Смыжи

Петр Ингвин, 2019

Начало XXII века: "Относись к другому, как хочешь, чтобы относились к тебе", модифицированные птерозавры как личный транспорт, живые дома, вещи и еда из принтера, смыжи… У вас возник вопрос: "Смыжи – кто или что это?" У арестованных героев тоже. Автор обложки – Галина Николаиди.

Глава 4. Боря Мартынов

Марш-бросок, допрос, командировка

— Вы похожи на летучих мышей, — донесся сбоку гортанный голос приятеля.

Боря оглянулся: Арслан карабкался по скалам, будто не было позади ста километров марш-броска по горам в полной выкладке со «сломанными» экзоскелетами и еще четырех километров, но уже по вертикали.

— Самый умный, да-а? — бросил он, передразнив легкий акцент Арслана, предмет его гордости. — Сказал что-то непонятное — поясни, иначе с тобой хочется поступить не так, как хочется, чтобы поступали со мной.

Раздражение — отвратительное качество; совесть помнит, что ему не место в человеческом общении, но когда вымотан бесконечными тренировками, а приятель, при котором можно даже выругаться (ругань, как форма антистрессового аутотренинга, допускалась исключительно в формате «про себя»), испытывает твое терпение… Арслан угроз не боялся, он пришел в чрезвычайщики сразу, по убеждениям, мечтал и готовился с детства: отрастил мышцы, при которых сервоприводы спецкостюма превращались в лишний груз, изучил боевые методики, чтобы даже сто человек с холодным, огнестрельным и маломощным лучевым оружием не остановили такого молодца, хотя после выполнения задания потребуется почти полное восстановление. Ребром ладони он дробил скалы, лучше всех прыгал с пошедшего в пике «раненого» птерика на запасного, умел почти в любых условиях добыть пищу и воду без принтера…В общем, в команде Арслан был пусть не главным, но лучшим. К выплеснувшемуся раздражению Бори он отнесся философски: сделал вид, что не заметил. Хотя должен был вразумить нерадивого члена общества, забывшего элементарные нормы общежития.

— Так летучие мыши перекликаются, — объяснил он, наконец. — «Боря!» — на все горы. Тут же: «Эля!» — и некоторое время со спокойной душой двигаетесь дальше: локация произведена, расстояние до другого известно и безопасно, связь в порядке.

— Не завидуй.

Арслан оскалился улыбкой из могучих зубов, которыми, наверняка, можно грызть алмазы, и полез вверх — легко и грациозно, как тур, исконный обитатель этих гор. И не просто обитатель, а их олицетворение — именно он изображен на гербе. Тур — горный козел — был олицетворением этих мест до конца позапрошлого века, когда слово «козел» обросло дополнительными и очень неблаговидными криминальными и бытовыми смыслами, и местные власти дали туру отставку — на гербе изобразили орла. Но орлов на гербах — как звезд на небе в горах, и со временем гордому винторогому красавцу вернули былые блеск и уважение.

Под ногами хрустели камни и лед, остро чувствовалась нехватка кислорода. Обычным туристам здесь рекомендовались остановка и отдых через каждые двадцать метров. Вживленный слой защиты спасал от мороза и слепящего солнца, а дополнительно внесенные микрочастицы в крови могли дать некоторое время, чтобы выжить даже в вакууме, но смысл похода — в тренировке умений и проверке выносливости.

Уже утро. Розово-лиловое в небесах перетекло в яркое сиреневое, почерканное радостно-оранжевым. Бездонная тьма нехотя уползла в ущелья, сменивший ее мутный сумрак истончился и развеялся, как дым костра под порывами ветра. С востока вершины посветлели и будто бы улыбнулись первым лучам. Рассвет в горах — красота неописуемая. Сравнится только с ночью в горах. Но какая разница, если смотреть нужно под ноги.

Осталось немного, меньше километра. Но плохо, что этот последний километр — вверх. Зато, по устоявшимся здесь преданиям, поднявшихся на эту вершину ждет небывалое счастье.

Недавно прошли покрытое льдом озеро. Ему на такой высоте все равно, что на календаре, вообще-то, лето. После опасного места с осыпавшимися камнями и узким лазом сквозь трещину пришлось пройти по другим, предельно гладким, которые оказались еще хуже: их будто бы отлакировали и облили маслом.

