Цена твоей нелюбви

Полина Рей

3

Едва переступив порог дома, я поняла, что за то время, пока бежала под отчий кров, приняла три решения. Первое — я оставляю ребёнка. Да, глупо. Любая здравомыслящая женщина, узнав о таком, с вероятностью в девяносто девять процентов просто бы покрутила у виска. Но мне было так обидно… И за себя, и за этого, ещё нерождённого, но всё же уже вполне себе имеющегося в наличии малыша.

Конечно же, если бы я всё же решилась и рассказала обо всём Зеленову, он попросту бы или высмеял меня, или, что хуже, стал бы относиться к собственному чаду, как к ошибке. Досадной помехе.

И из этого проистекало моё второе решение. Лёша не узнает о моей беременности, даже если мне к виску приставят дуло пистолета, и скажут, что в случае сохранения этой тайны, спустят курок.

Ну а то, что я решила напоследок, напрашивалось само по себе. Я расскажу маме и бабушке о том, что залетела и что учиться пока не стану. От мыслей о том, что моё будущее прямо в эту самую секунду летит в тартарары, хотелось плакать. Но я не стала подчиняться эмоциям. Никаких слёз, соплей и прочих атрибутов обиженки. Я уже взрослая, и если решила, то уже стану стоять на своём до конца.

Пока попробую устроиться на подработку, немного подкоплю, чтобы хватило на первое время мне и малышу. Ну а дальше, как говорится, дал бог зайку, даст и лужайку. Нет, я, конечно же, совсем не думала о том, что после родов на меня посыплются блага, просто знала — мы с ребёнком обязательно справимся.

Я — справлюсь.

С этими мыслями я отправилась в свою комнату, чтобы собраться с духом перед одним из самых важных разговоров в моей жизни. С кухни доносились голоса — наверняка бабушка и мама снова обсуждают какую-нибудь передачу. Значит, нужно действовать, пока все не разошлись по своим делам.

«Ну… как всё прошло? Ты молчишь… или я вам мешаю с будущим папочкой?:)))» — пришло от Веры, когда я переодевалась.

Эта её шутливая фраза неожиданно разозлила. Неужто Васильева не понимала, какую чушь у меня спрашивает? Пусть даже и несерьёзно.

«Перестань говорить ерунду! Позвоню, как смогу», — дала я ей понять в ответном сообщении, что говорить на эту тему сейчас не намерена, после чего отключила телефон и, сделав тяжёлый глубокий вдох, отправилась на кухню.

В компании мамы и бабушки обнаружился ещё и Владимир Андреевич, что поначалу вызвало ступор. Говорить при неродном человеке, пусть он и был довольно близок моей семье, не хотелось. С другой стороны, мама так или иначе расскажет ему всё.

Они встречались уже около двух лет. Владимир Андреевич влюбился в маму с первого взгляда, как он сам говорил. Улыбался тепло и рассказывал, что с первого мгновения, как они встретились, решил, что она станет его женой. И я ему верила. Мама, похоже, в последнее время, тоже.

— Катюша, а мы думали, ты гуляешь, — сказала она, поднимаясь с углового диванчика, на котором сидела возле Владимира Андреевича. — Сейчас обед тебе разогрею.

Я помотала головой и, указав маме на то место, с которого она только что встала, попросила:

— Присядь, пожалуйста, я хочу поговорить. С вами со всеми, — добавила, увидев вопросительный взгляд Владимира Андреевича.

Он серьёзно кивнул и, поправив очки в тонкой оправе, приготовился слушать. Бабуля с мамой, улыбнувшись, переглянулись. Наверняка решили, что у меня для них какие-нибудь приятные новости.

— Я много думала, — соврала с места в карьер, — и решила, что не буду учиться. По крайней мере, пока, — выпалила на одном дыхании и замерла.

Мама нахмурилась, Владимир Андреевич приподнял тёмную бровь. Бабушка выглядела настолько растерянной, что я тут же начала корить себя за то, что позволила Зеленову сотворить со мной непотребство.

— Но почему? — тихо спросила мама. — Ты ведь так этого хотела.

Да… кому, как не ей, знать, насколько сильно я мечтала выучиться, получить престижную профессию, сделать карьеру… Быть хоть в чём-то если не первой, то на весьма уважаемом месте.

