Шарлатан

Поуп Брок, 2008

В 1917 году Джон Р. Бринкли прибыл в крошечный городок Милфорд, штат Канзас. Здесь он открыл медицинскую практику и представил диковинный метод восстановления угасающей мужской силы – с использованием козлиных желез. Тысячи клиентов быстро превратили «доктора» в самого богатого и знаменитого хирурга Америки. Его слава привлекла внимание другого великого шарлатана – Морриса Фишбейна, который поклялся выбросить из бизнеса «самого дерзкого и опасного» мошенника страны. Но все его усилия, казалось, только подстегивали Бринкли к новым вершинам – он занялся радиовещанием и политикой, причем его методы предвыборной агитации используются до сих пор. Чем закончилась их игра в «кошки-мышки»? И был ли на самом деле Бринкли изобретательным шарлатаном, искалечившим сотни пациентов, или медиком-экспериментатором, как профессор Преображенский из булгаковского «Собачьего сердца»? В этой книге Поуп Брок раскрывает тайны одной из самых громких афер в истории Америки.

Глава 9

Смелость, еще раз смелость, и только смелость.

После успеха в Чикаго Бринкли удалось разворошить костер известности, и в некоторых областях страны его имя осветилось поистине ослепительным пламенем. Во время своего тура по Новой Англии, который он совершал в июне 1921 года, он рассказывал о других своих опытах, суливших захватывающие перспективы, как, например, успешных пересадках глаз от одного вида другому. «В настоящий момент я не могу еще [вылечить от слепоты], — говорил он собранию докторов в Коннектикуте, — но месяцев через шесть, думаю, мне удастся и это». Свидетельств, что он проводил подобные опыты, не существует, и он никогда больше об этом не упоминал, но такое утверждение само по себе производило должный эффект. Поползли слухи, что скоро он сможет оживлять мертвецов.

Между тем в Милфорде бизнес шел как по маслу. Хаосу пациентов, прибывавших с собственными животными, был положен конец. Теперь торговец из Арканзаса регулярно поставлял козлов партиями из сорока особей. Доктор содержал их в загоне за клиникой. Каждому пациенту предлагалось осмотреть стадо и выбрать себе приглянувшегося ему козла. Сотрудники Бринкли, даже приближенные, затруднялись определить характер доктора. Он мог вести себя вызывающе, картинно, как ковбой, размахивать шестизарядным кольтом, в следующую минуту превратиться в скромного интеллектуала-ученого, уверенного в своей теории и дотошного. То и дело он принимал вид неприступный и непроницаемый и мог казаться даже застенчивым. (Один из его сотрудников, много лет проработавший рядом с ним, уверял, что Бринкли, «знакомясь с новыми людьми, всегда чувствовал неловкость».) Бывало трудно дозвониться до него. Иногда, находясь в клинике, он вдруг исчезал на несколько часов — либо, как объяснял он своему ассистенту доктору Осборну, для того, чтобы успеть побольше сделать, либо для поддержания своей репутации как человека, окруженного некой тайной. «Надо так все обставить, чтобы людям трудно было тебя найти и поговорить с тобой», — советовал он. К тому же он был уверен, что «разговорами болезнь не лечится»^[13].

Кипевшую в нем бешеную энергию он чаще всего держал под контролем. Но однажды вечером он, выпив, изрубил топором соседскую машину. А в другой раз видели, как пациент, выбежав из клиники, несется на задний двор от пьяного Бринкли, догоняющего его с мясницким ножом в руке.

В марте 1921 года житель Милфорда, некто Джесс Уилсон, попросил, чтобы закон защитил его, оградив от действий Бринкли. Сам Бринкли объяснил это следующим образом: «Я позволил себе ряд замечаний относительно него, так что парень, видимо, испугался, и меня задержали, в результате чего потребовался залог. Не знаю, грозил ли мне арест, но пришлось выложить кругленькую сумму (в тысячу долларов) в качестве доказательства, что не пристрелю его».

В городе упорно поговаривали, что он откусил ухо бедняге Осборну.

