Новая экономическая теория. Русская политическая экономия как антипод Английской политической экономии

Петр Андреевич Мягков

Традиционная экономическая теория, основанная на Английской политической экономии, не способна вывести современную мировую экономику из кризиса, она исчерпала свой потенциал. Возникла необходимость в изменении мирового порядка, что нуждается в разработке принципиально новой экономической теории, предполагающей отказ от ростовщичества, спекуляции и эксплуатации чужого труда. В книге изложена комплексная концепция Новой экономической теории.

Глава 3

Отношения в сфере производства и в сфере обращения при эксплуататорской экономике и в свободной экономике

Итак, Торговля выделяется в самостоятельный обособленный вид деятельности. Производителю продукции становится выгоднее не самому тратить время на то, чтобы отвозить свою продукцию на ярмарки, продавать ранее созданные изделия и терять время, которое можно было использовать на производство новой продукции, а уступать эту функцию купцу как посреднику за умеренную плату.

Вот как описывает этот процесс А. Сегаль в «Кратком курсе политической экономии»:

«… Рост разделения труда и обмена вызвал появление торговли и класса купцов, скупающих и продающих товары. Это было, как говорит Энгельс, третье весьма важное разделение труда. Купцы, пользуясь оторванностью мелких производителей от рынка, покупали товары по низким ценам и продавали по высоким. Они эксплуатировали и производителей и потребителей. Рост товарного производства и денежного хозяйства повел к тому, что „вслед за покупкой товаров на деньги появилось авансирование денег, ссуда, а вместе с ней — процент и ростовщичество“ (Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 168.)…»⁴⁶.

Вот на каком этапе развития человечества происходит фундаментальное нарушение эквивалентности обмена, экономической справедливости, игнорирование основных законов простого товарного производства. Всё последующее является неизбежным следствием, результатом несправедливости и неэквивалентности отношений, что, как это ни странно, не смущает многих экономистов, которые спокойно описывают это глумление над здравым смыслом, полагая его неизбежным, поскольку так всё «исторически сложилось». Более того, под этот абсурд подводится псевдотеоретическая база, использующая различные способы передёргивания и шулерства. Хотя все понимают и не могут отрицать того, что если в своей основе отношения не эквивалентны, они не могут быть признаны законными и справедливыми. А если эти отношения несправедливы, то и в официальном законодательстве подобные нарушения должны быть отнесены к уголовно (или административно) наказуемым и по ним должны быть установлены суровые меры наказания. Тем не менее в течение столетий общество наблюдает эту вакханалию несправедливости и продолжает сохранять на законодательном уровне право осуществлять ростовщичество и спекуляцию безнаказанно.

Вот как выражает свое отношение к торговле Аристотель: «… После того как в силу необходимости обмена возникли деньги, появился другой вид искусства наживать состояние, именно торговля. Сначала она, быть может, велась совершенно просто, но затем, по мере развития опытности, стала совершенствоваться в смысле источников и способов, какими торговые обороты могли бы принести наибольшую прибыль. Вот почему и создалось представление, будто предметом искусства наживать состояния служат главным образом деньги и будто главной его задачей является исследование того источника, из которого возможно почерпнуть наибольшее их количество, ведь оно рассматривается как искусство, создающее богатство и деньги.…»⁴⁷.

Если попытаться изложить эту фразу короче, то, видимо, получится следующее: торговля — это искусство наживать состояния с помощью денег. Точнее говоря и называя все своими именами, это искусство обмана торговцами производителей товаров, способ искусного воровства части богатства, созданного чужим производительным трудом.

