Проблемы нравственной и этической психологии в современной России

Коллектив авторов, 2011

В коллективной монографии предпринята попытка концентрированного изложения проблем нравственной психологии – новой отрасли науки, которая особенно актуальна в период поиска нравственного идеала и перспектив развития современного российского общества. Эту книгу характеризует широкий охват затронутых проблем, глубина анализа, оригинальность подхода, многоаспектность освещения материала. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Раздел 1

Теоретические исследования в российской психологии нравственных, этических и духовно-нравственных проблем

Нравственная психология: задачи, методы и современное состояние

М. И. Воловикова

В настоящее время нравственная психология уверенно оформляется в самостоятельное направление психологической науки. Имея богатую предысторию в отечественной гуманитарной мысли и мировой психологии, это направление оказалось особенно востребованным в наше время — время переосмысления роли и значения нравственного закона в жизни личности и общества. А сама потребность в таком переосмыслении связана с повсеместной практикой нарушения тех или иных нравственных норм и столкновения с последствиями этих нарушений.

То, что считалось личным делом каждого и зависимым от субъективных оценок, оказалось важнейшей основой жизни человеческого сообщества, имеющей онтологический статус. Собственно, об этом и предупреждал в своей итоговой работе «Человек и мир» С. Л. Рубинштейн, назвавший область знания, рассматривающую нравственные проблемы психологии, «дифференциальной онтологией» (Рубинштейн, 1997). Рубинштейн был первым в отечественной психологии, кто так предельно остро и четко обосновал роль нравственного закона в жизни человека. Высокий уровень его убежденности определен тем мощным фундаментом этико-центрированного взгляда на мир, который был построен предшественниками — как в России, так и в старой Европе.

Теперь совершенно очевидно (если только не закрывать глаза на происходящие процессы), что столь любимое массовое развлечение, основанное на принципе домино, отражает прежде всего реальные законы, происходящие в нравственной жизни: падает «всего лишь» одна фишка домино, а далее, с постепенной неизбежностью следует полный обвал всей системы. Мы видим, как подобные обрушения происходят (со своей спецификой) и на Западе, и у нас. Фишка, которая давно «упала» в России, связана с нарушением запрета на воровство в самых разных его видах (воровство материальных ценностей, интеллектуальной продукции, личной и государственной собственности, чужого времени и т. п.). Европейское падение связано с легализацией нетрадиционных отношений между полами и в целом — с отказом защищать христианские ценности, составляющие фундамент европейской цивилизации^[1].

Нравственные заповеди — законы, по которым надо строить свою жизнь, еще с ветхозаветного времени символически представлены как записанные на едином камне — скрижали. Слово «скрижаль» в дальнейшем стали понимать и как нерушимые правила, «записанные» в сердце человека. Как и камень, они составляют основу цельности, нравственной крепости человека и общества. И как на камне, они представляют собою единую систему: нарушается одна из заповедей — и опасности разрушения подвергаются все остальные, а вслед за этим с неизбежностью следуют разрушение и личности, и общества. Существует и такая закономерность: стоит человеку хотя бы попытаться соблюдать одну из заповедей (например, десятую — «не завидуй»^[2]), то с неизбежностью начинает выправляться и исполнение других девяти заповедей. Если человек не завидует (или старается не завидовать), то у него нет особой нужды красть (восьмая заповедь: «не укради»), лгать, клеветать и осуждать (девятая заповедь: «не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна»), соблазняться чужой женой или мужем (седьмая заповедь: «не прелюбодействуй»), поглощать зрелища убийств с экранов и из других медийных средств (в реальности большинство все-таки старается не нарушать шестую заповедь: «не убий», хотя как-то забылось, что за медицинским термином «аборт» стоит «убийство во чреве»).

Среди заповедей есть единственная, за исполнение которой предполагается награда: она касается отношения к родителям. «Чти» — это значит не осуждай, относись с благоговением и благодарностью к отцу и матери — живым или уже ушедшим из жизни. Награда за исполнение — твое собственное благополучие и долголетие^[3]. Психология посягнула на пятую заповедь^[4], включившись в психоанализ родительских пороков, и мы не уверены, что это не вызовет проблем с благополучием и долголетием самой психологии как науки.

В предлагаемом нами термине «нравственная психология» содержится двойной смысл. Это и психологическое исследование процессов, происходящих в нравственной сфере — личной, общественной, профессиональной и др., это и переосмысление перспектив развития психологической науки под углом зрения нравственного закона, что предполагает включение в область исследования новых тем, новых направлений, новых методов и, возможно, пересмотр отношения к некоторым из существующих направлений^[5]. Оба эти понимания взаимосвязаны, что становится особенно заметным при внимательном анализе истории появления и развития в психологии идей, связанных с нравственными проблемами.

