Моя хроника бесчисленных поражений

Полли Ива, 2015

Наверно, нужно дозреть до новой любви, до мыслей о другом, до молодой весны, пьянящей сильнее старого вина. И я дозреваю. Уже два года. А ты ещё снишься. Временами, когда ломает запястья и… Просто ломает. Человек, вросший в сердце – это сильнее любви. Больше и шире. Смертельный диагноз. Когда силы совсем покинут меня, я расскажу своим уже взрослым детям о тебе. Иначе кто-нибудь разве узнает, как я тебя сильно? Когда куришь и встречаешь с другой рассветы, улыбайся моему отражение в своём зеркале. И если что, – я рядом.

На крышах четырнадцатиэтажек

Теперь я знаю, как становятся людьми 21 века: циничными и пошлыми. Вчера ещё, кажется, что вчера, грела его ладони. И вот эта холодная вечность. Стрелки уже давно замерли на без пяти полночь и не показывают реального времени. Стоило бы курить и захлёбываться виски. Но ты не куришь и не пьёшь. Вместо этого сдираешь костяшки в кровь, стёсываешь их об стены и тонешь в слезах. Потом посылаешь всех к чёрту и покупаешь ему подарок. На его день рождения. Восемнадцатый день рождения. И плевать, что ему на тебя с высокой колокольни. И вообще уже на всё наплевать. Пишешь:"Приезжай, забери подарок и уходи". Пишешь его другу: «Чёрт побери, да заберите вы уже его!"

И тишина. Ты думаешь, что всё. Финал. Больше боли не вместит даже самое огромное сердце. Собираешь себя по кусочкам, как пазл. Как крупу, перебираешь воспоминания, отсеивая лишнее. И вот он звонит…

Спустя десятки сотен ночей и исписанных тетрадных листов. И этот прокуренный телефонными проводами голос говорит тебе что-то о вашей первой встрече и будущих детях.

И ещё год. По утрам — будильник на 6:40, зарядка, чашка горячего чая. Стихи о ладонях и тоска, от которой немеет всё тело — от головы и до кончиков пальцев. А потом одна фраза. /Ты мне не нужна/. И опять тишина. Это даже больнее, чем /не люблю/. Мир не рушится. Он просто исчезает. В одно мгновение. Вот он был и нет.

Какого чёрта?! Зачем было возвращаться, если опять уходишь? Да я ведь отпускала! Я правда смогла отпустить. А теперь… Теперь не могу. Ты не рука, нога, да и вообще не любая часть тела. Ты — моя боль. Моя душа. Знаешь, как это, душу скальпелем? Круче и жёстче, чем бабочек в животе. Душа важнее бабочек.

А потом ещё вечность. И он перед твоим подъездом. Спустя пять килограммов после последней встречи. Ну или полтора года, если считать годами. И вот теперь — рушится. Исчезнувший мир — рушится. Смотришь в родные глаза, слушаешь голос. И хочется одного — убежать.

И оказывается, что всё, что было прежде — это не боль. Больнее всего не разлука, не измена, не предательство и даже не смерть. Больнее всего разочарование в любимом человеке.

И вот теперь можно курить, захлёбываться виски и танцевать голышом на пустых крышах четырнадцатиэтажек. Потому что детство осталось где-то там, где ты грела его ладони после долгой разлуки и забывала обо всём. А сейчас у тебя ни ладоней, ни стихов, ни серо-зелёных глаз. Только исчезнувший мир и почерневшее от гари и горечи сердце, наполненное хмельным отчаянием и сумасшедшим весельем, какое бывает только и прямо перед точкой. Окончательной точкой.