От Пасхи к Пасхе. Пособие по катехизации, или оглашению, составленное на основе многолетнего опыта в Феодоровском соборе в Санкт-Петербурге

Протоиерей Александр Сорокин, 2020

В книге настоятеля Феодоровского собора протоиерея Александра Сорокина систематизирован и описан многолетний практический опыт длительного оглашения (катехизации), проходящего в возглавляемом им приходе. Наряду с подробными практическими указаниями, в книге даётся авторское осмысление таких концептуальных вопросов, как актуальность катехизации в сегодняшней Церкви, уместность использования древних огласительных практик, преимущества длительного оглашения. Книга предназначена для священников и катехизаторов, которые хотели бы развернуть на приходе полномасштабную длительную катехизацию для взрослых как подготовку к крещению или воцерковление крещеных, однако может быть интересна и более широкому кругу читателей, интересующихся проблемами диалога Церкви с современным миром.

Глава I

Что такое катехизация

1.1. Терминология

1.1.1. По-гречески

Для начала дадим краткое, хотя и несколько суховатое определение. С давних времен термин «катехизация» означает научение истинам христианской веры, цель которого — вхождение, или вступление, в Церковь^[2] Христову, или, выражаясь иначе, приведение человека ко Христу.

Катехизаторами называют тех, кто ведет катехизацию, а катехуменами — тех, кто под руководством катехизаторов проходит эту самую катехизацию.

1.1.2. По-славянски и по-русски

Названные термины, как и многие другие в православном церковном лексиконе, — греческие. В Русской Церкви (как и в других славянских церквах) издавна им подобраны славянские переводы-кальки: катехизация — оглашение; катехумены^[3] — оглашаемые (оглашенные — не совсем точно, см. п. 2.2.3). Что касается катехизаторов, то теоретически возможные славянские аналоги «огласители» или «оглашатели» в церковной лексике не прижились и не употребляются.

Калька заключается в том, что греческое слово имеет своим корнем «ήχος» («ихос»), что значит «звук», «голос» или, по-славянски, «глас». Есть еще одно церковное слово с тем же корнем: октóих — осмогласие. Из общеизвестных же нецерковных слов — «эхо», «отзвук». Славянский термин «оглашение» — точный перевод-калька греческого слова, где «кат-» (точнее, «катá-») — приставка, переведенная славянской приставкой «о-».

Конечно, в широком современном словоупотреблении, не связанном с Церковью, термин «оглашение» вряд ли кого-то отошлёт к катехизации как наставлению в вере. Даже согласование с другими словами подразумевает совершенно другие шаблоны и штампы. Когда в обычной речи говорят «оглашение», имеется в виду действие, направленное на неодушевленный предмет — чаще всего текст. Оглашают список, оглашают приговор, оглашают чье-то решение и т. п. Вопрос ставится так: огласить или оглашать что?

В нашем же, церковном случае словоупотребление совсем другое. Оглашают не что, а кого! Оглашают тех, кто хотел бы быть оглашенным, то есть наставленным в вере. И такие слова, как «наставление», «научение», не будучи кальками «катехизации», возможно, были бы более удачным, хотя и не буквально точным переводом^[4].

Катехизация — наведение порядка

Глагол, однокоренной со словом «катехизация», мы встречаем в самом начале Евангелия от Луки, где евангелист обращается к своему читателю Феофилу:

«Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен» (Лк. 1:1–4).

Нас интересует самое последнее словосочетание этого длинного вступительного пассажа. «Был наставлен» погречески — κατηχήθης («катех´этэс»). Интересно и показательно, что наш русский Синодальный перевод, как и большинство других, передаёт это слово как «наставлен» (или, в других переводах — «научен»). Не «оглашён», а именно «наставлен» — во-первых, чтобы избежать анахронизма: ведь святой Лука не имел в виду катехизацию в том системном виде, в каком она стала практиковаться позднее, а во-вторых, потому что слово «оглашён» неосведомленный читатель просто не поймет.

Небезынтересно одно оригинальное толкование, согласно которому в данном случае слово «κατηχήθης» можно понять в отрицательном смысле (!): не столько наставлен, сколько наслышан. Мол, что-то где-то откуда-то от кого-то слышал, а достоверного, так сказать, авторизованного знания не имеет. А иначе зачем было святому Луке писать своё Евангелие, если бы Феофил и так всё достоверно знал.

С таким толкованием, скорее всего, не согласятся большинство комментаторов Писания и переводчиков, но оно интересно не только дополнительными, хотя и, возможно, надуманными обертонами этимологии важного церковного термина^[5]. Оно симпатично тем, что довольно точно отражает распространенное явление наших дней. Сегодня вряд ли найдешь человека, который бы вообще никогда не слышал о Церкви, об Иисусе Христе, о христианстве. Хотя бы что-то, но все слышали и знают. Но именно «что-то», зачастую превратное, неточное, фрагментарное, тенденциозное — от малосведущих людей, из распространенной молвы, в расхожих клише, которыми уверенно оперируют порой даже весьма почтенные, авторитетные, слывущие образованными и эрудированными люди. И катехизация, уже в положительном смысле слова, становится для Феофила (будем понимать под ним любого «боголюбца», как переводится с греческого это собственное имя) наведением порядка в его не совсем достоверных, несистемных, неполных познаниях о Христе и о Его Церкви.

Терминологические пары «катехизация» и «оглашение», так же как «катехумены» и «оглашаемые», в нашей книге мы будем употреблять как совершенно равнозначные, взаимозаменяемые синонимы.

1.2. Уточняющие детали

1.2.1. Осознанное приятие

Катехизация, оглашение или наставление в вере, подразумевает осознанное приятие преподаваемых истин катехуменами, или, точнее:

во-первых, изучение или исследование всего того, что составляет базовые постулаты христианского мировоззрения, пусть даже в очень простых, зато понятных формулировках. Постулаты именно базовые, исходные, то есть такие, на которых строится все остальное огромное, многоэтажное здание христианского богословия и практического опыта жизни во Христе;

во-вторых, не просто исследование вроде ознакомления, но согласие, приход к убеждению, пусть и постепенный, трудный и даже мучительный, к выводу об истинности, неоспоримости, безошибочности христианской веры как жизненной философии, жизненного кредо.

Тут, конечно, присутствует изрядная доля риска и требуется высокая степень доверия. Ведь многое из того, что узнаёт и с чем сталкивается катехумен, он/она слышит впервые или видит в неожиданном ракурсе. И неизбежны вопросы, сомнения, непонимание — то, что как раз и нужно для успешного и плодотворного хода катехизации как процесса.

Проходя катехизацию, рано или поздно катехумен подходит к развилке, на которой перед ним открывается два варианта дальнейшего поведения, хорошо представленных в Евангелии:

• Первый вариант — отторжение, отказ, отход:

«Кто может это слушать?» (Ин. 6:60), так что многие, даже если на какое-то время станут учениками, отойдут (см. Ин. 6:66).

• Второй вариант — согласие идти дальше: «Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин. 6:68).

Второй из этих вариантов и подразумевает доверие — доверие к Церкви с надеждой, что всё так и есть, и если я чего-либо недопонимаю, в чем-то сомневаюсь, то когда-то всё-таки разберусь, соглашусь, приму, а пока соглашаюсь авансом, как бы инвестируя свое доверие в Церковь.

1.2.2. Только азы

Уточним еще раз, что речь на катехизации идет только об азах или, как мы уже сказали, о базовых постулатах. И их набирается немало. В течение нескольких месяцев при еженедельных встречах едва-едва успевается сказать о некоторых, важнейших страницах Ветхого и Нового Завета, о ключевых догматических и нравственных истинах христианского вероучения, о богослужении, а главное, о том, как работает всё это в жизни, а еще важнее — ответить на огромное множество вопросов, которые задают катехумены, — не только тех, что касаются плановых тем, но и тех, что волнуют их живо, давно и остро.

1.2.3. В живом общении

Ключевой особенностью, даже, можно сказать, ценностью катехизации, от которой напрямую зависит её успех, является живое общение: катехизаторов или священников с катехуменами, будь то личностное с глазу на глаз, или в небольших группах, или в большом собрании, и, конечно, катехуменов между собой. Главное здесь — изустное слово, сказанное как наставление, научение, напутствие, пояснение, толкование.

1.2.4. Побуждение к действию

При этом катехизацию можно счесть бесплодной и потому бессмысленной, если она не укрепляет человека в желании жить по-христиански, то есть на практике воплощать то, чему он научился в теории, на огласительных встречах и беседах. Это значит, что катехизация не может сводиться только к разговорам: лекциям, диалогам, вопросам-ответам и даже богослужениям. Хотя и лекции, и диалоги с вопросами катехуменов и ответами катехизаторов, и совместная молитва (богослужение) — обязательная, основополагающая часть катехизации. Как и во многих сферах жизни, теория не имеет особого смысла, если не реализуется в практике, не имеет жизненного применения. В таком незавидном случае её ждет «холостая» судьба — остаться лишь отвлеченным знанием (см. также пп. 2.4 и 1.6.3).