Нравственная психология в историческом контексте

До революции отечественная наука была неотделимой частью мировой, прежде всего западноевропейской науки. В советский период каждая из этих отраслей развивалась самостоятельно, «встреча» произошла в начале 1990-х, с завершением советского этапа российской психологии и с началом нового, еще не вполне проанализированного этапа. Напомним, что, например, психоанализ был до такой степени недоступен, что студентам-врачам, специализирующимся по психиатрии, книги Фрейда в некоторых вузах (судя по сохранившимся воспоминаниям) могли выдавать только для чтения в специально отведенном для этого помещении, как секретную информацию. Как обычно, запрет при отмене вызвал обратную реакцию всеобщего распространения психоаналитических идей. Дошло до того, что Ельцин предложил использовать психоанализ на государственном уровне вместо отжившей коммунистической идеологии (но не успел сделать этого из-за болезни). Сейчас психоаналитические идеи и терминология широко вошли в повседневный обиход, подобно тому, как это уже происходило во Франции в 1950-х годах, судя по работам С. Московичи и его школы (см.: Донцов, Емельянова, 1987).

XIX век — время бурного развития истоков и оснований современной психологии, как российской, так и зарубежной. Бурлила мысль в пореформенной России второй половины позапрошлого века. Славянофилы призывали бережно относиться к истокам своей культуры, своему прошлому. Кто-то, укрывшись за границей, звал Русь «к топору». Герои Чернышевского взбудоражили общественное сознание и определили выбор жизненного пути многих известных современников, в том числе, и И. М. Сеченова, одного из основоположников российской психологии. М. Г. Ярошевский об истоках этого выбора пишет так: «Сеченовское объяснение рефлекторно-психической механики было прелюдией к его главной теме: утвердить строжайший детерминизм в трактовке поведения человека с идеально сильной волей, который остается верен своим убеж дениям наперекор „требованиям всех остальных инстинктов". Открытие центрального торможения воспринималось как доказательство существования в организме специального „придатка", упражнением которого можно достичь умения управлять поведением по образцу Рахметова…»^[6] (Ярошевский, 1975, сноска на с. 12).

А для ученика Сеченова А. А. Ухтомского одной из центральных с юности являлась этическая проблема «двойника», поставленная Ф. М. Достоевским. Развивая в физиологии концепцию доминанты, Ухтомский открыл и такую этическую мотивацию как «доминанта на лицо другого», благодаря которой человек не просто осознает себя как личность, но впервые сам становится личностью. Ярошевский отмечает: «Ухтомский выдвигает на передний план возникновение новых доминант (мотивационных установок), порождаемых новой действительностью, а именно личностно-человеческой» (Ярошевский, 1975, с. 14). Л. Соколова в предисловии к книге Ухтомского «Доминанта» говорит о том, что имя автора относится к тем немногим, настоящее открытие которых опережает время (Ухтомский, 2002, с. 5).

Время, благоприятное для понимания психологических (а не только физиологических) идей Ухтомского, наступило теперь. На работах Ухтомского о доминанте на лицо другого человека основана психологическая теория Т. А. Флоренской (Флоренская, 1991, 2006), которую мы считаем фундаментом нравственной психологии. Ее концепция впитала в себя то лучшее и конструктивное, что было накоплено в отечественной психологии советского периода, отличавшейся постоянным и неугасаемым вниманием к нравственным проблемам. Исследования Л. И. Божович с сотрудниками, Э. В. Чудновского, Б. С. Братуся, С. Г. Якобсон и многих других внесли большой вклад в то, что и в постсоветский период интерес психологов к нравственным вопросам не угас. Столкнувшись с реальными проблемами, возникающими в конкретных областях человеческой деятельности из-за обвальных нарушений нравственного закона, современные ученые смогли открыть с помощью этой «естественной лаборатории» и обосновать созидающую роль следования нравственному закону при решении проблем психологии труда (Л. Г. Дикая, Е. П. Ермолаева и др.), социальной и экономической психологии (А. Л. Журавлев, А. Б. Купрейченко, А. Е. Воробьева, В. Е. Семенов и др.), проблем воспитания детей и молодежи (Н. Я. Большунова, А. С. Чернышов с сотр. и др.), психотерапии и психокоррекции (М. Ю. Колпакова, Т. Ю. Коренюгина и др.), методологических проблем психологии (К. А. Абульханова, Б. С. Братусь, А. А. Гостев, В. А. Кольцова, Л. М. Попов, О. Е. Серова, В. А. Соснин и др.). Благодаря этим усилиям психологов на всем пространстве России, Украины, Республики Беларусь и др., развиваются исследования различных аспектов нравственно-психологических проблем.

Отчасти данные усилия нашли свое отражение в обилии материалов соответствующей проблематики, присланных на Всероссийскую юбилейную научную конференцию, посвященную 120-летию со дня рождения С. Л. Рубинштейна. Их публикация почти полностью заняла один из томов статей и тезисов (Психология человека в современном мире, Т. 6, 2009). Здесь рассматриваются проблемы развития нравственного сознания личности (Л. Н. Антилогова, Омск; Э. Н. Ольшевская, Беларусь), нравственный аспект организационного поведения (Т. И. Дрынкина, С.-Петербург), совесть как предмет психологического исследования (С. А. Барсукова, Пенза; Л. Ш. Мустафина, Москва), проблемы этической психологии (Л. М. Попов, Ю. Н. Устина, П. Н. Устин, Казань), духовно-нравственный аспект психологической помощи (Л. Ф. Щербина, Украина), представления детей о добре и зле (Л. С. Акопян, Самара), проблемы духовнонравственного становления детей (Н. Г. Капустина, Сургут), нравственного воспитания (О. У. Гогицаева. Владикавказ; А. А. Чернова, Ростов-на-Дону; Т. В. Кожановская, В. В. Спасенников, Брянск), вопросы духовно-нравственной реализации педагогов (С. А. Котова, Санкт-Петербург; О. А. Миненко, Украина) и мн. др.

