Отрывок из биографии Каннинга

Петр Вяземский, 1827

«Если есть отрада в потерях чувствительных для человечества, то единственно заключается она в чувстве возвышающем душу, с которым мы ценим великую утрату. Есть что-то умилительное и торжественное в сей скорби, так сказать, отвлеченной, с которою мы, в отдалении, отчужденные от сферы деятельности великого человека, оплакиваем его смерть, как будто мы жили под непосредственным влиянием его жизни, мыслили и чувствовали его мыслями и чувствами…»

Если есть отрада в потерях чувствительных для человечества, то единственно заключается она в чувстве возвышающем душу, с которым мы ценим великую утрату. Есть что-то умилительное и торжественное в сей скорби, так сказать, отвлеченной, с которою мы, в отдалении, отчужденные от сферы деятельности великого человека, оплакиваем его смерть, как будто мы жили под непосредственным влиянием его жизни, мыслили и чувствовали его мыслями и чувствами.

Так! сродство высоких побуждений, коими движется нравственное бытие человека, есть всемогущее над тем, кто достоин звания человека. Поэт, сказавший: я человек и ничто человеческое мне не чуждо, передал нам полное выражение образованности. Кто, читая в газетах неожиданное известие о скоропостижной болезни Английского министра, не был на ту пору Англичанином? Кто не сочувствовал опасениям, тоскующему беспокойствию народа, с боязливым любопытством допрашивающим сведений о состоянии недужного, о надеждах своих и страхе? Чье сердце, озаренное и согретое любовью в благам человеческим, не отозвалось унынием и недоверчивым недоумением на предопределение земного промысла, когда роковое известие, что Каннинга не стало, разнеслось с берегов Темзы по дальним краям внимательного мира.

Смерть Каннинга есть одно из важных и бедственных событий, вашего времени. Она поражает не только Англию, но и Европу и, можно сказать, почти весь мир, ибо ныне географические границы, частные и общие, нравственно раздвинулись и Европа не в одной Европе; поражает не одних его сограждан, но и всех благомыслящих людей, для коих дело человечества нигде и никогда не чуждо. Они с упованием смотрели на новое направление, данное Каннингом Английской политике, и следовательно политике Европейской; ибо также заметить можно, что в наши дни нет политики личной, местной и исключительно приспособленной к выгодам такого-то государства. Нет сомнения, что правило сие не объемлет всех частностей целого; во как в хорошо устроенном обществе гражданском каждое звание имеет свой круг действия и свои выгоды, от него зависящие, то и в общем объеме выгоды сии не должны прекословить друг другу, а, напротив, взаимно содействовать для достижения великой цели: благоденствия общего, основанного на согласии благоденствий частных; так и в обществе народов просвещенных не должно быть господствующих противоречий в исповедании высшей политики. Может и должно быть соперничество, во не должна существовать вражда. Политика естественная, то-есть политика человечества, должна всегда иметь верх над политикою кабинета, в случае ошибки одной с другою. Здесь правило нравственности основывается на правиле математическом: часть менее своего целого. Вот нравоучительность великой драмы, долго разыгрываемой и которой развязка заключается в договоре Парижском, подписанном союзными монархами. В старые годы, смерть государственного человека, господствующего силою ума и покоренных им обстоятельств, могла быть празднована в других странах, как победа над могучим соперником; ныне смерть великого государственного человека, исповедующего правила политики великодушной и просвещенной, есть общая потеря: такова смерть Каннинга. И когда постигла она его? В самое то время, когда, победив силою здравого мнения насильственное владычество предрассудков, он схватил могущественною рукою кормило Английской политики и стремил ее по стезям более открытым и широким. Мелкие умы стараются теснее сосредоточивать выгоды (intérêts) вокруг себя, боясь выпустить их из рук и из вида, если очертить ими объем обширный; ум открытый, не прикованный в настоящему, обтекая дальновидностью своею грядущее, расправляет свободнее силы свои и летит в отдаленнейшую цель. Сколь одобрительны должны быть для него надежды на успех, сколь неистощимы бывают для него средства, почерпаемые им собственно в себе и в обстоятельствах современных, если не одно холодное и сжатое личными видами честолюбие подвизает его на смелый и благородный подвиг, если он подкреплен в усилиях своих могучим убеждением совести, непреложными правилами высшей государственной мудрости. Есть совесть политики, сей науки государственной нравственности, как есть совесть нравственности частной. Не признавая святости её непреложных вдохновений, можно помчаться блестящею стезею успехов, но успехов часто пагубных, славы, но славы превратной, так сказать, софистической, а не славы истинной, основанной на общей пользе. Огромные и яркие обломки державы Наполеона, подрытой и опрокинутой с высоты, казалось, уже не доступной потрясениям и неприязненности чуждых стихий, знаменуют одни следы его исполинского хода на краю бездны и величия, на которое он так быстро вознесся и с которого так внезапно низринулся. Каннинг хорошо постиг то, что нужно для державы могучей, какова Англия: независимое бытие её основано и поддерживаемо не столько на могуществе физическом, сколько на превосходстве нравственном, ограждено оно просвещением, беспрепятственно раскидывающим свои охранительные ветви, и законным устройством от всех переворотов и превратностей; ему было ясно, что для такой державы нет другой политики, как та, которая предписывается бескорыстным просвещением, человеколюбием и возвышенною добросовестностью.

Конец ознакомительного фрагмента.