Боря притормозил, чтобы подстраховать Элю и помочь, если понадобится. У нее, как внештатного участника, экзоскелет работал, но в горах кроме оборудования нужны умения и особый настрой. Шалбуздаг — отдельно стоящая пирамидальная гора с зубчатой вершиной, каждый камешек которой прежде люди покоряли как отдельную вершину. Сейчас по ней требовалось пробежаться в ускоренном темпе и после траверса дюльферить к подножию, откуда так же «быстренько», как сказано в приказе, покорить расположенные неподалеку Шахдаг и, напоследок, Базардюзю. Все три — четырехтысячники, но даже пятитысячник-Эльбрус по сравнению с ними — детская площадка для ясельных групп. Впрочем, в прошлый раз, «от Пушкина до Пушкина», было еще сложнее. Вернулся лишь каждый третий, остальные повторят марш-бросок после восстановления, а если снова не получится, то — ничего не поделать — их ждет отчисление по несоответствию.

К названиям «от Пушкина до Пушкина» великий Александр Сергеевич не причастен никаким боком, лично не бывал ни там, ни там, об этих местах не писал и, возможно, даже не слыхивал. Начинался маршрут на Пике Пушкина — это такая вертикальная скала в массиве Дыхтау, пятитысячника чуть ниже Эльбруса, но во много раз опаснее. Дыхтау с вечными снегами и висячими ледниками состоит из двух гор-близнецов с крутой седловиной и отдельной скалой Пика Пушкина и знаменит частыми лавинами и камнепадами. Конец лета и начало осени — пик туристического сезона, скоро сюда скопом полезут любители, а в июле, когда состоялся тот марш-бросок, прохождение хоть и затруднено, зато передвигаться можно свободно.

Заканчивался маршрут не так далеко от курсантских казарм академии, всего в пяти минутах полета на десдисе — стандартном десантном дискоиде. Местечко называлось Избербаш, это множество заходящих друг за друга скал, и при взгляде с определенного места они образовывали силуэт Пушкина. По этой причине гора также получила имя Пушкин-тау. Весь маршрут — четыреста километров. Если по прямой. Ага. А это, на минуточку, по Главному Кавказскому хребту, и не поперек, а вдоль. Курсантов просто высадили на пятидесятиметровый жандарм…

«Траверс», «дюльферить», «жандарм»… Вот Эля и пошла в этот раз вместе, чтобы понимать, что Боря ей говорит. После предыдущего марш-броска лексикон резко обогатился, и если раньше, глядя на гору, они видели просто гору, то сейчас на ней выделялись стена с бастионом, потолок, ребро, кулуар, берг, контрфорс, полка, сброс, бараний лоб, мульда, перемычка, кант, желоб, гребень, крыша, камин… Или тот же жандарм — отдельно стоящая на рельефе скала. Спускаться с нее без спецсредств — то еще удовольствие. Кстати, спускаться по веревке со спусковым устройством — это и есть непонятное непосвященным «дюльферять», а траверс — прохождение нескольких вершин по гребню или косое передвижение по склону. А ледяной жандарм называется серак. А еще есть очень неприятные для передвижения кальгаспоры, сыпуха и заструги — снежные кальгаспоры, выдуваемые ветром…

Теперь Эля оперировала новыми терминами не хуже заправских скалолазов с вековым стажем.

— Справляешься? — крикнул Боря, едва завидев развевавшиеся кудряшки.

— А ты?

Ее улыбающееся лицо светилось, глаза сияли. Казалось, Эля родилась здесь, на вершинах Кавказа. Или, как минимум, провела детство.

— Если трудно — скажи. — Боря заботливо посторонился, чтобы ей было проще запрыгнуть «на полку». — Мы идем с утроенной скоростью, такое под силу не каждому.

— Обязательно скажу. Но есть одна поправка: мы не идем, а ползем.

Эля скакала по крошившимся камням, как горная козочка, и дала бы фору многим курсантам. На тренировку ее взяли с трудом, просто не нашли повода отказать: на основной работе она отпросилась на несколько дней, а нынешний поход в горы особых качеств не требовал.

— С таким энтузиазмом тебе бы на Нептуне попрыгать. Во сколько раз он тяжелее Земли? В семнадцать?

— Возможно, еще попрыгаю. Только не на Нептуне, там ветры сильнее, чем здесь, — Эля улыбнулась, — и оболочка газо-ледяная, сразу провалишься до самого ядра, а это, если не изменяет память, семь тысяч километров, оттуда уже не выпрыгнешь. Лучше я попрыгаю на Титане, там гравитация почти земная, зато условия с Нептуном несравнимые — есть, где попрыгать.