Даже по приведенной проблематике (а это небольшая часть публикаций) видно, что разработки касаются широкого спектра проблем и что ведутся эти разработки во многих российских центрах, а также в странах ближнего зарубежья. Для понимания широты представленности нравственной составляющей в современной психологической науке существенно отметить и то, что работами, опубликованными в данном томе, не исчерпывается перечень нравственно-ориентированных исследований, о которых шла речь на одной только этой конференции (где данные проблемы не стояли в числе главных тем для обсуждения). Есть публикации и по нравственным аспектам личности профессионала (4-й том указанного сборника), нравственным аспектам в контексте социально-психологических исследований (5-й том) и др.

Все это в целом — широта охвата проблем современной психологии, география научных центров, где ведутся разработки, высокий научно-методический уровень большинства исследований, появление ряда сильных в научном отношении диссертационных и монографических работ (например, Воробьева, 2010; Купрейченко, 2008, 2010; Стрижов, 2008; и др.) свидетельствуют о том, что вопрос об оформлении нравственно-ориентированной психологии в новое научное направление назрел. Хотя при постановке такого вопроса возникает ряд новых: как лучше назвать это направление, какие существующие исследовательские области оно затронет, какие проблемы поможет решить, каковы его методологические основания и ряд других. Начнем с последнего вопроса, который должен помочь решить все остальные.

Методологические основания нравственной психологии

В русском языке позитивная модальность закреплена за словом «нравственный», тогда как слово «моральный» часто понимают по-разному, в зависимости от контекста. С одной стороны, иногда оно имеет отрицательный смысл жестко закрепленных, внешних по отношению к человеку, но довлеющих над ним правил и предрассудков, мешающих проявлению творческой свободы личности. С другой стороны, слова «нравственный» и «моральный» часто используют как синонимы, что также оправданно, так как в английском языке слово moral имеет значения: нравственность, мораль, нравоучение, этика, нравы, моральное состояние, поучение (как существительное); моральный, этический, нравственный, духовный, нравоучительный, высоконравственный, добродетельный, внутренний (как прилагательное) (http://translate.google.ru/#en ru moral). И в связи в тем, что большая часть опубликованных работ по нравственному развитию, по решению моральных проблем и др. пришли к нам от англоязычных авторов, употребление слов «мораль» и «нравственность» как синонимов может быть правомерным.

Нам представляется, что именно в такой языковой путанице состоит одна из основополагающих проблем нравственной психологии. Сколько копий ломается в защиту свободы человека от «гнетущего давления моральных запретов»! Да не моральные это запреты, а внутренние законы жизни, нарушать которые человеку нельзя, исходя из его собственных интересов. Понятно, например, что нельзя дотрагиваться до оголенного электрического провода — иначе убьет или покалечит, нельзя «идти в воду, не зная броду». И много таких «нельзя», которые человек выучивает с самого раннего детства, если только он хочет выжить. Законы касаются соблюдения правил, по которым существует физический мир. Нравственные законы — это также очень точные и неотменяемые законы организации жизни во многих ее проявлениях — физических, душевных и духовных. Причем, ведущим здесь является духовный уровень. Еще в таком контексте его можно назвать «мыслительным»^[7]. В качестве понятного синонима душевного уровня здесь корректно использовать слово «эмоциональный», а что касается физического уровня, то его можно обозначить словом «телесный». Деление, конечно, условное — духовный уровень пронизывает все остальные, и в норме именно он должен определять нормальную работу всей системы. Но так получается не всегда.

Как отмечала Т. А. Флоренская, человек часто предстает в «перевернутом» виде: то, что должно было руководить им — дух, оказывается внизу — в подчиненном и искаженном состоянии, а верхнее положение и «командную высоту» занимает тело, и тогда телесные потребности начинают руководить жизнью человека или даже сообществами людей (Флоренская, 2001). А начинается «переворот» не очень заметно для самого человека, когда он нарушает нравственные законы (схожие у разных народов): сначала мысленно, затем в эмоциональных переживаниях, а затем уж самим делом. В результате страдает и сам человек, и общество в целом. Причем, пока он страдает, есть еще возможность исправить ситуацию, но если страдание удалось заглушить (средств для этого современная цивилизация разработала немало), то так и можно застрять в «перевернутом», нечеловеческом состоянии, когда телесные потребности начинают определять все жизненные цели самого человека, а затем и его близкого окружения.