1.3. Для кого предназначена катехизация

Целевую аудиторию можно разделить на две заметно неравные по численности группы. Вторую из них можно дробить еще как минимум на две, а то и на три подгруппы. Границы между этими подгруппами (внутри второй группы) достаточно размыты и условны.

1.3.1. Для некрещеных

Первую, самую очевидную и прямую целевую аудиторию составляют, конечно, те, кто готовится принять святое крещение. Именно их имеет в виду ектения и молитва в конце Литургии оглашенных. Это те, кто желает креститься, «сочетаться со Христом» (выражение из богослужебного Чина оглашения), стать членами Церкви Христовой, и готов дать обещание жить по-христиански. Они-то и нуждаются в том, чтобы их наставили в тех самых азах христианства, о которых сказано выше.

Смысл и логика катехизации в данном случае просты и не особенно нуждаются в доказательствах нужности. Здесь всё — в своё время и на своём месте. Нисколько не умаляя красоты и смысла древней традиции крестить детей (подробнее — см. приложение 10), смеем утверждать: счастливы (блаженны!) те, кто, не будучи крещён в младенчестве или в другом возрасте, без особого вникания в смысл, имеет поистине уникальный шанс пройти свой путь к крещению как к сознательному шагу. Пройти без спешки, наслаждаясь трудом этого пути, не ускоряя благодатный процесс, который можно уподобить вызреванию плода или росту живого организма.

Итак, придерживаясь строгого смысла слов, катехизация есть подготовка к крещению, так как прежде чем стать членом Церкви Христовой (в чем и состоит главный смысл крещения), надо с ней, с Церковью, познакомиться, а именно:

узнать, усвоить и принять сердцем и умом тот закон, по которому живет или по крайней мере должна жить Церковь и должен жить христианин, — Евангелие;

согласиться с православным Символом веры;

освоить основные навыки церковной молитвы, как личной, так и церковной (богослужения);

взвесив все «за» и «против», ответственно решиться на обещание быть христианином — не только веровать, но и жить по-христиански.

Личное: Регулярно, не менее одного раза в неделю, я перед крещением младенцев провожу беседы с их родителями и будущими крестными (как того требует современная церковная практика). Подавляющее большинство этих людей я встречаю впервые и не могу порой отделаться от крамольной мысли, что мы рубим сук, на котором сидим. Во-первых, далеко-далеко не всегда можно быть уверенным, что крещенное в младенчестве дитя будут наставлять в вере и знакомить с Церковью как тем исходным, определяющим измерением жизни, ради которого и имеет смысл креститься. Во-вторых, мы лишаем этих маленьких людей великой радости сочетаться с Христом «зряче», сознательно вкушая торжество крещения в его букве и духе. В-третьих (очень важный фактор!), мы рискуем лишить саму Церковь радости катехизации в её прямом и буквальном значении, о чем многажды уже сказано и еще будет сказано в этой книге (см. пп. 1.5.3 и 1.7). К тому же за годы катехизации не раз приходилось быть свидетелем некоторого разочарования тех, кто пришел на катехизацию, будучи крещенным в младенчестве, и узнал, что второй раз, сознательно креститься невозможно. Помню одну женщину, которая никак не могла преодолеть свою претензию к родителям, крестившим её еще малым дитем и таким образом лишившим её радости погрузиться в воды крещения с пониманием дела. Узнав о невозможности повторного, «настоящего» крещения, она с нескрываемой досадой покинула оглашение. Удержать её было невозможно.

Конечно, можно легко осудить такие разочарование и досаду как наивные, эгоистичные, незрелые и детские, но и понять их тоже можно.

Был и другой, не столь грустный случай: когда-то бабушка взяла и, не спросив родителей, тайком покрестила младенца и тем самым навсегда «погасила» шанс взрослого крещения. Тайна раскрылась лишь в тот момент, когда «секретно» крещенный пришел на катехизацию с целью креститься (ктото — то ли сама бабушка, то ли родители — сказал ему о тайном крещении). Надо было видеть всё ту же трудно скрываемую досаду на любимую, но слишком торопливую и чересчур бдительную бабушку! Едва заметный (а порой и явный) отблеск похожего сожаления можно почувствовать и во многих катехуменах, кто проходит оглашение, будучи крещеным, особенно в день крещения в Великую субботу.

1.3.2. Для крещеных, но невоцерковленных

Особенность наших дней заключается в том, что в подобном же «инструктаже», как и некрещеные, нуждаются и многие уже крещенные.

Огромное число людей, принявших таинство вступления в Церковь в несознательном возрасте, то есть в младенчестве или раннем детстве, имеют зачастую такой же запас знаний о православной вере и церковного опыта (вернее, их отсутствие), что и некрещеные. К ним же смело можно отнести и множество тех, кто, даже будучи взрослыми, принял крещение по какому-то внешнему поводу или не до конца осознаваемому наитию, руководствуясь какими-то собственными представлениями, но лишь много позже обратился к необходимости разобраться с тем, кем же ты на самом деле стал или стала, пройдя воды крещения. О ложных мотивах, побуждающих креститься, много написано в катехизической литературе. Тут и «на удачу», и «чтобы не болеть», и «чтобы удачно сдать экзамен», и «по обету» (не имеющему к христианской жизни прямого отношения), и «попросила невеста» или «принудил жених» и т. п. Но факт есть факт: из тех, кого приглашают в число крестных для детей, значительная, рискнем сказать, бόльшая часть не знает Символа веры и даже не имеет понятия о его существовании. Крещенные в младенчестве или детстве, они впервые слышат о том кредо, которое должно определять их мировоззрение как христиан.

Бывают и разительные примеры: в одной семье два ребенка — один в силу определенных обстоятельств (настояла бабушка, дошли ноги до храма у родителей) крещен, а другой (бабушки не стало, ноги до храма не дошли) так и остался некрещеным. Вся же дальнейшая жизнь у обоих протекала примерно в одних условиях — вне живой связи с Церковью. Иногда думаешь, что тот факт, что один человек крещен, а другой нет, — попросту жребий, который в одном случае выпал так, а в другом — иначе: «Думаете ли вы, что эти галилеяне были грешнее всех галилеян, что так пострадали?» (Лк. 13:2).

Итак, в реальности подавляющее число тех, кто нуждается в оглашении, — уже крещенные люди, к которым наименование «катехумены/оглашаемые» применяется не то чтобы с некоторой натяжкой (иначе это означало бы искажение смысла самого термина), а, скажем, более нейтрально, в расширительном смысле. На самом же деле тут и вовсе нет никакой натяжки. Ведь наставлял же (катехизировал!) святой Лука своего первого и на тот момент единственного читателя-катехумена Феофила (Лк. 1:4; Деян. 1:1), который, скорее всего, уже был членом Церкви, то есть крещеным христианином! Да и в современной церковной терминологии существует устойчивое словосочетание «посткрещальная (или послекрещальная) катехизация».

Можно сказать, что для таких крещеных, но не воцерковленных христиан катехизация становится своего рода актуализацией когда-то свершившегося крещения и принадлежности к Церкви, действительной, но не востребованной до времени, а говоря конкретно, — дорогой к первой исповеди и первому причастию. И идут они этой дорогой, готовятся к первой исповеди и первому причастию с таким же трепетом, как и некрещеные к своему крещению.

Для крещеных и более-менее воцерковленных При всей условности, зыбкости и в чем-то даже наивности попыток измерить воцерковленность того или иного крещеного человека, есть всё же несколько достаточно очевидных параметров, по которым можно хотя бы ориентировочно определить, насколько далеко он продвинулся в познании христианских истин и церковной практике.

По сути дела, таких параметров два (если не считать, конечно, самого важного — практики христианской жизни, о чём судит лишь Высший Судия):

степень знакомства с Библией и доверия ей как Слову Истины;

степень участия в таинствах и, прежде всего, в таинстве Евхаристии.

Анкета, которую заполняют все катехумены перед началом катехизации в Феодоровском соборе, при всей немногочисленности вопросов (их всего девять, из которых большая часть биографического характера: имя и фамилия, контакты, возраст, род занятий — просто чтобы составить в общих чертах портрет каждого катехумена и иметь возможность обратной связи), включает в себя и два вопроса, отвечая на которые катехумен сам оценивает градус своих отношений с Писанием и качество своего участия в таинствах Церкви. В каждом случае предлагается выбрать один из четырех вариантов.