Гений Аристотеля на этой же 38 странице дает рецепт, как преодолеть «магию искусства» торговли: «… под богатством понимают именно изобилие денег, вследствие того, что будто бы искусство наживать состояния и торговля направлены к этой цели. Иногда, впрочем, деньги кажутся людям пустым звуком и вещью вполне условной, по существу ничем, так как стоит лишь тем, кто пользуется деньгами, переменить отношение к ним, и деньги потеряют всякое достоинство, не будут иметь никакой ценности в житейском обиходе, а человек, обладающий даже большими деньгами, часто не в состоянии будет достать себе необходимую пищу; такого рода богатство может оказаться прямо-таки не имеющим никакого смысла, и человек, обладающий им в преизобилии, может умереть голодной смертью, подобно тому легендарному Мидасу, у которого вследствие ненасытности его желаний все предлагавшиеся ему яства превращались в золото». Получается, что магия возникает не из существа денег, а исключительно из-за отношения людей к деньгам. Стоит перестать фетишизировать деньги и начать относиться к ним как к инструменту, призванному выступать посредником в подлинно эквивалентном обмене товаров (продуктов труда), так сразу же и прекратится процесс обогащения торговцев за счет обворовывания производителей продукции, которой обмениваются купцы в процессе торговли.

Таким образом, если бы для справедливости и эквивалентности обмена между производителем и купцом, принимающим продукцию на реализацию, заключался договор комиссии (или агентский договор), предусматривающий пропорциональное распределение дохода (убытков) в зависимости от фактических затрат труда, то не возникало бы никакой фетишизации денег, не происходило бы воровство богатства, созданного трудом производителей, в пользу торговых работников, не было бы почвы для спекуляции. Иначе говоря, если бы торговый работник не пытался играть роль равноправного партнера с производителем товаров, а, зная свою реальную роль посредника, ограничивался бы только функцией агента или комиссионера производителя, то человечество не переживало бы современного экономического коллапса.

Дело в том, что стремление торговца к обогащению безгранично, что приводит к тому, что если не ограничивать его аппетиты, цены на продукцию будут увеличиваться до тех пор, до которых готов к ее повышению потребитель (особенно опасен такой подход к ценам на товары с неэластичным спросом, таким как хлеб, сахар, соль, жизненно важные медикаменты, которые не случайно в самых «разрыночных» экономиках регулируются государством). У производителя же существуют рамки (верхняя и нижняя) желательной цены продажи. Нижняя цена должна гарантировать возмещение затрат на изготовление продукции (цена на уровне ее себестоимости), а верхняя граница определяется средней нормой рентабельности в отрасли (достижение этого уровня позволяет успешно продолжать развитие своего производства). Доминирующая роль купца на рынке неизбежно приводит к безграничному росту цен на изделия. И наоборот, если торговца контролирует производитель через агентский или комиссионный договор, то ценовую политику на рынке определяет не купец, а производитель. В этих условиях цены будут постоянно привязаны к уровню затрат на их изготовление и средний уровень рентабельности. Это две принципиально разные парадигмы развития экономики. Мир почему-то выбрал первую при всей очевидности выгоды для него второй из предложенных альтернатив.

Система государственного регулирования цен, применяемая при капитализме и при социализме, в частности, и направлена на стремление к правильному (справедливому и эквивалентному) соотношению доходов и затрат в сфере производства и в сфере обращения. Хотя, честно говоря, даже при социализме в СССР (не говоря уж о капитализме) государственное регулирование цен не обеспечивало в полной мере подлинную справедливость и эквивалентность. Так, в 1980, 1985 и в 1986 годах рентабельность всей промышленности СССР (отношение прибыли к стоимости производственных основных фондов и материальных оборотных средств; в процентах) составила соответственно 12,2%, 11,9% и 12,5%, в то время как рентабельность государственной оптовой торговли (отношение прибыли от реализации товаров к издержкам обращения) была на уровне 67,0%, 55,8% и 61,9%, а рентабельность розничной торговли — соответственно 38,1%, 32,9% и 32,9%, то есть в три-пять раз выше, чем в промышленности⁴⁸. Эти цифры сейчас, в условиях построения «дикого капитализма» в России, смотрятся как недосягаемый образец для подражания, поскольку цены в торговле увеличиваются не на десятки процентов, а в разы (а то и в десятки раз) по отношению к ценам промышленности.