Задача нравственной психологии состоит в том, чтобы исследовать процессы, происходящие на всех уровнях функционирования человека при исполнении или нарушении нравственного закона, проследить путь от мысли к действию, с тем чтобы помочь современному человеку в сложных жизненных обстоятельствах, которые он сам же зачастую и строит всей историей своих моральных выборов.

В публикациях слово «нравственный» часто встречается в сочетании «духовно-нравственный». Духовность в наше время оказалась одним из популярных, но размытых понятий. С нашей точки зрения, область духовных явлений несопоставимо превышает ту, что может охватить предмет психологии как науки. Однако психические явления постоянно соприкасаются с духовными, особенно неразрывна их связь в сфере нравственных выборов личности. И такое словоупотребление здесь оправданно. Выбор осуществляется между добром и злом, вернее, сознательно человек стремится выбрать добро, если только порочность не захватила над ним власть. Но как это происходит в реальной жизни можно пояснить аналогией с простым примером из психологии восприятия.

В одном из своих исследований экспериментатор опрашивала испытуемых о цветовых предпочтениях и просила указать любимый оттенок в цветовом ряде, который предъявлялся с помощью аппаратурной методики. Одна из испытуемых рассказала о своей неизменной любви к красному цвету, однако в цветовом ряде уверенно выбирала отрезок с длиною волны зеленого цвета, считая, что это красный. Выяснилось, что на эксперимент она пришла очень усталой, зеленый для усталого человека всегда предпочтительнее. Но для нас в этом примере главное — факт ее субъективной уверенности: не сделав коррекцию на свое психофизиологическое состояние (усталости) испытуемая продолжала называть зеленое красным^[8]. Подобным образом может происходить и в нравственной сфере: черное называется белым, злое — добрым, и часто делается это искренне, потому что причины искажения имеют свои истоки во всей истории жизни личности.

Задачи нравственной психологии

В тезисном изложении задачи нравственной психологии можно представить в виде перечня проблем, решение которых отчасти начато, а отчасти их еще предстоит формулировать и решать путем консолидации усилий многих ученых — специалистов в каждой конкретной области психологии. Можно также отнестись к этому перечню как к гипотетическому оглавлению книги с названием «Нравственная психология». Такая новая отрасль психологической науки, имеющая свои предпосылки и историю, ставила бы перед собою следующие задачи:

• Методологический анализ предмета нравственной психологии и области ее приложения.

• Понимание личностью и обществом смысла нравственного бытия и объективной содержательности нравственного мира.

• Теоретическое и эмпирическое исследование иерархии нравственных ценностей.

• Процессы осознания на индивидуальном и общественном уровнях нравственного закона, его содержания, императивности и внутреннего единства.

• Соотношение нравственного и правового сознания. Юридические закон и нравственные идеалы. Социальные представления о правде, праве и справедливости.

• Связь личности и общества в контексте нравственного бытия.

• Субъективность личного нравственного переживания и усвоение личностью нравственных установок. Эмоциональная окраска нравственных переживаний. Нравственные чувства.

• Совесть как нравственная интуиция. Исследование современных социальных представлений о совести.

• Мотивы и поведение человека в осуществлении ценностнонравственного выбора.

• Нравственное созидание и разрушение личности. Личность как субъект нравственного выбора. Нравственная убежденность.

• Взаимоотношение между идеалом, нравственной нормой и действительностью в личном самосознании.

• Искаженность нравственного бытия: анализ истоков и механизмов. Своеволие как извращение свободы. Ложь, скептицизм, равнодушие к истине. Искаженность ценностного мира.

• Диалог как метод исследования и коррекции искаженности нравственных установок личности.

• Дальнейшая разработка методов качественного (микросемантического и других видов) анализа для решения задач нравственной психологии.

• Практические приложения нравственной психологии в этнопсихологии (созидающая роль национального нравственного идеала), инженерной психологии и психологии труда (как важнейшего условия безопасности высокотехничных систем), в политической, экономической психологии и др.

Нравственная психология охватывает (или должна охватывать) практически все традиционные разделы общей психологии: методологию, психологию личности и межличностных отношений, познавательные процессы, эмоционально-волевые процессы. И дело здесь не в новом объекте исследования, а в рассмотрении привычных для психологии объектов с точки зрения нравственности как системообразующего фактора нормального, здорового развития и функционирования всех психических процессов. Кроме того, в отечественной психологии (преимущественно советского периода) накоплен большой опыт исследований нравственного развития личности (Л. И. Божович, В. С. Братусь, Е. Н. Стрижов, Т. А. Флоренская, В. Э. Чудновский, С. Г. Якобсон и др.), процесса решения нравственных задач (А. В. Брушлинский, М. И. Воловикова, В. В. Знаков, Л. В. Темнова и др.). Из западной психологии пришел опыт исследования развития морального сознания (Ж. Пиаже, Л. Колберг, Т. Ликона, Д. Тапп и др.).