— Хотела, но передумала, — беззаботно пожала я плечами, хотя, понимала, насколько театральным, должно быть, выглядит этот жест со стороны.

Набрав в грудь побольше воздуха, я всё же выпалила:

— В ближайшее время мне будет не до учёбы. Я беременна, мам.

Тишину, которая повисла в кухне, казалось, можно было резать ножом. Она так угнетала, что я уже начала жалеть о сказанном. Наверное, самое безобидное, что я могла сейчас услышать от родных — мы тебя не так воспитывали! И даже хотела бы, чтобы мама, или бабушка проронили хоть слово. Лишь бы только не стоять вот так со вспотевшими ладонями, не знать, куда деть руки, и ждать приговора.

— И кто отец? — выдохнула мама чуть позже.

На близких я старалась не смотреть. Достаточно было того, что чувствовала на себе их взгляды, и от этого мне было не по себе. Потому что уже успела нафантазировать, что ничего, кроме осуждения, если не презрения, в глазах родных нет.

— Лёша Зеленов, — выдохнула я, после чего всё же посмотрела на маму и твёрдо проговорила: — И он не должен об этом узнать… что бы ни случилось.

— Но почему? — подал голос Владимир Андреевич. — Он чем-то тебя обидел?

— Ты не говорила нам, что с ним встречаешься… — пробормотала бабушка.

Да уж… как же сказать-то помягче, что я ни с кем никогда не встречалась, тем более, с Лёшей? Бабуля этого точно не поймёт.

— Уже нет, — опять соврала я. — И нет дважды. Он меня не обидел.

— Но он же имеет право знать, что станет отцом, — мягко сказал Владимир Андреевич.

Пожалуй, говорить при нём было не лучшей моей идеей. Он рассматривал всё это с позиции мужчины, что закономерно, а я ну никак не желала думать о том, какие права имеет или не имеет Зеленов.

— Всё. Этот вопрос закрыт, — отрезала я. — И если кто-нибудь из вас решит вмешаться и отправится говорить с Алексеем или, что хуже, с его родителями, вы меня больше никогда не увидите.

Поставив этот ультиматум, больше похожий на бред сумасшедшей, я удалилась с кухни. Хотелось рыдать. Эмоции зашкаливали, и как с ними совладать, я не знала. Во всё случившееся совершенно не хотелось верить. Однако я твёрдо знала — чем скорее я приму эту новую реальность, тем лучше будет для меня.

— Нам нужно поговорить, — сказала мама на следующий день.

Мы с ней были дома одни. Вчерашний вечер завершился… обыденно. Мы поужинали, не возвращаясь к теме моей беременности. Перед сном мама заглянула ко мне, чтобы спросить, как я. И на этом всё. И вот теперь нам предстояла новая беседа. Не сказать, что я была к ней готова.

— Слушаю, — вздохнула я, мешая по сотому кругу сахар в уже остывшем чае.

— Я хотела сказать…

Мама отвлеклась от своего занятия в виде нарезания овощей для супа и, вытерев руки о фартук, присела рядом со мной.

— Я хотела сказать — знай, мы с бабушкой тебе поможем. Целиком и полностью. Сделаем всё, что в наших силах. Вырастим нашего малыша, не переживай.

Эти слова, такие неожиданные и такие важные, заставили меня всхлипнуть. Из глаз сами по себе хлынули потоки слёз. Мама тоже шмыгнула носом и отёрла солёные дорожки, появившиеся на щеках.

— Спасибо… — прошептала я, и подалась к маме.

Она неловко обняла меня, насколько это позволял сделать разделявший нас стол. Стала гладить по волосам, и я вдруг, впервые за последние дни, испытала чувство спокойствия.

— Почему ты сразу нам ничего не сказала… ну прямо с первого дня как заподозрила? — мягко спросила мама, отстранившись.

Я вздохнула. Сейчас понимала, что виной тому был, наверное, страх в первую очередь.

— Испугалась. Сильно, — призналась я.

— Мы могли — и должны были — пройти это вместе, — ответила мама. — Но как уж получилось. Кстати, бабушка очень даже рада, что успеет увидеть ещё и правнуков.

Я расплылась в улыбке, а на глазах снова появились слёзы. Гормоны, наверное, уже начали играть.