В очередной раз вспомнилось, как они, астробиолог и генетик-дизайнер, оказались в Академии Чрезвычайного блока. Через месяц после того, как Яна «вернулась», Боря ушел в чрезвычайщики. Бороться с опасностями, от которых гибнут невинные. Тот же метеорит можно отследить, можно уничтожить, можно, в конце концов, перенаправить. Да, вполне было можно, техника умела, знаний хватало, а человек, между тем, превратился в растение. Сейчас растения живут более активной жизнью, чем люди в коме. Живой дом, например. Сам принимает решения, как принести больше пользы, быстро перенастраивается, выращивает недостающее. Он любит своих жильцов. Симбиоз. Ему нужно о ком-то заботиться, это вживленное качество, как необходимость в питании. Но любовь — непостоянный фактор. Непредсказуемый. Он не поддавался расчетам.

Что же такое любовь? В физическом плане — химическая реакция в мозгу. Она необходима для продолжения рода, поскольку толкает самца и самку друг к другу. У животных такое толкание наиболее ярко выражено в период течки, в остальное время они в основном адекватны и предсказуемы в половом отношении. Особенно моногамные.

Человек выпадает из общей картины. Сам он чудесно чувствует любовь, но до сих пор до конца не знает, что это такое. До того, как организмы перестали реагировать на наркотические препараты, выяснилось, что влюбленность похожа на их воздействие — задействованы те же части мозга и вызываются похожие химические реакции. Стремление любить заложено в нашу физиологию, оно подобно желанию употреблять пищу и является мощным биологическим стимулом, с которым мы рождаемся. Вот, например, определение нейробиологов: «Любовь — дофаминэргическая целеполагающая мотивация к формированию парных связей». Истинная любовь подразумевает заботу, ответственность, знание, уважение и желание, чтобы любимый человек развивался и рос духовно. Тогда любовь — не страсть, а, скорее, деятельность. А у Льва Толстого — философа, который любого ученого-практика за пояс заткнет — любовь «не есть какое-либо особое чувство, это — сознание единства». Он утверждал: «Любовь есть единственная разумная деятельность человека». При любви выделяются гормоны. Серотонин повышает настроение. Окситоцин является биологической основой любви — вырабатывается во время объятий и близости, наполняя ощущением привязанности. Вазопрессин вместе с окситоцином отвечает за чувство близости к кому-либо, а дофамин — за желание и вознаграждение, то есть удовольствие приходит, когда любовь выражается через прикосновения, выражение доброты и другие ощущения. Норадреналин вырабатывается, когда человек влюбляется и чувствует волнение, обусловленное желанием, чтобы все складывалось и развивалось хорошо. При таком волнении учащается биение сердца и влажнеют ладони. Все перечисленное называется «гормонами любви» и усердно изучается, правда, пока без особого толку.

У любви есть изученные и подтвержденные фазы: влюбленность, привыкание, изучение, понимание, истинная близость. Любовь, являясь явлением, в общем-то, метафизическим, активно влияет на поведение и, конкретно, на производительность труда. Одни уходят в работу от разделенной любви, другие — от неразделенной, но все открытия и свершения, как правило, делались во имя любви. Без любви работа теряла смысл. Или же работа была намеренным способом замещения. Взаимосвязь отрицать бессмысленно. Даже труд «чисто ради заработка» не выходит за рамки, потому что — куда пойдет заработок? Ладно, на новые вещи. А для чего эти вещи? Любая логическая цепочка начинается с любви и ею же заканчивается, главное — не врать себе.

Вадик Чайкин ближе всего подошел к пониманию, что же такое любовь. Если бы не беда с Яной, быть ему Нобелевским лауреатом за открытие в сфере, примирявшей физику и лирику. Говорят, будущее электроники — в симбиозе с философией, первые образцы уже проходят испытания, а лайт-версии второй год как применяются в быту. Чайкин работал и в этом направлении, он хотел охватить все, он требовал от Зайцева расширения возможностей, приглашения специалистов в дополнительных областях, строительства новых лабораторий…

Вадик Чайкин проявил качества, которых до катастрофы с Яной у него не подозревали. Сначала горе подкосило его. Вадик закрылся от всех, иногда что-то делал, но с таким отсутствующим видом…

А затем его как прорвало. Он превратился в вулкан, извергавший идеи. Каждая сотрясала основы науки, ломала устои и заставляла других ученых хвататься за головы. И каждая была лучше предыдущей.

