На самом краю леса

Петр Ильинский, 2023

Сборник исторических новелл, действие которых происходит в разные эпохи – от первобытного мира через античность и средневековье до наших дней, и которые связаны несколькими не самыми новыми идеями: как быстро с течением времени меняются одни вещи и как постоянны другие; как часто мы ошибаемся, когда думаем, что знаем всё о своей жизни и о своём окружении; как невозможно предугадать последствия даже простых и, тем более, относительно сложных событий и какова суть власти человека над человеком и почему одни ей подчиняются, другие ей обладают, а третьи против неё восстают. Среди героев новелл – персонажи общеизвестные (не всегда названные по имени, ибо в читателе предполагаются смекалка и образованность) и совершенно рядовые, в том числе выдуманные автором на самом что ни на есть ровном месте и чистом листе.

Несколько повестей о событиях, воображаемых и реальных, людях, известных и не очень, временах, отдаленных и совсем недавних, изложенные более чем незамысловато, но все-таки требующие от читателя некоторой душевной работы и изрядной дозы сочувствия к автору.

© Ильиснкий П.О., 2023

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2023

На самом краю леса

Амл жил на краю леса, а Увл в лесу. У Амла был небольшой дом без окон, с крышей из когтистых можжевеловых лап, проложенных дерном. За домом цвел сад из нескольких деревьев, растопыривался бурыми пятнами маленький огород, а дальше колосилось ровное поле в сотню шагов. Вот владения Амла.

В землянке, покрытой хворостом, пережидал непогоду Увл. Лук и стрелы висели у него за спиной, копье держал он на правом плече. Крепки были его руки и неутомимы мускулистые ноги. Острые камни привязывал Увл тугой травой и звериными жилами к гибким, но прочным ветвям — так делал он свое оружие. Плечи его охватывала рысья шкура. Все лесные тропы знал Увл и не боялся темноты.

Руки Амла тоже были налиты силой: каждый день проводил он в работе. От восхода и до заката боролся Амл с землей, упрашивал ее и беспокоил. Пахал, поливал, окучивал, сеял, собирал. Короткими палками, плоскими камнями мешал он почву и ворошил сыпучие комья слоистого песка. Вырывал с корнем дурные, неплодные побеги и ждал. Долго ждал. И только один раз за много лун — когда воздух был уже не жарок, но еще не холоден, земля отвечала Амлу длиннотелыми ростками, набухавшими колосками и твердыми зернами. Иначе наполнял свои дни Увл: крался по лесу в поисках добычи, догонял ее, вытянувшись в стремительном рывке, и отдыхал, насытившись кровью и сладким мясом.

Ночью Амл ласкал Офу, выносливую и умелую, всегда помогавшую ему в поле, знавшую, как отыскать съедобные коренья, искусную в плетении веревок. Увл пережидал тьму в одиночку — он лежал на сухих листьях в самой глубине землянки и видел во сне огонь, яркий и горячий, тянущий к нему алчные языки. Увлу было теплее от этого пламени, чем от настоящего костра, который он изредка разжигал, чтобы приготовить убитую дичь или согреться в зимнюю ночь.

Амл в нечастые морозы тоже запаливал угловой очаг, с удовольствием вдыхал он жаркий дым. Ноздри его были уже, чем у Увла, и любили запах тлеющих сучьев. В холода так тяжело расставаться с утренней дремотой, но еще самыми серыми сумерками быстро выбирался Амл из-под вороха старой травы и тут же слышал, что снаружи копошится Офа — она всегда вставала раньше его.

Никто не помнил, как это началось, никто не задумывался, кем так было заведено. Так было всегда, так должно было быть всегда. Ничего не менялось, ничего не могло измениться. Только деревья в саду Амла не жили здесь испокон веков — он принес их с самого края леса, испробовав небольшие, кислые плоды, висевшие на низких ветках. Желто-зеленые, твердые, но не слишком. Их нельзя было есть много, но их можно было есть время от времени. Долго держать во рту и понемногу размягчать зубами и языком. Сладкой становилась от них слюна, густела она понемногу и могла утолить голод. Офа тоже сосала плоды и одобрительно цокала. Малорослыми уродились деревья, приносившие кисло-сладкую пищу, но Амл прокопал к ним длинную и тонкую канаву от топкого ручья, и они не умирали. Амл долго копал канаву и часто ее чистил. Знал Амл, что без воды — речной или дождевой — не живут ни люди, ни травы.

Твердой и липкой была земля, вынутая Амлом. Он обложил ею шалаш, чтобы его не разбрасывал зимний ветер. Длиннее вытягивалась канава, все выше становились стены. Засохли они, затвердели. Так у Амла появился дом — в нем было теплее, чем в шалаше. Огонь стал держать Амл в своем доме, отдельный угол огородил Амл для горящего дерева, для щепок и мертвой травы. В шалаше нельзя огню: тесно. Разбрасывает огонь шалаши, дырявит их, наружу стремится. Закончив очаг, на опушку пошел Амл и наломал можжевеловых веток, переметал ими стены, новую крышу для дома сделал он для себя и для Офы. Не боялся Амл леса, но никогда не ходил он туда без дела.

На противоположном конце равнины, далеко, за пустым, не разрыхленным полем во много тысяч шагов, тоже жили люди, и жили они, совсем как Амл, но отдельно от него. Вместе просили землю и вместе боролись с ней. Вместе ловили юркую рыбу в покойной реке. Рыли канавы в мелком песке, к полю вели речную воду. Только не слушалась их вода, в землю возвращалась, обратно в Мать-Реку стремилась она. Когда-то давно Амл побывал там, на другом конце широкого поля, и привел оттуда Офу. Много людей возводили песчаные горы по краям покатых канав, и много женщин жило с ними в шалашах. Они часто ели и работали хуже мужчин. Меньше песка могли вынуть они. Воду заклинали они, но не слушалась их вода, не знали женщины нужных слов.

Рыба обижалась на людей — дома хотели ее лишить, убегала рыба, пропадала, не давалась в руки. Мало становилось еды, тяжесть опускалась на людей, копавших непослушную землю на берегу ленивой реки. Мелководной травой питались они, и зелены были их рты. В шалашах без огня жили они и грели друг друга зимой. Живот к животу, спина к спине. Поздно вставали они в темное время и медленно шагали по песчаным холмам. Женщину можно было раздобыть на том краю поля. Офа досталась Амлу легко — совсем немного плодов со своего поля отдал он за нее, малый мешок. Редка была рыба и невкусна трава в ту луну, когда Офа ушла с Амлом.

Увл не боялся зимы. Вместе с лесом жил Увл, никогда голодным не засыпал он. В дождь и ветер глубоко в землянку зарывался Увл и ждал. И всегда уставал ветер, истощался дождь, снова выходил на охоту Увл, и ни разу не оставался он без добычи. Шуршала трава, качались ветви, дрожали кусты. Много еды было в лесу. Всю ее видел Увл. Всю ее чуял Увл, знал на вкус и на ощупь. Он был искусный охотник.

Увл и Амл встречались у верховьев реки, у шипучего источника, переходившего в водопад. Там они искали камни, один для наконечников и лезвий, другой — для сверл и мотыг. Без надобности в лес не заходил Амл, светлых держался он мест. Вольно гулял по лесу Увл, незачем было ему покидать мягкую тень деревьев, не влекла его пустота широкого поля. Но без камня нельзя одолеть зверя и укротить землю. Камни высматривали Увл и Амл, проверяли их, пробовали. Никогда не говорили друг с другом они и держались поодаль. Исподлобья поглядывали Амл и Увл, занятые своим делом. Недовольства от присутствия другого не испытывали они: разные камни нужны жителю леса и работнику поля. Знали оба: нет между ними спора. Подбирал иногда Амл камни, которые бросил Увл, и Увл, бывало, примечал и поднимал те камни, которые подержал в руках и оставил Амл. Одни были остры и хрупки, другие — тверды и круглы. Они не менялись камнями. Так шло время.

