Ночной сад

Полли Хорват, 2018

В жизни девочки Франни вдруг началась загадочная полоса. На их ферму заглянуло НЛО, потом залетело привидение, в лесу поселился таинственный отшельник, которого спасла русалка, – без шуток, именно так отшельник и говорит, а Сина, которая заботится о Франни, неожиданно купила радиоприемник и принялась слушать радио с утра до вечера, хотя всегда над такими людьми посмеивалась. При чем тут Ночной сад – сад, цветы в котором распускаются только ночью? А притом, что, по слухам, этот сад исполняет любое желание – одно-единственное, но с самыми непредсказуемыми результатами…

Сина рассказывает

Когда Сина рассказала мне всё это, я спросила:

— Батюшки, и в чём же заключалось это большое одолжение?

— Я согласилась приютить детей Ревуньи Элис Мэдден.

— Не может быть! — воскликнула я и взяла из банки два скаутских печенья^[1]. Мне показалось, что это дело как раз на два печенья.

— Ещё как может, — отозвалась Сина. — Ума не приложу почему. Кто угодно мог их приютить. Почему я?

— Наверное, в глубине души ты любишь маленьких детей, — предположила я, глядя на неё через стол и надкусывая первое печенье.

— Разве что очень в глубине, — заметила Сина.

— А может, это у тебя такой нервный тик? — Я разломила печенье на кусочки, точно рассчитанные, чтобы питать мысль. Один кусочек — одна мысль, таков был план. — Взяла же ты меня.

— Это было двенадцать лет назад. И потом, ты совсем другое дело, — ответила Сина. — Я сразу поняла, что ты особенная. Такой, как ты, больше не будет. Но не жди, что я пущусь в пляс. Не дождёшься.

— Спасибо, — сказала я. — И я не о плясе. Впрочем, и за это спасибо! Я про особенную…

— Не за что, — отмахнулась Сина. — В любом случае, сделанного не воротишь. Я сказала, что завтра после уроков она может привезти Винифред, Вилфреда и Зебедию и они поживут у нас, пока она будет в Комоксе.

— Ох, — сказала я. Это было ударом, но удар надо держать с высоко поднятой головой. — Ясно. Хорошо, что в доме есть все эти комнаты для прислуги — они могут жить на третьем этаже, и, наверное, мы даже сможем притвориться, что их тут нет. — Это я хитро заплела интригу, неявно намекнув, что чужие дети «конечно же» будут жить на третьем этаже, а не на втором, среди цивилизованных людей.

— Да, это хорошо, — Сина мгновенно уловила суть. — Хотя до сортира путь оттуда неблизкий. Три лестничных пролета…

— Чёрная лестница не так плоха, — уронила я. — Ступеньки крутые, зато вниз по зову природы можно слететь быстро. А в стратегических местах зажечь керосиновые лампы.

— Да они же споткнутся о них и спалят весь дом. Да, и одно из кресел-качалок лучше унести с площадки второго этажа. Обогнуть на бегу одно и не свернуть себе шею мальчишки, пожалуй, смогут, но два могут оказаться непреодолимой преградой. Мальчики вечно на всё налетают. И выдадим-ка мы им фонарики.

— Да, всё должно хорошо получиться! Вот видишь, никаких проблем, — с облегчением подытожила я, как только стало ясно, что Мэдденов от меня будет отделять целый этаж, а под купол, решила я, они не будут допущены ни при каких обстоятельствах. — Ну и насколько они останутся?

— В том-то и дело. Я толком не знаю. Это ведь Элис, сама понимаешь.

— Ох. Значит, больше слёз, чем слов?

— Вот именно, — подтвердила Сина. — Потоки слез и сетований. Похоже, она убеждена, что если немедленно не воссоединится с мужем на базе ВВС в Комоксе, он наделает глупостей.

— Каких глупостей?

— Кто же знает, каких глупостей может наделать авиатехник?

— Выпить очищающую жидкость? — предположила я. Мы с Синой обожали подобные разглагольствования.

— Заплести косы на швабрах? — предложила Сина.

— Может, это что-то, не связанное с работой, — сказала я. — Может, она опасается, что он пристрастился к тарантелле и, дай ему волю, перевезет всю семью в Италию.

— В Италию?

— Это её родина. Якобы танец воспроизводит движения человека, укушенного тарантулом.

— Ну Франни! Ума не приложу, откуда ты всё это знаешь! — воскликнула Сина.

— Я читаю.

— И всё же я подозреваю, что знает она больше, чем говорит. Она явно уверена, что её присутствие в Комоксе — это настоятельная необходимость.

— Плохи дела! — вздохнула я. — Или она сама себя накручивает. Мы недостаточно близко её знаем, чтобы судить.

— Именно так я и решила. Я спросила, уж не думает ли она, что он планирует сбежать в Европу и присоединиться к Гитлеру, но она сказала, что нет.

— И она даже не намекнула, что, по её мнению, затеял муж?

— Она все отнекивалась.

— Вот нахалка! — возмутилась я.

— Да уж, — кивнула Сина. — Не в бровь, а в глаз. Прийти сюда, просить меня о большом одолжении, оставить мокрые пятна на новых обоях и не поделиться пикантными подробностями — это просто за рамками приличий и здравого смысла!

Мы обе принялись смотреть в окно, и я решила, что хорошие идеи у меня покамест закончились, и прикончила печенье в несколько укусов.

— Что ж, на попятный идти поздно. Пожалуй, я пойду спать, — решила Сина.

— Отличная идея, — согласилась я. И тут меня пронзила мысль. — Завтра последний учебный день перед специальными весенними каникулами. Ты же не думаешь, что она бросит их здесь на всю весну?

— Не знаю. Мне никто ничего не говорит, — в отчаянии воскликнула Сина и пошла наверх, бормоча: — Постный или одутловатый? Что менее обидно?

Перед тем как отправиться спать, я пошла в сортир и, сидя там в компании летучих мышей и насекомых, размышляла о том, что никто из нас не мог и представить, что этой весной на наших 270 акрах будут толочься чужие дети и как всё может перемениться в мгновение ока.

А затем я пошла обратно в дом. Где-то наверху я слышала сов, всегда неподалеку, всегда незримых; словно три монаха, они тянули свой спиритический хорал, загадочный возглас «кого, кого, кого», обращённый в ночь, в непостижимую тьму, взывая к тому, к чему все мы взываем, «кого, кого, кого, туда, туда, туда», упорядочивая Вселенную, настраивая мои струны, наводя сон.

Примечания

1

Франни берет печенье от организации девочек-скаутов, деньги с продаж которого шли на благотворительность (прим. пер.).