В списке имен, с которых начинаются диссертационные обзоры литературы по нравственной проблематике, обычно приводят имя основателя психоанализа, хотя он скорее «закрыл» для психологии тему нравственности. По замечанию Б. С. Братуся, «после 3. Фрейда многие психологи усвоили, что нравственность нередко просто фальшь, поза, прикрытие истинного лица или — что почти то же самое — внешнее давление, общепринятая форма, цензура. Поэтому, несмотря на декларируемые терпимость и почтение, внутреннее убеждение (часто переходящее в стойкое предубеждение) требует от психолога держаться настороже и подалее от нравственных императивов и рассуждений» (Братусь, 1997, с. 10). В этой публикации 1997 г. автор использует термин «нравственная психология», отмечая: «нравственная психология, по-видимому, впервые постулируется в этой работе» (там же, с. 3)^[9]. Задачи нравственной психологии автор видит в том, чтобы выйти из позиции наблюдателя за «борьбой за человека в человеке» в область этой борьбы в качестве ее инструмента. И тогда произойдет кардинальный поворот: «из психологии, согласной рассматривать нравственное развитие как частный вариант, сегмент своего применения, она становится нравственной психологией, действующей и видящей мир изнутри нравственного пространства, нравственного понимания человека» (там же, с. 10).

В 1991 г. вышла книга Т. А. Флоренской «Диалог в практической психологии» (Флоренская, 1991). Это одна из первых работ, где уже в «новое время» нравственная проблема была поставлена в центр решения всех остальных психологических проблем. Предпосылками идей, разрабатываемых в этом издании, послужило научное наследие А. А. Ухтомского и М. Г. Бахтина. Незримо в книге 1991 г. и явно в более поздних работах Флоренской (Флоренская, 2001, 2006) присутствовал еще один (и основной) источник — святоотеческий подход к пониманию законов душевной и духовной жизни. В качестве этого источника послужили работы православных подвижников и мыслителей: Никодима Святогорца, Аввы Дорофея, Нила Сорского, Феофана Затворника, Павла Флоренского и др. Возможно, и усилиями Флоренской святоотеческая психология со второй половины первого десятилетия 2000-х годов начала оформляться как новое научное направление (Святоотеческая…, 2010), но сейчас нам хотелось бы остановиться на том значении, которое имеют работы Флоренской для нравственной психологии.

Определенные основы нравственной психологии были заложены и в советское время. В этот период нравственные законы, хотя в урезанной форме, были действенной силой в жизни личности и общества, обсуждался переделанный из христианских заповедей «Нравственный кодекс строителя коммунизма». Но эти ненадежные основания рухнули вместе с крушением советского строя. 1990-е годы оказались периодом российской истории, «свободным» от какой-либо общественной морали. Мало авторов, кто оказался в состоянии противопоставить моральному обвалу что-либо основательное. Т. А. Флоренская была одной из этих немногих, но она умела излагать вечные истины и на марксистском языке, потому что люди при любом строе остаются людьми со своей ненасыщаемой тягой к вечному.

Теория личности, которую можно построить, основываясь на научном наследии Флоренской, отличается от всех остальных «теорий» отказом от притязаний на познание личности. Диалогический подход, разработанный ею, допускает, что с личностью другого человека можно вступить в диалог, а также описывает необходимые условия успешности такого диалога для двух его участников — консультируемого и консультанта. Таким образом, личность всегда понималась Флоренской не как «объект» исследования, а как «субъект» общения.

Второе базовое положение ее «теории личности» состоит в утверждении принципиальной непознаваемости личности другого человека, защите «тайны личности». Данное положение согласуется с выводами современных богословов, проанализировавших понятие «личность» в православной традиции. Священник Вадим Леонов, сопоставляя понимание «личности» и «образа Божия» в православном богословии, говорит о том, что эти понятия не подлежат формальному определению и что, хотя исследованию доступны отдельные проявления личностного бытия человека, важно, чтобы эти феномены даже в обобщенном виде не считались сущностью и предельной глубиной личности в человеке (Леонов, 2010, с. 81).

Третье положение теории личности, по Т. А. Флоренской, связано с понятиями «наличное Я» и «духовное Я». Диагностике с помощью психологических методик доступно только «наличное Я».

Четвертое положение обосновывает необходимость следовать принципу «не навреди» в работе психолога. Оно связано с утверждением духовной сферы личности и запретом любой психологической практики, сопряженной с воздействием на духовную сферу.

Пятое положение касается необходимости «оценивания» нравственной позиции личности двух участников диалога — как консультируемого, так и консультанта. Основанием для такого «оценивания» служит соответствие их слов, действий и поступков нравственным заповедям.

Шестое положение утверждает благоговение перед свободой нравственного выбора личности, на которую никто (даже психолог и даже из «благих побуждений») не может покушаться.

Святоотеческие источники диалогической концепции личности в советский период истории отечественной психологии могли явно не обнаруживаться, но и при внешне «марксистском» языке описания они оставались основанием, позволяющим здраво и точно расставить акценты, отделить существенное от второстепенного.