И все же большинство местных жителей предпочитали видеть в такого рода поступках всего лишь эксцентричные проявления гениальности человека, благодаря которому Милфорд купался в деньгах. Наряду с новой большой больницей Бринкли финансировал работы по укладке новых тротуарных плит, обновлению системы городской канализации, строительство нового здания почты и пошив новой формы юношеской сборной города, бейсболисты которой с тех пор стали называться «Козлами Бринкли». Он подарил городу электрические фонари на улицах и новое здание банка. Он замостил две мили дороги, ведущей к железнодорожной станции, и приобрел медведя в ходе неудачной попытки основать зоопарк. (Медведь своим ревом не давал ему спать по ночам, и Бринкли в конце концов пристрелил его.)

Лишь однажды горожане не позволили Бринкли проявить щедрость, когда тот захотел, чтобы новая церковь была названа в его честь. Одному из местных жителей запомнились слова Бринкли: «Методистскую церковь в Милфорде построил не Христос, так что незачем ей называться в его честь. Пусть она зовется Методистской церковью Бринкли». Но доктор настоял на том, чтобы на табличке, прикрепленной к зданию церкви, были увековечены имена не только Господа и сына Божьего Иисуса, но и его, Бринкли. Со своей стороны и пастор отдал дань его щедрости в выражениях самого неумеренного восторга: «Сила, которой обладает этот человек и подобной которой я не встречал ранее, оказывает на меня странное действие. Именно эта сила заставила меня одним воскресным днем после встречи с ним броситься на радио и произнести слова, на которые я не считал себя способным. Меня осудили за то, что я уподобил этого человека Иисусу из Назарета… Но я так чувствовал: в его присутствии я ощущал дыхание Божие. Высота этой личности вдохновляет меня».

Празднования следовали одно за другим, город погрузился в вакханалию вечеринок с мороженым и чванливых статусных приемов. «В понедельник, в десять часов утра, — сообщала местная газета, — толпа, собравшаяся в методистской церкви, под предводительством Уолтера Тегю направилась с флагами в парк, где ее ожидала другая толпа. Доктор Дж. Р. Бринкли склонился перед флагом. Толпа запела гимн». Так всем городом отпраздновали день рождения Минни, а Бринкли обещал новые, еще более драгоценные дары: грандиозное здание больницы и универмаг, повторяющий архитектуру Белого дома. «Здание будет занимать целый квартал и обойдется мне в миллион долларов. Там разместятся магазины, спортивный зал, гигантский бассейн, парикмахерские, помещения моей клиники и театр величиной с «Орфеум», что в Канзас-Сити, где будут идти лучшие театральные постановки и кинокартины со звуком».

О подобном не мог мечтать и… настоящий «Орфеум».

Однажды, приятно проводя время в Канзас-Сити, он, завернув в парикмахерскую, увидел человека, надевавшего перед зеркалом пальто. Делал он это не без ловкости, учитывая отсутствие у него одной руки. Бринкли подослал к нему служителя, и через секунду Кроуфорд почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Вот как описывает он встречу с Бринкли: «[Бринкли] спросил меня, как я поживаю, и я ответил, что прекрасно, а он рассказал, что владеет клиникой в маленьком канзасском городке Милфорде… Он сказал, что неплохо преуспел и дела у него идут прекрасно. Я спросил, тем же делом занимается он в своей клинике, чем прежде промышляли и мы, и он ответил: «Да, можно и так сказать — похожим делом».

В детали доктор не вдавался. Подобную скромность следует признать для него нехарактерной. Но, надо думать, он опасался обнародовать полную картину своих успехов. Например, тот факт, что делал теперь в месяц в среднем пятьдесят операций по семьсот пятьдесят долларов каждая, и это приносило ему по полмиллиона долларов в год (в существовавшей в двадцатые годы валюте). Многие пациенты ложились на операционный стол, даже не поинтересовавшись, что будет происходить потом. «Думаю, что козлиная железа — это вроде как картошка, — говорил семидесятисемилетний А. Б. Пирс из Небраски. — Берешь картофелину, режешь на кусочки, сажаешь, и каждый глазок прорастает».