О Библии:

1. никогда не читал(а), совсем незнаком(а)

2. поверхностно

3. хорошо

4. много раз читал(а), самая важная для меня Книга, Слово Божие

О Причащении (участии в таинстве Евхаристии):

1. никогда не причащался (не причащалась)

2. очень давно

3. редко, но регулярно

4. часто и регулярно

И оказывается, что среди тех, кто уверен в том, что ему необходима катехизация (конечно, человек сам за себя решает, нужна она ему или нет), значительную долю составляют те, кто знаком с Библией, кто не понаслышке, а на собственном опыте знает, что такое Причастие, но признаёт, что его познания и опыт не носят устойчивого, уверенного характера. Из предлагаемых вариантов ответов на указанные два вопроса они выбирают вторые или третьи пункты.

Для таких катехуменов оглашение становится во многом наведением порядка в разрозненных и часто противоречивых познаниях о христианстве.

1.3.3. Для крещеных и «очень» воцерковленных

На первый взгляд покажется странным, что на катехизацию идут люди, с уверенностью выбирающие четвертые варианты ответов: «Библия — самая важная для меня Книга, Слово Божие» и «Причащаюсь часто и регулярно». Правда, слово «очень» в заглавии параграфа мы взяли в кавычки, подразумевая некоторую иронию или, скажем мягче, условность той высокой (высшей!) оценки, которую решается поставить своей церковности сам человек.

И хорошо, если это самоирония, то есть готовность вполне воцерковленного человека смириться до признания себя катехуменом, с тем чтобы критически, по-новому взглянуть на то, что ты годами воспринимал как неоспоримые истины и правила.

В каком-то смысле даже катехизатор, ведущий катехизацию, — одновременно и катехумен, вопрошающий Церковь о жизненно важных вопросах бытия и готовый пересмотреть свои ответы на них, если обнаруживается их ошибочность. Тут уместно вспомнить слова Евангелия:

«Не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник — Христос» (Мф. 23:10).

Это и есть та самая послекрещальная катехизация, которая, говоря совсем широко, может длиться и в самом деле длится всю жизнь. Не будем забывать, что на литургии оглашенных из года в год присутствуют не только катехумены, в честь которых названа первая часть литургии, но и верные — одни и те же люди, слушающие одни и те же слова и чтения.

Результатом же должно стать дерзновенное, без всяких самоиронии и неуверенности: «Я знаю, в Кого уверовал» (2 Тим. 1:12).

1.4. Многообразие путей катехизации

Для полноты картины скажем о самоочевидном — о том, что у каждого свой путь в Церковь. Евангельские иллюстрации хорошо известны: Пётр, бывший свидетелем ключевых событий земной жизни Спасителя, и Павел, никогда не видевший Иисуса во плоти, олицетворяют собой принципиально различные варианты запечатления Христа в сердцах верующих и вступления в Церковь. Один — ставший христианином в силу уникального опыта жизни на протяжении многих дней бок о бок с Тем, с Кем познакомился как с Иисусом из Назарета, на Кого пришлось с горечью взирать как на преданного и всеми оставленного Учителя и в Кого посчастливилось уверовать как в Воскресшего Господа. Другой — как богослов, до тонкостей знавший Писание и никогда не видевший Иисуса, но в результате чрезвычайного духовного переворота ставший «рабом Иисуса Христа» (Рим. 1:1) и принявший церковное таинство крещения (Деян. 9:18).

И даже если говорить в более узком смысле слова о катехизации как о педагогическом процессе, направляемом катехизатором (будь то священник или мирянин), то и здесь налицо широчайшее многообразие, несводимое к той или иной «единственно верной» схеме, «гарантированно эффективному» методу, бесспорной и универсальной модели оглашения. В том числе и то, что предлагается в данном пособии, не следует воспринимать как безупречную, безошибочную методу. Тем более что накопление огласительного опыта, исправление методических ошибок, внедрение новых находок продолжается в Феодоровском соборе и поныне, из года в год пополняясь новыми методическими приемами и содержательными уточнениями.

И всё же рискнем утверждать, что при всём бескрайнем многообразии путей воцерковления есть определенные неминуемые вехи, обойти которые просто не удастся, если стремиться достичь главной цели — не только личной встречи со Христом, но и вхождения в Его Церковь.

1.5. Катехизация — уникальная часть духовного пути человека, или почему необходимо длительное оглашение

Почему не стоит торопить катехизацию или, иными словами, почему наиболее действенна длительная катехизация? Последнее словосочетание — «длительная катехизация», — похоже, уже стало устоявшимся термином, что само по себе при всём различном к нему отношении показательно. Косвенно или прямо это значит, что общественно-церковное сознание всё больше и больше проникается серьёзностью вопроса. Итак, почему именно длительная катехизация, а именно длящаяся в течение если не нескольких лет, как в древности, а хотя бы не менее полугода или года, является гораздо более предпочтительной, нежели две-три огласительные беседы в течение, соответственно, двух-трех недель до крещения (не говоря уже об одной-единственной разовой беседе непосредственно перед крещением)?

Аргументы, или ответы, можно привести разные.

1.5.1. Ответ первый: апелляция к истории

В первые века христианства, до легализации Церкви, предкрещальная катехизация была длитель^ной. Мы не берем, конечно, самые первые годы истории Церкви, описанные в Книге Деяний святых Апостолов, когда ни о каком продуманном продолжительном оглашении как о программе, системе, этапах и т. п. не могло быть и речи — не только потому, что они еще не успели возникнуть, но и в силу того напряженного эсхатологизма (ожидания скорого Пришествия Христова), который был свойствен первым христианам^[6].

Трудно ответить и на вопрос, насколько длительной была катехизация в последующие годы, так как база источников слишком бедна и недостаточна, чтобы делать уверенные выводы и обобщения. Где-то оглашение длилось сорок дней, а где-то и несколько лет. В любом случае для того, чтобы стать христианином, от человека требовалась готовность пострадать за свои убеждения, а точнее, смелость в принятии политически нелояльного решения (религиозная принадлежность в древности была одной из ключевых характеристик человека как гражданина), а церковь (община) должна была удостовериться в серьезности его намерений.

Ситуация меняется начиная с IV века, когда в силу известных исторических событий Церковь становится сначала легальной, а вскоре и привилегированной общественно-политической силой. Переживая своё во многом неминуемое взросление, при всех определенных плюсах легализации и государственного признания Церковь не в полной мере смогла преодолеть неизбежные риски. Наблюдается заметная формализация отношения к вере, понижение, так сказать, градуса горения христиан евангельским духом, принадлежность к Церкви становится фактором карьерного успеха — подобные признаки эпохи описаны многими историками. Как следствие, катехизация постепенно выхолащивается, хиреет, редуцируется, формализуется. Что касается деталей, то есть, например, того, как скоро и каким образом проходил процесс исчезновения института оглашения и когда он завершился, существуют разные мнения^[7].

Можно выразиться и более нейтрально — говорить не столько об упадке и вырождении, сколько об изменении, так сказать, общественного фона и менталитета самих христиан, что неизбежно отразилось и на оглашении. Христианство с течением времени постепенно стало нормой культуры, идеологией (даже говоря безоценочно), фундаментом, на котором базировалось и созидалось в течение многих веков здание европейской цивилизации в самом широком смысле слова. На нем она зиждется и до сих пор, какие бы новые процессы, прежде всего в культурной и общественных сферах, ни происходили в наши дни — процессы, кого-то пугающие, а кого-то радующие и вдохновляющие. Оно, христианство, прямо или опосредованно, стало той атмосферой или тем воздухом, которым дышит, вольно или невольно, современный человек, пусть даже и лишь в виде полотен на библейские темы в музеях или поговорок типа «зарыть талант в землю». В течение многих веков христианство было тем фактором «по умолчанию», который включался в воспитание любого человека, начинающего свой жизненный путь в любой стране, где когда-либо, на том или ином этапе истории, Церковь занимала господствующее положение.

Да, когда-то давно были язычники (как, например, на Руси), которым надо было долго, в течение не то что месяцев, а многих лет перерождаться в христиан. Но со временем язычество как официальная идеология безвозвратно ушло в прошлое, сдав господствующие позиции христианству. Конечно, мы знаем, что по большому счету язычник никуда не делся: он сидит в каждом человеке, когда бы он ни жил, вплоть до сего дня, а в нашем, даже церковном православии мы встречаем много языческих рецидивов. Но при этом каждый, кто хочет стать христианином по-настоящему, должен не только перебороть в себе язычника, но и постараться как можно полнее, «системнее» напитаться тем христианским воздухом, который можно уловить в культурной атмосфере вокруг нас. А это процесс небыстрый, как и всё серьезное и всеобъемлющее. Тем самым мы логично и плавно переходим к изложению второго ответа-аргумента.