Однажды Офа собирала ягоды на опушке. Небольшие, красные, сладкие на вкус. Большой лист сорвала Офа, чтобы удержать ягоды — в две ладони свои, нет, в три, и еще один лист, такой же мохнатый и крепкий. Много было ягод, и быстро заполнили они оба листа и сыпались на землю. Рукой держала Офа листы — нет, двумя руками держала Офа их и не могла больше собирать ягоды. Острой горкой лежали они у нее на руках и падали — то с одного края, то с другого. Положила Офа листы на землю, тонкую ветку отломила она и продела сквозь листы. Снова стала одна рука свободной у Офы, снова собирала она ягоды, мягкие и сладкие. Густо и часто росли они, и Офа, не заметив этого, зашла далеко в лес. Она не боялась.

Увл увидел ее, но ничего не сделал, только пристально смотрел из густого сплетения колючих кустов. Ягод уродилось много, и все их собрала Офа. Офа была довольна. Она ушла из леса, думая о том, как обрадуется Амл и как похвалит ее. Еще она знала, что урожай в поле и огороде тоже был хороший. Офе было сладко от ягод. Увл крался за ней до самого края леса, но ничего не сделал. Ему хотелось залезть на дерево, переплыть реку, голыми руками задушить острозубого вепря. Изо всех сил прыгнул Увл, когда Офа ушла из леса, и повис на высоком суку. Увл не знал, почему он это сделал.

На другой день Увл преследовал дичь, но услышал, как Амл и Офа перекрикиваются в поле, и оставил погоню. Вместо этого он опять прокрался на край леса и смотрел, как Амл работает, как Офа помогает ему, вяжет траву, приносит еду, как они играют друг с другом, как взлетают их крики. Широкими были ноздри Увла, а стали еще шире. Увл подумал о том, что он сильнее Амла и что у него есть оружие, которым можно убить самого большого медведя. Но он ничего не сделал.

Спустя несколько дней Увл почуял, что в лес пришли Чужие. Их было больше, чем один, и они умели охотиться. У них были тяжелые палки, расширявшиеся книзу, и острые прямые ветки с кусками плоского камня на конце. Суковатые дубинки и длинные копья несли Чужие на крутых волосатых плечах. У Увла тоже были такие орудия, и он умел ими пользоваться. Много зверей убил ими Увл. Но он был один и сначала захотел притаиться, скрыться между деревьев и переждать, а потом вдруг передумал, напрямую пробрался к опушке и увидел вдали работавшую в поле Офу.

В тесном кустарнике стоял Увл и не знал, что делать. Потом он услышал Чужих — близко подошли они — и хорошо спрятался. Они его не заметили — они пришли из другого леса и не знали здешних запахов. Чужие были грязные и голодные, глубоко сидели их скошенные глаза, и кости незнакомых зверей висели у них на шее. Их было трое. Один, один и еще один. Совсем рядом стояли они, листья кустов раздвигали они. Чужие тоже увидели Офу и ничего не сказали, но переглянулись между собой. Уши их дрогнули, а колени согнулись. Теснее к земле припали Чужие. Увл видел их движения, и ноздри его раздувались.

Он выстрелил из лука и попал в шею тому, кто был ближе всего, ударил копьем другого. Стремительно бросился Увл и глубоко воткнул свое копье — туда, где нет у человека костей, метил Увл. Чавкнуло копье, когда входило, и когда выходило, тоже чавкнуло. Не отскочил наконечник — хорошо его закрепил Увл.

Третий Чужой долго бежал и прыгал через кусты — быстро бежал, огибая деревья и овраги, но не знал он леса, в котором жил Увл. Дважды проскочил он одну и ту же лощину и поскользнулся — там догонял его Увл. Чужой устал больше Увла. Он был слабее, он прошел много шагов по незнакомому лесу и давно не ел. Увл увидел это в его глазах. Широкими стали теперь глаза, во все стороны смотрели они.

Упругой кошкой, все прямее и тверже, прыгал Увл, кроликом метался по траве Чужой. Теперь в другую сторону бежали они, и редел лес, и шумела близкая вода. Увл был рядом и Чужой оглянулся, хотя знал, что нельзя оглядываться, когда убегаешь. Спотыкается, оглянувшись, загнанный зверь — знает это любой, живущий в лесу. Понимал Чужой, что сейчас умрет, и дышал тяжело. Ничего не сказал он Увлу, и мокрым было его лицо. Увл догнал Чужого над бурлившей рекой и одним ударом сбросил со скалы.

— И-я-я-а-ху! — громко закричал Увл и опять прыгнул как можно выше, на самом обрыве прыгнул он и ударил себя кулаком в грудь. Это был клич победы. Течение унесло тело убитого. Увл смотрел, как оно крутится в водоворотах и медленно уплывает вдаль. Увл был рад: он знал, что мертвечина портит реку.

Увл вернулся на опушку и обнаружил, что первый, раненный в шею, Чужой исчез. Увл понюхал следы: его еще можно было догнать. Увл не знал, что ему делать. Труп с зияющей раной в боку лежал неподалеку, а вокруг него копошились довольные птицы. Внутренности Чужого тащили они наружу и не спорили между собой. Увлу не захотелось снова кричать «И-я-я-а-ху!». Офа ничего не заметила и продолжала работать. Она знала, что в этом лесу охотится Увл, но никогда его не видела.

Несколько дней Увл был настороже и ждал, не вернутся ли Чужие, не приведет ли их обратно тот, которого он ранил в шею. Увл прошел по его следу и знал, что беглец спустился к воде — там, где она становилась спокойней — и исчез. Чужой мог утонуть или уйти в другой лес, достаться зверям, вернуться туда, откуда пришел. Так думал Увл. Никто не появлялся — наверно, решил Увл, Чужой умер, все-таки его рана была глубока. С ней тяжело идти и еще тяжелее плыть.

Так Увл понял, что он сильнее многих людей: он один справился с троими. Нет равных ему в этом лесу и не будет. Увл знал, что убивать людей, умеющих жить в чаще и одолевать реки, опаснее, чем ходить на медведя. Одного, одного и еще одного Чужого лишил жизни Увл. И конечно он сильней Амла — у того даже не было копья и лука. И тяжелой палки, узкой с одного конца, широкой с другого. Только смешные орудия, которыми он мял безответную землю, теребил узкое поле, формовал из мокрой земли кирпичи для новой пристройки рядом с домом. Конечно, подумал Увл, я сильнее Амла. Я — великий охотник и победитель Чужих. Так думал Увл, но ничего не сделал.

Эта зима была тяжелой. Никогда не видел Увл таких холодов, длинных и злых. Медленно шли они, и никак не уставал гулкий ветер, ворошивший траву на крыше землянки, срывавший настил из переплетенных сучьев. Увл запас много тонких ломтей запеченного в дыме мяса, но пропало оно, исчезло, рассеялось в морозном воздухе. Не каждый день ел он мясо, но зима все тянулась, а мяса не стало, совсем не стало его. Увл уложил в углу сухие ягоды и ломкие травы — они кончились. Увл ловил мелких, изможденных ветром, плохо бежавших зверей, пек их на слабом огне и ел недожаренными. Он рыл липкий весенний снег, к утру покрывавшийся твердой ледяной коркой, и собирал осеннюю пищу, уцелевшую от белок. Невелика была его добыча, и горькие желуди жевал Увл. Боль поселилась в животе Увла, вкрадчивая, но жгучая. Так кончалась зима и никак не могла закончиться. Увл искал прогалины в снегу и не находил. Как-то раз он пришел на окраину леса — там снег лежал не так плотно и из-под него показалась старая трава. Холодных бездвижных насекомых щелкал зубами Увл, но не унималась тягучая боль.