— Кать… ты не подумай, я не лезу. Ты у меня уже взрослая совсем. Но… я так и не поняла, почему Алексей-то знать о ребёнке не должен?

Мама завела ту тему, которая была для меня очень болезненной. Но всё же я понимала — она имеет право знать если не всё, то хотя бы основную часть.

— Скажем так… наша ночь с ним была нежеланной для обеих сторон, — расплывчато ответила маме. И тут же пожалела о сказанном.

— Его заставили? Тебя заставили?!

В голосе её было столько тревоги и ужаса, что я поспешила пояснить:

— Нет! Никто никого не заставлял. Зеленов просто хотел ммм… быть с другой. А пришёл ко мне. Я же спала и не особо помню, что и как происходило. К тому же, нам обоим по восемнадцать, и если я достаточно взрослая для ребёнка, то парни в этом плане задерживаются в развитии.

Да уж, Катя. Пять баллов тебе за объяснения. Их не способен понять даже самый разумный человек.

Мама сидела, глядя на меня так, словно я только что выдала несусветную чушь. Впрочем, так оно всё примерно и было. Ну не скажешь же ей, что со стороны Лёши это была вынужденная мера, чтобы не посрамиться перед друзьями?

Господи! До меня снова дошёл весь ужас ситуации. Все парни — а скорее всего, и девчонки — знали обстоятельства нашей с Зеленовым близости. Какой кошмар… мне что теперь, из дома не выйти, что ли, чтобы не попасться на глаза тех, кто наверняка смеётся за моей спиной?

А Вера? Неужели Витя был не в курсе? Или может, он ей и рассказал всё уже давно, а она просто делала вид, что ни о чём не знает? Ужас…

— Ты побледнела, — констатировала мама, не продолжая той темы, копание в которой лишь привело бы к ещё большим потрясениям для меня. А их на мой век, пожалуй, уже хватит с лихвой.

— Да… пойду, прилягу, — тихо произнесла, поднимаясь из-за стола. — И спасибо большое… за поддержку.

Я направилась к выходу из кухни, когда услышала за своей спиной:

— Катюша, помни, пожалуйста, мы тебя очень любим! И всегда — всегда, слышишь? — будем на твоей стороне. Что бы ни произошло.

Кивнув, ибо ни на что другое у меня попросту не осталось сил, я направилась к себе. Знала, что меня со всех сторон продолжат атаковать мысли, сомнения, вопросы… но очень рассчитывала на то, что хотя бы сегодня мне удастся попробовать переключить своё внимание на что-нибудь другое.

Осторожный стук в дверь заставил меня отвлечься от своего занятия. А состояло оно в том, чтобы проштудировать информацию на предмет того, как и что мне нужно будет предпринимать дальше. Вот так вот… Готовилась изучать учебники, а теперь читаю о первых месяцах беременности и посещениях женской консультации.

— Заходите! — откликнулась я и отложила телефон.

Визитёром оказался Владимир Андреевич, который, немного приоткрыв дверь, спросил:

— Не помешаю?

Я помотала головой, садясь ровнее.

— Не помешаете.

Хотелось добавить что-нибудь ещё, вроде предупреждения, что если меня сейчас начнут уговаривать рассказать всё отцу ребёнка, то разговор попросту не состоится, но я сдержалась. Предоставляла Владимиру Андреевичу заговорить первым.

Он вошёл в комнату и притворил за собой дверь. Присел возле меня и вдруг ошарашил:

— Поедешь за границу? Машка моя собирается на учёбу, ты знаешь. Вдвоём вам веселее будет, а все расходы я на себя беру.

Он произнёс эти слова, и замолчал. Я повернула голову и посмотрела на Владимира Андреевича. Он глядел в ответ — серьёзно и выжидательно. А я, по правде говоря, не до конца улавливала смысл его слов.

Маша — его дочь от первого брака — и вправду собиралась уезжать за границу на обучение. Но каким ко всему этому боком относилась я?

— Ммм… вы меня удивили, честно говоря, — призналась ему. — Не совсем понимаю, зачем вам это нужно.

