С каждым ударом сердца

Полина Гриневич, 2019

Один шаг, сделанный под влиянием эмоций, и ты оказываешься в другом мире. Мире, неуловимо похожем на твой родной и одновременно бесконечно чужом. Мире, в котором новая религия пытается овладеть сердцами людей, наука – изменить их жизнь, а старые хозяева – найти для себя новые способы удержаться у власти. Мире, в котором легенды уже почти умерли вместе с магией. Но что если ты и есть одна из этих легенд? Легенда, которая способна разрушить весь мир. Есть ли кто-то способный спасти тебя от себя самой? Можешь ли ты отказаться от своих чувств ради окружающих тебя людей, сделать правильный выбор? А мир – нуждается ли он в спасении?

Глава 3. Дана. Уроки молчания

На второй день девушка решилась попробовать изучить дом и окрестности. Реган с утра отправился в море на небольшой лодке. Она следила за ним с порога, пока треугольный парус не исчез за изломанной черной скалой. Вообще удивительно, что Дана нашла практически единственное место у берега, где можно было беспрепятственно выбраться на казавшуюся безобидной песчаную полосу. Совсем рядом под выглядевшей сейчас безмятежной гладью моря таились острые скалы и быстрое течение с водоворотами.

Вчера они прошлись по этому берегу, и он рассматривал ее следы, уже практически неразличимые на песке у дома, а затем, когда они вышли к кромке воды, показал, что было укрыто в серых, мутных волнах всего в двух десятках шагов дальше.

Увиденное заставило поежиться совсем не от холода. И не от промозглого сырого ветра. Упади она в море там, где эти острые грани скрывались в полуметре от поверхности, вряд ли она смогла бы выбраться на поверхность.

Потом прилив скрыл и скалы, и песчаный пляж, оставив плавную, девственную чистоту там, где они бродили среди камней, где она делала вид, что ищет следы своего прибытия, а Реган старательно делал вид, что не замечает взгляды, которые она украдкой бросала в его сторону.

Это было немного стыдно и грустно. Еще вчера она бежала из дома, уличив своего… Вот тут уже невозможно было подобрать правильное слово. Любовника? Но любви уже не было, не было, как бы ни пыталась она скрыть это сама от себя. Не друга точно. Дружбы, основанной на общих интересах, у них не было изначально. Что же было? Ничего. Пустота. Сила привычки, которая тоже растворилась, исчезла со временем. Возможно, приди он к ней с объяснениями, с признанием, может быть она сумела бы принять это спокойно. И даже с тайным удовлетворением. Но такой обман невозможно было просто принять. И боль воспоминаний просто рвала сердце, боль оставалась даже сейчас.

Дана обошла дом и начала подниматься по деревянным доскам-ступенькам, почти утонувшим в большой песчаной дюне. Сверху дюна поросла соснами, причудливо изогнутыми и замершими, словно посреди странного танца, дальше деревья расходились вправо и влево. Пожелтевшие иголки покрывали песок густым слоем. Рыжие муравьи деловито спешили куда-то, выбирая себе дорогу среди желтых россыпей. Для них этот день был таким же, как и череда других, обычных, спокойных дней. Работа-дом-работа.

Она подняла голову, солнца по-прежнему не было видно, одни низко нависшие серые тучи, неподвластные ветру и словно давящие на плечи всей огромной массой воды, таящейся в их глубине.

Но, может, солнце все-таки выглянет? Видела же она солнце! То, что необыкновенная картина вечернего купола небо-моря не привиделась, она знала совершенно точно. В первый же вечер, когда боль прошла, и она нарядилась в эти огромные штаны и рубаху, Реган показал ей остатки одежды, в которой он нашел ее на пороге дома. Полусгоревшие, расползающиеся лоскуты с обуглившими, почерневшими краями.

Мужчина молча следил за ее реакцией, а она машинально комкала почерневшие края несчастной сорочки и даже не замечала его взгляда.

Перед глазами у нее стояли черные, огромные зрачки и почти невидимое, прозрачное пламя, охватившее ее в момент падения. Странно, что в тот момент она не почувствовала боли, хотя жар, жар она, кажется, помнит. Невозможно, чтобы это была просто игра воображения.