1.5.2. Ответ второй: апелляция к здравому смыслу

Мы не ставим цели серьезно анализировать причины исчезновения института оглашения в истории Церкви. Наш труд — не исторический. Тем более, что есть и другие, не менее убедительные, чем апелляция к истории, аргументы в пользу длительного оглашения — в первую очередь здравый смысл. Если разбираться по-серьезному (а ведь катехизация и должна быть серьезным разговором о жизненно, мировоззренчески важных вещах), то, конечно, двух-трех бесед, будто мимолетных эпизодов, мелькнувших в калейдоскопе жизни, явно мало. Полугода еженедельных встреч едва-едва хватает, чтобы рассказать, а главное, ответить на вопросы о том, что такое человек согласно христианскому учению, что такое грех, что такое покаяние, что такое спасение, в какого Бога мы веруем, откуда взялась Библия, что такое молитва, что происходит во время богослужения, как понимать и как применять в жизни заповеди Божии, что такое таинства и многое, многое другое, что относится отнюдь не к богословским тонкостям, а к самым что ни на есть азам веры и практики христианской жизни.

Можно прибегнуть к различным сравнениям и аналогиям. Как женщина не может выносить ребенка меньше, чем за определенный срок, как правило, в девять месяцев, так и процесс катехизации как «вызревания» христианина не может быть скомкан, ускорен, спрессован, втиснут в своего рода «конспект», который останется пустым скелетом, не наполненным жизнью.

Или другая аналогия:

«Для современного человека, живущего в мире интернета и сверхзвуковых скоростей, оглашение длительностью в несколько лет выглядит невозможным. С другой стороны, человек все равно остается очень инерционным существом. Изменение его жизни не происходит одномоментно или в очень сжатые сроки. Учеба в школе занимает 10–11 лет, среднее специальное образование проходит в течение трех лет, первая ступень высшего образования — бакалавриат — требует четырех лет. И это связано не только с объемом информации. Обычному человеку требуется привыкнуть к новому образу, изменить жизненные приоритеты, обрести новые навыки, претворив в них теоретические знания.

Точно такие же процессы происходят и на духовном поприще. Человек похож на парусный корабль, плывущий в океане. Для изменения направления его пути требуются усилия капитана (разума), многих членов команды (различных чувств) и время, чтобы, во-первых, все они заработали слаженно и, во-вторых, чтобы произошел поворот.

На оглашение человек приходит часто в состоянии полного разлада с самим собой. Требуется время, чтобы он для начала обрел способность что-то слышать и воспринимать, затем для того, чтобы в нем появилась воля к изменению жизни и, наконец, опыт новой жизни. Практика показывает, что для таких процессов среднестатистическому человеку едва хватает календарного года»^[8].

1.5.3. Ответ третий: счастье быть катехуменом

Наконец, есть еще один аргумент в пользу длительного оглашения — с нашей точки зрения, наиболее весомый, красивый и убедительный. Впрочем, убедительность его парадоксальна: ее трудно доказать логическими рассуждениями, можно лишь поверить свидетельству многих, что так оно и есть, или убедиться на собственном опыте. Тут уместно привести прекрасную евангельскую формулировку, на которую мы еще сошлемся: «Пойди и посмотри» (Ин. 1:46).

Итак. Катехизацию можно и нужно рассматривать как уникальный, то есть неповторимый, ни с чем не сравнимый отрезок жизненного пути конкретного человека. Измеряемый, так сказать, в абсолютных величинах (аж несколько месяцев!), этот отрезок кажется излишне длинным и затянутым. Однако что такое несколько месяцев в сравнении со всей жизнью человека! Он во много крат короче! Но главное, что он бывает (и должен быть!) настолько насыщен и интенсивен, что превосходит — и по объему и содержательности получаемых знаний, и по силе эмоциональных переживаний, и по глубине духовных изменений, и по важности новых жизненных оценок — всю остальную долготу дней человека и остается в памяти на всю оставшуюся жизнь, навсегда.

Вот почему крайне ошибочна и вредна установка, которая по умолчанию сидит в мозгах многих людей в Церкви, будто катехумены — какие-то неполноценные, по чьей-то чересчур суровой воле признанные недостойными принять крещение прямо сейчас, «не отходя от кассы». «Что вы их мурыжите так долго на своем оглашении?» — такой упрек можно иногда слышать (мы выбрали наиболее примитивную и даже грубую формулировку, взятую, впрочем, из жизни). Так говорят те, кому просто не приходило в голову (потому что всерьез не думали), что время оглашения, при всей его длительности, может быть тем неповторимым кратковременным мигом, который дает вкус всей жизни. Эта ложная установка сидит в головах не только у церковных людей, но и, подсознательно, у многих потенциальных катехуменов.

Нередки случаи, когда человек приходит в храм, чтобы узнать, как попасть на оглашение, и, услышав среди уточняющих вопросов: «А вы крещеный?» или

«А вы причащаетесь?», испуганно-поспешно заверяет: «Да-да, я крещеный!» или «Да-да, я регулярно причащаюсь!» Как будто «некрещеность», «непричастие» являются своего рода преступными противопоказаниями против оглашения!

Допустим, в какой-то момент жизни — кто раньше, кто позже — человек задумывается о вере, о Боге, делает первые робкие шаги ко Христу, переступает порог Церкви, пытается разобраться с теми самыми азами христианства, о которых мы уже не раз сказали. При серьезном отношении и благополучном исходе, а именно, если он/она не передумает, не изменит своему выбору, впереди — дай Бог, долгая, многолетняя христианская, церковная жизнь со всеми её радостями и трудностями. И в этой многолетней перспективе совершенно особенными навсегда останутся в памяти те первые дни и недели (своего рода медовый месяц) радостного восторга обретения, узнавания веры как истинного смысла бытия. Это и есть оглашение! Таким оно и должно быть! И как хорошо, если эта радостная, романтическая пора не комкается, не спрессовывается, а проходит «с чувством, с толком, с расстановкой» — с тем, чтобы затем навсегда запечатлеться в сердце и в голове когда-то бывшего катехумена как время «юности твоей, любви твоей, когда ты была невестою, когда последовала за Мною в пустыню, в землю незасеянную» (Иер. 2:2).

Продолжая свадебно-брачную метафорику пророка Иеремии, можно вспомнить и евангельские метафоры. Что имел в виду Христос, говоря о сынах чертога брачного, которым не пристало поститься, «доколе с ними жених» (Мк. 2:19)? Прежде всего Он имел в виду Своих учеников, которым предстояло провести с Ним не пару-другую бесед, подобно многочисленным мимолетным собеседникам, а целые два-три года нахождения бок о бок, чтобы наконец хоть что-то начать понимать. И именно эти два-три года ученичества и стали для них тем неповторимым временем, в течение которого их сердца и умы пропитались учением Христа о Царстве Божием и о том, какой Он хотел видел Свою Церковь и Своих учеников. Таким образом, катехизация — яркая иллюстрация известного изречения древнего мудреца: «В одну и ту же реку нельзя войти дважды». Человек так устроен, что ему не дано пережить несколько раз одинаково сильно сладость встречи с новым, эйфорию открытия. Вот о какого рода уникальности мы ведем здесь речь.

С другой стороны, и Церковь в лице конкретной общины не может постоянно уделять всем и каждому то повышенное внимание, которым окружены катехумены. Как многочадная мать, выносив и родив дитя, первое время бдительно следит за каждым его вздохом и шагом, а затем отпускает его, чтобы он встал в ряд других, более старших детей, так и Церковь, проведя через катехизацию своих новых сынов и дочерей, уделив им повышенное внимание, в дальнейшем отпускает их в более самостоятельное плавание, доверяет им гораздо большую степень самостоятельности в их христианском житии.

Вот почему многие из тех, кто прошёл оглашение, испытывают даже некоторую грусть по поводу окончания ни с чем не сравнимого времени катехизации и с тревогой требовательно вопрошают о дальнейших возможностях общения и познания, которые не уступали бы по богатству и интенсивности периоду катехизации.

Особенно отрадно, что и среди приходящих в Церковь с запросом принять крещение заметна доля тех, кто не просто готов потерпеть полгода и даже более времени до крещения, а, наоборот, сам желает, жаждет вдумчивого, неспешного разбора того, что такое христианство, что такое быть христианином. По сравнению с остальными их доля невелика, и хочется ободрить таких смельчаков, идущих в некотором отношении против течения, словами: «Не бойся, малое стадо» (Лк. 12:32).

Личное: Помню женщину, которая рассказала, как ее пятилетняя дочь настояла крестить ее (факт сам по себе примечательный), хотя при этом она сама, мама, не была крещеной. Уступив требованию ребенка, мама отвела ее в церковь, где и совершилось крещение. Не будем здесь обсуждать вопрос о допустимости крещения ребенка при некрещеном родителе, в данном случае родительнице, к тому же матери-одиночке, но через некоторое время подросшая девочка поставила вопрос о том, что она не может причащаться, если ее мама не причащается. Настоятель храма, человек деятельный и инициативный, естественно, был готов немедленно исправить положение и покрестить маму, но для нее такой подход оказался неприемлем. Дело осложнялось еще и ее татарским, а следовательно мусульманским, происхождением. Единственно возможным выходом оказалась длительная, растянутая во времени катехизация.

