Сказаниада

Петр Ингвин, 2019

Влюбленные пожелали сказочной жизни, их перенесло в мир сказки, а жизнь заставила стать известными всему миру персонажами Илиады и Сказания о Святом Георгии. Цитата: «Чтобы встретившаяся пара людей жила в сказке, нужно строить ее с обеих сторон, и строительство это – до последнего вздоха». (Автор обложки Олег Щербаков.)

Часть вторая. Егорий Храбрый

На тебя, моя душа,

Век глядел бы не дыша,

Только стать твоим супругом

Мне не светит ни шиша.

(Леонид Филатов «Про Федота-стрельца»)

Глава 1. Георгий и Елена

Случилось чудо. Сделка с синьором Валентино каким-то образом сорвалась. Но чудо, как ни удивительно, было не в этом. Цель — обретение любви и сказочной жизни — оказалась достигнутой. Ирония судьбы проявилась в том, что Георгий и Елена — так звали избранницу — попали в сказку не в переносном смысле, как мечтали, а в прямом. Сначала, когда шок потрясения прошел и сила притяжения бросила их друг к другу, они не сразу поняли, насколько все изменилось за пределами их слившихся тел. В какой-то неуловимый момент прежний мир растворился в тумане, а вокруг появился новый. Долгий поцелуй, знаменовавший одновременно встречу и прощание навсегда, закончился изумлением: вместо суетливой Вероны со всех сторон высился девственный лес, пели птицы, по деревьям скакали солнечные зайчики. На полянке рядом с узкой речушкой приветливо распахнул двери деревянный домик. Точнее, избушка. Не на курьих ножках, а обычный сруб-пятистенок, крытый соломой, с сенями и милыми занавесками на окошках, как испокон веков строили на Руси. Георгий с Еленой прошли к домику по траве, нигде не примятой и, похоже, не знавшей других ног. На пыльном крыльце тоже не было ни единого следа, и внутри, как и ожидалось, оказалось пусто.

Избушка словно бы ждала хозяев. К печке привалилась стопка нарубленных дров, на столе сияла белоснежная скатерть, и едва ли не половину помещения занимала странно смотревшаяся в реалиях деревенской обстановки двуспальная кровать. Для людей, которые чуть не потеряли друг друга в минуту, когда только-только обрели, увиденное показалось сказкой.

Знакомство с вампиром убрало вопросы по поводу «как мы здесь оказались» и «что теперь делать». Ответ прост: принять как должное и наслаждаться каждой минутой. Хотели сказку — получили. Как с обращением к компьютеру. Тот тоже делает не то, что хочешь, а то, что прикажешь.

Подпол, как говорится, ломился от запасов крупы и муки, на полочках нашлись соль и толченые травы-специи. Грубо выкованные ножи, деревянные ложки, чугунки, глиняная посуда… Пуховые подушки и откинутое, будто в приглашении, одеяло…

Дом словно ждал тех, кто придет.

Георгий и Елена стали жить вдвоем.

Первый день весь состоял из счастья. Второй — не весь. Начиная с третьего, счастье незаметно отошло на задний план и скрылось за горами забот. Пока в погоне за ослепительным горизонтом, откуда тянуло руки уносимое кем-то счастье, Георгий с Еленой сносили одну гору, за ней вырастали хребты из новых. Жизнь в лесу — это, конечно, сказка, но только для тех, кто привычен. Приготовление пищи в печи или на костре, заготовка дров, ягод и грибов… А стирка в холодной речке без порошка и даже без мыла? А туалет на улице и та же речка вместо ванной? А ведро вместо канализации? Не говоря о том, что ведра из досок, стянутых железными полосами, сами по себе весили как полные.

К домику иногда подходили удивленные зайцы, в речке плескалась наглая рыба, тоже догадавшаяся, что из Георгия охотник и рыбак, как из кочерги метла.

— Мы будем жить с тобой в маленькой хижине на берегу очень тихой реки, — нежно говорил Георгий Елене, подавая белье в медном тазу.

Она улыбалась в ответ. На сверкавшей ряби колыхались кувшинки, квакали сытые лягушки, звенели — куда же без них на природе? — веселые комарики. Любой город двадцать первого века вспоминался теперь добрым словом, но там, в напичканных электротехникой бетонных коробках, в отличие от местной природной идиллии не было человека, в котором заключался смысл жизни. А зачем тогда жить?

Прежняя одежда для нового мира не годилась. Новая нашлась в сундуке под лавкой — нужного размера сарафан с платком и рубаха-косоворотка со штанами. Для ног предназначались лапти, а чтобы их носить, пришлось освоить портянки.

Никакие другие хозяева домика не объявились, и Георгий с Еленой окончательно убедились, что окружавший их мир — это и есть заказанная сказка.

В первый же день они обошли округу, чтобы узнать, куда забросила судьба. Домик стоял на полянке, лес вокруг изобиловал ягодами и грибами, речка — рыбой, но стоило хотя бы полчаса пройти в любую сторону, как маленький рай заканчивался, со всех сторон его окружали непролазные болота. Из затхлой жижи торчали деревья, виднелись большие острова твердой земли, но добраться до них было нереально. Георгий сделал несколько попыток и едва не утоп, Елена насилу вытащила с помощью длинной палки. Речка, протекавшая мимо избушки, вытекала из болот и в них же с другой стороны растворялась. Не уйти. Это плохо. Зато никто не придет и не помешает счастью.

Взявшись за руки, Георгий с Еленой ходили за ягодами и грибами. Солить-сушить оба не умели и съедали свежим то, что можно есть сырым, остальное варили или жарили. Для готовки требовались дрова. За дровами, естественно, ходил Георгий. Топор нашелся в сенях рядом с деревянной лопатой, понизу окованной железной пластинкой. Пилы не было. Приходилось сначала рубить выбранное старое дерево целиком, затем на чурки и только затем на поленья. Зато щепок летело столько, что для растопки больше ничего не требовалось.

Труднее всего давалось отсутствие сахара. Он, к удивлению, оказался настоящим наркотиком. Ломка продолжалась много дней. Никакая ягода, даже самая сочная, не заменяла организму захудалой карамельки, о которой мечталось, как некогда о… А о чем, кстати, раньше мечталось? Прежняя жизнь быстро стерлась из памяти.

Одежду приходилось беречь, другую взять неоткуда. Решили ходить без одежды. На время безоблачное счастье вернулось, несколько дней прошли как во сне. Погода стояла райская. Стесняться никого не надо. Разве что из болота кто-то вылезет, но кикимор и леших Георгий не боялся, в нечисть он просто не верил, а Елена, чуточку суеверная, все же конфузилась и намекала, что даже здесь за ними может следить кто-то невидимый. Взять того же синьора Валентино.

— И что же? — улыбался Георгий. — Думаешь, бессмертный невидимый мужик увидит такое, о чем прежде не подозревал? Я к нему даже ревновать не буду, пусть смотрит, если нравится. Мне, например, очень нравится. А он, если смотрит, пусть завидует.