И в то же время на теле не было никаких ожогов, совершенно. Только множество синяков, царапин и порезов. Странный хозяин дома смазал их мазью, которую достал из глиняной баночки. Снадобье распространяло приятный, необычный аромат, и этот запах словно успокаивал, расслаблял. Это было вовремя, это было хорошо после того, что она испытала минутами ранее.

Дана добралась наконец на верхушку дюны и огляделась. Остров. Она находилась на совсем небольшом острове. Почти круглой формы, весь поросший соснами, с набегающими в нескольких местах на прибрежные скалы волнами, с водоворотами, хорошо видимыми теперь с этой высоты. И совсем без строений. Только один этот дом внизу. Дом, в котором сейчас ее ждет плита, на которой она решила приготовить сегодня что-нибудь съедобное. Выбор продуктов, правда, был невелик: рыба, рыба и рыба. Очищенная вчера и ожидающая в ящике со льдом. Кстати, интересно, откуда у него здесь лед? Ну и немного совсем обыкновенных овощей с маленького огородика. Вчера они нарезали их вместе, так что она уже знает что к чему.

От мыслей отвлекло стрекотание флюгера, очнувшегося в резком порыве свежести и теперь радостно демонстрирующего свои способности на легком ветру. Она оторвалась от мыслей и вновь посмотрела в море. А вот там, кажется, другой берег. Во всяком случае, очень похоже, словно какая-то расплывчатая полоса в туманной дымке. Нет, там определенно что-то должно быть.

Лодка островитянина совершенно бесшумно вынырнула из-за скалы. Неужели она провела здесь столько времени? Не может быть. Вчера Реган отсутствовал не менее трех часов. А сейчас, может быть, что-то случилось? Во всяком случае, ей лучше вернуться в дом. Девушка встала на ступеньку, когда ее привлек отдаленный, еле слышный звук, похожий на равномерный стук. Тук-тук-тук-тук. Равномерный и непрерывный. Там, очень далеко, в стороне, где, кажется, была суша, в небо поднималась тонкая, почти неразличимая струйка дыма.

Определенно что-то двигалось к острову со стороны материка. И это что-то заставило мужчину поспешить вернуться.

Дана торопливо спустилась вниз и вошла в дом. Оставалось только дождаться и попытаться узнать причину непонятной спешки. Она зашла на кухню и оглядела разложенные продукты. Пожалуй, теперь не до жарки рыбы. Или наоборот, надо просто поторопиться? Во всяком случае, заранее разведенный огонь уже успел нагреть плиту.

Дверь предостерегающе скрипнула, и она поспешила стряхнуть с рук муку. В любом случае, все почти готово, даже если сейчас появятся гости, они не останутся голодными.

За спиной раздался грохот, и девушка испуганно обернулась. Реган у камина сбросил на пол целую груду подсушенного заранее топляка. Значит, действительно будут гости. Вчера он только немного протопил ближе к вечеру, когда на дворе уже темнело. Но сегодня день будет очень длинным.

Мужчина распалил огонь, затем молча подошел и окинул взглядом ее приготовления. Потом одобрительно кивнул и вновь направился к выходу. Глухой удар заставил замереть на губах легкую грустную улыбку.

Они не разговаривали. То есть сначала он пытался разговорить ее и все-таки подобрать язык, который знали бы они оба, но она не понимала ни одного слова, хотя он перепробовал не менее десяти разных. Так ей, во всяком случае, казалось. Она знала английский и французский, сталкивалась в работе с немецким и чешским, но ни один из них не имел ничего общего с произносимыми мужчиной словами. Со своим знанием разнообразных наречий Ренар, судя по всему, был образованным человеком, можно даже сказать, полиглотом здесь, в этом месте. Она не решилась произнести слова “в этом мире” даже мысленно, про себя.

Под звуки масла, шкворчащего на сковороде, она еще раз вернулась к раздумьям об этом “месте” и к тому, что произошло последние дни. После своеобразного “хилерского” лечения нога зажила в тот же день. Уже вечером она смогла встать и присоединиться к Регану за ужином, но ее волновало другое: эмоции, которые рождались в “процессе”, касались не только колена. А она даже не могла спросить, так ли это должно было быть. А может быть даже и не попыталась бы спросить. Одна мысль об испытанных чувствах и возможности их повторения заставляла краснеть и нервно оглядываться.