За редкой сеткой поникших деревьев Увл увидел дом Амла. Рядом с ним плыл густой черный дым. Снега в поле оставалось совсем немного. Идти было легко. Опираясь на копье, Увл сделал несколько шагов в сторону дома Амла. Потом еще несколько. Из леса выбрался Увл — медленно двигался он. Увл подошел к дому и увидел, что рядом стоит небольшая пристройка, из которой доносятся запахи пищи. Между нею и домом — частая вереница следов. Увл знал, чьи это следы. Увл был искусный охотник. Дверь пристройки отступила вбок, и наружу вышел Амл. В руках у него была еда — Увл не знал, как она называется, но это была еда. Много разной еды было в руках у Амла. Амл увидел Увла и молчал. В руках у Увла было копье, Увл был голоден и темен лицом. Амл положил часть еды на плоский камень рядом с пристройкой и пошел в дом. Увл ничего не сделал.

Когда Амл исчез, Увл взял еду. Ему хотелось что было силы вгрызться в тяжелый и податливый кусок, но он до него не дотронулся. Вот как поступил Увл. Он ушел в лес, медленно-медленно. Увл очень устал. Там на опушке сел он на старую траву и съел пищу, которую ему дал Амл — не всю сразу, а немного, оставив большую часть на утро. Увл умел голодать, он знал, что после вкрадчивой боли в самом нутре нельзя жарко и часто глотать. Но такой долгой боли у него никогда не было — потому осторожно двигались его зубы, потому часто останавливались. Все ниже отступало жжение по телу Увла, уже не касалось оно самой груди, не бурлило, не требовало, не кусало. Тишина наступала внутри него, покойная тишина.

Утром Увл проснулся не таким замерзшим, как раньше. Он сначала не понял, почему ему сегодня легче распрямить свои члены, отчего они стали послушнее, но потом вспомнил. Увл улыбнулся. Он достал завернутые в шкуру остатки еды и долго, не торопясь, жевал. К Увлу вернулись силы, и в этот день он поймал зайца. Он сумел развести большой костер и хорошо согрелся. Заяц был вкусным. Но еда Амла тоже была вкусна. Почему Амл дал ему еду? Увл не знал. У меня было копье, подумал он. И я могучий охотник.

Зима ушла, утомился ветер, пропал леденящий дождь. Увл снова рыскал по лесу: ловил добычу, ел спелые ягоды. Он окреп, он был сыт. Отовсюду звали его знаки и звуки. Много пищи было в лесу, и всю ее мог раздобыть Увл. Как-то раз на краю леса до него донеслись запахи из дома Амла, и ему снова захотелось той самой еды, которую он однажды испробовал. Увл прошел мимо новой травы на том месте, где он грыз пряный и податливый кусок незнакомой снеди, и никого не встретил. По свежепахнущим следам он догадался, что Амл и Офа ушли работать на новое поле, за канаву, которую вырыл Амл. Увл не огорчился и не обрадовался. Он отодвинул дверь пристройки и увидел, что внутри есть еда. Увл нюхал и выбирал. Увл пробовал. Еда была разная, и не вся понравилась Увлу — он ронял ненужную и принимался за следующую. Сытым ушел Увл, неспешно и ни от кого не прячась. На обратном пути он встретил Амла и Офу. Их лица немного изменились, когда они увидели Увла. Увл не знал, что им сказать. В его животе было тепло. Ему не нужна была добыча. Он потряс копьем и закричал: «И-я-я-а-ху!» Увл ушел в лес.

Со стороны дома Амла доносился треск и стук. Увл не ходил смотреть — он знал, что Амл работает. Ничего не менялось, ничего не могло измениться. Амл всегда работал — от восхода и до заката работал Амл своими смешными короткими и кривыми палками и плоскими камнями. Увл ходил по другой стороне леса, охотился на оленей. Спустя сколько-то дней Увлу снова захотелось необычной пищи. Никаких запахов не слышал Увл, и холодного ветра не было в тот день. Воздух едва струился и мягко шевелил послушные листья, ровно стрекотали обитатели густой и упругой травы, в человеческий пояс росла она.

Увл вышел из леса, но не увидел дома Амла. Вместо него возвышалась крепкая стена из камней, замазанных мокрой землей, по самому верху ощерена острыми кольями была эта стена. Высокий забор ограждал дом и пристройку, в которой хранилась еда. Увл обошел стену, но не нашел в ней изъяна, только низкую дверь. Увл захотел отодвинуть ее — дверь не позволила, Увл ударил — она не поддалась. Стена плохо пахла, грязной, совсем не речной водой пахла она — Увл не хотел ее трогать и через нее перебираться. Остро торчали вверх колья из плотно пригнанных веток. Увл спрятался у двери и лежал два дня. Слился с землей Увл. Его нельзя было увидеть из-за забора. Увл был великий охотник. Потом дверь дрогнула, легла и уползла в сторону, и из отверстия неторопливо выбрался Амл. Увл взлетел и ударил его обратным концом копья. Не был Чужим Амл, не метил Увл острым камнем туда, где у Амла кончались кости. Перегнулся Амл, повалился набок, ноги к животу прижал он. Несколько раз ударил его Увл, а потом потянулся и пролез в дверь.

Увл сытно поел. Много всякой еды отведал Увл. Старую еду с легкостью узнавал Увл, но и новую еду то и дело откусывал он. И потом долго пил — в пристройке у Амла была вкусная, никогда не пробованная Увлом вода блёклого желтого цвета. В изделии из мокрой земли обитала она, но грязи не чувствовалось в ней. Не речной была эта вода, тяжестью и сладостью обладала она. В большой, крепко запертой плошке жила вода, скрытая ото всех. Но почуял ее Увл и сорвал, сломал крышку. Увл был могучий охотник. Легко лилась вкусная вода, и легко пилась. Увл окунул свою голову в плошку из мокрой земли — так радовался он. Вода сделала Увла очень веселым. Он вышел из пристройки и высоко подпрыгнул. И снова подпрыгнул, и закричал: «И-я-я-а-ху!»

Потом Увл поймал Офу. Это было нетрудно. Офа пряталась от него в доме под ворохом сухой травы, а потом рычала и билась, когда он ее нашел. Но Увл был много сильнее. Увл не хотел делать ей больно, поэтому они долго боролись. Увл победил. Увлу было жарко и хорошо. Офа перестала с ним бороться. Увл не хотел спать в доме из мокрой земли. Идя назад, он приметил уязвимое место в стене, поддел его копьем, толкнул, потом еще толкнул и оттащил в сторону шершавый и тяжелый камень. Дыра появилась в заборе, большая дыра. Так возвращался Увл — во весь рост, не сгибаясь. Была уже ночь, он почуял, что Амл уполз куда-то в сторону. В темноте прятался Амл, с поджатыми к животу ногами вился по земле он, по твердой земле. Рядом, в канаве, лежал Амл. Увлу он был не нужен. Подбрасывая с руки на руку надежное копье, в лес ушел Увл мимо притихшей ночной травы.

Луна умерла, и снова родилась, опять исчезла и вновь раздулась круглым чревом. Реже становилась лесная добыча. Плохо ловился зверь, он стал далеко обходить Увла. Избегали его ловушек зайцы, не кормились вблизи силков куропатки, береглись на другой стороне реки пугливые олени. Увл решил, что ему снова нужно пойти к Амлу. Там было тепло и сытно, он это помнил. Много радости жило в доме у Амла. Пробегая иногда по самому краю леса, Увл видел, что дыра в стене осталась незаделанной. Увл был доволен. Он знал, что в этот раз ему не нужно будет ждать две ночи.