Общий вывод о крайней несправедливости распределения созданной стоимости между сферой производства и сферой обращения кроется не в каком-то особом искусстве или магии, а является результатом мошенничества, обмана или заведомо невыгодной сделки. Одним словом, при соблюдении принципов справедливости и эквивалентности обмена между сферой производства и сферой обращения могут быть выстроены отношения, способствующие успешному развитию как производства, так и торговли. Основой соблюдения указанных принципов может и должно служить заключение договоров комиссии или агентских договоров между производителями и продавцами товаров, предусматривающих сохранение за производителем права собственности на продукцию, распределения между производителями и торговцами рисков пропорционально фактическим затратам на производство и на продажу товаров. Такие соглашения позволяют при благоприятной рыночной конъюнктуре получать после реализации товара дополнительный доход и не оставлять весь этот доход торговцу, а распределять пропорционально фактическим расходам на производство и реализацию товара между производителем и купцом. При получении убытков купец не будет разоряться, а аналогично убыток будет распределен между производителем и продавцом. Таким образом, помимо прочего может обеспечиваться более тесная связь производителя (через сохранение права собственности на продукцию) с непосредственным потребителем продукции и быстрее могут предприниматься меры по учету в производстве изменений рыночной конъюнктуры.

Нарушение же принципов справедливости и эквивалентности обмена неизбежно приводит к необоснованному обогащению торговцев и сдерживанию развития производства, а в совокупности — к снижению уровня благосостояния страны в целом (при одновременном баснословном обогащении торговцев). Но эти дополнительные доходы не появляются из ниоткуда, не являются плодом выдающегося труда торговца, а остаются всего на всего результатом перераспределения в сфере обращения богатства, созданного чужим трудом в сфере производства.

При организации равноправного и взаимовыгодного взаимодействия сферы производства и сферы обращения необходимо учитывать принципиальное (на несколько порядков) отличие уровня затрат на изготовление и на реализацию товара. То, что для производителя продукции изменение цены в пределах около 1% может расцениваться как погрешность в расчетах, для торговца составляет баснословный доход относительно вложенных в торговлю средств, увеличивающий рентабельность его работы в разы, то есть в сотни процентов. Перефразируя К. Маркса, можно сказать, что, если прибыль может быть увеличена на 300%, то нет такого преступления, на которое не пошел бы торговец ради ее получения.

Такие неравноправные несправедливые взаимоотношения складываются не только между Свободными Трудящимися и торговцами, а между всеми производителями продукции и торговцами.

А. Пезенти отмечал, что «… валовой продукт есть результат человеческого труда и его средней исторически сложившейся производительности. Это общее определение поможет понять, что если в силу процесса распределения, действующего в рамках существующих общественных отношений, одна группа общества, или один сектор хозяйства, или одна страна получают количество продукта, превышающее стоимость, которую они произвели, то это означает, что другие группы общества, другие сектора, другие страны получают меньшее количество продукта, т.е. обмен в данном случае неэквивалентен.…»⁴⁹.