Но Реган больше не пытался повторять свои процедуры. Утром он просто осмотрел колено и повторно смазал пару царапин. Прикосновение сильных мужских пальцев было приятно, но не более.

Сейчас в глубине души она даже думала об этом с легкой ноткой сожаления. Почему-то мысль, что прежние отношения уже безвозвратно исчезли в прошлом, оставляли ее равнодушной. Более того, Дана даже подумала, что все это к лучшему, их связь тянулась в бесконечность равномерно, прямолинейно, без резких поворотов и скачков, и вот такой поворот наступил, причем поворот необыкновенный и резкий. Необыкновенно резкий. И перед ней теперь предстало настоящее приключение, хотя она сама не могла понять, почему же так спокойно рассуждает о странных событиях, которые просто не могли произойти.

Еще два дня тому назад она спокойно вошла в свою квартиру, а потом чуть не сгорела, не разбилась и едва не утонула. И еще какой-то необыкновенный мужчина лечил ее необыкновенным способом, и это лечение, это воздействие заставило пережить такие эмоции, которые дома она не переживала уже давно. Словно мир вновь окрасился в цвета радуги, вынырнув из серой обыденной пелены. Любопытно, а какие эмоции испытывал при этом сам Реган? Было ли ему также… приятно?

Дверь вновь хлопнула, и мужчина, не глядя, прошел в свою комнату. Там она еще не была и не представляла, что же такое там она могла бы найти. Во всяком случае, Реган спал там. Или не спал. Когда она пыталась заснуть, вчера под дверью была заметна щелочка света и время от времени еле слышные шаги.

Как ни уговаривала себя, но сон не шел очень долго. Лежала, думала и смотрела на эту полоску света. Что он там делал все это время? В доме не было ни телевизора, ни других электроприборов. Не было никаких проводов, не было светильников. Кстати, не было даже керосиновых ламп. Где такое сейчас возможно? Хотя, может быть, у него в комнате как раз такая лампа. Свет время от времени колебался и мигал.

Лежа в громадной мужской рубашке, в холоде, под тонким одеялом, время от времени переводя взгляд на угасающие красные огоньки в камине, она чувствовала, что волнение покидает ее. Мерцающие язычки пламени гипнотизировали, выгоняли мысли из головы, и, наверно, она давно уже должна была заснуть… Должна была, если бы не возвращалась раз за разом к ощущениям от прикосновения его пальцев. Даже не к самому прикосновению, а к тому, что за ним последовало.

Свет под дверью все мигал и не желал гаснуть. И она не желала признаваться самой себе, что ждет, когда эта дверь откроется, и станет теплее, значительно теплее.

— Дана!

Реган стоял у распахнутой двери, а у нее явно пригорала последняя порция рыбы. Мужчина поспешил к ней и помог снять сковородку с огня, потом взял за руку и увлек за собой. Она не возражала. Рука у мужчины была сильная, но сжимал он ее ладонь очень осторожно. Ей понравилось слово, которое промелькнуло, едва она сделала пару шагов. Он сжимал ее бережно.

Два-три шага, и она оказалась в его святая-святых. В “той” комнате. Реган подвел ее к камину, приложил палец к губам и усадил на табуретку прямо у мерцающих красных огоньков. Секунда, и дверь закрылась у него за спиной.

Дана со вздохом огляделась. Возможно, и хорошо, что она не знала его языка. Эти три дня прошли под знаком постоянного напряжения. Иногда ей казалось, что еще секунда, и она уже точно сорвется в истерику. Секунда проходила, она встречала вопросительный взгляд Регана или не встречала, а просто натыкалась взглядом на какой-нибудь предмет из дремучего прошлого и постепенно успокаивалась.

Ее пресловутое спокойствие, которое раздражало и подруг на работе, и Вадима дома, оказалось совсем кстати. Вот сейчас она без возражений уселась на эту табуретку, сложила руки и ждет, что будет дальше.

Ну, нет! Она осмотрит эту комнату самым внимательным образом. Может быть, как раз здесь находится ключ к пониманию, где она находится, и что с ней произошло.

А комната была совершенно необыкновенная. Как и весь дом, она вполне могла бы служить декорациями для съемок американского фильма. Но если сам дом и первая комната пригодились бы, скажем, для кинофильма о событиях семнадцатого или восемнадцатого века, то здесь вполне можно было снимать продолжение сериала Роулинг.