Подходя к ограде, Увл почуял сильный запах странной желтой воды, которая ему так понравилась. Это был хороший знак. Увлу стало весело. Увл перепрыгнул через проем в стене и упал в яму, прикрытую мягкой травой. В глубокую яму из мокрой земли упал Увл и повредил ногу. И копье сломал Увл. Треснуло древко копья, на две части развалилось оно. Головой ударился Увл, потемнело у него в глазах. И сразу же боль настигла Увла, сильная боль в правой ноге, не вкрадчивая — яростная боль бросилась Увлу в ногу и без устали билась во все стороны его тела. В самый низ живота стреляла она, вдоль спины грызла она, в голову врезалась она. Свет в яме мелькнул и исчез. Круглая крышка наползла на дыру, как на плошку с желтой водой, и украла радостный день. Увл не знал, что теперь делать.

Наконечник копья был острый. Увл нашел его у реки, много зверей убил Увл тем копьем. В яме умирало копье, стало оно смешным и коротким, как те орудия, которыми работал Амл. Скреб мокрую землю остатками своего копья Увл, он хотел выбраться наверх. Вдруг мелькнул свет и за ним прилетел камень. Он ударил Увла над левым глазом, сильно ударил. Покачнулся Увл, на раненую ногу оперся он. И еще один камень попал в Увла, тяжелый камень. Не было больше света.

Когда Увл очнулся, то почувствовал, что очень устал. Почти как в конце зимы. Только тогда не прыгала голодным бельчонком боль в правой ноге. Снова было темно. Увл лежал в яме. Увл хотел закричать: «И-я-я-а-ху!» — но не смог. Увл хотел убить Амла. Пересилил себя Увл, сел и опять копал край ямы, но твердой стала мокрая земля, плохо подавалась она, он только резал себе пальцы. Увл ослабел и не мог много работать. Потом Увл заснул.

Амл хотел убить Увла. Он не стал сразу засыпать яму. Глубоким, но не слишком, был колодец из мокрой земли, густой, совсем не похожей на мелкий песок у дальней реки. Тяжестью дышала эта земля. Амл был один, и не мог сразу бросить вниз всю гору плотной глины, многослойной, многоцветной, вынутой им из ямы. И все камни, что он заготовил, чтобы убить Увла. Даже вместе с Офой тяжело было сдвинуть холм, что насыпали они. Нет, один остался Амл. Офа помогала ему копать яму, хорошо работала она, траву подносила и ветки, корзину за корзиной вынимала она, полными земли были эти корзины, но куда-то делась, пропала Офа, когда Увл оказался внизу, когда крышкой из крепких сучьев запер колодец Амл, когда тяжелые камни приготовил он. Нет, слышал Амл, в доме копошилась она. Нет, вот в огороде рылась она. Нет, вот в лес — с большой корзиной из веток и листьев уходила она. В яме сидел Увл — не страшилась Офа тревожить лесную тень.

Амл боялся, а вдруг Увл сумеет вылезти? Увл был могучий охотник. Амл решил: пусть Увл умирает долго. Амл знал, что без воды не живут ни звери, ни люди. Четыре, пять восходов — и все, высыхают они навсегда. Стойче людей травы, дольше могут не пить они. Так думал Амл. Офа пришла, она принесла ему еду, она видела, что Амл не засыпал яму. Офа кормила Амла вкусными ягодами из леса, сытными корнями с огорода кормила она его. Крышку колодца тяжелыми камнями придавили они — твердо стояла крышка. Амл ждал, Амл ел и пил, не заходя в дом, Амл спал с тяжелой палкой в руках, Амл считал закаты, а потом обвязал веревку вокруг самого большого камня, приказал Офе следить за ней и полез вниз. Веревка была крепкая — Амл с Офой вместе сплели ее из травяных стеблей. Амл не хотел просто так засыпать яму, он хотел увидеть Увла.

Офа держала веревку, чтобы она не вертелась. Хорошо держала веревку Офа — Амлу было удобно спускаться. Амл взял с собой острый кусок камня, которым он лущил семена. Увл еще дышал, но хрипло и редко. Одна нога у него была вывернута. В яме стоял Амл и смотрел. Амл не стал резать Увла. И засыпать яму не стал он. С помощью Офы Амл вылез обратно, забрав с собой умершее оружие Увла, взял еще одну веревку и снова спустился вниз. Офа хорошо держала веревку, и она почти не вертелась. Амл вытащил Увла. Увл был ранен — его правая нога стала наполовину чужой. Амл нанес Увлу еще одну рану тем самым ножом, которым он лущил семена. Бесполезным другим, но полезным себе сделал Увла Амл, и заткнул его новую рану свежей травой, чтобы только полжизни ушло из Увла. Так поступил Амл.

Крепкую веревку навесил Амл Увлу на шею и связал ему руки и ноги, но сделал так, чтобы правая нога Увла не стала ему совсем чужой, а осталась поделенной между ним и ямой. Чтобы Увл, когда поправится, мог ходить, но не слишком быстро. Амл влил в рот Увлу воды и еще воды. Увл очнулся. Тело его болело внизу и стало чужим, в самом низу стало чужим. Руки его и ноги были непослушны. Плохо видел Увл, плохо слышал. Правая нога болела, но не была совсем чужой. Рядом стояла еда. Увл стал ее грызть. Увл не умер.

Увл жил рядом с пристройкой, в маленькой конуре. Он делал то, что ему приказывал Амл. Носил грузы, поднимал воду из колодца — да, появилась вода в том колодце, который вырыл Амл. Вода была вкусная, почти как речная. Мокрой землей обмазал Амл корзины из гибкой травы, привязал к ним веревку и ловить ими воду стал Амл. Увла поставил он над колодцем и дал ему новые корзины из травы и мокрой земли. Так работал Увл. Уходила сквозь щели вода, быстрее сладких ягод была она, но не вся пропадала, успевал Увл перелить ее в большую плошку рядом с колодцем. Увл не смотрел на Офу и ни о чем не думал. Ему не хотелось в лес, и он больше не чувствовал его запаха. Через несколько лун у Офы родился мальчик. Скулами и плечами он был похож на Увла. Амл не любил этого ребенка, но ничего с ним не сделал. Офа была рада.

Однажды весной Амл увидел, что на его поле кормятся птицы. Это были куропатки, небольшая стая. Кто знает, откуда прилетели они? Куропатки не боялись Амла, он сумел подобраться к ним и убить одну случайным камнем, что легко вместился в его ладонь; метко бросил Амл увесистый камень, завертелась подшибленная куропатка, прыгнул он, схватил ее за шею и свернул голову. Остальные птицы захлопали крыльями и пропали над куцей травой. Амл был доволен — они с Офой изжарили куропатку на послушном огне и съели. Вкусная птица кормилась на поле у Амла. Офа резала куропатку наконечником копья Увла — он был очень острый. Давно на реке нашел Увл этот камень. Офа бросила Увлу несколько костей. Увл долго ел и мычал. Он больше не мог кричать «И-я-я-а-ху!». Амл тоже бросил Увлу одну кость. Увл хорошо работал. У них всегда доставало воды в большой плошке и сытных корней в пристройке. Амлу было жалко, что такой вкусной еды не повторится — он знал, что ему повезло и куропатки больше не прилетят, а если прилетят, то не подпустят его к себе. Амл сходил на реку и отыскал несколько острых и длинных камней, которые обычно набирал Увл. Теперь у Амла было много ножей и они могли хорошо резать.