Климат баловал — ни затяжного дождя, ни сильного ветра, ни холода. Только солнышко и — иногда и очень к месту — приятный ветерок. Одно слово — рай. Правда, березы, ели и дубы намекали, что тропиками здесь не пахло, природа была знакомой до боли, каждые кустик и травинка напоминали о родине. Если вампир перенес Георгия с Еленой в пространстве, то именно туда, куда нужно. Встречи с неизвестными ягодами, зверями и насекомыми грозили неприятностями, но жизнь хотя бы не превратилась в выживание.

Вообще-то, если быть честным, превратилась. Но выживать вдвоем с любимым человеком — это счастье. Даже когда оно незаметно за изматывающими заботами.

Думая о погоде, Георгий сомневался, что здесь бывают снежные зимы, иначе крыша провалилась бы под снегом, а она выглядела крепкой, несмотря на то, что дерево и солома домика свежестью не отличались. Георгий решил: мечтать надо о лучшем, а готовиться к худшему. Дров следовало заготовить столько, чтобы хватило как на готовку, так и на отопление, о котором сейчас, в жаркую погоду, просто не думалось.

И постоянно мучил вопрос: что делать, когда запасы крупы и муки закончатся?

Это вопрос завтрашнего дня. На том, что имелось, два человека могли прожить несколько лет. Пусть пройдет год, тогда станет ясно, как действовать дальше. Вариантов два: что-то сеять или же строить лодку и как-то выбираться в большой мир.

Хищные животные сюда не забредали, многочисленные зайцы и глухари чувствовали себя в безопасности. Стоило зазеваться, и они даже воровали еду.

Здравый смысл подсказывал: где водятся зайцы и глухари, там однажды могут появиться волки и медведи. Как себя защитить от голодного зверя? На такой случай Георгий выстрогал копье, снабдил самодельным наконечником из ножа и часто упражнялся в метании и «бое с тенью». К средствам самозащиты в избушке относились также топор и кухонные ножи. Глядя на распоясавшуюся дичь, Георгий улыбался: охотиться он начнет позже, когда отточит навыки и когда Елена придумает, как заготавливать мясо впрок. Сейчас обоим приходило в голову единственное: дождаться холодов, чтобы хранить запасы на морозе.

Привыкший, что люди и хищники в окруженный болотами рай для двоих не забирались, Георгий не носил с собой оружия, и когда понадобилось действовать, он растерялся: топор и ножи остались в доме, а копье — далеко в стороне, под раскидистой осиной, где он вчера тренировался. Забрать не удосужился, потому что — зачем? Привыкнув жить в одиночестве, расслабляешься, и виртуальные проблемы, о которых постоянно думаешь первые дни, постепенно остаются за бортом маленького мира. Когда полно других забот и нечто плохое не случается ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, сознание вычеркивает гипотетические неприятности из списка злободневного. После рубки и перетаскивания дров, основного занятия Георгия, руки и поясница ныли так, что лишние килограммы при себе выглядели издевательством над здравым смыслом. Даже топор иногда оставался где-то в лесу, если утром надо было вернуться на то же место.

Сейчас Георгий собирал малину около болот, невидимая отсюда Елена занималась тем же где-то неподалеку.

— А-а-а!!! — взорвался в ушах женский вопль.

Такой интонации Георгий не слышал у подруги никогда, он даже не представлял, что такое возможно. В крике собрался весь ужас мира, сравнимый разве что с концом света.

Что?! Где?! Кто?!

Георгий, как был, помчался сквозь кусты к столь же легко одетой Елене. Она неслась навстречу:

— Человек! Там!

В их сторону, помогая себе проваливавшейся в ил длинной палкой, по вязкой жиже брел шатавшийся человек.

Воин? Кольчуга, огромный меч, кистень… Щита и шлема не было. Словно выбывший из битвы витязь, раненый и потерявший коня. Метрах в трех от елки, стоявшей на твердой почве, он рухнул в воду и больше не показывался.

Георгий бросился на помощь. Пришлось нырять — снаружи незнакомца уже не было видно, спасла только близость к берегу. Дальше и глубже Георгий просто не сунулся бы. Елена держалась рядом с длинной веткой в руках — на случай, если придется вытягивать. Такую ситуацию отработали не раз, когда исследовали окрестности.

Все получилось. Вытащенный на траву мужик закашлялся, его мутный взгляд поднялся на спасителей, и в тот же миг сознание покинуло спасенного.

Глава 2. Соловей-разбойник

Рядом с избушкой Георгий соорудил для раненого навес между деревьев. Кольчуга, когда ее снимали, показалась неподъемной — непонятно, как можно что-то делать, когда на тебе столько лишних килограммов. Отмытая от грязи и разложенная на земле, кольчуга выглядела как вязаная из стали футболка для великана — с широким воротом, короткими рукавами, длиной до середины бедер.

Сапоги из мягкой кожи снялись легко, но сначала пришлось повозиться с мятыми наколенниками — изнутри обитые тканью, они крепились жесткими ремнями на застежках, причем застежки заклинило, пришлось их ломать. С налокотниками проблем не возникло, хотя им тоже досталось изрядно — посеченное железо искривилось, подкладка порвалась. Сверху на них, видимо, крепились метательные ножи, сейчас держатели пустовали. Зато два ножа нашлось за голенищами: один обычный, с деревянной рукояткой, второй — длинный и узкий, без рукояти, больше похожий на заточку. Резать таким невозможно, режущей кромки нет. Скорее всего, тоже метательный.

Под кольчугой оказалось нечто вроде стеганой куртки, что выглядело странно для местного климата. Должно быть, куртка защищала от натирания и амортизировала удары.

На широком кожаном поясе болтались пустые ножны от кинжала, а из-за пояса торчал кистень — этакие древнерусские нунчаки, предназначенные против тяжеловооруженного противника. К небольшой рукоятке цепью крепился железный шар с шипами, сила удара могла сравниться с прилетом чугунного ядра, никакая броня не выдержит. На Западе кистень звался моргенштерном, и рыцари его очень уважали.

Георгия особенно поразил меч. От изрубленной перевязи почти ничего не осталось, оружие чудом не сгинуло в болоте. Длинный, примерно в метр, клинок местами зазубрился и все равно вызвал почти детский трепет. Георгий вспомнил уличные игры с палками-саблями, потом была секция ушу, где очередные палки изображали мечи… Еще он почти два месяца посещал секцию фехтования. По сравнению с настоящим мечом спортивная рапира выглядела прутиком, а стойку для выпада с поднятой или заведенной за спину левой рукой даже нельзя повторить, вес меча не позволял долго держать его перед собой. Или приходилось упирать навершие длинной рукояти снизу в запястье, но и это не спасало.

Наигравшись с мечом, Георгий занес его в дом. Жаль, что в свое время увлечения быстро сменялись — везде требовалось полное посвящение себя выбранному делу, а останавливаться на чем-то единственном не хотелось, новый день приносил новые идеи, и — к величайшему сожалению — невостребованные в прежнем мире навыки так и не стали навыками. А как бы сейчас пригодились!

Пока он восхищался игрушками для взрослых дядей, Елена хмуро ходила вокруг.

