Эскизы любви

Пол Сэлфинг, 2020

Кажется, автор хотел понравиться всем. И надо признать, это ему удалось. Каждая новелла – это диалог с кем-то или с самим собой. И остается только представить себе, кто есть кто, и нарисовать свой собственный портрет собеседников или стать одним из них. Автор обращается ко всем и к каждому с «требованием веры и просьбой о любви». (М.Цветаева)

И вот уже…

В свои слишком лет он хорошо знал эти признаки влюбленности, когда в тебе неизвестно откуда, как и почему появляется и поднимается все выше и выше ожидание чего-то иного, необычно приятного и готового в любой момент исчезнуть, оставив после себя что-то, состоящее из легкой грусти, печали и радости. От того, что могло бы быть, но не случилось, кажется даже, что и было, но как-то так неясно, размыто и неопределенно. Причем сейчас он уже ясно понимал, что не хотел этой ясности и определенности, не хотел завершенности, всегда грозящей длинными и, в общем-то, бессмысленными разговорами, попытками примириться и все начать сначала, начать то, что уже себя безвозвратно исчерпало. И это при том, что оба уже знали — будущего просто нет и быть не может.

…

— Почему ты мне ничего не говоришь?

— Разве?

— Если и говоришь, то почему я этого не слышу?

— Действительно?

— Ты хочешь сказать, что у меня что-то со слухом?

— Ну вот видишь. А ты спрашиваешь почему я ничего не говорю? Я же спрашиваю…

…

— Нет, это я спрашиваю.

— Но я же отвечаю.

— Странно. Мне казалось, что говорить, спрашивать и рассказывать это три разные вещи.

— Возможно. Об этом стоит подумать.

— Может быть подумаем вместе?

— Почему бы и нет?!

— Вот и договорились. Давая вечерком все и обсудим.

— Согласен.

…

И когда они успели научиться так разговаривать?! Ему казалось, что лучше всего они разговаривали молча. Или нет. Нет, да, лучше всего было тогда, когда они занимались любовью. Впрочем, когда они последний раз занимались любовью? Да и было ли это любовью? Уже трудно сказать. Наверное, тогда это они так и называли. Друг для друга. А вот как они это называли для самих себя? Надо вспомнить.

Да было что-то, но скорее, конечно, не любовь и не страсть. Как, то, что было, не называй, не может стать тем, о чем мечталось, а потом хотелось, и что незаметно, как-то само собой, плавно, перешло во что-то иллюзорно-недостижимое, превратившись в смешные и нелепые телодвижения. Да первый, второй и энный раз были вопросы — ну как ты?, тебе понравилось?, тебе было хорошо? И вот это, самое нелепое, что могло быть в этот момент — спасибо. Он не знал, что сказать, что ответить и в первые мгновения лихорадочно искал ответа. Так и не найдя, просто молчал. А все испытанное как-то тихо и беспомощно тонуло в этом молчании.

Затем они оба привыкли к этому молчанию. И уже не было никаких слов. А что же было? Вот только сейчас он подумал об этом, усиленно пытаясь вспомнить — что было? Не было ничего. Ему удалось вспомнить только то, что однажды прозвучал вопрос:

— А что будет потом?

Тогда он не ответил. Да и отнесся к вопросу как-то в полусне. Почти не услышав его. Тогда он даже подумал, прежде чем упасть в этот сон — что это? Вопрос? Или нет? Может быть ему послышалось? И никакого вопроса вовсе не было? Или это он сам себя спросил?

…

Вот сейчас, вдруг с необычной ясностью ощутив свою влюбленность, она, сквозь радость и глупую улыбку по неволе появившуюся у нее на лице, испугалась. Странно. Но она никогда прежде не видела такой своей улыбки. Но зато она видела ее сейчас, в темноте ноябрьской ночи и ничего не могла с собой сделать.

— Глупость какая. Зачем мне все это. Неужели все вновь?

И что будет потом? Вот. В который уже раз к ней возвращаются вопросы, когда-то и кем-то ей заданные. Как напоминание, а может быть и как месть. Вопросы, от которых она пыталась избавиться не из-за их опасности или неопределенности. Она просто знала ответы на них. Слишком точно и определенно.

…

Их одновременно поразила какая-то, вдруг так ясно и открыто проявившаяся, беспомощность и беззащитность. Стало жалко и себя и, главное, того, что было и ушло. Они знали, потом нет, потом — это когда в…прошлом.

«Весна»

Правда ли, что мы противостоим себе? А может быть мы противостоим тому, что и есть подлинное «Я»? И тогда зачем все это?