Владимир Андреевич, пожав плечами, озвучил свои мысли:

— Я к тебе как к дочери отношусь, ты же знаешь, — сказал он то, что уже говорил не раз. — Ты угодила в такую ситуацию, в которой, как мне кажется, тебе будет легче, если декорации вокруг поменяются. Маша уже сидит на чемоданах, вот-вот уедет. Я обсудил это с ней и она сказала, что будет очень рада, если ты поедешь тоже.

Он поправил очки и, улыбнувшись, добавил:

— Если волнуешься за роды, то поверь, там медицина на очень хорошем уровне. Я всё устрою, у меня много друзей в Испании.

Волнуешься за роды… Так далеко вперёд я не забегала, но сейчас, когда Владимир Андреевич озвучил своё предложение, у меня случился самый настоящий всплеск адреналина. Я осознала, насколько всё, что происходит со мной, реально. Моя жизнь уже изменилась, но сейчас мне предлагали вообще перевернуть её на сто восемьдесят градусов.

Пожалуй, это будет самым верным. Я просто уеду, забуду обо всём, что со мной случилось. Конечно же, вернусь через время, но стану совершенно другой.

— Вы уже сказали маме о том, что собираетесь мне предложить? — хрипловатым от волнения голосом спросила я.

— Нет, — помотал головой Владимир Андреевич. — Хочу, чтобы ты и только ты приняла сейчас решение. А маму свою ты же знаешь…

Он развёл руками, не договорив. Впрочем, ему совершенно необязательно было что-либо пояснять. С одной стороны, мама бросилась бы убеждать меня, что я обязана ехать, с другой — не смогла бы умолчать о страхах, которые бы непременно её охватили. И я, ещё сама толком не успев понять, чего же хочу, начала бы сомневаться.

— Квартира там просторная. Маша у меня девушка серьёзная, насколько ты помнишь. Она учиться будет, ты — готовиться к материнству. Хочешь, курсы какие-нибудь тебе найду? — продолжил Владимир Андреевич, давая явственно понять, что он очень хочет, чтобы я согласилась.

И я понимала, почему. Его намерения по отношению к моей маме, были более чем серьёзными, а это предложение обязательно бы добавило ему очков, если можно было так выразиться. И, вполне возможно, склонило чашу весов в нужную сторону.

— Если курсы, то не подготовки к родам, а что-то полезное… — поразмыслила я вслух, хотя, пока не приняла никакого решения. — Может, я быстро обучусь и смогу зарабатывать сама. Тогда и вам не так накладно будет.

— А вот этого слышать не хочу, иначе бы не предлагал, — веско сказал Владимир Андреевич, поднимаясь на ноги. — Всё, что заработаешь — если будет такая необходимость, конечно — твоё и ребёнка. Ну так что?

Я подняла взгляд на него и, закусив губу, помедлила с ответом. Предложение было очень заманчивым, но вот так вот решиться и поменять всё своё существование, которое совсем недавно казалось чётко выстроенным и понятным, стало страшно…

— У меня есть время подумать? — спросила я. — Мне же язык нужно хоть какой-то знать…

— Твоего базового английского будет достаточно. Маша поможет тебе на первых порах. Она знает испанский. Ну а дальше уже сама посмотришь, достаточно ли тебе твоих знаний, или станешь учить ещё один язык. — Владимир Андреевич вновь улыбнулся и ответил на самый главный вопрос: — Что же касается времени на подумать… оно есть. Но немного. Нужно будет быстро урегулировать вопрос с визой. Попробуем получить её на продолжительное время. Но если что, это решаемо в будущем. А так…

— Я согласна! — вдруг выпалила, решив не сдерживать того, что само рвалось наружу.

Это ведь не навсегда. Я просто уеду, спокойно рожу ребёнка, а после вернусь. И никто никогда не узнает ни о чём. А если останусь — не миновать встреч с бывшими одноклассниками, вопросов, додумываний и пересудов. Всего того, что уже заранее меня убивало.

— Вот и хорошо, — кивнул Владимир Андреевич. — Как будешь готова, поговорим с твоей мамой. Но, я думаю, она будет только за.

Он вышел, оставляя меня наедине с собой. Вновь мелькнуло горькое чувство несправедливости и потери, но я быстро прогнала его прочь. Что толку плакать о прошлом, когда оно ушло и больше никогда не вернётся? Значит, дело за малым. Начать жить в настоящем и сделать всё по максимуму для будущего.

Теперь уже не только моего.