Был у Бринкли и другой, негласный, источник дохода, на который вдохновил его Лидстон. Понсе де Леон из Канзаса время от времени занимался пересадками человеческих органов, рекламируя как эксклюзивную операцию, предназначенную людям немалого достатка, привыкшим к просторным домам и изысканным винам.

Да, вне сомнений, эту операцию позволить могли себе далеко не все. Уже год или два как всплыли слухи о неимущих молодых людях, за деньги предлагающих одну из своих двух тестикул. Ходили и другие слухи, еще тревожнее, о юношах, похищенных и затем кастрированных с целью использования их органов богатыми инвалидами. По сравнению с подобным хищничеством Бринкли был образцом морали: ведь он использовал исключительно мертвых. Нефтяной магнат из Оклахомы, обратившись к доктору с просьбой пересадить железу козла (ему и ряду его друзей), получил в ответ следующее послание:

«Вы имеете возможность заплатить хорошую цену за возвращенную юность, так почему же не воспользоваться этим? Зачем унижать себя, опускаясь до уровня скотины и приживлять себе железу козла, в то время как вы можете обрести соответствующий орган здорового юноши?

Я это устрою. Если каждый из ваших друзей может прибыть ко мне одновременно с другими и заплатить пять тысяч долларов за сертифицированную человеческую железу, я произведу подобную пересадку и вам за минимальную цену в пять тысяч долларов. Только что я сделал такую же пересадку в Лос-Анджелесе за десять тысяч долларов. Редко кто из хирургов способен получить настоящую человеческую железу, но у меня имеется старинный приятель, живущий в крупном американском городе, и он сможет снабдить меня необходимым материалом.

Разумеется, подобные операции с человеческими железами дороги. Ведь и за железы я плачу большую сумму. Кроме того, я должен быть извещен заблаговременно. Так что, если вы с вашими друзьями решитесь на подобную операцию, известите меня, гарантировав ваш приезд в любое оговоренное время в течение ближайших шести недель. Тогда я извещу моего агента о необходимости поставки, и он примется за дело. Он может получить железы через несколько недель, а может и дожидаться их неделями. Таким образом, моим пациентам надлежит быть готовыми, когда буду готов и я. Оплату не менее четверти полной стоимости следует послать банковским депозитом, чтобы мне не пришлось куда-то ехать и тем самым терпеть убытки.

Я гарантирую трансплантацию человеческих желез — настоящих, здоровых, без изъянов. Гарантирую также, что донор будет не старше тридцати пяти лет и являться обладателем сильных мужских желез.

Более того, я даю еще одну важную гарантию в том, что железы приживутся и станут работать. В противном случае я произведу замену — бесплатно и не позднее шестидесяти дней со дня первой операции. Пациенту придется оплатить лишь обычные расходы на пребывание в клинике».

Данная эксклюзивная опция широкой публике оставалась неизвестной. Кроуфорд, во всяком случае, ничего не знал о ней, на какое-то время исчезнув из жизни Бринкли.

Как же использовал доктор свалившуюся на него удачу? Однажды под конец долгого рабочего дня он в очередной раз расслабился на нижнем этаже клиники в компании нескольких сотрудников, с которыми распивал незаконно добытое спиртное. Беседа становилась все оживленнее, бутылки опустошались одна за другой, пока Бринкли, внезапно вскочив из-за стола, не кинулся к шкафу с хирургическими инструментами, крича, что «перережет им всем глотки». Медсестры пытались его удержать, но он вырвался и сильно укусил за палец пришедшего навестить его в клинику доктора Тибериуса Гракуса Джонса, своего тестя.

Услышав доносившиеся снизу крики и грохот, пациенты в палатах ужасно испугались. Один из них, выпрыгнув из-под одеяла, связал простыни и попытался спуститься по ним вниз. Еще вися в воздухе, он насторожился, прислушиваясь к внезапно наступившей тишине. Ассистент Бринкли, доктор Осборн, разрешил скандальную ситуацию, нанеся Бринкли сильный удар доской по голове.

Примечания

13

Арфи Кордрей, домработница доктора, вспоминала, что Минни Бринкли «была горазда поболтать», в то время как доктор обычно сидел, «погрузившись в книгу или что-нибудь в этом роде». — Примеч. авт.