Осенью Амл собирал зерно, в самом дальнем углу своего нового поля, по ту сторону канавы. В мешке оказалась дыра. В мешке из сушеной травы, который сделала Офа. Едва-едва прохудился мешок, не то бы Амл сразу заметил. Только нет: малого отверстия не углядел он. Сноровисто и ловко работала Офа, незачем было проверять ее. Амл взвалил мешок на спину и пошел домой. Зерно сыпалось по следам Амла, но он не видел. Он только удивлялся, почему ему немного легче в конце дороги — такого никогда не случалось. Амл увидел потерю у самого дома и был недоволен. Он побил Офу, но не сильно — зерна пропало не так уж много. Офа хорошо умела делать мешки, только в этом одном была дыра, меньше крайнего пальца ноги была она. Утром Амл услышал, что куропатки опять прилетели и едят зерно у самого дома. Амл не стал искать камней, а разбросал зерно по двору и в пристройке, а потом отворил низкую дверь в изгороди. Несколько куропаток зашли за забор и клевали зерно, дергая длинными шеями. Они были больше обычных куропаток — таких птиц Амл еще не видел. Ни одна не захотела идти в пристройку, тогда Амл пошел туда сам, взял два мешка и приказал Офе помогать. Они поймали двух больших куропаток с разными гребешками, но не стали их убивать, а заперли в пристройке. Куропатки клевались сквозь мешки, но крепко держали их Офа и Амл, пальцев не разжимали они. Совсем дырявыми стали эти мешки, негодными для работы. Увлу в этот раз не досталось костей.

Амл кормил куропаток зерном и травой и давал им воду. Без воды не может никто — ни птица, ни зверь, ни дерево, ни человек. Стойче всех только деревья, долго могут терпеть они без питья. В пристройке жили большие куропатки и иногда разговаривали между собой на птичьем языке. Дергали головами, чистили горло и ели зерно. Ночью кричали они иногда, бестолковые птицы. Увл сидел рядом на привязи, но не мог понять, о чем они говорят. У больших куропаток вывелись птенцы, которые никогда не бывали на воле, не видели леса и поля. Амл тоже держал их в пристройке, но скоро заметил, что во время дождя и небесных ударов они забираются в самый угол и не хотят выходить к кормушке, пока не просветлеет. Быстро росли птенцы. Амл уже не боялся, что они улетят, и не закрывал дверь, когда приходил их кормить. Совсем неосторожным стал Амл. Один раз старая куропатка проскользнула за его спиной, взмыла в воздух, обогнула двор и прилетела обратно. Птенцы плохо летали и, набрав вес, вразвалку бродили по двору взад-вперед. Они не любили, когда их заставляли выходить за изгородь, чтобы есть свежую траву.

Куропатки часто неслись. Раз в несколько лун приносили они приплод. Амл стал забирать у них яйца. Маленькая тайна обитала внутри свежих яиц — не сразу об этом догадался Амл. Их можно было пить — вот что! Маленькую дыру, словно в старом мешке, проделать в скорлупе и пить — вкусно это. Амл приказал Увлу хорошо кормить куропаток и дал ему одно яйцо. Увлу яйцо тоже понравилось, и он с тех пор не забывал давать куропаткам еду, но никогда не понимал, о чем они разговаривают.

У Офы родился еще один мальчик. Нос и уши его были, как у Амла. Амл любил этого ребенка больше первого. Первого ребенка звали Одр, а второго Бадр. Густые брови и серые глаза были у них, как у Офы. Одр и Бадр не любили друг друга, но Офа не разрешала им часто драться. Одр и Бадр помогали отцу в поле, но Одр все время отлынивал от работы.

В лес стремился Одр, хоть и не было у него там дела. Одр не боялся. Запах зверей хорошо чувствовал Одр. Амл очень сердился. Однажды Одр должен был пасти куропаток неподалеку от дома, но не уследил, и они, никогда не жившие на воле, наелись ядовитой травы на опушке. С желтыми цветами была та трава, едким густым соком исходила. Две куропатки умерли. Амл побил Одра — он знал, что их мясо теперь нельзя есть. Одр захотел убить Амла, но ничего не сделал.

Как-то раз в дни убывающего солнца братья под надзором Амла работали в поле и вдруг услышали яростный крик. Человечий — нет, звериный — похоже. Из леса был этот крик. Повторился он в последний раз, а потом перешел в затихающее урчание. Амл недовольно обернулся, но Одр стоял рядом. Тогда Амл подождал еще немного, а затем послал его посмотреть, в чем дело. Тот, кто кричит, не прячется. Амл не знал, что из леса могут прийти Чужие. Не боялся Амл, но не ходил в лес без дела и всегда держался светлых мест. Одр прибежал обратно, скоро прибежал он, махая руками. За собой звал их Одр. Они пошли втроем и на опушке увидели козлиную семью — немного осталось от этой семьи, не было ее больше. Сильный хищник задрал круторогого самца, смертельно ранил козу, но сам тоже не уберегся. Молод, наверно, был он, потерял осторожность в победном бою, получил страшный удар в бок и утратил добычу. Липким светом блестели рога мертвого козла. Обильно теряя кровь, ушел на лежбище хищный зверь, без мяса остался он. Быть может, Одр вспугнул его. Не захотел зверь еще одной схватки, опасался он людского пота. Рядом с холодевшей козой стоял уже крепкий, но еще маленький детеныш и лизал ее раны.

Амл показал козленку траву. Козленок подошел и ел из рук Амла. Амл надел на него веревку, и козий детеныш пошел за ним в дом. Амл привязал его у столба и стал кормить травой. Утром козленок блеял, громкий был у него голос.

Мертвую мать звал он. Амл дал ему травы, и козленок замолчал. Амл наказал Бадру кормить его дважды в день — утром и вечером. Бадр слушался. Козленок ел из рук Бадра, а из рук Одра не ел. Помнил козленок звериную кровь, с запахом Одра путал ее. Одр не любил Бадра.

Детеныш вырос и стал новой козой. У Офы родился еще один сын. Его звали Ирл. Ирл был добрый. Он любил играть с прутиками и камешками. Его любили все, даже Одр.

Коза паслась на лужайке неподалеку от дома. Амл хорошо привязал козу, и она ела вкусную траву. Не было там вредных цветов, источающих едкий сок. Из леса вышел бородатый козел. Он упал в яму, которую сделал Амл. Амл вытащил козла из ямы, вылечил и привязал во дворе рядом с козой. Он радовался. Теперь у него будет много маленьких козлят. Козел никого не любил. Увлу приказали давать козлу траву. Увл делал, но неохотно. Козел все время хотел ударить Увла. Увл не мог быстро ходить.

Скоро у Офы родилась дочь. Ее звали Уна. У козы тоже родился детеныш. У нее тоже было молоко, как у Офы. Офа увидела, что у козы большое вымя и что с него иногда течет молоко, даже когда детеныш не пьет. Коза ходила по двору и ела траву, которую ей давал Бадр. У Офы теперь не было столько молока, как после рождения Одра. Уна часто плакала. Офа приказала Бадру кормить козу, а сама начала давить козий живот руками и лить козлиное молоко в глиняную плошку — в плошку из мокрой земли. Офа пила это молоко и не болела. Амл пил и тоже не болел. Так Амл узнал, что люди могут пить звериное молоко. Без питья не может никто — ни звери, ни травы. Уну поили козлиным молоком, и она была розовая. Офа научилась брать молоко у козы, и козел не мог ей помешать.

Амл сделал в заборе ворота вместо низкой калитки, потому что много было ноши с поля, на котором работали его дети, — надо было часто пасти коз, которыми владел Амл, и кормить на лугу куропаток, которых разводил Амл. Там, где когда-то прошел наружу Увл, теперь были ворота. Из двух плоских крышек складывались они, твердыми сучьями переплетались. В обе стороны открывались ворота в стене, за которой жил Амл. Куропатки не любили выходить со двора — они любили зерно больше травы. Амл сначала ел сам, потом разрешал есть Офе, потом детям, потом Увлу и только потом своим зверям. Куропаткам не всегда хватало зерна, и их надо было тоже пасти, как коз. Крепкие ворота сделал Амл.