Первые идеи все до одной касались Яны. Открытия, двигавшие науку в целом, ничего не давали Вадику в личном плане. Кома оказалась крепким орешком. Он сумел вживить в немешарик нужные функции, новое оборудование оказалось ничем не хуже обычного и работало идеально, и рассматривавшая дело комиссия разрешила сделать то, ради чего Чайкин не спал ночами. Перевезенную в «гробе» восстановителя с Марса Яну Вадик забрал из стационара и подключил к зачаточному мозгу своего немешарика. Надеялся достучаться через посредника.

Ничего не получилось. В то время Боря помогал ему и видел результат.

Для Бори это стало последней каплей. Он ушел в чрезвычайщики — помогать людям, защищать их от всего возможного и невозможного.

Компания «чаек» развалилась окончательно. Да, чаек было четыре, хотя все думали, что три. Яна Чайковская и три поклонника: Андрей Сигал-«Чайка», Вадик Чайкин и Боря Мартынов — тоже, представьте себе, Чайка. Как оказалось, марты с ударением, как в фамилии, на «ы» — это чайка в переводе с турецкого. Зайцев как-то просветил, увидев всю четверку вместе. Сообщил он это только Боре, а Боря не афишировал — лелеял в душе и тихо радовался, ловя изредка брошенный на него взгляд и любуясь обаятельными ямочками на щеках Яны. Вначале, пока была на Земле, она никому не отдавала предпочтения, и Боря, не зная о ее тайной симпатии к Вадику, ревновал к высокому и статному Андрею, больше всех занимавшемуся собственными внешностью и манерами. Больно было смотреть, как он выбирает «Чай или Кофе?» Юная Эля Прокофьева тянулась к нему всей душой, а Андрей волочился за непробиваемой Яной. Вадика Боря в расчет не принимал и завидовал Андрею, тот выглядел в его глазах истинным любимцем женщин. Можно, конечно, постараться и добавить себе роста, чтобы как у Андрея, а то и больше… но разве в росте дело? Выбор Яны доказал, что нет.

Незадолго до ухода Бори из Зайчатника там появилась Милица — молодой талантливый нейропсихолог. Она тоже подкинула Вадику новых идей, особенно после свадьбы Мишки Зайцева, сына профессора. Боря просто радовался за новую семью, а Милица с Вадиком находили в привычных традициях неожиданные решения.

Вадик пошел вверх по карьерной лестнице и даже для друзей-сверстников стал Вадимом Геннадьевичем.

А Боря покинул Центр. Не его это. Но перед этим…

Несчастье с Яной и уход Андрея толкнули его и Элю друг к другу: вместе проще пережить горе, даже если горе у каждого свое. Дружба крепла, обрастала неловкими ситуациями и решаемыми вместе проблемами. Эля оказалась незаменимым товарищем. Поддерживая друг друга, они почти не разлучались, и как-то само собой получилось, что однажды их взгляды странно пересеклись… а после этого — судьбы тоже.

В академии и находившемся рядом городе работы для Эли не нашлось, но неподалеку проводились биоисследования, и дополнительный специалист оказался не лишним. Временная экспедиция размещалась в палаточном городке — даже здания строить не было экономического резона, завершить рассчитывали за несколько дней. Но, как часто бывает у увлеченных ученых, исследования затянулись, дали толчок новым идеям, и пошло-поехало. О проблеме, из-за которой собрались, едва не забыли.

О ней вечером после первого рабочего дня рассказала Эля:

— Каспийское море переполнено осетровыми. Раньше черную икру добывали живодерским способом, теперь она есть на каждом столе — такая же натуральная, но из принтера. Экологическое равновесие нарушилось, весы качнулись в другую сторону. Белуга, осетр и севрюга живут очень долго, та же белуга — до ста лет, а это хищник, который пожирает всех рыб — и в толще воды, и придонных. Мы придумываем лучший вариант для сохранения всех видов. Но когда стали исследовать дно…

Боря улыбнулся: дальше началось эмоциональное перечисление множества направлений, на которые распылилось внимание ученых. Элю интересовали все. Остальных тоже. Чувствовалось, что «временная экспедиция» — это надолго.