— Понимаешь, что это значит? — Она кивнула на меч и кольчугу.

— Мы же просились в сказку. — Георгий еще раз полюбовался мечом. — Сейчас к нам явился сказочный богатырь. Похоже, он дрался со Змеем Горынычем. Ясно одно: отныне скучно не будет.

— Я имела в виду другое. Нас забросило в прошлое.

Георгий помолчал.

— Мы можем как-то повлиять на события? — спросил он задумчиво.

Елена пожала плечами:

— Не знаю.

— Никак не можем. Во всяком случае, пока. Поэтому неважно, куда нас забросило. Нужно узнать об окружающем мире как можно больше, а у нас теперь есть, у кого спросить. Надеюсь, он не итальянец. Впрочем, ты же знаешь итальянский язык?

— Когда раздевали, он кое-что буркнул. — Елена поморщила нос. — Думаю, он не итальянец.

Все оружие унесли в дом, там же, но уже не в сенях, а под кроватью, временно прописался топор. В глубине души все люди хорошие, только глубина разная, и лучше было перестраховаться.

Одевались теперь по всей форме. С появлением третьего рай для двоих закончился. Елена нашла в этом плюс — теперь меньше досаждали комары.

Двое суток незнакомец метался в бреду, иногда витиевато и очень знакомо для русского уха бранился и выкрикивал резкие команды. В такие моменты Елена протирала ему лоб влажной тряпкой, и спасенный успокаивался. Количество ран на нем ужасало, но он, безусловно, выздоравливал: жар потихоньку спадал, сломанная нога, на которую наложили шину в виде привязанной палки, перестала опухать.

Чужак был моложе Георгия, израненное тело состояло из одних мускулов, но черная клочковатая борода и изборожденное морщинами лицо делали незнакомца старше.

Первые слова раздались, когда Елена развешивала белье на прокинутых между деревьев жердях.

— Кто ты, красавица?

— Елена. — Она положила охапку на землю и шагнула к раненому.

Несший воду Георгий оставил ведра, подошел к ним и тоже представился:

— Георгий.

Незнакомец напрягся и быстро огляделся в поиске других возможных противников. Увиденное ему понравилось — кулаки расслабились, с лица исчезло выражение загнанного животного.

— Егорий? — переспросил он.

— Георгий, — отчетливо повторил Георгий.

— Я и говорю — Егорий. — Незнакомец на миг оглянулся на Елену, но поскольку разговаривал с Георгием, вновь обратил цепкий взгляд на него. — Лучше бы тебе заморским именем не зваться, беду накличешь. У нас всех кличут по-простому. Заграничный Теодор у нас — Федор, Мартин — Мартын, Стефан — Степан. А за Георгия можно и в глаз получить. Выдумали же — Ге-ор-гий!

— А тебя как звать?

— Соловей.

Георгий не удержался от усмешки:

— Разбойник?

— Ну, зачем же сразу разбойник. — Соловей с показной обидой нахмурился. — Я не убивец, а если кого и убил, то за дело. Я отбираю у богатых и раздаю бедным.

— Ясно. Как Робин Гуд.

— Не слыхал про такого. Он из наших мест?

— Что подразумевают «наши места»?

До Соловья вдруг дошло.

— А вы откуда взялись? — Он оглядел с ног до головы Георгия, затем Елену — со всеми подробностями и с гораздо большим удовольствием. — Мы с братьями тут иногда от дракона хоронимся, потому что другие сюда не суются — дороги не знают и нечисти боятся. А из всей нечисти тут только мы с вами. Может, нечисть — это вы? Хотя такую красавицу кроме как ангелом представить не могу. Надеюсь — сестра? — Соловей вновь перевел взор на Георгия.

Елена ответила первой:

— Невеста.

С языка Георгия уже срывалось «жена», но он не успел и спросил вместо этого:

— Ты сказал «с братьями». Сколько их у тебя?

— Все люди — братья, не слыхал? Ты мне в некотором роде тоже брат. Но я говорил про тех, с которыми в огонь и в воду и которые со мной пуд соли съели в разных передрягах. Раз уж со мной сюда не добрались, то мертвы либо тоже где-то отлеживаются, только не с такими удобствами. Но вы не ответили: как вас занесло в чертовы болота?

— Чудом. — Георгий решил, что дословно правду рассказывать не стоит, местные не поймут. А если суеверны, то сожгут за такие россказни. — Захотели уединения, и оказались тут.

— Да, пути богов неисповедимы. — Соловья в их истории ничего не напрягло. — Если чего-то хотите — молите четче, иначе вот такая байда случается. Ваш родной город как зовется?

— Верона, — вылетело у Елены.

— Москва, — одновременно с ней ответил Георгий. И тут же исправился, чтобы не возникло путаницы: — Верона.

— Москва, — вместе с его поправкой раздалось уточнение Елены.

— Не слыхивал, — покачал головой Соловей. — Это далеко отсюда?

— «Отсюда» — это откуда? — перешел в наступление Георгий.

— От столицы. И от Гевала. Или вы двойские? — По глазам поняв, что прозвучавшие названия собеседникам ничего не сказали, Соловей пустился в объяснения. — Ближний город называется Гевал, он стоит на берегу, у самого моря. Если идти к горам, доберешься до столицы, а на другой стороне моря стоит древняя Двоя.

Георгий перебил:

— Как называется столица?

Имена столиц, как правило, живут веками, а то и тысячелетиями. А если столичным городом становится другой, о прежнем все равно не забывают.

— Зачем ей как-то называться? — Соловей едва не рассмеялся. — Она же столица!

Из дальнейших расспросов Георгий и Елена выяснили, что вокруг их маленького рая процветает дикий феодализм, механика имеется, но на зачаточном уровне, заводы и фабрики представлены кузнецами, ткачами и скорняками, а строительная индустрия — каменщиками и плотниками. Синьор Валентино отправил Георгия и Елену в сказку самую что ни на есть настоящую — чисто средневековую, и спасибо, что русскоязычную. Колдунов и ведьм, как в те века было принято, здесь действительно сжигали, а чудеса, если случались, то происходили по воле богов. В столице правил дракон, его гридни — приближенные воины — грабили народ, а Соловей со своей командой грабил тех, кто грабил народ, и возвращал награбленное честным труженикам.

Георгию не давал покоя один момент.

— Как ты прошел через болота? — спросил он, когда поток основного рассказа иссяк и разбился на малозначимые ручейки.

— По елкам. Если желаете уйти, могу вывести. Куда хотите податься? Что умеете делать? Где будете жить?

Георгий посмотрел на Елену. Она пожала плечами.

Что их ждет за болотами? Здесь у них дом, а что будет там? На что жить?

Георгий поинтересовался:

— Снег у вас бывает?

— А то!

— Много?

Соловей улыбнулся, как малому ребенку:

— Тебе все снежинки пересчитать?

Георгий вздохнул:

— Ну, сколько за зиму падает? Какой слой на земле лежит?

— Лежит? — Соловей удивленно моргнул.

— Ясно. Раз в год бывает холодно, и падает снег.