В качестве примера можно привести анализ работ известных неофрейдистов Г. Салливена и К. Хорни, проделанный Т. А. Флоренской в 1970-е годы. При общем и аргументированном неприятии психоанализа, характерного для всех периодов разработки научной концепции Флоренской, ей удалось использовать логический просчет «противника» для того, чтобы выделить главное и существенное для нормального развития личности — созидающую роль идеала, тогда как К. Хорни в качестве основного виновника невротического процесса (затрудняющего нормальное развитие личности) называет стремление человека к безграничному совершенству. Флоренская пишет: «В идеале мы видим тот образец, по которому формируются все психические свойства, способности и умения человека, ту цель, без которой принципиально невозможна человеческая деятельность… Существенно то, что идеалы подростка и юноши, как правило, выражают стремление к неограниченному совершенству, к расширению своего жизненного горизонта до общечеловеческих, мировых стандартов» (Флоренская, 1974, с. 162). Аналогично, относительно попытки Салливена «исправить» фрейдизм Флоренская отмечает: «Противопоставляя социальное природному, Салливен не находит в человеке источников духовного развития» (там же, с. 166).

Таким образом, ведущие понятия в теории личности Флоренской — «идеал», «безграничное стремление к совершенству», «духовное развитие», добавившиеся к ним позднее «духовное Я» и «наличное Я», а также взятые из других, родственных по духу, теорий «вненаходимость» (Бахтин) и «доминанта на собеседнике» (Ухтомский) — представляют собою единую, непрерываемую линию развития самой концепции Т. А. Флоренской.

Первой ее работой, получившей большой резонанс в научных кругах, была публикация в одном из томов «Бессознательного», вышедших в Тбилиси в 1978 г. (Флоренская, 1978). Речь в статье шла о психологической интерпретации мифа об Эдипе. В отличие от психоаналитической интерпретации известной как «Эдипов комплекс», Тамара Александровна связала историю царя Эдипа с невольным (из-за незнания) нарушением нравственной заповеди, но сознательным прозрением и покаянием героя. Эта тема напряженной работы над своей совестью («духовным я») сохранялась и развивалась во всех последующих публикациях Флоренской с той только разницей, что в 1990-е годы она обрела возможность выражать мысль более определенно, чем в условиях идеологического однообразия советского периода. Впрочем, сама Флоренская говорила о том, что нужно уметь выражать верные мысли на любом языке, понятном аудитории, и сама умела это делать^[10].

В своей последней по времени работе, опубликованной уже после смерти автора (Флоренская, 2001), рефреном, из главы в главу повторялось главное правило работы психолога и психотерапевта «не навреди!», а также приводились слова из молитвы Ефрема Сирина о даровании способности видеть свои грехи^[11]. Эта поворотная в истории нравственной психологии точка связана с изменением вектора направленности внимания исследователя: от изучения, диагностики и т. п. личности другого человека — к желанию видеть свои нарушения нравственного закона. Работа психолога над собой дает возможность услышать голос своего «духовного я» — своей совести и как результат — обрести способность различить голос «духовного я» собеседника, чтобы поддержать этот голос во время психотерапевтического диалога.

Заметим, что Т. А. Флоренская не отрицала диагностические методики, но всегда говорила о том, что с их помощью можно касаться только периферии личности, но никак не ее глубинных оснований, так как психология занимается в основном проблемами «наличного Я». «Духовное Я» недоступно анализу, но вступая в диалог, всегда нужно сохранять память об этом высшем достоинстве любого человека. Она писала просто и понятно, иногда — от первого лица, но именно так мог начинаться диалог с читателем, а также диалог читателя со своей совестью: «Во мне живет и руководит мною мудрейший наставник, он говорит со мной голосом совести. Слушаясь его, и сам я могу стать не просто умным. Но мудрым в своих мыслях, чувствах и делах. Советы его могут оказаться выше моего разумения и даже идти вопреки ему, но жизнь покажет их истинность, опыт научит, что непослушание „второму Я“ вредит и мне, и окружающим меня людям; а когда я прислушиваюсь к нему, то поступаю правильно, и в душе моей воцаряется мир» (Флоренская, 2006, с. 40).

Анализируя детские сочинения о совести, Флоренская отмечает: «Совесть, как писали подростки, — это „лучшее Я“, „обязательно правильное11. Назовем это второе Я „духовным Я“, не пытаясь определить его. Это голос вечности в душе человека, его творческое начало и перспектива становления. Духовное Я неизмеримо превосходит наличные возможности человека. Даже будучи неосознанным, духовное Я действует в человеке, и совесть является одним из его проявлений» (там же, с. 41).

У Т. А. Флоренской есть ученики и «ученики учеников», работы которых показали большой практический потенциал данного подхода. Он оказался эффективным и в работе со сложными жизненными ситуациями (М. Ю. Колпакова, 1997, 2002), при организации обучения по медицинским специальностям (Т. Ю. Коренюгина, 2004), при коррекции логопедических проблем у детей (Е. С. Тихонова, 2009).