Следовательно, при попустительстве со стороны производителей продукции, высокомерно взирающих на то, как купцы торгуются с ними за какие-то 0,5% или 1% от цены товара, постепенно представители сферы обращения из презренной социальной группы превратились в людей, владеющих капиталами, сопоставимыми с крупными промышленными капиталами. Купцы стали не только влиять на Правящую Элиту, но и входить в Правящую Элиту стран, то есть перешли из группы «Нетрудящиеся из Народа» в группу «Нетрудящиеся из Правящей Элиты». После такого качественного изменения своего социального статуса купечество смогло защищать свои интересы на законодательном уровне, получать поддержку у правителей стран. При этом, как свидетельствует история, советниками по экономическим вопросам правителей разных стран все меньше были представители производственного сектора экономики и все больше — сферы обращения (купцы, банкиры, финансисты). Конечный результат от экономических советов производственников, как правило, предполагал в соответствии с их менталитетом долгосрочную перспективу и прибыльность на уровне среднеотраслевой (12—15%). Советы купцов наоборот предполагали быструю отдачу и высокие барыши (200—300%). Соблазн соглашения с советами купцов был настолько велик, что гораздо чаще правители прислушивались к ним. При этом очевидно, что сиюминутное желание быстрого обогащения, как правило, не является праведным. Так называемая «выгодная рыночная конъюнктура» для одной стороны зачастую является трагедией для другой стороны, наживаться на которой по канонам многих религий является смертным грехом. При указанном выше уровне доходности купечество закрывает глаза на морально этический аспект выгодной сделки купли-продажи. То же самое в итоге делали правители государств, разрушая тем самым равноправные взаимовыгодные отношения с соседними государствами, которые складывались их предками в течение веков, провоцируя военные действия против своих государств. Это показывало не лучший пример для подражания населению страны, правителям других государств, давало повод для аналогичных действий, когда государство попадало в сложную ситуацию из-за стихийных бедствий, неурожаев. Советы купцов, руководствующихся исключительно интересами сиюминутной наживы, в основе своей являются разрушительными и для тех, кто страдает в результате сделок с неэквивалентным обменом, и для тех, кто пытается обогащаться за счет неравноправного обмена. В то же время, советы производственников, руководствующихся интересами долгосрочного развития экономики, ориентированными на среднюю отраслевую доходность, являются в основе своей созидательными, ориентированными на равноправное взаимовыгодное сотрудничество с другими государствами, укрепляющее их отношения. Очевидно, что это не аксиома, а всего лишь тенденция. Могут быть полезные советы купцов и вредоносные советы производственников. Но история свидетельствует, что основная масса войн была развязана и велась в интересах торговцев. При этом производственники тоже зарабатывали дополнительные доходы, но инициаторы, в основным, были именно торговцы.

Очевидно, что нельзя снимать с производственников ответственность за то, каким образом развивалась история человечества. Безусловно основными «пассионариями» фетишизации денег, разрушения морали и нравственности Правящей Элиты всех ведущих государств мира являются торговцы. Производители товаров всегда имели возможность (сохраняют ее и по сей день) исправить законодательство в свою пользу и заставить торговлю заключать с производителями договоры комиссии или агентские договоры, предусматривающие пропорциональное распределение рисков (соответственно и выручки или убытков от реализации продукции) на уровне затрат на изготовление и на продажу единицы товара. Это принципиально изменило бы целевые установки торговли и превратило бы ее из разрушителя экономики в созидателя. Но для этого производственники должны объединиться и получить поддержку государства. В одиночку эту систему невозможно изменить. В отличие от производственников торговцы объединены и готовы в любой момент противостоять производственникам. А покровительство государства куплено торговцами на много веков вперед.

В. Петти, рассматривая во второй главе «Трактата о налогах и сборах» причины, которые «увеличивают и делают более тягостными различные виды государственных расходов», в частности, полагал, что «… можно было бы сократить и значительную часть этих купцов; они, собственно говоря, действительно ничего не заслуживают от общества, являются лишь своего рода игроками, которые играют друг с другом за счет труда бедняков, сами же не доставляют никакого продукта, а играют лишь роль вен и артерий, распределяющих туда и назад кровь и питательные соки государственного тела, а именно продукцию сельского хозяйства и промышленности.…»⁵⁰.

Интересы производственников до такой степени низведены на второстепенный уровень, что «рыночная экономика», как основа основ капитализма, описывается не категориями сферы производства, а исключительно категориями сферы обращения: спрос, предложение, цена, рыночная конъюнктура и пр. Кстати, К. Маркс, взяв за исходную точку анализа категорию «товар», как бы невзначай поставил во главу угла Английской политической экономии сферу обращения (стадии распределения и обмена), отодвинув в сторону стадию производства [несмотря на то, что он отмечал, что «… производство господствует как над самим собой во всей противоположности своих определений, так и над другими моментами. С него каждый раз начинается процесс снова…»]⁵¹.