На работу Эля летала на служебном птерике чрезвычайщиков — это предложило начальство, чтобы не задействовать тяжелый транспорт и не разлучать молодых. Казарма состояла из двух отделений, для холостых и семейных, и после бурно отмеченной свадьбы Боря с Элей торжественно вселились в собственную комнату. После окончания академии они смогут построить дом в любом выбранном месте, откуда легко добираться до службы, и встать в очередь на Зайцевский немешарик — чтобы однажды вновь ощутить единение с природой, которого не могли дать ни металл, ни пластик, ни стекло, ни бетон.

Академия чрезвычайного блока располагалась рядом с Дербентом. Город Боре понравился. Сначала. Потом он в этот город влюбился. Здесь удивительным образом сочеталось и переплеталось старое и новое, древние традиции и современная техника. Жители впитали новые веяния, но не отказались от традиционного быта. В саклях (как по-прежнему или в угоду туристам называли дома на склонах гор, облагороженные технологиями двадцать второго века) стояли принтеры, кроме них там обязательно присутствовал колбасник с несколькими видами мяса, которое выращивалось в нем из клеток животных, а во дворах паслись овцы, козы и коровы. Шкаф-рамки стабильно облачали мужчин в черкески и мохнатые папахи, а женщин — в стильные длинные платья и платки. Невероятный город. Погуляв по его улочкам, Эля сказала:

— Мне кажется, что нас перенесло в прошлое тысячелетие.

— А мне кажется, — ответил Боря, — что тебе не кажется.

Духовный блок собирался восстановить Дербент в исконном виде времен его максимального величия, но для составления техзадания архитекторам не хватало достоверного исторического материала. Дело застыло на стадии проекта — от историков ждали большей точности в деталях.

В прежнем виде, как скопления людей и зданий, города давно канули в небытие, остались только те, что представляли культурную ценность. К Дербенту это относилось в первую очередь. Один из столпов Шелкового пути и старейших городов древнего мира, город трех мировых религий, он упоминался в христианском и мусульманском Священных Писаниях, за обладание им вели борьбу такие древние цивилизации, как Персия, Хазарский каганат, Римская империя, «Вторая древняя» (Биз-антик, «Византия», никогда так не называвшаяся в реальности) Римская Империя греков со столицей в Константинополе (где «Рома», то есть «Рим» в переводе означало «мощь»), Золотая Орда, Османская империя… Упоминания о «Каспийских воротах» оставили Геродот, Плиний и Страбон. В Дербенте до середины шестого века размещался патриарший престол Кавказа, здесь находятся самый древние на территории России синагога, христианский храм и мечеть. Здесь дрались войска Александра Великого, турок-сельджуков, иранского Надиршаха, хромоногого Тимура и многих-многих других. Здесь (к сожалению, по неподтвержденной легенде) Александр Македонский (в арабских источниках — Искандер Зуль-Карнайн, или Александр Двурогий) поставил стену от кровожадных Яджудж и Маджудж (перекликающихся с библейскими Гогом и Магогом, поскольку у арабов не было буквы, точнее, огласовки «о»), откуда они однажды вырвутся, «и будут среди них такие, которые питаются только кровью и человеческим мясом, все сметут они на пути, убьют множество людей, выпьют воду всех больших рек и озер…»

До того, как защита организма отказалась принимать алкоголь и стала расщеплять его еще до получения любых ощущений, здесь, в Дербенте, делали один из лучших в мире коньяков, и о нем говорили: «Он — первое из чудес света, остальные — его последствия». Город размещался между горами и морем на полосе шириной четыреста метров и длиной два километра, древние стены уходили далеко в море, чтобы враг не обошел по мелководью, а в горы — еще на сорок два километра. Циклопические размеры. Ныне сохранилась только цитадель Нарын-Кала, это древняя доарабская крепость, часть Дербентской крепости, перекрывавшей двумя стенами так называемые Каспийские ворота. Вид с крепостных стен — изумительный, выше, чем с птичьего полета; внутри есть действующая с шестнадцатого века баня с теплыми полами (под ними проходил пар из печи), желающие до сих пор могут приобщиться к старине — помыться как в древности. Цитадель стоит на месте еще более древней. Кто ее строил: люди или кто-то еще? Ответов современная наука не дает. Она знает о существовании множественности миров, но знание о Мультиверсуме еще не позволило добиться переходов. Проколы пространства — в активной разработке, но успехов пока нет.

Конец ознакомительного фрагмента.