Полки с толстенными книгами без всяких надписей. Карта мира, главный материк которого, кстати, весьма похожий на Евразию, но со всякими интересными фигурками, рисунками и массой надписей, опять же, на непонятном языке. Телескоп у окна. Этот мир не такой уж отсталый. Еще несколько приборов неизвестного предназначения, развешанных на стенах.

На столе подсвечник с заплывшими погасшими свечами, чернильница (так она подумала) с ручкой на краю. Ручка сама по себе была уже крайне интересным прибором, все это она видела первый раз в жизни, и ей страшно захотелось потрогать и как-нибудь использовать. Ну разве не интересно написать что-нибудь пером и чернилами? Услышать, как перышко скребет по бумаге, так же как в старой песенке, которую любила слушать бабушка.

Правда, писать было не на чем. Не будешь же использовать для этого невероятно толстый том с закладкой!

Но вот полистать эту книжищу она может попробовать. Мимолетный взгляд — разведка обстановки. Диванчик, стоящий в глубине, и свернутая куртка на месте подушки. Спальное место не из лучших. Надо будет потом извиниться, потом, когда она научится хоть каким-то словам на этом тарабарском языке. Хотя она даже не знает на каком.

Дана вернулась к камину и со вздохом опустила книгу на колени. Она оказалась тяжеленной, как два кирпича. Раскрыв в месте, где том разделяла черная бархатная ленточка закладки, она тяжело вздохнула. Буковки, которыми была усыпана пожелтевшая страница, были совсем не похожи ни на кириллицу, ни на латинский шрифт. Они были ни на что не похожи. Но одно ей было знакомо: стиль, в котором были изображены фигурки людей и здания, украшающие текст на странице, напоминали средневековые изображения, которые она несколько раз видела в музеях.

И еще одно: книга была рукописной, и иллюстрации были нарисованы от руки. Интересно, сколько может стоить такой том? Хотя, может быть, здесь книгопечатания нет до сих пор?

Это слово “здесь” заставило ее вновь замереть. Не хотелось верить, что все эти придуманные многочисленными авторами чудеса оказались реальностью. Да и чудес пока было маловато. Вряд ли к ним можно было отнести мытье посуды без чистящих средств, “туалет” во дворе и отсутствие самой обычной одежды.

Даже присутствие Регана не помогало, тем более что он больше не использовал эту необыкновенную силу своих рук. И даже, кажется, вообще старательно избегал самой возможности коснуться ее. Даже случайно.

А ее руки? Они явно не привыкли к таким условиям. Пожалуй, еще пару дней здесь, и их уже ничего не спасет. И вообще, она не привыкла к таким пуританским условиям! Когда-то она смотрела телевизионный фильм о людях, которые сознательно пошли на то, чтобы пожить некоторое время в условиях прошлого или позапрошлого века. Это показалось даже интересно, но действительность оказалась несколько другой.

Стук наружной двери прервал ее невеселые размышления. В соседней комнате послышались шаги и голоса. Судя по всему, гостей было несколько. Девушка замерла. Раздался звук переставляемых стульев. Видимо, гости рассаживались у стола. Она с горечью подумала о том, что не успела даже попробовать результаты своей стряпни.

Несколько секунд Дана вслушивалась в доносившиеся голоса, надеясь различить знакомые слова, но скоро поняла, что это бесполезно. Она перевернула несколько страниц, исписанных убористым почерком, с мыслями о том, как хорошо все-таки было бы скорее начать понимать хоть что-нибудь из сказанного Реганом. А еще лучше все.

Следующая перевернутая страница открыла рисунок, который заставил ее замереть. Обе раскрытые страницы занимала гравюра с изображением дракона. Чудовище вытянуло шею в сторону читателя и, казалось, вот-вот оживет.

Под изображением виднелись несколько слов, надпись, судя по всему, на том же непонятном языке. Оторвать взгляд от гравюры было невозможно. Зверь был изображен так реалистично, настолько похоже, что, казалось, сейчас оживет, разорвет острыми когтями рамку образа и раскроет свои мощные крылья.

Теперь главное прочитать эту надпись, сейчас ей это необходимо больше всего в жизни. Она должна понять этот язык сию секунду, немедленно.