Такой широкий спектр применения (а он может быть значительно увеличен) связан с прогностичностью самого подхода, основанного на главном и существенном в природе человека. Дело науки ведь не в том, чтобы исчерпать проблему своими объяснениями, а в том, чтобы найти главное и определяющее для ее возможного решения. Главным и определяющим для нравственной психологии и для применения на практике ее результатов является неискаженный образ человека как существа, по самой природе своей наделенного высшим достоинством («духовным я», совестью, образом Божиим). Такое понимание очерчивает границы возможности применения объективных методов к исследованию, предъявляет требование к самому ученому познавать и стремиться соблюдать нравственный закон.

Идея пересмотреть с нравственных позиций сложившееся к настоящему времени психологическое знание, разные отрасли психологической науки также принадлежит Т. А. Флоренской. На занятиях семинара, организованного ею в середине 1990-х годов, она начинала эту работу, которая отчасти нашла свое отражение в книге «Диалоги о воспитании и здоровье» (Флоренская, 2001). Но работа завершена не была, а главное, ее результаты практически не опубликованы.

В настоящее время сама логика развития психологической науки требует серьезного и систематизированного обращения к нравственной теме^[12]. И здесь приветствуются любые усилия.

Что касается нравственной психологии, то эти усилия должны быть направлены на анализ существующих методов исследования личности и общества с целью отбора из них методов, не нарушающих нравственные нормы (или не провоцирующих людей на нарушение, как, например, это происходит в методе «подсадной утки» или в знаменитых опытах «стэнфордского тюремного эксперимента» 1971 г., или в «безобидных», на первый взгляд, экспериментах Е. В. Субботского с дошкольниками, склоняемыми ко лжи и др.).

Современное состояние и перспективы развития нравственной психологии

Если представить себе новое направление психологической науки как строящееся здание (а этот образ является наиболее точным), то можно сказать, что у этого здания есть фундамент — и фундамент этот заложен давно. Каждая историческая эпоха, еще до возникновения психологии как науки, формировала свой слой, закладывала свой «камень» в этот фундамент.

Есть основания для строительства той области, которая называется «психология личности». Основания эти составлены не только трудами Т. А. Флоренской (на которых мы особенно подробно остановились в настоящей работе), но и множеством исследователей, как отечественных, так и западных.

Социальная психология, психология труда, юридическая психология выступили инициаторами широкого и планомерного обращения к нравственной проблематике (о чем достаточно подробно говорилось в начале данной статьи). Разработаны новые методы, получены результаты, убедительно свидетельствующие о связи нравственности и профессии, соблюдения нравственных норм и психологической регуляции экономической активности, характеристик образной сферы и нравственного состояния личности (Ермолаева, 2008; Журавлев, Купрейченко, 2006; Купрейченко, 2010; Воробьева, 2010; Гостев, 2008; Попов, Голубева. Устин, 2008). Требуют своего развития и продолжения работы, начатые А. В. Брушлинским, Л. В. Темновой и др. в области психологии мышления как области, центральной для нравственной психологии. Область, связанная с психологией мышления, — исследование различных социальных представлений о нравственной и юридической сферах жизни (Абульханова, Воловикова, Елисеев, 1991; Александров, Александрова, 2009; Воловикова, 2005; Дикевич, 1999; Елисеева, 2004; Стрижов, 2009; и др.), а также изучение приоритетов ценностей современной личности (Журавлева, 2006; Лебедева, Татарко, 2007; и др.).

Ведущее место должно принадлежать истории психологии, и особенно — исторической психологии. Современные методы исследования, накопленные в исторической психологии, позволяют реконструировать нравственный идеал забываемого и почти забытого прошлого. Ввиду ускорения процессов, происходящих в современном мире в нравственной сфере, «историей» могут послужить не только образы далекого прошлого, образы дореволюционной России, но и относительно недавние времена — доперестроечные и начала перестройки общественного сознания. Изменения в нравственных приоритетах периода 1990-2000-х годов происходили так быстро, что нам — современникам, и особенно молодежи, выросшей во время этих изменений, уже трудно представить, какие ценности и нормы были приняты в обществе раньше.

Использование качественных методов анализа, расширение источниковой базы путем включения в нее произведений художественной литературы, художественных и документальных фильмов увеличивают возможности психолого-исторической реконструкции идеалов прошлого и помогают лучше понять настоящее.

Литература

Абульханова К. А., Воловикова М. И., Елисеев В. А. Проблемы исследования индивидуального сознания // Психологический журнал. 1991. Т. 12. № 4. С. 27–40.

Александров Ю. И., Александрова Н. Л. Субъективный опыт, культура и социальные представления. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009.

Братусь Б. С. К проблеме человека в психологии // Вопросы психологии. 1997. № 5. С. 3–19.

Братусь Б. С. Психология и этика: возможна ли нравственная психология? // Человек. 1998. № 1. C. 50–59.

Брушлинский А. В., Темнова Л. В. Интеллектуальный потенциал личности и решение нравственных задач // Психология личности в условиях социальных изменений. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1993. С. 45–56.

Воловикова М. И. Представления русских о нравственном идеале. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2005.

Воловикова М. И., Дикевич Л. Л. Основы нравственной психологии. Учебно-методическое пособие для студентов психологического факультета. Смоленск: Изд-во Смол. ГУ, 2005.

