это, Валерия была по-прежнему хороша, особенно с распущенными волосами. Подойдя к калитке вплотную, я негромко окликнул ее, наушников на ней не было.

Она не отреагировала, хотя люди вокруг нее явно услышали мой окрик и стали вертеть головами, как голуби. Не став смущать окружающих, я подбежал к Лере сзади и хлопнул ее по плечу с противоположной от себя стороны. Повернувшись туда, где только что была моя правая рука, она сразу же обернулась в мою сторону. И, хмуро улыбаясь, мы поздоровались.

Мы оба были в той же одежде, что и вчера, видимо, и настроение у обоих сохранилось такое же. Она неожиданно для меня предложила прогуляться, и мы медленно пошли по шумной улице.

— Знаешь, мы могли бы поговорить о том, где ты учишься или, может, где уже работаешь, но это мне совсем не интересно, извини за прямоту, — сказала она.

— Да ладно, в наши дни такие вопросы обычно задаются из надуманной вежливости, — согласился я. — А если ты молод, не обязательно быть таким уж вежливым, куда важней не быть скучным. Так что пустяки. И о чем же тогда нам лучше поговорить?

— По мне так лучше просто пройтись молча, но так не получится — один из нас точно будет смущен этим обстоятельством. Так что как раз на вот такие вот случаи у меня всегда есть пару интересных вопросов, но работают они только для новых знакомых, — проговорила она более бодрым голосом, словно со мной общался уже другой человек.

— И что же это? Ты меня заинтриговала, — так же живо ответил ей.

— Интриг от меня не жди, — покосившись на меня, сказала она. — Это обычные вопросы, но только не такие популярные, как другие. Твое имя мне известно, тебе мое тоже, а значит, неловкости не должно быть между нами. Вопрос может показаться слегка вульгарным, но я задаю его каждому, с кем знакомлюсь.

Аура, которая витала вокруг нее, одновременно приводила меня в смятение и при этом давала полное спокойствие моим нервам, я продолжал спокойно внимать каждому ее слову.

Она, глядя перед собой, спросила:

— Является ли смех без причины признаком дурачины? — в этот момент она снова украдкой посмотрела на меня.

Я же, ожидая совсем другого вопроса, начал смеяться, она тоже. Я ответил, что это не вопрос, а утверждение.

— Значит, ты считаешь, что смех — это признак душевнобольного человека?

— Наверное, я так не думаю, но, как часто бывает, в каждой шутке есть доля правды. Люди, смеющиеся без каких-либо причин, могут быть сумасшедшими.

— Я думаю, это придумали слишком умные люди, чтобы в мире воцарился хаос. На кого ни глянь, каждый хочет выглядеть серьезней, чем он есть. Быть злым и неулыбающимся стало модно.

— Значит, ты думаешь, что моду на зло ввели умные люди?

— Конечно, сами-то наедине с собой они смеются без передышек.

— Но повод все-таки должен быть хоть какой-то…

— Есть повод, нет повода — это никак не должно отражаться на твоем хорошем настроении.

— Но людям все-таки нужен повод, нам всем нужен повод для того, чтобы сделать хоть что-то, мы с места не сдвинемся без повода. Видимо, это и делает людей людьми.

— А животных что делает животными?

— Как что? Инстинкты, конечно. Природа дала этот дар, и животные им умело пользуются…

— Я бы хотел ответить по-умному, но, боюсь, мой мозг не готов еще к таким сложностям.

Пользуясь случаем, я кратко рассказал ей о потере памяти. После слов «потеря» и «память» ее взгляд больше не отпускал меня на протяжении всей прогулки. Я также ожидал услышать от нее причину ее появления здесь, но этому не суждено было случится.

— Как сильно ты ударился головой, я имела в виду? — не успела она договорить, как я перехватил инициативу.

— Как я понял, свежие отголоски памяти застыли на моменте, когда я еще учился в школе, а с того момента прошло около семи лет.