В мужской разговор за дверью вклинился женский голос, но Дана уже не обращала на это внимания. На поверхности кожи на левой руке вдруг началось легкое покалывание, перешедшее в сильный зуд. Скривившись от боли и стараясь не упустить с колен огромный том, девушка закатала рукав рубашки.

Кожа на руке стала внезапно практически прозрачной, и под ней можно было легко различить все вены и артерии, окрасившиеся в ярко-красный, алый цвет. Дана хотела закричать, но из горла вырвался только еле слышный хрип. Сердце забилось, застучало все быстрее, и она чуть ли не первый раз в жизни так отчетливо ощутила каждый торопливый, отчетливый толчок, движение жизни.

Темная полоса показалась на руке, словно вытекая широкой спиралью откуда-то из подмышки, с левой стороны груди. Спираль узкой, иссиня-черной лентой протекла по всей левой руке и в конце концов замерла треугольной стрелкой посередине ладони.

И сейчас же…

— Ну ты же должен понимать, Реган, что это не просто так, это не может быть совпадением! Два всплеска около скалы и третий где-то здесь, недалеко отсюда!

Она понимала! Она как-то понимала! Покалывание в руке исчезло вместе с сеткой сосудов под кожей. Но черная змейка по-прежнему удобно расположилась на предплечье и запястье, не желая расставаться со своей добычей. Девушка закатала рукав рубашки и потерла темную полосу. Никакого результата. Никакого результата, кроме одного.

Бессмысленный шум голосов исчез, и вместо них из соседней комнаты стали доноситься обычные слова. Хотя она понимала, что они звучат по-прежнему чуждо и необычно. Но она их понимала, воспринимала совершенно естественно, как понимают иностранный язык, общаясь на нем с детства.

Дана совсем не была уверена, что сможет произнести эти слова, хотя можно было попробовать прошептать или пробормотать так, чтобы ее не услышали. Но она не стала этого делать. Просто уже привыкла молчать. Так было спокойнее.

— И что ты хочешь сказать? Допустим, я тоже ощутил движение, зов.

— Зов? Ты так это назвал? Зов… Да, возможно. Даже более похоже.

В разговор вновь вступила женщина, и девушка вдруг ощутила неприятный холодок. Голос незнакомки был глубоким, с небольшой странной хрипотцой, уверенным и даже, можно сказать, ну самую капельку, может быть чуть-чуть в нем ощущалась некая особая сексуальность. Словно, обращаясь к Ренару, она пыталась повлиять на мужчину, привлечь его внимание. Между тем в разговор вступил еще один собеседник.

— А что это за запах? Никогда не подозревал за тобой кулинарных способностей! Мы вообще-то с дороги. И горло было бы промочить неплохо. Согласись, Шайла!

“Этот мужчина, видимо, быстро забыл о цели приезда, заметив мою жареную рыбу!” Дане захотелось топнуть ногой, но она только принялась нервно поглаживать раскрытую книгу.

Снаружи раздался звук тяжелых шагов, похоже, Реган все-таки решил действительно накормить своих гостей. Еще минута, и она вновь услышала его голос.

— Это привозят мне в Новый Карфаген. Ну, вы, сир учитель, знаете.

— Конечно, конечно.

И мощный, сочный голос почти громогласно продекламировал.

“Чернее заката

Зимы,

Ярче восхода

Лета

Кровь дракона”.

— Тебе, дорогой, не стоит так похваляться знанием строк из “Хроник” Гамилькара.

На этот раз голос женщины был полон холода и недовольства. Видимо, ей и раньше приходилось делать замечания своему спутнику и, судя по всему, это редко приводило к каким-то заметным результатам.

На несколько мгновений повисло молчание, словно женщина напомнила о чем-то неприятном, о таком, что не хотелось вспоминать мужчинам. Затем Реган произнес:

— Есть интересная легенда об этом вине. Может быть, вы слышали, но это действительно интересно. Но сначала я предлагаю выпить.

— Пламя возгорится!

Мужчина и женщина вслед за ним повторили:

— Пламя возгорится!

Реган продолжил.

— Итак, легенда. Альвы рассказали мне ее. Это было как бы подтверждение качества. Цеховой Сертификат.

Дана вдруг почувствовала, что книга в ее руках словно начала нагреваться. Она становилась все теплее, и фактура ее будто бы менялась. Казалось, пальцы ее рук касаются камня, шершавого и острого. И теперь она могла прочитать слова на открытой странице. Буквы были словно вырезаны в камне, и первая строчка гласила:

“Кровь дракона”.