— А я что сказал?

Чудесные места. Если снаружи придется зарабатывать на ту жизнь, которая здесь дается даром, зачем куда-то уходить?

Соловей быстро шел на поправку. Выяснилось, что он изумительно поет. Потому и Соловей. В отличие от песен двадцать первого века местное оральное творчество лучше было назвать сказаниями и былинами, которые накладывали на незатейливый мотив. Грубо говоря, это был рэп в изначальном виде — певец рассказывал о том, что лежало на душе, и делал это в музыкальной форме.

Ходить Соловей еще не мог, лишь один-два раза в день хромал с палкой-костылем в кустики и обратно. Георгий с Еленой занимались обычными делами, Соловей помогал им песнями и дельными замечаниями на тему, как правильно пользоваться тем или иным предметом.

Жизнь без холодов, для которой не требуется неимоверного количества дров, высвободила Георгию время для занятий с оружием. Он попросил Соловья научить его, тот с радостью согласился. Все равно делать нечего, а так вроде бы пользу приносит добрым людям, у которых на шее сидит.

Соловей лежал на травяном тюфяке под навесом, а Георгий прыгал перед ним то с копьем, то с мечом. Больше всего ему нравился меч.

— Обожаю двуручный, — сказал он как-то раз, с трудом удерживая в вытянутой руке железяку весом больше килограмма.

— Это полуторный, — хмыкнул Соловей. — Двуручный слишком тяжел, а обычный, на мой взгляд, коротковат. Мне в самый раз вот такой. Для чего выбирают двуручный? Им можно достать всадника или подрубить ноги коню. Размер меча зависит от умений и поставленных задач. Всего у мужчины должно быть при себе три клинка. Меч — для дальней дистанции и против всадника. Кинжал — для ближнего боя и драки в помещении или в стесненных условиях. И хотя бы один нож — для всего остального и на замену длинным клинкам, если с ними что-то случится. Прочее оружие — копье, лук, топор, кистень — может помочь, а может помешать. Научись владеть мечом, остальное приложится.

— Насчет копья понимаю, оно может сломаться, с ним неудобно ходить по густому лесу и в помещении, и в ближнем бою оно не оптимально. Но как могут помешать лук, топор или кистень?

— Лук в ближнем бою вообще не оружие, а топор и кистень не годятся для защиты. Только мечом можно одновременно и нападать, и защищаться. Рубить. Колоть. Подрезать. Назидательно бить плашмя. Или навершием, чтобы оглушить. Им даже можно нарезать хлебушек на привале, чего от топора и кистеня не добьешься, они будут при тебе лишним грузом.

— Но кистень с собой ты все же носишь.

— Я нападаю из засады, а противник закован в броню. Смысл боя — закончить схватку одним ударом. Когда не знаешь, где и с кем будет драка, лучше меча ничего не придумать.

Георгий осваивал меч с воодушевлением неофита.

Жизнь Елены тоже не стояла на месте. Еще недавно тяготившуюся ежедневными хлопотами, теперь ее будто подменили. Соловья она выхаживала с почти материнскими нежностью и заботой, порхала от печки к речке и от дома к навесу. Оказывается, вот что нужно женщине для счастья. Мужчине достаточно смысла жизни или женщины, а ей нужно все, причем смысл жизни должен быть не фигуральный, а конкретный, чтобы проявлялся в реальных делах.

Георгий впервые задумался о детях. Елена, судя по всему, уже готова, и, возможно, после ухода Соловья именно это вознесет их союз на новую ступень.

Обучение, между тем, шло своим ходом:

— Удары мечом бывают прямые и ломаные. Прямые надо отрабатывать по восьми направлениям: сверху, снизу, с боков и диагональные. Ломанные — это когда клинок, плечо и кисть двигаются в разных направлениях. Такие удары осваиваются дольше, но они того стоят. Сделай взмах, будто плывешь.

— Кролем?

— Зайцем! Ты плавать-то умеешь?

Георгий сделал правой рукой круговой мах из-за спины вперед. На излете, в точке, где ладонь оказалась на уровне лица большим пальцем вниз, а локоть еще остался задранным кверху, Соловей скомандовал:

— Замри. Представь, что у тебя в руке меч, а противник закрывается щитом. Смещай направление клинка чуть правее, и ты обойдешь защиту и поразишь в лицо или в шею. Правда, откроешься сам, но противник из-за щита не увидит, на то и рассчитано.

Некоторыми приемами Георгию удавалось ответно удивить Соловья.

— Ну-ка, повтори. — Складки на лбу лесного разбойника обрели собственную жизнь. — Что ты сейчас сделал?

— Я такое в кино видел. — Георгий прикусил язык и тут же поправил себя: — Во сне.

— Ты это, когда снится такое, тут же вскакивай и повторяй. А не покажешь ли еще что-нибудь из приснившегося?

В свободное время, которого у Соловья было больше, чем хотелось бы, он пел, и чем дальше, тем чаще. Георгию творчество лесного разбойника не нравилось, а Елена, наоборот, слушала с удовольствием. Некоторые песни звучали очень современно. Те, что про любовь, даже пробивали на слезу, Елена опускала лицо, и что творилось в ее душе в такие моменты, оставалось за семью печатями. Очередной опус застиг ее по пути к речке с грязной посудой в руках.

— Нет больше снов.

Нет больше жизни.

И нет меня.

Не надо слов.

Они капризны.

В них нет огня.

Ты не горишь,

Ты просто тлеешь.

Я не хочу.

Пусть говоришь,

Что пожалею.

Я улечу

Из снов — в зарю.

Забуду осень.

Забуду все.

И вновь сгорю

Другою брошен

Под колесо.

Пел Соловей проникновенно, мягкий баритон обволакивал и вел за собой в рисуемые кущи. Хотелось идти вместе с ним, даже если кущи не были райскими, сердце сжималось от сострадания к лирическому герою и, как следствие, к самому певцу. Что ни говори, а Соловей был талантлив. Когда последнее слово растворилось в лесной тиши, Елена протерла уголки глаз и кивком поблагодарила исполнителя.

Подростком Георгий тоже писал стихи и песни. Это увлечение прошло так же, как прочие, а найденные через много лет наивные вирши вызвали стыд за самого себя. Стихи отправились в урну. Поэтому не нравились творения Соловья, воплотившего в жизнь то, что не смог Георгий.

Однажды Соловей увидел у Елены невозможную для местного производства одежду и обувь. Сарафан замызгался, его требовалось постирать, а лапти не вязались с платьем, которое она временно надела взамен. Открывшийся вид поразил Соловья больше, чем молния, попади она ему между ушей.

— Богиня!

Резануло по сердцу: восхитила Соловья именно Елена, одетая в платье и туфли, а не сами платье и туфли. Они удивления не вызвали. Закралось подозрение, что пока Георгий с Еленой ходили за ягодами, Соловей рылся в вещах и сейчас видел их не впервые.

На лице Георгия отразилось что-то такое, что Соловей вспомнил, чем следует восхищаться в женщине в присутствии ее мужчины, и всплеснул руками:

— Откуда такое чудо? Боги подарили?