Амл и Офа хорошо жили. Увл много работал, мало ел и ничего не просил. Он хромал и никуда не хотел убегать. У него был низкий круглый живот. Ничего не хотел он и не умел говорить. Он забыл, как кричать «И-я-я-а-ху!». Одр и Бадр работали хуже Увла, особенно Одр. Амл иногда бил их тонкой гладкой палкой, больше доставалось Одру. Все равно они работали не так хорошо, как ему хотелось — играли, бегали по полю друг за другом. Бесполезными были такие дни. Амл злился. Иногда Офа просила детей слушаться Амла, и они работали лучше. Амл снова злился, но не так сильно.

Ирл был еще маленький, и его не заставляли работать. Ирла все любили. Ирл играл с прутиками и смотрел, как Офа мнёт козий живот. Дети ели больше, чем сам Амл, больше, чем Офа, больше, чем Увл, но у Амла были куропатки и была коза. Еды хватало. Все равно Амл решил, что перед тем как искать женщин Одру, Бадру и Ирлу, нужно сбыть Уну. Тогда женщины Одра и Бадра будут помогать Офе делать еду и носить ее в поле, плести веревки и корзины — лучше, чем маленькая Уна. Уна много ела, но не могла хорошо работать. Амл помнил, что на дальнем конце поля, у спокойной реки живут люди. Их было больше, чем в его доме, только они строили шалаши на мягком песке. Женщины с зыбкого берега не умели заклинать воду, но тверды были их шеи и плечи — как у Офы. Людям у реки могли быть нужны другие женщины, знавшие о мокрой земле. Так думал Амл. Длинными были дни и теплыми ночи. Амл нагрузился провизией, приготовил в подарок людям на другом конце поля веревки, мешки и корзины и пошел искать Уне мужчину.

В это время из леса пришли Чужие. Некому было увидеть их, некому встретить. Снова они появились, Чужие, и вышли из леса. Быстро пробежали через опушку и оказались у самой стены. Много их было — почти как пальцев на руке. Один, один, один и еще один — четверо. Над травою стелились они узкими стремительными тенями. Все дети играли в стороне от дома, далеко от стены, за канавой, и Чужие их не заметили. Ворота были открыты. Офа бегала по двору, но Чужие ее поймали. Она ранила одного из них, сильно ранила, острым ножом, которым резала плоды из сада и корни с огорода. Чужие ее долго били тяжелыми палками. Один из них оказался неподалеку от сидевшего на привязи Увла, неживого Увла с круглым животом. Увл вскочил и прокусил Чужому шею. Большой кусок мяса вырвал Увл у Чужого, прыгнула кровь Чужого на пыльный двор. Лег он на землю и быстрыми пятками трогал песок. Белые пятна скользили по небу, не торопясь заползали на распаренный огненный круг. Твердой была земля и мокрой она становилась. Чужие убили Увла, взяли еду, подожгли пристройку и ушли в лес.

Дым от пристройки увидел Амл. Он хорошо сходил на другой конец поля, на реку с сыпучим песком. Выгодную сделку совершил Амл, удался ему хороший обмен. О мужчине для Уны, о женщинах для Бадра и Одра сговорился он. Амл успел потушить дом. Он нашел детей в стороне под стогом старой травы — это были Бадр, Ирл и Уна. Трое, не четверо. Ничего не знали они. Одр наказал им спрятаться, а сам затянул повязку на широком лбу и ушел неизвестно куда. Амл пошел в дом и увидел Офу. В грязной воде лежала Офа и молчала. Она не могла ходить. И Увла увидел Амл и закопал его за сгоревшей пристройкой. Обломки старого ножа и веревку-ошейник бросил Амл в яму вместе с Увлом. Амл не знал, почему он это сделал. Бадр помогал Амлу. Медленно двигались они, быстро исчезала в кадке вода. Не стоял никто у колодца, не копошился у деревьев в саду. Не играли дети. Сразу многих помощников лишился Амл.

Думал Амл, не уйти ли ему подальше от леса, не оставить ли дом и поле. Жалко было Амлу бросать то, что он сделал своими руками, но смотрела на него тяжелым взором густая чаща и душным страхом веяло из нее. На самый край леса отволок труп Чужого Амл, и прыгали вокруг разорванной шеи остроносые птицы. Думал Амл, что теперь делать, и не мог решить.

Через три дня Амл, Бадр, Ирл и Уна работали в поле — тогда из леса вышел Одр. Он был черен, и в руке его изгибался лук. Крепкой хваткой держали пальцы грозно изогнутый полумесяц. Одр давно сделал лук и хранил его в ближней роще. Молчал он о своей тайне. Хорошая тетива была в том луке — Офа научила Одра плести веревки и отдала ему самую лучшую, самую тугую и тонкую.

…Еще одну новость принесла Офа из леса давным-давно, и уже показала ее маленькой Уне. В день, когда Амл изловил Увла, волосами зацепилась Офа за колючую ветвь рядом с опушкой и долго не могла освободиться, упрямо держали волосы и не хотели рваться. С той поры волосы себе и детям резала Офа острым ножом и не бросала их в огонь. Длинными и упругими были волосы, прочнее от них становились веревки. Так многие дни проводила Офа, часто-часто двигались ее пальцы. Уна сидела рядом и плакала — не слушался ее крепкий волос, ускользала из рук гибкая трава. Знала она все тайны, только вырасти оставалось ей. И от Одра ничего не скрыла Офа — хоть и женским было это ремесло, но не запретным для мужчины. Не любил работать в поле Одр, даже готов был с Офой плести веревки, только не ворошить землю, не просить ее, не пререкаться с ней.

Офа нашла для Одра старый лук Увла. Когда-то Амл вынул этот лук из колодца, куда упал Увл. Долго смотрел Одр на лук и ничего не понимал. Увлу в руки дал он его и опять смотрел. Не пробудилось ничего в голове Увла, не услышал он запахов и шелеста листьев, только подобрал со двора короткую ветку и показал Одру, что далеко может лететь она. Короткой, ненужной веткой попал Увл в козу, что стояла у стены, совсем рядом с ними объедала траву, пробивавшуюся сквозь колья, и не обращала внимания на людей. Недовольна была коза, что к ней прилетела ветка и ткнула ее в бок. Подальше от Увла отошла она. Не любила Увла коза, только Бадра любила она, потому что он давал ей траву. Другую ветку, побольше, взял Одр, согнул лук — и порвалась на нем дряхлая струна, только все уже понял Одр и не подходил больше к Увлу он никогда.

Крепкую и гибкую ветвь нашел в лесу Одр и надел на нее тетиву. Ростом с Одра была она. Не сразу отыскал ее Одр — много ветвей и сучьев испробовал он. Только одно дерево в глубине чащи несло упругие и твердые ветки — не ломались они, когда самой тугой веревкой обматывал их концы Одр. Самую лучшую выбрал Одр и долго ее резал и гнул. Много тонких палок разной длины сделал Одр — только те, что были прямее всего, летели туда, куда он хотел, только те, что несли на конце маленький кусочек носатого камня, в землю могли воткнуться. У реки, почти в самой чаще, нашел Одр нужные камни. Не боялся он леса, и теперь были у него там дела.