При этом, обращаем внимание на то, что при описании последовательности стадий воспроизводства (производство — распределение — обмен — потребление), К. Маркс настаивал на том, что после производства имеет место именно распределение, и только после него — обмен: «… Производство выступает, таким образом, исходным пунктом, потребление — конечным пунктом, распределение и обмен — серединой, которая, в свою очередь, заключает в себе два момента, так как распределение определяется как момент, исходящий от общества, а обмен — от индивидуума. В производстве объективируется личность, в личности субъективируется вещь; в распределении общество принимает на себя, в форме господствующих всеобщих определений, опосредствование между производством и потреблением, в обмене они опосредствуются случайной определенностью индивидуума.

Распределение определяет отношение (количество), в котором продукты достаются индивидуумам; обмен определяет те продукты, в которых индивидуум требует часть, доставшуюся ему при распределении.

Производство, распределение, обмен, потребление образуют, таким образом, правильный силлогизм: производство составляет в нем общность, распределение и обмен — особенность, а потребление — единичность, замыкающую собой целое….

…Результат, к которому мы пришли, заключается не в том, что производство, распределение, обмен и потребление идентичны, а в том, что все они образуют собой части целого, различия внутри единства.…»⁵².

При этом, роль распределения в процессе воспроизводства настолько велика (в соответствии с мнением К. Маркса), что, хотя оно и размещается сразу после собственно процесса производства, но распределение в значительной мере определяет систему производственных отношений. «… Если рассматривать целые общества, то представляется будто распределение еще с одной стороны предшествует производству и определяет его в качестве как бы предэкономического факта. Народ — завоеватель разделяет землю между завоевавшими и устанавливает таким образом известное распределение и форму земельной собственности, а тем самым определяет и производство. Или он обращает побежденных в рабов и делает таким образом рабский труд основой производства. Или народ путем революции разбивает крупную земельную собственность на парцеллы и, следовательно, этим новым распределением придает производству новый характер. Или законодательство увековечивает земельную собственность в руках известных семей или распределяет труд как наследственную привилегию и фиксирует его таким образом в кастовом духе. Во всех этих случаях — а все они являются историческими — кажется, что не распределение организуется и определяется производством, а, наоборот, производство организуется и определяется распределением…»⁵³.

Получается, что существующее сейчас распределение — это плод некоторого насилия над простым товарным производством (либо навязанный силой завоевателей, либо революцией, либо силой государства). То есть, товарное производство не развивалось свободно, в строгом соответствии с требованиями эквивалентности и экономической справедливости, а постоянно подвергалось насилию и противоестественному изменению. Главным источником этой силы является государство (свое или иностранное). Фактическим результатом такого насилия является уродец под названием «капиталистическая рыночная экономика», который по своим основополагающим принципам далек от простого товарного производства, не имеет с ним ничего общего, является его противоположностью, антиподом, его отрицанием. Утверждать, что «капитализм — это цивилизованный результат развития простого товарного производства», это все равно, что утверждать, что «обезьяна — это венец эволюции человечества».

Если бы к простому товарному производству не применялось насилие, то после завершения процесса производства продукции, последняя проходила бы стадию обмена в процессе купли-продажи продукта труда потребителем, вырученные средства распределялись бы между участниками производства в соответствии с ранее установленными долями трудового участия, и только после этого продукция была бы потреблена. Иными словами, простое товарное производство предполагает другую последовательность процесса воспроизводства: производство — обмен — распределение — потребление. Только в этом случае общество развивается без насилия и искажения, соблюдая требования экономической справедливости и эквивалентности обмена. Распределение не должно быть доминирующей фазой общественного воспроизводства, предопределенной независимо от результатов производства и роли каждого индивидуума в процессе производства. Распределяться должен результат производства, проданный потребителям (прошедший стадию обмена). При этом распределяется не только собственно выручка от продажи продукции (между работниками, на потребление, инвестиции и накопление и т.д.), но и сама приобретенная продукция на личное потребление, производительное потребление, запасы и пр. Это распределение в значительной мере предопределено производством. При отсутствии насилия в экономике у фазы «распределение» исчезает нагрузка «общественного предопределения». Капиталистическое распределение сохраняется только потому, что эта система жестко защищается на государственном уровне на основе специально сформированного для этого законодательства. То есть капиталистическая система, провозглашающая невмешательство государства в сферу действия свободного рынка, существует только благодаря тому, что государство не дает возможности этому рынку свободно развиваться. Если отменить на законодательном уровне обязательность использования исключительно капиталистических методов хозяйствования, то от этой системы, как экономически несправедливой, игнорирующей элементарные требования эквивалентности обмена (в соответствии с требованиями Английской политической экономии), не останется и следа в течение короткого времени.