— У вас часто боги кому-нибудь что-нибудь дарят? — поинтересовался Георгий.

— Бывает. Может, вы полукровки? Елена — это как пить дать, я сразу понял, что она не из мира сего. Да и ты, если вспомнить твои любопытные сны…

— В нашем городе все так ходят, у нас это обычная одежда, — довольно сообщила Елена.

Платье и туфли на каблуках — обычная? Георгий усмехнулся про себя. Кажется, у Елены новый бзик. Она соскучилась по обществу. Ее вычурные позы и дефилирующая походка подтвердили догадку. Понятно, что ей не нужен чужой мужчина, тем более средневековый разбойник. Елене просто хотелось нравиться. Это у нее получалось. Когда она появлялась в поле зрения, тренировка шла вкривь и вкось, фразы иногда прерывались посередине, слова забывались.

— И по поводу заточки клинка… — Лежавший на тюфяке Соловей проводил взглядом Елену, вернувшуюся с реки. — Сильно заточишь — в долгом бою меч зазубрится, но если схватка скоротечная, острота сыграет на тебя.

У Георгия давно зрел другой вопрос.

— Если у полуторного и двуручного мечей есть столько преимуществ, почему все не перейдут на них?

Соловей закатил глаза:

— Одноручный весит меньше, вырастает скорость, на один удар можно ответить серией. И если в одной руке у тебя легкий меч, во второй может быть щит, второй меч, топор или кинжал. А когда одним клинком заняты обе руки, возможности падают и в скорости, и в защите, и в нападении. На вторую руку приходится вешать дополнительное оплечье, чтобы выступало щитом, а это, опять же, дополнительный вес. Ну-ка, надень мою кольчугу.

Георгий уже примеривал ее, когда Соловей лежал без сознания, но с удовольствием влез в стальное кружево еще раз.

— Ого, — вырвалось у него, как и при первом надевании.

— Вот тебе и ого, а это всего лишь кольчуга. Мужчине в полном доспехе надо драться самому и близких защищать. Теперь надень поножи и наручи.

Налокотники Соловей назвал наручами, а наколенники оказалась поножами. Такую информацию Георгий тоже наматывал на ус, хотя усов, как и бороды, не носил. Каждое утро он брился острым ножом и всегда выглядел свежо и по-молодецки.

Елена, снова в сарафане и лаптях, вышла куда-то из дома, Соловей указал на нее:

— Возьми меч и догони Елену. Посмотрим, насколько ты готов к жизни настоящего мужчины.

Елена радостно бросилась прочь, она с удовольствием подыгрывала Соловью в такие моменты. Но, похоже, ему просто нравилось смотреть, как во время бега развеваются ее роскошные волосы, колышется грудь и взлетают голые ноги. Георгий мог бы пробежаться и без погони, замена реальной Елены виртуальным противником на смысле тренировки никак не сказалась бы.

Внутренний голос бубнил что-то еще, а Георгий уже мчался за Еленой. Хотелось поймать и наказать за легкомыслие, и наказать так, чтобы она прочувствовала состояние любимого человека.

Мотивация прибавила сил. Килограммы железа словно потерялись, глаза видели только спину и чудесные волосы — Елена не носила платка, и Георгий ее в этом поддерживал. Скрывать такую красоту под несуразной тряпкой — преступление против человечности. Сейчас красота вызывала раздражение. Догнав в несколько прыжков, он толкнул Елену на землю и навалился сверху.

— Ты чего? — Она попыталась спихнуть его, но хватка оказалась крепкой. — Ты меня пугаешь. Отпусти.

— Тебе хорошо со мной?

— Потом поговорим, хорошо? — Елена выбралась из-под Георгия и оправила одежду. — Едва не порвал. И запачкал. Теперь снова стираться. Думаешь, легко?

Он тут же вспомнил, как она стирала вещи Соловья. Возмущением тогда даже не пахло, ее лицо сияло от осознания необходимости и правильности поступка.

Спасти и выходить раненого — действительно благое дело.

Что-то мысли запутались. Зачем думать о плохом, если все хорошо?

Елена отправилась купаться и мыть волосы — валяние не земле на них сказалось не меньше, чем на сарафане. Место она выбрала вдали за поворотом речки, от навеса оно не просматривалось, и хотя бы за это ей нужно сказать спасибо.

А сарафан, словно в отместку, она стирала прямо перед домом. Платье тоже дожидалось стирки, поэтому на Елене была только обмотанная вокруг тела простыня. Колени упирались в твердый край берега, голова опускалась низко-низко, почти к самой воде.

Соловей заметил, как на него косится Георгий, и отвернулся. Но стоило резко оглянуться на «больного», и его взгляд вновь уносился от речки то в лес, то на небо.

В эту ночь Георгий с Еленой так и не поговорили. Не поговорили и на следующий день. Едва почувствовав тягостное настроение Георгия, не готовая к выяснению отношений Елена находила повод перенести разговор.

Время шло, и однажды Георгий вдруг понял — разговор не нужен. Елена все понимает, и не надо портить кровь окружающим, которые хотят получать от жизни хоть какое-то удовольствие. Не сказав ни слова, Елена сумела донести до него свое видение, и он понял. И принял.

И снизошел долгожданный покой. Все хорошо. Георгий просто устал. Нужно поспать, и все пройдет.

Но он не мог нормально спать. Жутко нервировало, когда Елена вставала по ночам. Недавно Георгий представить не мог, что будет ее ревновать, а теперь тихо поднимался следом и в щель занавески следил, куда идет Елена: в кустики или…

Она шла в кустики. Он корил себя, обещал больше так не делать. Как можно жить вместе, если не доверять партнеру?!

А он не доверял и вновь подглядывал. Потому что не мог понять: ну неспроста же ей лень одеваться полностью, и она выскакивала наружу, обернувшись в простыню или, прикрыв грудь рукой, в одном нижнем белье?

К сожалению, нога Соловья срасталась не так быстро, как хотелось бы. Затянувшийся процесс выздоровления помогал тренировкам, теперь можно было устраивать спарринги на палках. Не мечи, конечно, но эффективность возросла.

Устав отбиваться от наседавшего Георгия, Соловей ложился под навес и возвращался к теории:

— Шлем защищает от оружия, но не от силы удара. Представь, что тебе по шапке со всего маху врезали булыжником. То же самое ощутишь при встрече шлема и меча. В глазах помутнеет всего на миг… и больше уже не прояснится — враг воспользуется бездействием и зарубит. Доспехи и шлем — защита крайнего случая, в первую очередь рассчитывай на щит.

— Не доводилось пользоваться щитом, — признался Георгий.

— Ну и ученик мне попался. — Соловей уже привычно закатил глаза. — Ты хотя бы представляешь, что такое щит? Ответь, как его применяют.

— Его держат во второй руке, чтобы защититься от ударов и стрел.

— Не его держат в руке, а руку держат в нем — рука в него вставляется, это же не крышка от кринки! Ты где жил, что не знаешь простейших вещей? Скажи, из чего сделан щит.