Воробьева А. Е. Личностные и групповые факторы нравственного самоопределения молодежи: Автореф… канд. психол. наук. М., 2010.

Гостев А. А. Психология вторичного образа. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2007.

Дикевич Л. Л. Обыденные представления о порядочном человеке: Автореф… канд. психол. наук. М., 1999.

Донцов А. И., Емельянова Т. П. Концепция социальных представлений в современной французской психологии. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1987.

Елисеева Н. Д. Культурологические особенности социальных представлений народа Саха о нравственном человеке: Автореф… канд. психол. наук. М., 2004.

Ермолаева Е. П. Психология социальной реализации профессионала. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2008.

Журавлев А. Л., Купрейченко А. Б. Нравственно-психологическая регуляция экономической активности. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2006.

Журавлева Н. А. Динамика ценностных ориентаций личности в российском обществе. М.; Изд-во «Институт психологии РАН», 2006.

Колпакова М. Ю. Психологическая работа с женщинами, отказывающимися от новорожденных детей // Вопросы психологии. 1997. № 3. С. 61–68.

Колпакова М. Ю. Диалог с тревожным ребенком // Современная психология: состояние и перспективы развития. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2002. Ч. 3.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

В «приоритете» нарушений нравственного закона представлена точка зрения автора. Однако, наверное, каждый согласится с утверждением, что «не все в порядке в Датском королевстве» и что дела с нравственностью обстоят неблагополучно с двух сторон бывшего «железного занавеса» (кстати, хранившего большинство советских людей от многих бед европейского морального разложения; после крушения «занавеса» эти беды хлынули на беззащитные массы, потому что коммунистический идеал такой защиты дать не мог, а возвращение к исконному православию — процесс небыстрый).

2

Точнее она звучит так: «Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дома ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякаго скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего» (приводится по «Православному молитвослову», М.: Паломник, 2006, с. 243). Последнюю фразу на современный русский язык можно перевести так: «не пожелай» ничего из того, что принадлежит другу твоему.

3

Иногда смотришь на известных в стране юбиляров, достигших самых преклонных лет, и видишь по доброму и ясному выражению их лиц, что не могли они плохо относиться к своим родителям, а любили их, и этой любовью, а не ненавистью, продлевали свои годы. Конечно, те, кто прожил недолгую жизнь, тоже могли быть хорошими дочерями или сыновьями. Но когда речь идет о 90-летних и старше… Предположение, которое стоит проверить.

4

«Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли» (приводится по «Православному молитвослову», М.: Паломник, 2006, с. 243).

5

Нас так напугала заидеологизированность советской науки, что теперь мы остерегаемся хоть какой-то идейной определенности. А именно она сейчас и нужна, потому что без определенного стержня распадается цельность научного знания и резко ослабляется возможность эффективного и позитивного практического применения самих результатов, полученных в исследованиях. С этим уже столкнулись западные психологи, поставившие на повестку дня необходимость решения методологических проблем, позволяющих структурировать огромные потоки конкретных эмпирических данных (по результатам обсуждения на конференции по психологии развития, проходившей в 2003 г. в Милане).

6

Рахметов (известный любому советскому старшекласснику по школьному курсу русской литературы) вдохновил своими аскетическими подвигами, особенно привычкой спать на гвоздях, многих будущих революционеров (включая В. И. Ульянова). Жесткая тренировка воли в отрыве от других человеческих качеств порождает сверхчеловека, нацеленного на исполнение любой задачи, включая террористические (тоже, увы, русское изобретение, благими целями которого можно было обмануть только неискушенных бесчеловечностью терактов «дореволюционных» россиян).

7

Мысль невидима и неосязаема, но обладает организующим остальные действия потенциалом, который и проявляется, если человек сознательно принимает ту или иную мысль.

8

Данный эксперимент Т. А. Ребеко двадцатилетней давности воспроизвожу по памяти, т. к. той «уверенной» испытуемой была я.

9

Заметим, что курс для студентов-психологов, начатый мной в 1994 г. в Смоленском гуманитарном университете и продолженный затем Л. Л. Дикевич, также назывался «Основы нравственной психологии» (Воловикова, Дикевич, 2005). Мы считаем, что такое название именно благодаря своему двойному значению (и как психология о нравственной жизни, и как психология нравственная по своим целям, методам и установкам) наиболее точно соответствует той области знаний, в которых особенно нуждаются будущие психологи.

10

Одним из искушений нашего «искусительного» во многих отношениях времени является соблазн пользоваться церковной терминологией без адаптации ее к аудитории. Последствия могут быть печальными: богатство святоотеческого наследия вызовет отторжение, а узкая группа «адептов» начнет обвинять остальных в непонимании и еще во многом другом, тогда как тема законов духовно-нравственного становления личности жизненно важна для всех без исключения!

11

«…Ей Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего.». Молитва Ефрема Сирина вдохновила Пушкина на стихотворение «Отцы пустынники и жены непорочны.».

12

Отчасти это отражается в стремительном росте публикаций на тему различных нравственных аспектов в психологии, а также в поиске названия для формирующегося нового направления (см. например: «Психология нравственности», 2010).