1.5.4. Являются ли катехумены христианами?

В древние, давно минувшие времена, если катехумены заканчивали свой земной путь, не дойдя до крещения, святые отцы не видели в этом чего-то фатально трагичного и не сомневались в их принадлежности к Церкви, а стало быть, и в их вере и блаженной участи в Царстве Божием:

«В связи с длительной продолжительностью подготовки и многочисленными гонениями на христиан логически возникал вопрос: что будет, если катехумен умрет, не успев принять крещение? Текст [ «Апостольского Предания» святого Ипполита Римского — ценнейшего памятника 215 года по истории катехумената — А. С.] отвечает на это следующее:

«Если оглашенный будет схвачен за имя Господне, то пусть он не сомневается в полноценности своего свидетельства. Если же ему было причинено насилие и он был замучен, когда его грехи не были еще отпущены, то он будет оправдан. Ибо он принял крещение своею кровью» (гл. 19). Таким образом, даже в сложных условиях того времени и постоянной смертельной опасности Церковь не крестила пришедших сразу же, но непреклонно следовала принципу как можно лучше подготовить своих будущих членов»^[9].

Прекрасный ответ на суеверные опасения современных христиан! И жаль, что такой, без сомнения, христианский, в высшей степени евангельский подход напрочь исчез из церковной канонической практики!

Святому Ипполиту Римскому вторят и другие отцы других эпох. Например, святитель Амвросий Медиоланский (IV в.):

«Достаточно, что он [император Валентиниан II, не успевший креститься до смерти — А. С.] желал крещения, а искреннее желание крещения не менее действительно, чем и само крещение. Если ему не удалось принять крещения от человеческих рук, то его крестил Сам Христос»^[10].

А значительно позднее преподобный Симеон Новый Богослов (X–XI вв.) писал:

«Все те, которые текут путем Божиим по указанному мною порядку, если случится, что естественная смерть пресечет посреде сие их течение, не будут отогнаны от дверей Царствия Божия, и двери сии не будут затворены пред ними, по беспредельной милости Божией»^[11].

Правда, высказывались и, казалось бы, противоположные мнения. Например, святитель Иоанн Златоуст (IV в.) писал:

«Оглашенный чужд верному. Он не имеет ни одной и той же с ним главы, ни одного и того же отца, ни того же города, ни пищи, ни одежды, ни дома; но все у них разделено. У одного все на земле; у другого — на небесах. У этого царь — Христос; у того — грех и дьявол. У этого пища — Христос; у того — гниль и тление. Да и одежда у этого — Владыка ангелов; у того — дело червей. У этого город — небо; у того — земля»^[12].

Однако данное противоречие мнимое и разрешается, если мы примем во внимание контекст. Дело в том, что с легализацией христианства в IV веке заметно меняется и мотивация принятия крещения. Наряду с искренним желанием стать христианами умножаются случаи, когда крещение хотят принять по причинам, далеким от веры: жениться на христианке, угодить начальству, продвинуться по карьерной лестнице. А чтобы получить статус христианина, не обязательно было принимать собственно крещение. Достаточен был сам факт записи в катехумены:

«Одной из самых серьезных проблем катехумената в IV–V вв. стало откладывание крещения на неопределенный срок. Такие катехумены уже назывались „христианами“ после внесения своего имени в списки, они могли присутствовать на Литургии оглашенных, вечерне и утрене, других службах, но многие из них довольствовались такой ситуацией практически всю жизнь, не стремясь к принятию крещения. Епископы неустанно протестовали против таких искажений древней практики, подчеркивая, что, нося лишь имя, в действительности такие катехумены не были христианами, так как не пережили обращения ко Христу»^[13].

Может быть, потому, в силу данных печальных обстоятельств, постепенно и обесценилось высокое, достойное и уникальное звание катехумена, о котором столь убежденно говорили и писали многие святые отцы, чьи высказывания мы привели выше?

Наконец, в древних византийских богослужебных книгах, вплоть до средневековья, не существовало главы „како младенца крестити страха ради смертного“, ибо этого „страха“ не было, так как непосредственно после воцерковления дети считались христианами^[14]: по определению как Евхология, так и Потребника Патриарха Филарета, они суть „некрещеные христиане“; здесь взрослые оглашенные сравниваются с младенцами, находящимися в ожидании крещения»^[15].

Небезынтересно предположение, связанное как с богословием, так и с филологией. Оно может объяснить использование в нашем языке термина «крещение», образованного от слова «крест», но никак не связанного с изначальной идеей погружения в воду. А между тем, именно эта «водопогружательная» идея составляет этимологию и смысл изначального греческого βάπτισμα (бáптисма). Вероятно, под крещением в Византии понималось принятие катехуменом Креста в начале Второго оглашения — заключительного этапа катехизации, начинавшегося в Крестопоклонное воскресенье. В этот день, или, точнее, в понедельник после него, читалась молитва, сохраненная в нашем Требнике под своим первоначальным названием «во еже сотворити оглашеннаго» (см. пп. 2.2.4 и 6.3.4). В рубрике перед молитвой мы читаем: «…и знаменует чело его и перси трижды…» Так совершалось своего рода «первое крещение», или «пред-крещение»^[16].

1.6. Задачи катехизации

Отвечая на вопрос о задачах катехизации, можно было бы ограничиться напоминанием о том, что есть катехизация по определению, а именно — научение истинам христианской веры с целью привести человека ко Христу, показать ему, как войти, вступить в Церковь Христову (см. пп. 1.1.1). Под «войти» или «вступить» имеется в виду обрести восприятие Церкви как родного дома, дома Отца, семьи братьев и сестер, перестать чувствовать себя чужим, понимать, что происходит в храме как в месте церковного собрания, о чём говорится на богослужениях, избавиться от страха сделать здесь что-то не так, разобраться, что такое христианство и, в частности, что в нем главное, а что второстепенное.

Если же заняться конкретизацией, то получится, что задач тут несколько. И, как часто бывает, сознательно формулируя для себя какую-то одну задачу, ставя какую-то одну цель, человек неожиданно для себя достигает и других целей, которых изначально, по крайней мере сознательно, перед собой даже не ставил.

1.6.1. Получение достоверных знаний

Одна из задач — сообщить катехуменам знания об Иисусе Христе, о Священном Писании, о Церкви, о православной христианской вере. О Боге, наконец. Вернее, о том, как учит о Боге Церковь: что мы можем сказать о Нем, а чего мы точно не можем сказать. Иными словами, научить апофатизму^[17] как верному и наиболее этичному по отношению к Богу принципу христианского богословия.

Здесь мы говорим именно о знании, об интеллектуальном усвоении учения, различного рода информации (исторической, богословской, нравственно-наставительной и другой) в её минимально возможных полноте и систематичности.

Важный эпитет в заглавии параграфа — «достоверных». Имеются в виду знания и информация, полученные из первоисточника и потому достоверные.

А что же за первоисточник? Казалось бы, ответ прост: первоисточником знаний об Иисусе Христе является Библия, а точнее, Евангелие.

Да, это, безусловно, так. Но такой ответ неполон и потому не совсем удовлетворителен. Как известно, Христос не оставил ни одного письменного документа, книги, завещания или чего-то такого, что было бы Его авторизованным текстом. Евангелия же — писания, созданные Его учениками. И ценность их — не только в сходстве в главном, но и в не меньшей степени — в их разнице: в различном подборе материала, который они излагают, в различных акцентах, с которыми они доносят до нас схожие или даже одни и те же сведения, порой не избегая и противоречий. Важно, что ученики, писатели Евангелий, были плоть от плоти конкретных христианских общин — церквей в изначальном смысле этого слова, допускающем множественное число, то есть собраний верующих, рассеянных повсюду. Да и Сам Христос потому ничего не написал, что видел Свою задачу оставить Свое учение не в виде букв и слов на папирусе или бумаге, а в лице живой общины учеников — сначала Двенадцати, а потом многих других собраний, общин, составляющих и поныне Вселенскую Церковь.

Вот почему полным ответом на вопрос о первоисточнике достоверных знаний об Иисусе Христе и Его учении будет не просто Евангелие, взятое само по себе, а Евангелие, читаемое и толкуемое в Церкви — там, где его когда-то написали. А это, собственно, и есть не что иное, как катехизация! Вот почему во главу угла ее ставится чтение и толкование Слова Божия (см. п. 2.1).

1.6.2. Научение молитве и приобщение к богослужению

Вера и молитва тесно и неразрывно связаны между собой, так же как вера и дела. Вера в Бога не может оставаться чистым умозрением, интеллектуальным усвоением информации. Вера в Бога как в личность, участвующую в твоей жизни, означает желание, стремление вступить в общение с Ним.