— Из железа, — ответил Георгий то, что думал.

Из чего же еще? Что еще выдержит попадание стрел и ударных инструментов вроде копий с мечами?

— И кто поднимет такой щит? Запомни, щиты изготовляют из де-ре-ва! Хорошие щиты покрывают чешуйчатой броней, как некоторые доспехи. Бывает и сплошное покрытие из металла, но только покрытие. Предлагаю сделать щит самим, чтобы ты, наконец, понял, как остаться в живых и спасти кого-нибудь еще.

Соловей не обернулся на домик, где его прекрасно слышали, но говорил явно не для одного Георгия. Направление мысли понятно: если придут враги, Соловей в одиночку перебьет многих, а Георгий при всем желании ощутимого вреда не нанесет. Но жизнь — не только война. Хорошо, что Елена это понимала.

В военном деле успехи тоже были, Соловей даже признал:

— Хороший ученик. Таких у меня еще не было. Только возраст мешает — не достигнешь вершин, путь к которым лежит с детства. А жаль. С этакими задатками будь ты помоложе…

Он задумчиво куснул губу и покосился на домик, где невидимая снаружи Елена готовила ужин. Георгий прочел в вернувшемся на него взгляде вопрос: ты, дескать, не думал, что твоей женщине тоже нужен кто-то помоложе?

Вслух Соловей сказал другое, строго по делу:

— Щит надо освоить как отдельный вид оружия, иначе он будет мешать, а не помогать. Щитом можно не только защищаться, защита — всего лишь первый уровень. Щитом можно толкнуть или сковать движения врага. Можно ударить кромкой. Если кромка острая, ей легко покалечить и, при должном навыке, убить. Щитом можно сделать зацеп и развернуть щит противника, или ударить руку, которая тебя атакует. Главное правило работы с щитом — не перекрывать себе обзор. Второе главное правило — после любого приема возвращать щит в исходное положение. — Соловей пару секунд помолчал. — Нужно уметь защитить свою женщину. Мало ли какой человек придет. Я же дошел.

И Георгий тренировался. До десятого пота, до изнеможения. С мечом, копьем, щитом, топором, кистенем, ножом. И без всего. К ночи едва доползал до кровати. Там силы не требовались. На время, пока Соловей был рядом, Елена отказалась от других развлечений.

— Он же услышит! — шипела она, отпрянув на край.

— И что же? — не понимал Георгий. — Пусть слышит. Мы муж и жена, нам положено шуметь по ночам.

— Мы жених и невеста, а он гость, — упрямилась Елена.

То же самое случалось и далеко в лесу, куда хромому Соловью никак не добраться.

— Нет, — твердила Елена. — Только когда он уйдет.

Не высказать, как ждал Георгий этого момента.

Елена, не так давно стеснявшаяся возможных невидимок, с каждым днем вела себя все более открыто и даже, с точки зрения Георгия, вызывающе. Соловей и без того раздевал ее взглядом, а она потворствовала, скользкие ситуации возникали по нескольку раз на день. Для Елены выздоравливающий чужой мужик был мальчиком или существом без пола, она относилась к раненому по-матерински — кормила, обстирывала, подставляла плечо, если нужно подняться или вернуться на место. Когда едва живого Соловья принесли домой, его пришлось раздеть и отмыть, а потом часто перевязывать. Так было надо. Георгий смирился. Окажись в беде женщина, Елена не возражала бы против его посильного участия. Наоборот, она бы требовала помощи. Человек обязан спасти ближнего невзирая на пол, возраст и прочие предпочтения, иначе он не человек.

Все правильно. Но раны Соловья затягивались, переломы срастались, походка становилась все более уверенной… а Елена будто не замечала. Притом сама стеснялась подопечного все меньше. Могла зайти в речку в его присутствии, просто подобрав руками низ сарафана. Или в закатных лучах мыть ноги, стоя с западной стороны, когда пронзенная светом одежда обращалась в фикцию. Когда Соловей пел, Елена ложилась в траву рядом с ним, раскидывала руки и мечтательно глядела на плывущие облака.

Вроде бы все безобидно. Почему же душа не на месте?

— Милый, не будь букой, — говорила Елена, когда Георгий нервничал. — Все хорошо.

Он очень старался не быть букой. С каждым днем не быть букой становилось труднее. Елена не возмущалась, когда раненый обнимал ее в ответ на помощь — вроде бы с благодарностью, но шаловливые ручки успевали многое. А однажды Георгий увидел, как Елена в сумерках возвращалась с купания — одна рука поперечно прикрывала грудь, вторая придерживала прижатое к животу платье. Порыв понятен: зачем надевать, если через пару секунд снова снимать? Но неподалеку лежит и, возможно, не спит посторонний мужчина!

— С ума сошла?! — Георгий втолкнул ее в дом. — А если увидит?

— Он меня уже видел, когда шел по болоту, перед тем как сознание потерять. И ничего. В отличие о тебя, он из ерунды проблемы не делает.

Потемнело в глазах. Грудь жгло: это догадка Елены, или ей было рассказано? Георгий медленно выдохнул, а когда заговорил, голос почему-то стал сиплым:

— Он сам сказал?

— Обмолвился случайно, когда про татуировку расспрашивал.

Одно другого хлеще. Теперь голос не просто осип, а почти пропал:

— Просил показать?

Елена вдруг отвела глаза. Георгий понял.

— Показала?

— Не заводи свою шарманку. Показала, но только татуировку. Хватит об этом. Жизнь прекрасна, это и есть рай, который мы по своей дурости сами делаем адом. В конкретном случае «мы» это «ты». Если не можешь вытащить из грязной ямы себя, хотя бы не тащи туда других.

Елена права, дело в нем, а не в ней. Проблему создает его мнительность, с этим и нужно бороться.

Следующий день прошел без нервов, Георгий специально ушел подальше, чтобы не рвать сердце по надуманным поводам. У начала болот лежало упавшее дерево, периодически он рубил огромный ствол на чурки и сегодня решил отделить и прикатить домой еще парочку. Ближние деревья лучше сохранить на будущее, вдруг что-то со здоровьем случится или нагрянут нежданные холода?

Стук топора до избушки не долетал, далековато. Соответственно, никакие звуки не могли донестись и оттуда. Полчаса работы превратили мозг в кашу — воображение выдавало такое, что Георгий не выдержал.

Сначала он бежал. Недалеко от избушки пришлось постоять и отдышаться. Когда соломенная крыша уже просматривалась среди ветвей, от речки донеслись плеск и вкрадчивый голос Соловья:

— Я немножко волшебник. Могу сделать так, что ты не перепрыгнешь, скажем, через таз.

— И как же ты это сделаешь? — заинтересовалась Елена.

— Давай поспорим, что я смогу так сделать.

— Схватишь меня и не дашь прыгать?

— Даже пальцем не дотронусь.

— А чем? — грубовато съязвила Елена.

Георгий осторожно раздвинул ветки. Елена стирала у берега, сидя на бревнышке, у кромки воды стоял таз с бельем, а Соловей лежал на траве метрах в пяти и пожевывал травинку.