Далеко летели стрелы, которые смастерил Одр. Радостно резали воздух они своими острыми носами и смотрели только вперед. Одр уходил в лес, Одр учился, Одр мог попасть в дерево с многих шагов. Сколько пальцев на руках — на столько шагов уходил Одр, и еще на столько, и тогда попадал в дерево. Отравленные стрелы сделал он, вымазав их в густом соке коварных цветов, убивших куропаток. Хорошо спрятал свою работу Одр: завернул в мешок и опустил в глубокое дерево, в самую сердцевину ствола. Одр не знал, для чего ему эти стрелы…

Горела пристройка, жидким дымом в ярком солнце расходилась она. Над мягкой травой звериными прыжками мерил Одр лесные тропы — бесшумно летел он. Отыскал Одр упругий лук и вынул из дупла свистящие стрелы. Оставшихся Чужих близко видел он — только двое их было, много меньше, чем пальцев на одной руке, не то что раньше. Одного убил Увл, из самого его горла красный кусок вырвал Увл. Второго сильно ранила Офа — не смог далеко идти он, грузным комом полз к деревьям, держась за левый бок, и остался на самом краю леса. Сначала сидел он и гулко дышал, а потом улегся на палую листву, на сучья и иголки и дрожал ногами. Обоих последних Чужих ранил Одр стрелами, выпущенными из засады: в щеку одному и плечо другому попал Одр.

Долго бежал от них Одр — слабее двух взрослых мужчин с толстыми палками был он. Целый день бежал Одр сквозь кусты, по оврагам леса, который он плохо знал. Дважды побывал он в одной и той же лощине, но приметил там едва видимую тропинку, и не поймали его Чужие, хотя близко были они. Громко ступал Одр, и не мог спрятаться от Чужих. Через реку плыл он и взбирался на обрывистые камни. Мешали плыть Чужим толстые палки, медленно шли они по воде. На второй день отстали Чужие от Одра, но он еще долго бежал, прежде чем заметил, что больше нет за ним шума жестокой погони. На третий день Одр вернулся и нашел Чужих на самом берегу реки. Пить хотели они, но не могли. Не живет без воды ни трава, ни человек, ни зверь. Недалеко друг от друга лежали Чужие и хрипели густой пеной. Осторожно, чтобы не запачкаться отравленной кровью, Одр надрезал им шею коротким волнистым ножом, который дала ему Офа. Мокрыми стали камни.

Он не будет больше жить в доме, Одр. В лес уходит он, Одр. С луком в руках, темный, как ночь, Одр, со стрелами за спиной. Жаль, подумал Амл, я сговорился о женщине для него. Люди на другом краю поля решат, что я их обманул. Придется им сделать подарки. Больше мешков и больше веревок. Нехорошо, подумал Амл, плохой обмен удался мне. Офу хотел увидеть Одр. Нет, сказал Амл. Одр хотел убить Амла, но потом понял, повернулся и пропал в лесу. Амл решил никуда не уходить. Долго восстанавливал Амл забор и укреплял ворота.

Офа болела две луны, не вставая, болела она, а потом умерла. За сгоревшей пристройкой, рядом с Увлом зарыл ее Амл. Долго копал Амл. Он это делал один, старым скребком, тем, которым рыл колодец у самой стены, той же корзиной выгребал землю, с которой Офа помогала ему. Не хотел Амл, чтобы Бадр видел его. Крепкую веревку, большую плошку, старую корзину и самый лучший мешок вместе с Офой зарыл Амл. Жалко было Амлу, но все равно зарыл он этот мешок. Не осталось у него другого. Уна еще не умела делать такие хорошие мешки — она была маленькая. Все тайны Офы знала она, но не могли ее пальцы бежать так легко и так долго по стеблям сухих трав. Станут они ловчей и быстрей, но не сразу, не сейчас, пусть только пройдет одна зима и еще одна. Знал об этом Амл, но не хотел долго ждать. Думал он, как поступить.

Амл снова работал в поле — теперь ему помогали Бадр и Ирл. Ирл вырос, Ирл ходил на реку за острыми камнями. Ирл прыгал по высокому берегу Одр видел Ирла, но ничего не говорил и ничего не делал. Ирла все любили. Ирл смастерил себе новые ножи, разные для поля и для дома, для травы и для птицы. Козе и козлу было тяжело летом — на них висело много грязной шерсти. Громко дышали они. Ирл срезал эту шерсть, но не выбросил, а положил в мешок. Ирл научился работать, в поле ходил он. Хорошо с плодоносной травой обращался Ирл: подсекал острым ножом, вязал ее, носил в дом. Амл был доволен.

Во время урожая с другого конца поля пришли люди. Издалека, от покойной реки, из шалашей на нестойком песке. Они вели женщин для детей Амла. На голове поклажу несли они, далеко виднелись они на широкой равнине. Одна из них была совсем не та, о которой сговаривался Амл. Много моложе, почти девочка была она, словно Уна. Амл обрадовался — значит, можно будет взять эту женщину для Ирла. И не дарить подарки. Хороший обмен удался Амлу. Очень доволен был Амл, и отдал людям с другого конца поля свою дочь Уну. Уна не хотела уходить на другой край поля, громко плакала она и кричала. В мешок посадили Уну, и унесли далеко, на зыбкий песок.

Дом Амла увидели люди, забравшие Уну, мокрую землю увидели они, длинную канаву увидели они и деревья с кислыми плодами. Амл показал им, как умеют копать Ирл и Бадр, как чистят они канаву от песка, как поднимают воду из колодца. Довольными ушли люди и Уну с собой забрали. Ирлу было жалко Уну, в лес убежал он и блестел глазами. Долго тянулся опустевший день — до самой темноты. Потом обратно вернулся Ирл — знал он, что так должно быть. Так было всегда, так должно было быть всегда. Ничего не менялось, ничего не могло измениться. Не может женщина жить там, где она родилась. Понимал это Ирл, но жалел очень маленькую Уну. Уна была — розовая.

Две новые женщины, Илта и Энна, стали жить в доме Амла, плести мешки и веревки. Тесно стало в доме. Тогда Амл и его дети Бадр и Ирл сделали много кирпичей из липкой глины, из мокрой земли, обожгли их на огне и построили еще один дом, больше прежнего. Бадр с Илтой стали в нем жить. Старше Ирла был Бадр. И пристройку заново сделали они — лучше и выше прежней.

Однажды из леса вышел Одр. Он убил могучего лося. Знал Одр, что не сможет один съесть все мясо широкорогого зверя. В человеческий рост был этот лось. Освежеванную тушу принес из леса Одр и положил ее у ворот. Не хотел видеть Одра Амл, и Бадр не хотел говорить с ним. Но вышел из-за стены Ирл и положил перед Одром два круга хлеба и большую чашку молока. И лосиную тушу забрал Ирл. С трудом поднял ее Ирл и унес во двор. Ирла все любили.

Женщины приготовили лосиное мясо на большом костре. Амл и Бадр ели досыта, до отвала ели они. Одр выпил молоко и забрал хлеб. Видел Одр, что это Ирл вынес ему еду. Не голоден был Одр, но выпил молоко. И хлеб забрал Одр. Ирл срезал лосиную шкуру острым ножом и стал спать под ней вместе с Энной. Заползала к нему под самый край, под густой звериный волос, Энна, на старой траве лежали они, под лосиной шкурой. Им было тепло и удобно.

Зима наступила рано. Холодная была зима. Ледяным дождем стучала она, колючим ветром свистела она. Женщины часто ходили в пристройку за едой, за мешками ходили они туда. Не было у Бадра и Илты жаркой лосиной шкуры, и они часто мерзли. Среди мешков в пристройке был один совсем старый, с козьей шерстью, которую срезал Ирл. Бадр и Илта укрыли этим мешком свои ноги, и им стало тепло. Бадр удивился, но ему было приятно. Коза Амла уже давно постарела, у нее народилось много детей. Бадр подумал, что у козы такая же теплая шкура, как у лося, только меньше. Бадр видел, что у козы теперь новая шерсть. Коза любила Бадра — он всегда давал ей вкусную траву.