И тут, с одной стороны, никто не вправе покушаться на свободу каждого человека молиться в той форме и такими словами, какие лучше всего соответствуют его пониманию отношений с Богом. И, конечно, правы те, кто говорят, что вера — дело личное, интимное. В подтверждение тому можно даже привести слова Евангелия:

«Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6:6).

С другой же стороны, церковный, в каком-то смысле чужой опыт молитвы способен многое дать человеку, обогатить, открыть новые горизонты духовной жизни и молитвенной практики. Сведенный воедино в полноводный поток богослужения, состоящий из маленьких ручейков личной молитвы каждого, этот опыт в какой-то момент перестаёт быть чужим и становится глубоко своим — как родина, в которой ты родился, но которая возникла и существовала задолго до тебя.

Немаловажно тут и то, что центральным словом многих богослужений, при всем обилии слов, которые там звучат, и прежде всего Литургии, главного христианского богослужения, является опять-таки Слово Божие, в первую очередь Евангелие.

О научении молитве и участию в богослужении как еще одном важнейшем принципе катехизации — см. также пп. 2.2 и 2.3.

1.6.3. Научение практике христианской жизни

О том, что катехизация не имеет смысла, если в её результате в жизни катехумена не происходит никаких качественных изменений с точки зрения евангельской нравственности (хотя бы для начала на уровне намерений) мы уже сказали и еще скажем (см. пп. 1.2.4; 2.4), ибо в этом состоит одновременно и смысл, и цель, и требование-рекомендация, которой катехумен должен следовать на всем протяжении оглашения.

1.6.4. Обретение христианской среды общения

Многим людям, давно воцерковившимся, а особенно священнои церковнослужителям, для которых атмосфера Церкви — что вода для рыб, свойственно недооценивать то незаменимое приобретение, которое вручается всякому, кто вступит на путь катехизации и пройдет его до конца: возможность общаться с братьями и сестрами по вере, без оглядки на косые, подозрительные, а то и презрительные взгляды, например, со стороны неверующих родственников, коллег по работе, сокурсников в институте или колледже.

Конечно, каждому человеку присуща своя мера потребности в общении: кто-то радуется новым встречам, новым знакомствам больше, кто-то меньше, ктото и вовсе не стремится к расширению круга друзей и знакомых. И всё же в большинстве случаев такая находка становится для многих тем более приятным и востребованным даром, чем менее запрашиваемым или запланированным он был вначале. Не этот ли случай имеет в виду евангельская притча о сокровище, скрытом в поле и неожиданно обретенном человеком, который «от радости о нем идет и продает всё, что имеет, и покупает поле то» (Мф. 13:44)?

Ценность этого дара способны осознать в полной мере те, кто пришёл на катехизацию, будучи вовсе лишённым возможности живого общения с единомышленниками, и в итоге обрёл её.

Есть и немало случаев, когда человек становится катехуменом, ставя во главу именно эту цель, решая именно эту задачу — войти в Церковь как в среду общения. Среди них немало тех, чей портрет мы описали выше как «крещеные и „очень“ воцерковленные» (см. п. 1.3.4). Знаний много, опыт участия в таинствах есть, а чувства причастности к Церкви как к общине верующих нет.

1.7. Церковное измерение катехизации

1.7.1. Катехизация и крещение как события церковной жизни

Начнём с аналогии и сформулируем её в виде вопроса. Кто радуется в момент рождения ребёнка: сам младенец или его мать вкупе с отцом? Ответ очевиден: дитя даже не осознаёт, что с ним происходит в первые минуты жизни. Да что там минуты! Богатый общечеловеческий опыт свидетельствует, что день рождения как праздник, с которым связан отсчет конкретно твоего бытия в мире, ребенком воспринимается не ранее чем с трех лет. В самый же день появления на свет нового человека радуется совсем не он, главный герой события, а его родители, прежде всего мать (ср. Ин. 16:21), ну и, конечно, их близкие — семья. Ясно, что в случае взрослого крещения приведённая аналогия в одной своей части несколько хромает: новорождённый верный или новорождённая верная всё-таки во многом и главном осознают, что с ними происходит и в какую новую жизнь они вступают (хотя и то лишь отчасти!). Но в другой своей части аналогия более чем уместна. Мы говорим о матери, а именно — о Церкви, которая рождает новых своих чад в таинствах духовного рождения — крещения и миропомазания.

Способна ли сегодняшняя Церковь, то есть мы, конкретные церковные общины, понять и по достоинству оценить величие, радость и смысл крещения как акта церковного, то есть как события, в результате которого рождается новый член Церкви? Становится ли это событие Событием в масштабах Церкви как общины или прихода, а не только в узком или пусть даже относительно широком кругу только тех, кто близок новокрещеному/новокрещеной в силу плотского родства, дружбы или приятельского знакомства? Радуется ли духовная семья — церковь/община — рождению своего нового члена, подобно тому как радуется рождению ребёнка семья, состоящая из пап, мам, бабушек, дедушек, сестер, братьев и т. п.?

Ответ очевиден, неудивителен и не очень радостен: мягко говоря, не всегда и не везде^[18]. Крещение давно и повсеместно стало явлением частной жизни человека или, максимум, его семьи с друзьями. Крещение стало частной требой, совершаемой зачастую «отдельно» (берём это слово в кавычки, так как оно стало почти техническим термином, означающим крещение, совершаемое в комфортных условиях не вместе с другими). Отсюда понятно и место его последованию — в Требнике, среди других частных треб. Однако вернуть крещению полноценный церковный, то есть подразумевающий вступление в церковь как общину, статус — а) весьма желательно, б) вполне возможно, в том числе и с точки зрения литургической традиции Церкви, и в) воистину прекрасно! Для этого необходимы как минимум два условия. Первое условие очевидное: должна быть, наличествовать сама община. Она должна быть как факт, как реальность, как явление, как церковь (пишем с маленькой буквы^[19], в изначальном смысле слова, как у апостола Павла — см., например, 1 Фес. 1:1 и др.).

На тему того, что делает общину церковью (или церковь общиной, или приход общиной и т. д.), много написано и сказано, хотя до сих пор и не для всех всё очевидно. Большой и серьезный, то есть всецерковный разговор на тему общины в Церкви или церкви как общины всё еще не начался. То там, то здесь звучат попытки начать такой разговор, но он всё еще остается невостребованным. Отсюда проистекает масса других нерешенных проблем церковной жизни, решение которых невозможно без понимания, что такое церковная община, зачем она нужна и как ее созидать.

Тот всеобъемлющий и полноценный ответ, который мог бы появиться в результате такого большого разговора, в краткой форме будет сводиться к тому, что для того, чтобы родилась и существовала община как церковь, нужно в центр её жизни поставить литургию с вдумчивым слушанием Слова Божия и Евхаристией как главным, питательным источником, регулярно (еженедельно) соединяющим у одной Чаши всех в данной общине, кто бы чем ни занимался.

Второе условие будет очевидно не для всякого, однако и оно обязательно. Более того, от этого условия на самом деле зависит наличие первого, только что описанного условия. Итак: второе условие — катехизация как главное дело общины/церкви!

Здесь уместно вновь обратиться к аналогии с семьей и рождением детей. Точкой отсчета существования семьи является союз любящих друг друга мужчины и женщины. Их двое. Любовь юношей и дев воспета во всех культурах и народах земли. Даже в Библии, где, казалось бы, всё — только о Боге и о человеке перед Богом, есть Песнь песней — любовный диалог жениха и невесты, в котором о Боге ничего (или почти ничего) не говорится. Но этот союз двоих обретает новое измерение, открывает для себя новые смыслы, осваивает новые перспективы, когда их становится больше: рождаются дети. Воспитание детей, по крайней мере на какое-то долгое время, становится главным делом семьи. Конечно, здесь приходится опять-таки несколько упрощать: сказанное не означает, что, когда дети взрослеют, утрачивается смысл существования семьи, их воспитавшей, ибо смысл семейной жизни не сводится только лишь к рождению и воспитанию детей.

Возвращаясь к теме Церкви: катехизация и есть тот процесс воспитания «детей», то есть новых членов семьи/общины/церкви, который обостряет, уточняет, делает очевидным смысл существования Церкви.

Не будет преувеличением сказать, что катехизация — стержень, то есть центральная, так сказать, несущая опора, ядро, связующая, красная нить (можно подбирать сколько угодно подобных эпитетов), на которую (опору) опирается, вокруг которого (ядра) строится, на которую (нить) нанизывается всё остальное, что есть в общине, в приходе, вся его деятельность и прежде всего богослужение.

Упомянув богослужение, можно проиллюстрировать сказанное простым, всем известным примером: первая часть литургии в православной традиции неслучайно называется литургией оглашенных (а точнее, оглашаемых, см. п. 2.2.3) — не потому, что она предназначена только для проходящих оглашение, но потому, что наряду с верными, полноправными крещеными членами Церкви здесь присутствуют катехумены и их присутствие выделено, подчеркнуто, обозначено особо.