— «Даже пальцем» подразумевает, что ничем. — Соловей сделал вид, что обиделся. — Я никак не ограничу тебя. И если ты перепрыгнешь таз, я сочиню о тебе балладу и до конца дней буду петь на каждом перекрестке.

— А мне споешь?

— А как же. Сразу же. Тем более, что я уже начал сочинять. Значит, спорим?

— Спорим!

— Отлично. — В голосе Соловья появились шутливые нотки: — А если не перепрыгнешь, придешь ко мне ночью.

— Надеюсь, ты шутишь, потому что иначе… Куда ты потащил таз?!

Георгий стиснул зубы. Если таз поставить в воду, прыгать через него придется в реку. У Елены будет два выхода из положения: прыгнуть и выйти в облепившем тело мокром сарафане или предварительно раздеться.

Последнее отбрасываем, на такое она неспособна. Но в первом случае ей придется как-то объяснить Георгию, почему одежда мокрая. Любопытно: скажет правду или соврет, что оступилась и упала в речку случайно?

А если соврет — как ей верить дальше?

Еще возможен неучтенный третий вариант. Елена откажется прыгать. А по условиям, не перепрыгнув, она проиграет. Что Елена хотела сказать после «иначе»?

А что на ее месте сказал бы Георгий?

Он — не она, Елена могла иметь в виду что-то другое. Но разве ситуация допускает нечто «другое»?

Лучше вмешаться, пока не поздно. Георгий выдвинулся вперед…

Его не увидели, оба стояли спиной. Соловей шагнул к нависшему над водой дубу и закинул таз высоко на ветку:

— Прыгай.

До таза даже рукой не достать.

Георгий отступил обратно в тень. Некоторое время с берега доносились возня и тихая ругань Елены. Похоже, она сбивала таз палками или пыталась влезть за ним, а Георгий знал, что меткость — не конек Елены, и с деревьями у нее отношения сложные, встреча могла повредить шкурку обоим. Никогда в жизни Елена не забиралась туда, куда нельзя запрыгнуть.

Допрыгалась.

Нужно ли говорить, насколько нервным был вечер? Георгий не смотрел Елене в глаза — боялся увидеть решимость или равнодушие. Она молчала и тоже отводила взгляд. Ужин прошел скомкано, хорошо себя чувствовал только Соловей — когда ему принесли миску с кашей, он долго расхваливал хозяйку и ее великолепное творение, громко чавкал, показывая, как вкусно, а потом душевно пел до самой ночи, пока не отошли ко сну.

Елена — милая, теплая, знакомая до каждой родинки — лежала рядом, но казалось, что посреди кровати выросла стена. Каждый не спал и думал о своем. Георгий то и дело открывал рот сказать, что все слышал… и закрывал. Что прозвучит в ответ? А главное — как его поведение выглядит со стороны? Подглядывал и не вмешался? То есть, подглядывание и слежка для него в порядке вещей? И он еще требует доверия?

Георгий не сомкнул глаз. Всю ночь. Лежал так, будто спал, дышал ровно, а ворочался лишь иногда.

Рядом так же «спала» Елена.

Меры следовало принять гораздо раньше, пока была возможность влиять на причины. Теперь нужно бороться со следствиями. Не спать все ночи подряд не получится. И за дровами ходить надо, а кроме дров существуют еще десятки поводов для долгой отлучки. Придется мучиться от диких предположений, которые подкинет фантазия. Разве назвать такое существование жизнью?

Кожа зудела от комариных укусов. Георгий терпел. Люди во сне не чешутся, а Елена должна быть убеждена, что он спит.

Когда веки смыкались, он кусал себя за язык. Напрягал мышцы. Считал овец. Вместо овец представлялись кривые зубы Соловья, к которым поочередно прикладывался молоток, и тогда их пересчет доставлял удовольствие.

Пару раз снаружи чирикала неведомая ночная птаха. Долго ухала сова. Час тянулся за часом, ничего не происходило.

Рассвет ознаменовался многоголосым птичьим гомоном. Новый день вступал в права, сквозь кроны пробились яркие лучи, один пополз по спящей Елене.

Ночью она никуда не ходила. Даже в кустики, хотя после ужина выпила чая.

Георгий осторожно поднялся и вышел на крыльцо.

Под навесом оказалось пусто.

Дневные поиски подтвердили, что Соловья нет и в лесу. А около елки, к которой в свое время его вытащили из болота, остались свежие следы.

Глава 3. Сказка, потерянный рай и комары

Прежняя беззаботность не возвращалась. Ночью они летали на крыльях любви, а новый день проходил в прежней чехарде забот и вгонял в уныние. Время от времени Елена жаловалась на отсутствие привычных вещей и удобств. «Разве это жизнь?» — говорила она, обводя избушку, лес и речку потускневшим взором.

Без телефона и интернета.

Без компьютера, телевизора и прочей техники.

Без любимых продуктов.

В простейшей одежде.

С водой в реке и светом от костра или лучины.

Сказка оказалась утомительно скучной и просто злой. Встречей двух любящих сердец сказки должны заканчиваться, а не начинаться. День ото дня Елена грустнела, счастье уже не казалось вечным. И еще одна напасть — комары. От них не скроешься, не успевала Елена отнимать ударившую ладонь от одного места, как приходилось бить по другому. В последнее время комары словно озверели. Раньше было не так. Или изменилось отношение к невыносимым насекомым? Когда душа радуется, мелких неприятностей не замечаешь, а когда неприятности занимают все мысли полностью…

Жизнь в лесу сменила статус. Теперь город казался потерянным раем.

Это с позиции Елены. Георгий поддерживал ее во всем, кивал, когда жаловалась на жизнь, и помогал всеми силами. Большего сделать он не мог, как ни пытался.

И ничего не получалось. Елена все больше уходила в себя. Во время какого-нибудь дела она могла замереть и часами глядеть в окошко остановившимся взором. Она потеряла вкус к жизни.

А потом Елена исчезла.

В отчаянье Георгий носился по лесу, искал, звал, даже плакал… Вампир вернул ее в прежний мир? Почему одну, без Георгия?

А вдруг ей стало настолько плохо, что она утопилась?!

Мелкая речка просматривалась до дна, и кроме рыбы в ней ничего не нашлось. Оставались болота, но их невозможно обследовать без риска для жизни.

Осмотр берегов дал зацепку. Около елки, к которой вытаскивали раненого Соловья, осталась примятая трава, а из ямы за кустами вместо запаха земли и перепрелого дерева ударило чем-то резким и опасным. Пот? Здесь спал большой зверь? Медведь? Но обедал он не здесь, иначе остались бы кости. Не мог же медведь съесть человека целиком?

Или мог?

Следы хищника, который похитил Елену, нашлись неподалеку. Если это медведь, то он был в сапогах: внизу свежего отпечатка четко выделялся каблук.

Георгий опустился на траву. Только Соловей и его шайка знали дорогу сюда.

Все стало ясно. Елена отвергла разбойника, он вернулся и похитил ее. Теперь, чтобы найти Елену, нужно найти Соловья. Для этого надо выйти в большой мир.