— Значит, семь…

— Да, получается, где-то семь лет, но не все так просто. Забытые годы могут мне вспомниться, но только когда мне кто-нибудь о них напомнит. — Немного призадумавшись, подняв голову вверх, я продолжил: — Бывает и так, что воспоминания приходят ко мне во сне, и, самое интересное, сны настолько яркие, что порой слепит. А бывает так, что я не могу понять, где сон, а где реальность, и это ставит много вопросов перед мной, — на последней фразе я опустил голову, снова немного призадумавшись.

— А что говорят врачи? — спросила она, продолжаю смотреть вперед

— Пока ничего, что бы мне помогло. Да и за тричетыре дня, пока я здесь лежу, врач заходил ко мне только однажды.

Размахивая руками и топая ногами по сухому асфальту, мы уперлись в студенческую столовую, мы вдруг почувствовали запах свежей выпечки. Толпа уже захлестнула парадную дверь здания. Студенты, учителя, выбритые молодые люди в военной форме и просто прохожие — все заходили туда с одной целью — запастись нужными калориями до ужина.

— А ты не хочешь зайти пообедать, кажется, до нашей больницы мы не успеем дойти вовремя.

Мне пришлось натянуть неловкую гримасу.

— Я, кажется, не взял с собой ни копейки. — Я демонстративно пошарил по карманам, но точно знал, что денег у меня нет.

Лера приложила указательный палец к губам и на секунду задумалась.

— Да ничего страшного, у меня есть собой какая-то мелочь. А если не хватит, я оставлю что-нибудь в залог.

Отстояв очередь, чтобы просто войти, мы еще долго стояли в очереди, чтобы купить.

В этом заведении никто не терял ни секунды, каждый «очередник» неизменно держал в руках красный поднос, на котором лежали алюминиевая вилка и ложка. Здесь никто не церемонился: голодный человек быстро вслух называл или пальцем указывал на блюдо, а продавец, держа в руках большой черпак, резким шлепком плюхал отмеренную порцию на белую тарелку. Я взял то же, что и Лера, хотя, может, и желал другого, но, так как мне нечем было платить, я спрятал подальше свой изысканный вкус и просто доверился выбору Леры. Когда подошла моя очередь оплачивать, я искоса посмотрел на Леру, ожидая от нее финансовой помощи. Увидев меня с чеком в руке, она медленно вытащила кошелек и аккуратно, без сдачи рассчиталась за наш обед.

— Хорошо, что не пришлось разыгрывать сцену, где я оставила наличку на подоконнике дома, — с облегчением сказал она.

— Хорошо, что не пришлось искать что-нибудь для залога, как ты предлагала, — ответил я с еще большим облегчением.

Двое пожилых мужчин опередили нас и успели сесть на место, которое я заранее приметил. Делать было нечего, мы сели за общий стол, где кроме как есть ничего не оставалось. Такие места, как это, не были предназначены для разговоров, если зашел сюда, будь добр, возьми поднос, отстой в очереди, сядь, съешь все без лишних слов и уходи. Так мы и сделали, хотя, может, и рассчитывали на другое.

Закончив трапезничать, если так можно выразиться, мы направились в сторону больницы. Лера посмотрела на время и вспомнила, что скоро начнутся лечебные процедуры.

— Мои процедуры пока ограничены парой таблеток, а у тебя какие? — спросил я в ожидании, что она все-таки расскажет, по какой причине здесь лежит. До этого мне как-то было неудобно спрашивать напрямую.

— Знаешь, я не в первый раз здесь лежу, и процедуры всегда одни и те же. Никакой романтики, а ведь ее так не хватает в больничных стенах…

Я никак не ожидал от нее слова «романтика» и чуть засмущался.

— Да мне кажется, настоящая романтика бывает только в книгах и фильмах.

— А как же песни?

— Ну да, еще в песнях, — задумчиво сказал я.

Мы разошлись каждый по своим делам и договорились перед сном еще встретиться во дворе.