Дальше были строчки, которые она слышала только что, буквально несколько минут назад, и это совпадение заставило ее прикусить губу. Это были стихи. Но вначале она прочитала слова какого-то человека, видимо, автора, обращенные к читателю, то есть к ней. Вернее, она была уверена, что этот человек написал это именно для нее:

“Мой голос слаб, но доверенное мне звучит сильнее самого сильного, ибо удалось мне донести то, что было предопределено. И уверен, жизнь моя прожита не зря.

Гамилькар, сын Магона”.

И дальше:

“Чернее заката

Зимы,

Ярче восхода

Лета

Кровь дракона.

Кипит

В пламени

Рожденной,

Омытой тьмой

Одной ей

Дар

Доверен

Узнать

Призывы ушедшего,

Прощание забывшего,

Сумерки наслаждения,

Кровь дракона”.

Голос Регана оторвал ее от чтения, и она вся обратилась в слух.

— Итак. История, конечно, старая. И, судя по всему, кто-то пересказывал ее не раз. Но мне ее рассказали сами альвы, так что, может быть… Короче, когда корабли Ганнона разбились у Мыса Проклятий, мореплаватель сумел добраться до берега. Но, оглядевшись и поняв, где находится, он приготовился к еще более ужасной смерти.

Снова раздался женский голос.

— Ты точно не умрешь от старости. Да и все мы тоже.

— Все возможно, но пока я здесь и рассказываю эту историю. Ты позволишь?

— Надеюсь, нас больше никто не услышит, а вреда от еще одной сказки не будет.

— И вот, прождав появления драконов до утра, он решил, что смерть от голода и жажды не лучше смерти от пламени, и стал искать путь наверх, в Твердыню. И нашел. Он долго поднимался, преодолевая сотни ступенек. А наверху обнаружил, что замок пуст. Ни людей, ни крылатых монстров!

— Просто чудесно. Видимо, ему повезло? Или его защищала сама Анат?

— Не знаю, Шайла. Все возможно. И вот он увидел, что замок пуст, его ворота открыты, но войти внутрь он не смог.

— Еще бы, как войти туда, что на самом деле не существует?!

— Ганнон попытался несколько раз и понял, что хотя самих драконов нет, колдовство их по-прежнему действует. Тогда он нашел тропинку и начал спускаться по противоположному склону горы в долину. И там, на пути вниз, он набрел на виноградник. Ганнон утолил голод и жажду спелыми ягодами, и ему так понравилось, что спустя некоторое время он вернулся на гору драконов и выкопал несколько лоз винограда, но не успел внести их на корабль, как лозы засохли. Так повторялось несколько раз, и путешественник понял, что и здесь поработала магия.

Тогда он пригласил несколько семей альвов и нанял их ухаживать за виноградником. И виноградник разросся, расцвел. Сыновья Ганнона начали поставлять вино в Новый Карфаген, а спустя много лет в Алезию и даже на Сицилию. Вот это вино и назвали “Кровь дракона”.

— Красивая сказка. Хотя иберийцы умеют выращивать виноград, но лучше сицилийцев этого не делает никто. Да и это вино, наверно, делают уже в других местах.

Книга в ее руках уже нагрелась так, что, казалось, вот-вот начнет обжигать колени. Она огляделась в поисках места, куда могла бы положить том хотя бы на время. Мимолетный взгляд упал на гравюру на развороте страницы рядом с прочитанными стихами. Дракон на картине повернул голову и пытался поймать ее взгляд, словно живой. Совершенно необыкновенные, яркие цвета волнами перетекали по его чешуе, а глаза, глаза приобрели знакомый желтоватый оттенок.

Реган за стеной продолжал.

— О, нет. Я покупал вино у альвов. У тех альвов, что жили под Твердыней. Последний раз в прошлом году.

— Последний раз? Что ты хочешь этим сказать?

— В этом году они покинули виноградник. Никто не знает почему.

В голове у Даны вновь зазвучал знакомый вопрос “Кто ты?” Девушка в ужасе отбросила книгу, та с грохотом ударилась о стену и приземлилась на полу у камина.

За стеной на мгновение все затихло, а потом раздался стук женских каблучков, и дверь распахнулась.