Георгий собрал котомку с продуктами, взял нож, топор и самодельный щит, который они сделали с Соловьем. И, конечно, копье — оно поможет в болоте.

— Прощай, избушка. Или до свидания. Но что-то мне подсказывает, что прощай.

Способ одолеть непролазную топь он примерно представлял. «Как прошел через болота? — По елкам». Если от елки на берегу, к которой вытащили Соловья, глядеть на елку посреди болота, то разбойник шел именно оттуда.

Ноги провалились в вязкий ил. Неглубоко. Можно идти. Медленно, но верно Георгий продвигался вперед и, наконец, достиг раскидистой ели. Немного отдохнув, он нащупал тропку к следующей елке. Ориентиры оказались правильными, главным было найти нужную елку. К вечеру Георгий вышел на твердую землю.

Донельзя вымотанный, он не сразу заметил двух ратников. Счастье, что они спали. Осторожно ступая, Георгий попытался обойти через лес, но пригляделся…

Воины были мертвы. Они лежали ничком, из спины у каждого торчала стрела. Рядом с трупами лежало оружие, на щитах красовался крылатый змей, что сказало о принадлежности убитых. Драконовы гридни. То есть, приближенные воины, как объяснял Соловей. Что-то вроде княжеских дружинников. Они разительно отличались друг от друга доспехами: одного до колен покрывала усиленная стальными пластинами кольчуга, второго защищал (но не защитил) чешуйчатый доспех — пришитые внахлест металлические пластинки. Стало быть, унификацию формы в подразделениях и по родам войск еще не ввели.

Георгий стянул с первого убитого кольчугу и примерил. Оказалось впору. Чешуйчатый сосед поделился сапогами нужного размера. Также пригодились меч и каплеобразный щит, а свое несуразное оружие и неправильную для «сказочного» мира одежду Георгий бросил в болото. Шлем с отчеканенным летящим драконом он надевать не стал, а с щита такое же изображение удалось сбить. В целом получилось неплохо, Соловей при встрече выглядел примерно так же.

Из просвета в лесу донесся мерный топот копыт. Георгий на всякий случай вытащил меч.

Глазам предстал всадник в полном средневековом вооружении. Если представить картину «Богатыри» Васнецова, то фактурой доблестный витязь не напоминал ни Муромца, ни Добрыню, разве только Алешу Поповича, доведись тому пару лет сидеть на диете.

— Ответь перед богами за все, душегуб! — звонко выкрикнул витязь и направил коня на Георгия.

Вскинутый над головой меч, другим концом поперечно опущенный на приподнятый щит, принял на себя удар чужого клинка. Раздался стальной лязг, полетели искры. Ноги едва выдержали. Спасибо Соловью, научил. Защита называлась «я в домике», от удара сверху ничего лучше еще не придумали.

Всадник стал разворачивать проскакавшего мимо коня для повторной атаки.

— Я не душегуб, я странствующий ры… витязь. — Говорить, не думая, не следовало, каждое слово могло оказаться последним. Вспомнил Георгий и про имя — что про него сказал Соловей. Поэтому он представился так: — Егорий. А этих, — он кивнул на трупы, — не я положил, а кто-то до меня. У меня и лука нет.

Всадник остановил коня.

Светленький, лет чуть за двадцать, усы мягкие — еще даже бриться не начал. Бороды нет — ее, наверное, витязь все же сбривал, стеснялся пуха.

— Котеня Блудович, — представился он и спрыгнул с коня.

Сначала Георгий улыбнулся ласковому имени. Может, прозвище? Юный воин не походил на матерого кота, и «Котеня» само ложилось на язык, стоило посмотреть на детское лицо и наивный взгляд.

А уж отчество… Но родителей не выбирают, и любое имя можно прославить. Или сменить. Стали же потомки Андрея Кобылы династией Романовых.

— Сразимся? — вполне мирным тоном поинтересовался Котеня.

— А надо? — погрустнел Георгий.

Драться без повода не хотелось. Но если здесь так принято между встретившимися витязями…

Котеня помотал головой:

— Не надо. Просто предложил. Я путешествую в поисках славы, дал зарок: не вернусь домой, пока мое имя не прогремит на весь свет. Куда путь держишь?

— Невесту ищу, ее разбойник похитил. Соловей. Может, слыхал?

— Кто ж Соловья Будимировича не знает? Удивляешь. Это ж народный мститель, герой. Недавно дракон хотел его извести. По всем лесам шум стоял, гридни под каждый куст заглянули, каждую рощицу прочесали. Говорят, почти поймали. Ушел. Простые люди на его стороне — укрыли, выходили. Сейчас новых ребят набрал. Того и гляди, на него опять охоту начнут.

Хорошо бы, подумал Георгий. И тут же уточнил: но после того, как удастся вернуть Елену.

— Если твоя суженая у Соловья, — продолжил Котеня, — вреда ей не причинят. Только если сама захочет. Он своих татей в крепкой руке держит, иначе распоясались бы давно и половину окрестного люда обобрали да перерезали. А вот если твою суженую кто из его ребят без спросу уволок… Проще говоря, тебе в любом случае к Соловью нужно, он разберется. — Взгляд молодого витязя упал на убитых. — Надо бы похоронить.

Похороны заняли немало времени — мечами копать несподручно, особенно когда на тебе дополнительные килограммы железа. Пока Георгий оглядывался, из чего сделать крест, Котеня приволок и водрузил на могилку тяжелый булыжник:

— Пусть там им будет лучше, чем здесь.

Георгий делал про себя пометки: Бога не упоминают, только по-язычески, во множественном числе: «боги». Крестов не ставят. Нужно запомнить.

Смеркалось, пора было думать о ночлеге. Котеня привязал коня на лужайке в другой стороне от могилы, Георгий набрал хвороста и разжег костер. В приготовлении ужина и размещении спутник принимал самое деятельное участие, но как ни старался, каждое движение выдавало, что к таким занятиям он не приучен. Несмотря на внешний вид вроде бы грозного витязя (если глядеть издалека), в походной жизни он понимал даже меньше Георгия.

Спать разместились под деревом. Котеня рассказал себе. Отец погиб, мать воспитала сына достойно и хотела женить на дочери недавно почившего окольничего, статной красавице, к которой даже из-за моря сватались. Разговор между матерями состоялся на пиру в присутствии множества гостей. Сватовство закончилось отказом — прилюдным, не в меру громким и потому оскорбительным. Разлад между семьями попытался уладить сам Котеня. Правдами и неправдами он проник в дом невесты и сумел переговорить. Избранница против него, как жениха, нисколько не возражала. Как и против других. «Как маменька скажет. Если разрешит, то я согласна». А мать была непреклонна: дочь пойдет за известного и уважаемого человека, пусть пока неясно, за кого именно.

«Что нужно сделать, чтобы выбрали меня?» — спросил Котеня.

«Добейся чего-нибудь в жизни. О тебе должны говорить. В наше время это лучшая рекомендация».

Конец ознакомительного фрагмента.