Весной в лес пришли Чужие. На этот раз много было их — как пальцев на руке, как целая горсть: один, один, один, один и еще один. Пятеро было их, но не заметил их Одр. Не услышал он ничего: ни крика, ни треска, ни шевеления. На другом конце леса был Одр и не сразу заметил Чужих, а они совсем не почуяли Одра, не увидели следов его. К дому Амла, к дому Бадра шли Чужие. Одр ничего им не сделал. Он не любил Амла, и Бадра не любил он. Только потом вспомнил он о маленьком Ирле. Ирла все любили. Уже не маленьким был Ирл, с Энной спал он под лосиной шкурой, но маленьким Ирл оставался для Одра. Одр передумал и пошел за Чужими. Одр опоздал.

Твердо топтали Чужие мягкую землю. Вышли из леса они на равнину, высоко смотрели они, и Одр не мог подобраться к ним совсем близко. Яростно вился Одр в невысокой траве, по самому ее краю. Хорошо видел он Чужих. Их было пятеро — как целая горсть — и сильными мужчинами были они, коренастые и с широкими плечами, и в руках держали они толстые палки с зазубренными камнями на концах. Глубокие выемки оставляли их уверенно ступавшие ноги, видел Одр приплюснутые пальцы и скошенные пятки горячих следов. Одр был очень не рад, что поздно заметил Чужих и что не сразу пошел за ними. Одр любил Ирла. В землю он вжался и крался по ней, подобно змее.

Чужие не могли пробраться через забор. Острыми кольями отгоняли их Амл и его дети. И ворота не смогли разбить Чужие. Крепкими были ворота, которые построил Амл, без его разрешения в стороны не уходили они. Тогда Чужие развели у ворот костер, траву и сучья притащили они с опушки и стали их жечь. А еще — окунали в костер свои стрелы и кидали их во двор Амла. Камни летели из-за забора, но не отступали Чужие. Сильнее разгорелся огонь, захватывала небо алчная чернота, водой дрожал воздух над домом. Тогда распахнулись ворота, в их проеме появился Амл. Дети его были рядом, справа и слева стояли они. Отодвинулись створки ворот, открыла стена выщербленный пламенем рот. Колья и острые камни держали в руках Амл и его дети, и шли они через дым. Бросились на них чужие с поднятыми палками, но уже на спине одного из них сидел Одр. Горло резал ему Одр, как пойманному оленю. Мокрой становилась трава.

Трое Чужих напали на Амла и его детей, а четвертый, самый сильный, повернулся к Одру и хотел его ударить. Бедра и скулы, как у Увла, были у Одра. Чужой целил в Одра. Свистнуло небо, когда опускались его плечи. Быстр был Одр, как Офа, и увернулся от руки Чужого. Поскользнулся Чужой, но крепко стоял Одр. Темно было его лицо. Бросил Одр копье и ранил Чужого в глаз. Одр был могучий охотник. «И-я-я-а-ху!» — закричал Одр и еще одним ударом сломал дубину Чужого и голову его проломил Одр. Словно яйцо куропатки, раскрылась голова. Так сражался Одр. Он был великий воин.

С тремя Чужими дрались Амл и его сыновья. Они не умели сражаться так хорошо, как Одр. Мотыги и сверла умели держать они, но не палки с раздвоенными концами и острыми камнями, прикрученными звериными жилами и вязкой травой. Рядом стояли они, во все стороны отбивались они. Ранили Чужих Амл и его сыновья, но не очень сильно. Хуже пришлось им самим, много хуже. Чужие били их острыми палками по рукам и ногам. Чужие побеждали. В Ирла целили Чужие, прямо в живот ему целили они, сразу двое, но закрыл его своим телом Амл. Ирла все любили.

Сзади на Чужих прыгнул Одр. Он был великий воин. Три удара нанес он и только один раз промахнулся. Все Чужие умерли, мокрой траву сделали они. Только один лежал рядом, гулко дышал и ждал, когда его убьют. Амл тоже умер, когда заслонил Ирла. Одр и Бадр хотели надрезать шею последнему Чужому, до конца оросить траву хотели они, но Ирл не разрешил им порвать колотившуюся жилу. Это был не тот Чужой, который убил Амла. Ирл связал Чужого веревками, надел ему на голову мешок, и бросил в пристройку. Одр и Бадр были недовольны, но ничего не сделали. Ирла все любили.

Амла закопали за пристройкой, рядом с Увлом и Офой. Лучшую мотыгу положили Одр, Бадр и Ирл вместе с Амлом, много мешков и плошек. Так много добра положили они, что на том месте, где остался Амл, появился небольшой холм. Его было хорошо видно изо всех домов, от пристройки и от ворот. Костер разожгли Одр, Бадр и Ирл, ели большую куропатку, пили желтую воду, молчали. Так прошла ночь. Женщины в доме сидели и отдыхали — все палки Чужих подобрали они и в дом унесли. Все копья их и ожерелья их. Ближе к лесу оттащили женщины тела — пусть удобно будет птицам, пусть вкусно будет зверям. Не пугал женщин лес: знали они, что Чужие все умерли. Все, все Чужие умерли.

Из последнего Чужого сделали раба, братья вместе разложили его во дворе и нанесли ему рану, чтобы он был полезен не себе, а другим. Бадр отдал раба Ирлу. Новый раб жил в пристройке и хорошо работал. На шее у него была веревка, и ему давали много костей. Раб был рад, что его не убили. Ирл теперь жил один в доме Амла. У его женщины, Энны, был большой живот. И у женщины Бадра, Илты, был большой живот. Лето стояло липкое и жаркое, и пели в траве невидимые голоса. Обе женщины радовались: у каждой был свой дом, и у каждой будут дети. Они не могли работать.

Новый раб помогал Бадру и Ирлу в поле, но дома помогал только Энне, а не Илте. Ведь Бадр отдал раба Ирлу. У Илты был большой живот, и она не всегда могла готовить пищу. Бадр думал: мне нужен еще один раб, для моей женщины. Чужой, ненужный себе, полезный другим. Бадр не знал, как попросить Одра, чтобы тот раздобыл ему раба. Бадр придумал, что на людей можно поставить ловушки, совсем как на зверей. Вдоль высокой травы, на самом краю леса. И в самом лесу, по дороге на водопой. Легко это. Без воды не может никто — ни дерево, ни птица, ни человек. Ирл бы мог попросить Одра, думал Бадр. Ирла все любили.

Ирл научил женщин стричь коз, они набивали мешки шерстью, и никому из них не было холодно в домах из мокрой земли, даже зимой. Бадр и Ирл были довольны. Они не боялись, что из леса к ним придут Чужие. В лесу жил Одр. Он был великий воин и могучий охотник. Иногда Одр приносил на край поля туши убитых животных. Старое дерево в саду умерло, и Бадр с Ирлом сделали из него стойку, на которую Одр мог класть туши. В землю вколотили они деревянные ноги и поставили на них твердый щит. Чтобы маленькие полевые зверьки не испортили за ночь тела животного, которое убил Одр. Бадр и Ирл оставляли Одру хлеб, молоко и куропачьи яйца, даже веревки и плошки. На опушке, на самом краю леса. Они совсем не боялись. Они починили забор. Он был очень крепкий. Раб помогал им чинить забор.

Так было всегда, так должно было быть всегда. Ничего не менялось, ничего не могло измениться. Никто не помнил, как это началось, никто не задумывался, кем так было заведено. В поле и в лесу, и далеко, у покойной реки, на зыбучем песке жили люди. Камни держали они в руках и твердые палки. Шуршал ветками лес, пела в поле трава.

Не хватало воды на два поля, на огород, на деревья с кислыми плодами. Новая канава была нужна, в разные стороны поворачивала она. Тяжело жить без питья — и траве, и человеку. Дерево стойче других, но не может и оно без воды. К самой стене, все ближе к деревьям тянулась канава. Над воротами с кольев смотрели на лес человеческие черепа — головы Чужих висели там, охраняли они лесной путь. И никому больше не было страшно.

2008–2011