Основной задачей любого государства, использующего принципы Свободной Экономики (в соответствии с канонами Русской политической экономии) в части рыночной экономики должна быть защита подлинно свободного развития простого товарного производства, обеспечение эквивалентности обмена и подлинной экономической справедливости в обществе. Насилия по отношению к развитию рыночной экономики не должно быть. В этом заключаются основополагающие требования Русской политической экономии.

Таким образом, в соответствии с канонами Русской политической экономии единственно верная последовательность фаз общественного воспроизводства: производство — обмен — распределение — потребление.

Если торговец в качестве партнера окончательно покупает продукцию у производителя (как это имеет место в жизни сейчас повсеместно), а затем, являясь новым собственником товара, продает его по удобной для него цене, присваивая весь выигрыш (или получая убыток от неудачной сделки), то в этой последовательности действий явно просматривается сначала «распределение» (точнее «перераспределение») и только после этого — «обмен». Поскольку «обмен» — это приобретение товара конечным потребителем (на ранней стадии зарождения рыночных отношений «обмен» между производителем продукции и конечным потребителем этой продукции осуществлялся непосредственно), постольку при появлении посредника между производителем и потребителем в виде торговца окончательный «обмен» происходит на стадии отношений «торговец — конечный потребитель». При этом первая стадия сбыта продукции в виде отношений «производитель — торговец» олицетворяет фазу «распределения» стоимости, созданной производителем, между производителем и торговцем (точнее говоря, фазу обворовывания доверчивого производителя расторопным торговцем, несправедливого перераспределения стоимости, созданной производителем, в пользу торговца за счет неэквивалентного предварительного обмена). Соответственно, вторая стадия сбыта продукции в виде отношений «торговец — потребитель» отражает фазу «обмена», посредством которой осуществляется «узаконивание» несправедливого перераспределения стоимости на предшествующей стадии, поскольку собственно стадии «обмена» придается полная видимость эквивалентности («все украдено до нас»).

Предположим гипотетическую ситуацию, при которой все производители в соответствии с рекомендациями Русской политической экономии заключили бы договоры комиссии или агентские договоры с торговыми структурами (оптовыми, которые в свою очередь заключают договоры субкомиссии или субагентские договоры с розничными торговыми организациями, доводящими товар до конечного потребителя), в которых торговые организации принимали бы товар для реализации за определенное вознаграждение (не становясь владельцем товара), определяемое как доля от цены реализации товара, рассчитанная как соотношение фактических расходов на производство единицы товара (доля производителя) и на продажу (сортировка, хранение, перевозка, упаковка и пр.) единицы такого же товара (доля торговца). При такой системе отношений производитель, оставаясь собственником товара, по-прежнему выходит непосредственно на конечного потребителя, несмотря на наличие и функционирование посредника в лице торговца. Сначала товар без промежуточных стадий доводится до конечного потребителя и совершается классический «обмен» между производителем и конечным потребителем (с участием торговца в роли агента или комиссионера), и только потом происходит «распределение» полученной фактической выручки между производителем и торговцем на эквивалентной основе (пропорционально установленным в договорах долям на базе фактических расходов на производство и на продажу единицы товара). Никакого нарушения принципов экономической справедливости. При этом важная роль отводится государству: оно должно следить за тем, чтобы торговцы не диктовали производителям невыгодные им условия реализации (особенном представителям малых и средних предприятий), регулярно проверять пропорции распределения доходов (убытков) в договорах комиссии или агентских соглашениях и сверять их с фактическими затратами в каждой сфере, наказывая огромными штрафами торговцев, нарушающих этот принцип. Государство должно стоять на защите интересов производителей, все время «одергивая» «зарвавшихся» торговцев. Постепенно социальная группа «торговцы» привыкнет к своей новой роли и необходимость в таком жестком контроле отпадет.