Катехизация обеспечивает приток «свежей крови», благодаря которой должен постоянно омолаживаться церковный организм, не в смысле возраста (катехуменами становятся часто и люди совсем преклонного возраста), а в смысле дерзновенного, восторженного, доверительного желания стать учеником Христовым, последовать за Христом. Дерзновенный порыв неофитов должен быть всегда на виду, он нужен Церкви как адреналин, как допинг.

1.7.2. Ученичество — идентичность (identity) Церкви

Ощущение неведомого, непознанного, но манящего и пленительного, подобно тому, что чувствовали евангельские ученики, — вот что движет теми многими, кто приходит в Церковь и делает в ней первые шаги. Так было и есть во все времена, в том числе и сегодня. Часто их называют неофитами. Иногда этому термину придают негативный оттенок: мол, начинающие, неопытные, незрелые, а то и вовсе «недоношенные». Но все-таки о неофитах лучше говорить прежде всего в положительном смысле — как о тех, кому свойственна доверчивая и романтическая эйфория ученичества. Именно таким неофитским восторгом было пропитано первоначальное христианство — он льется на нас широким, безудержным потоком со страниц Книги Деяний святых апостолов, повествующей о первых днях и годах истории Церкви. К сожалению, со временем свежая и всегда новая благодать ученичества перестала, так сказать, пользоваться широким спросом, упала в рейтинге, стала отходить на второй план, оттесняться на периферию, чтобы окончательно уступить место уверенному знанию верных, то есть тех, кто уже обрел свое место в Церкви, оставив позади стадию ученичества. Церковь стала собранием, состоящим по преимуществу из тех, кто давным-давно прошел в том или ином виде свою катехизацию, свое воцерковление или какой-то иной способ вхождения в пространство Церкви. Воцерковился/воцерковилась, стал(а) воцерковленным/воцерковленной (глаголы и причастия совершенного вида) — таково ощущение подавляющего большинства тех, кто с той или иной регулярностью исповедуется, причащается (пусть даже раз в год), служит в Церкви в том или ином качестве и знает, как себя здесь вести и что его/ее ждет и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра.

Такое самоощущение, судя по всему, пришло довольно скоро, — возможно, это началось тогда, когда «ученики стали называться христианами» (Деян. 11:26). Восприятие себя (самоидентичность) как учеников стало постепенно уходить, сменяясь самоощущением (самоидентичностью) последователей определенного учения со своей традицией, школой и т. п.

За прошедшие многие века и в течение жизней многих поколений Церковь много накопила, чем все мы, безусловно по праву, хвалимся. Но одновременно эти наши несметные церковные богатства действуют и как своего рода баррикада, через которую не всегда возможно перепрыгнуть желающим войти. Примитивное, всем хорошо известное и наглядное подтверждение — наличие злых, ворчливых «старух» (пишем в кавычках, так как возраст тут совершенно не важен, важно мироощущение полуневежественного и потому нетерпимого «всезнайства»), которые учат любого входящего в храм. На них все сетуют, а ничего сделать-то и не могут (какие бы авторитетные увещевания на сей счет ни сотрясали воздух с самых высоких трибун и амвонов).

Не могут, потому что причина — гораздо глубже и серьезнее, так сказать, системнее, чем просто плохие характеры. Мы явно имеем дело с каким-то стойким наработанным веками синдромом, которым как будто неминуемо, рано или поздно становится обуреваем чуть ли не любой пришедший в Церковь. Еще недавний ученик через какое-то время учит других, вплоть до того, как одеваться и как перемещаться по храму. Напрашивается сравнение с благодатным огнем, который, как говорят, поначалу горит, сияет и удивляет, при этом никого не обжигая, а потом превращается в обычный огонь, от которого нужно держаться подальше, созерцая издали, иначе банально обожжешься. Конечно, жизнь и историю Церкви не повернешь вспять. Требования «вернуться к первозданной простоте», игнорируя многосложное устроение Церкви сегодня, наивны и нереалистичны. И вместе с тем вполне реалистично и осуществимо придание самого важного, почетного и видного места тем, кто не просто называет себя учеником, а является таковым в силу того простого и очевидного обстоятельства, что он действительно делает первые шаги в Церкви, действительно начинает учиться христианству и пребыванию в Церкви. Их надлежит вывести вновь на самый первый план — и тогда омолодится (не в возрастном, а в духовном или хотя бы даже психологическом смысле), «обновится, яко óрля, юность» (Пс. 102:5) Церкви.

1.8. Христос и ученики — первый катехизатор и первые катехумены

Тезис о том, что Христос — первый катехизатор, а Его ученики, ставшие апостолами, — первые катехумены, совсем не нов, но в данном случае его нельзя упустить, так как он является главным аргументом в пользу того, чтобы считать катехизацию важнейшим церковным делом. Ему Себя отдал Господь, потратил на Него весь тот краткий период Своей земной жизни, который мы называем Его общественным служением.

Неслучайно во всех четырех Евангелиях, при всех их различиях, непременно говорится о призвании учеников и красной нитью проходит история их общения с Иисусом. И перед нами не что иное, как история общины — той первоначальной церковной общины, по образу которой так или иначе должна формироваться любая другая община, в каком бы историческом, культурном, общественном контексте это ни происходило. Читая Евангелие под таким углом зрения, мы можем увидеть типичные эпизоды катехизации как постепенного познания Истины, открывающейся в Личности Иисуса Христа и благодаря общению с Ним.

Так, поначалу, несмотря на эйфорию от первоначальной встречи («Мы нашли Мессию!» — Ин. 1:41), еще долго длится непонимание. Ученики не понимают многого из того, что говорит и делает Иисус.

«Ученики Его сперва не поняли этого; но когда прославился Иисус, тогда вспомнили» (Ин. 12:16) — одна из цитат подобного рода.

А Он со Своей стороны — терпелив к Своим ученикам в Своей педагогике. Непонимание, недогадливость учеников, их вполне объяснимая неспособность сразу познать конечный смысл происходящего и, с другой стороны, их постепенное вхождение в смысл — характерный лейтмотив Евангелия, иногда выходящий на первый план повествования. Сюжет развивается подобно детективу, в котором вся истина открывается в конце, хотя нам, верным, просвещённым, уже знающим концовку, бывает трудно войти в положение евангельских учеников, участников первого огласительного цикла. Ведь нам всё в общем и целом известно и понятно! Тем же, кто шёл этим путем впервые, то есть ученикам, о которых повествует Евангелие, всё было по-настоящему внове — они шли непроторенным путем. И были сполна вознаграждены в итоге, хотя изначально не ведали, что их ждёт.

Подобная евангельская интрига до некоторой степени, не переходя в искусственность, должна быть свойственна и катехизации. Она является частью ее педагогического метода.

Примечания

2

Слово «Церковь» будет очень часто встречаться на страницах этой книги. Внимательный читатель заметит, что чаще всего оно пишется с заглавной буквы, как это делается в большинстве книг, издаваемых церковными издательствами, но иногда и со строчной (маленькой). В первом случае подразумевается Церковь как вселенское единство, или единая святая соборная апостольская Церковь, — та, о которой в Евангелии от Матфея Иисус Христос говорит Петру: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:18). Однако в том же Евангелии от Матфея двумя главами позже мы читаем: «…если же не послушает их, скажи церкви…» (Мф. 18:17), где слово «церковь» написано с маленькой буквы. Имеется в виду церковь как конкретная христианская община в конкретном месте (в таком же смысле термин употребляется и во многих посланиях апостола Павла, например, в 1 Фес. 1:1). Понятно, что так распорядились составители русского Синодального перевода. В древних рукописях, как, например, в церковнославянском тексте, такой проблемы (писать ли с маленькой буквы или с большой) вовсе не было, так как все слова внутри предложения, а то и в начале, писались с маленькой буквы. В современных русских переводах ее решают по-разному: где-то мы встречаем различение с помощью заглавной/строчной букв, где-то в случаях, когда имеется в виду община, так и переводят: «община». В нашей книге мы будем следовать логике Синодального перевода: в зависимости от значения будем применять заглавную или строчную буквы. Сложно бывает в тех случаях, когда термин вполне можно понять в обоих смыслах — и в значении Церкви вселенской, и в значении локальной общины. Кстати, таких случаев много, что неудивительно: чаще всего текст имеет в виду и вселенский, и локальный смысл. Здесь предпочтение мы будем отдавать заглавной букве.

3

В первые века христианства для обозначения готовящихся ко крещению, кроме слова «катехумен», применялись и другие термины. «Наряду с выражением «прозелит Христа», свв. отцы (напр., св. Киприан Карфагенский, св. Климент Александрийский) называют оглашаемых «слушающими» («audiens», «auditor»). Очень интересным является использование военной латинской терминологии в отношении катехумената, которое противопоставляет выражения «рекрут» («tiro») для обозначения катехумена и «солдат» («miles»), т. е. крещеный христианин». — Хулап В., прот. Катехуменат в истории Церкви. / Церковный вестник, № 12. СПб. 2002. С. 66.