Таким образом, по канонам Русской политической экономии для обеспечения эквивалентного обмена как базиса экономической справедливости, основной должна быть сфера производства и система отношений в ней (стержень которых — трудовые отношения). Сфера обращения должна быть производной, подчиненной по отношению к сфере производства, поскольку в этой сфере почти не создается новая стоимость, а, в основном, сохраняется ее величина и обеспечивается доведение созданного товара, как носителя этой стоимости, до конечного потребителя. То, что в сфере обращения при Капитализме допускается (в том числе на законодательном уровне) перераспределение части созданной в производственной сфере стоимости в пользу торговца за счет спекуляции и ростовщичества, является не объективным процессом, а субъективным результатом управленческих решений конкретных людей, руководствовавшихся не государственными, а корыстными интересами. Соответственно, для исправления этой ситуации, установления подлинно справедливых экономических отношений, в том числе между сферами производства и обращения, необходимо всего несколько управленческих решений, изменение законодательства и строгий контроль за их исполнением подданными государства.

Как при Капитализме начинается процесс производства, почему капиталист нанимает рабочих, а не рабочие арендуют у капиталиста оборудование, здание и сооружения для работы, кто подлинно активная сторона в процессе труда? К. Маркс в ходе анализа взаимоотношений капиталиста и наемного рабочего отмечал, что как бы не оценивал ситуацию капиталист и как бы ни пытался убедить других участников процесса труда в том, что он является инициатором начала процесса труда, поскольку в его собственности находятся средства производства и оборотный капитал, в конечном итоге именно наемный рабочий авансирует капиталиста, а не наоборот. «…Здесь следует заметить, что, как выражается политическая экономия, капиталист авансирует капитал, расходуемый на заработную плату, в различные сроки, смотря по тому, выплачивается ли она, например, еженедельно, ежемесячно или раз в три месяца. В действительности дело происходит как раз наоборот. Рабочий авансирует капиталисту свой труд на неделю, на месяц, на три месяца, смотря по тому, еженедельно, ежемесячно или раз в три месяца выплачивается ему заработная плата. Если бы капиталист покупал рабочую силу, вместо того чтобы оплачивать ее уже после ее потребления, следовательно, если бы он платил рабочему заработную плату за день, неделю, месяц или за три месяца вперед, то тогда можно было бы говорить об авансировании на эти сроки. Но так как он платит лишь после того, как труд уже продолжался дни, недели, месяцы, вместо того чтобы купить и оплатить труд на период времени, в течение которого он должен продолжаться, то в целом мы имеем перед собой капиталистическое guid pro guo (смешение понятий. Ред.).…»⁵⁴.

Если капиталист фактически не покупает рабочую силу наемного рабочего, то у него нет никаких юридических оснований присваивать прибавочную стоимость, создаваемую этим трудом, поскольку вся созданная стоимость принадлежит трудящемуся (как собственнику рабочей силы). Вот ключевая теоретическая ошибка или сознательное «передергивание», «шулерство» экономистов, пытающихся доказать якобы законность разделения стоимости, созданной трудом наемного рабочего на заработную плату и прибавочную стоимость. Нет этого основания и быть не может. Трудящемуся принадлежит ВСЯ созданная его трудом стоимость. Изъятие любой, даже самой маленькой части этой стоимости под любым предлогом является грубейшим нарушением эквивалентности экономического обмена и по праву считается эксплуатацией чужого труда, то есть воровством, которое почему-то по канонам Английской политической экономии не подлежит наказанию. Пока существует так называемая «прибавочная стоимость», до тех пор имеет место эксплуатация чужого труда, отсутствует эквивалентность обмена, экономические отношения являются несправедливыми.