4

«Наша славянская терминология — «оглашать», «оглашаемый», «оглашение», соответствующая греческим κατηχέω, κατηχούμενος, κατήχησις, — является малоудачным переводом, ориентирующимся скорее на более древнее употребление греческих слов, чем на то, которое продиктовано христианской практикой. Ведь христианский катехизатор является не столько огласителем или глашатаем, т. е. оратором или проповедником, сколько в первую очередь наставником, учителем христианского пути и духовным руководителем» — Гаврилюк П. История катехизации в Древней Церкви. СФИ. М. 2001. С. 15.

5

Лишь перевод священника Леонида Лутковского немного отходит от привычной парадигмы, допуская по крайней мере двусмысленность: «…чтобы ты убедился в достоверности тех преданий, которые тебе довелось услышать».

6

Впрочем, расхожий контраргумент против длительности оглашения в первоначальном христианстве, основанный на хрестоматийном примере эфиопского евнуха, крещеного в результате единократной беседы с Филиппом (Деян. 8), не так прост, как кажется на первый взгляд. Данный конкретный случай как раз таки и нельзя считать крещением без катехизации. Чем, как не катехизацией, было чтение евнухом Библии и притом, судя по всему, не первый день? — См. Хулап В., прот. Катехуменат в истории Церкви. / Церковный вестник, № 11. СПб. 2002. С. 49.

7

Известный литургист XX века, выдающийся специалист по истории византийского богослужения иеромонах Мигель (Арранц) полагал, что даже святой князь Владимир принял крещение в 988 г. после оглашения, продолжавшегося не менее чем два месяца. Небезынтересна его аргументация: «Что касается Владимира, то здесь все зависит от места и времени его крещения. Если (по данным летописи) крещение Владимира состоялось в завоеванном (и полуразрушенном) Херсонесе и в присутствии невесты Анны [сестры византийского императора — А. С.], то оно могло произойти в ускоренном порядке, и тогда срок оглашения, вероятно, был сокращен. Но если Владимир крестился в Киеве (согласно «Памяти и похвале») за год до приезда невесты Анны и за два года до завоевания Херсонеса, тогда, вероятнее всего, Владимир прошел полное оглашение и крестился с соблюдением всех церковных правил. Мы знаем, что Анна — сестра императора — без особой радости выходила замуж за иностранца, да еще не крещенного. Полный срок приготовления к крещению должен был служить гарантией как искренности, так и серьезности прозелита и претендента на руку византийской княжны. К тому же это давало возможность временно отложить нечто малоприятное. Далее, ввиду того что некоторые киевляне уже были христианами, князь не мог на глазах своего народа хотя бы в самом малом нарушить церковные правила об оглашении. Безусловно, византийцы желали как можно быстрее получить русскую военную помощь; тем не менее подготовка большой армии требовала значительного времени, и, вероятно, прошло несколько месяцев, прежде чем русские войска смогли выступить в поход» — Арранц М., иером. Чин оглашения и крещения в Древней Руси. // Символ. Журнал христианской культуры при Славянской библиотеке в Париже. № 19. Париж. 1988. С. 70–71.

8

Коваль-Зайцев В., свящ. Ключевые аспекты оглашения и их влияние на воцерковление современного человека. Магистерская диссертация. СПб. 2016. С. 48–49.

9

Хулап В., прот. Катехуменат в истории Церкви. / Церковный вестник, № 1–2. СПб. 2003. С. 63.

10

Фаррар Ф.В. Жизнь и труды святых отцов и учителей Церкви. Том II. М. 2001. [Репринт с изд. 1903 г.]. С. 146.

11

Симеон Новый Богослов, прп. Слово 37.

12

Иоанн Златоуст, свт. Беседа 25 на Евангелие от Иоанна.

13

Хулап В., прот. Катехуменат в истории Церкви. / Церковный вестник, № 3. СПб. 2003. С.46. Там же: «На Западе существовал обычай, согласно которому на праздник Богоявления катехумены, желающие принять крещение в ближайший праздник Пасхи, записывали свои имена в особый список. Мы видим великую скорбь св. Амвросия Медиоланского, который, ссылаясь на евангельское повествование о чудесном улове рыбы (Лк. 5, 4–5), замечает: «Господи, я также знаю, что если Ты не повелеваешь, то для меня ночь. Никто еще не записал своего имени, до сих пор для меня ночь. Я забросил сеть слова на Богоявление, и я еще не поймал ничего». Св. Василий Великий также настойчиво призывает катехуменов принять Таинство крещения: «Будучи катехизируемыми с юности, разве до сих пор вы не выразили своего согласия истине? Вы, не прекращающие учиться, разве до сих пор не достигли знания? Вы, наслаждающиеся жизнью, исследующие её до старости, окончите ли это, став христианами?.. Мы призываем вас к жизни, почему же вы бежите от этого призыва?… Дайте ваши имена, запишитесь в список Церкви… Запишитесь в эту книгу, чтобы быть записанными в Книгу небесную… Умрите для греха; распнитесь со Христом; принесите всю вашу любовь Господу». Таким образом, перед нами кардинальное изменение ситуации по сравнению с тем, что мы видели у св. Ипполита Римского в начале III в. В то время катехумены, учась в течение трех лет жить по-христиански и ревностно желая своим усердием сократить этот срок, неустанно стремились к принятию Таинства. Через полтора века уже епископ должен был (тщетно!) призывать их принять крещение на ближайшую Пасху».

14

«В 40-й день дети воцерковлялись, „становились христианами“, как говорят источники, еще перед самим крещением. Как оглашенные они имели право бывать в храме и слушать чтения и проповеди» — Арранц М. Избранные сочинения по литургике. Том V. Введение в таинства Византийской традиции. Папский Восточный институт. Институт философии, теологии и истории св. Фомы. Рим; М. 2006. С. 447.

15

Арранц М., иером. Чин оглашения и крещения в Древней Руси. // Символ. Журнал христианской культуры при Славянской библиотеке в Париже. № 19. Париж. 1988. С. 74. «Историки говорят иногда о „первом крещении“, или о „предкрещении“ князя Владимира, с тем чтобы убедить византийцев в добрых своих намерениях. Историки говорят, что оно практиковалось у скандинавов. Другого „пред-крещения“ не существовало в Константинополе (ни в Риме, между прочим), кроме начала Второго оглашения, через которое оглашаемый считался „некрещеным христианином“ <…>. Само слово „крещение“ (вместо „погружения“, лучше выражающего греческое βάπτισμα), обозначая принятие Креста, подтверждает наше предположение». — Арранц М. Избранные сочинения по литургике. Том V. Введение в таинства Византийской традиции. Папский Восточный институт. Институт философии, теологии и истории св. Фомы. Рим; М. 2006. С. 465.

16

«Историки говорят иногда о „первом крещении“, или о „предкрещении“ князя Владимира, с тем чтобы убедить византийцев в добрых своих намерениях. Историки говорят, что оно практиковалось у скандинавов. Другого „пред-крещения“ не существовало в Константинополе (ни в Риме, между прочим), кроме начала Второго оглашения, через которое оглашаемый считался „некрещеным христианином“ <…>. Само слово „крещение“ (вместо „погружения“, лучше выражающего греческое βάπτισμα), обозначая принятие Креста, подтверждает наше предположение». — Арранц М. Избранные сочинения по литургике. Том V. Введение в таинства Византийской традиции. Папский Восточный институт. Институт философии, теологии и истории св. Фомы. Рим; М. 2006. С. 465.

17

Апофатизм (от греч. ἀποφατικός — отрицательный) — метод описания чего бы то ни было через отрицания («нечто, что мы пытаемся познать или описать, не есть то-то или то-то»). С древнейших времен во многих религиях и философиях считается наиболее надежным и наименее чреватым ошибками и риском впасть в заблуждение методом разговора о сверхъестественном и божественном. Неудивительно, что и в христианской традиции апофатическое богословие всегда считалось наиболее «безопасной» формой богословствования, то есть рассуждений о Боге. Многие принятые в церковной догматике описания Бога являются апофатическими, то есть представляющими собой отрицания: «невидимый», «непостижимый», «бесконечный», «неизменный» и т. п.

18

О причинах «персонализации» крещения — см. подробный историко-литургический экскурс в: Горячев Е., прот. Традиция оглашения и крещения в Русской Православной Церкви. // https://azbyka. ru/katehizacija/opyt_prihodskogo_oglasheniya-all.shtml.

19

О проблеме заглавной и строчной букв при написании слова «Церковь/церковь» — см. п. 1.1.1, сн. 2.