К. Маркс, чувствуя слабость аргументации в пользу обоснования якобы законности присвоения капиталистом прибавочной стоимости, вынужден был в 22 главе первого тома «Капитала» ввести параграф под названием «Капиталистический процесс производства в расширенном масштабе. Превращение законов собственности товарного производства в законы капиталистического накопления». Гений демонстрирует уникальные способности владения словом. Но даже грандиозность поставленной задачи и профессиональное искусство владения пером не могут затмить добросовестность исследователя, выдавая потайные мысли на уровне подсознания, проскакивающие в виде тех или иных «проговорок».

Вот одна из них: «… Средства производства, к которым присоединяется добавочная рабочая сила, как и жизненные средства, при помощи которых она поддерживает самое себя, представляют собой лишь составные части прибавочного продукта, — той дани, которая классом капиталистов ежегодно вырывается у класса рабочих.»⁵⁵. Слово «дань» появляется не случайно и несколько раз потом повторяется в тексте у К. Маркса. Это слово отражает на уровне подсознания незаконность (силовой захват, грабеж) присвоения прибавочной стоимости, созданной чужим трудом. Эта неэквивалентность отношений становится еще более очевидной после следующей цитаты К. Маркса: «… Если класс капиталистов на часть этой дани закупает добавочную рабочую силу, даже по полной цене, так что эквивалент обменивается на эквивалент, то все же он поступает в этом случае по старому рецепту завоевателя, покупающего товары побежденных на их же собственные, у них же награбленные деньги»⁵⁶. В одной этой фразе столько «проговорок»! Во-первых, очевидно, что прибавочная стоимость является «награбленной», то есть незаконно присвоенной. Во-вторых, отношения между капиталистом и наемным рабочим сродни отношениям завоевателя и побежденного, то есть не равноправные, а сильного (победителя) со слабым (поверженным) противниками. В-третьих, при покупке рабочей силы происходит заведомо неэквивалентный обмен, поскольку в противовес ему в этом случае для большей убедительности (в качестве абсурда) предлагается привлечь дополнительную рабочую силу «даже по полной цене, так что эквивалент обменивается на эквивалент». Просто кладезь подсказок заинтересованному читателю.

Если следовать логике автора, не обращая внимание на подобные «проговорки», поддаваясь дурману эквилибристики словами, то на одном вдохе «проглатываешь» следующую цитату (упираясь в судьбоносный вывод): «… Обмен эквивалентов, каковым представлялась первоначальная операция, претерпел такие изменения, что в результате он оказывается лишь внешней видимостью; в самом деле, часть капитала, обмененная на рабочую силу, во-первых, сама является лишь частью продукта чужого труда, присвоенного без эквивалента; во-вторых, она должна быть не только возмещена создавшим ее рабочим, но и возмещена с новым избытком.… Постоянная купля и продажа рабочей силы есть форма. Содержание же заключается в том, что капиталист часть уже овеществленного чужого труда, постоянно присваиваемого им без эквивалента, снова и снова обменивает на большее количество живого чужого труда. Первоначально право собственности выступало перед нами как право, основанное на собственном труде. По крайней мере, мы должны были принять это допущение, так как друг другу противостоят лишь равноправные товаровладельцы, причем средством для присвоения чужого товара является исключительно отчуждение своего собственного товара, а этот последний может быть создан лишь трудом. Теперь же оказывается, что собственность для капиталиста есть право присваивать чужой неоплаченный труд или его продукт, для рабочего — невозможность присвоить себе свой собственный продукт. Отделение собственности от труда становится необходимым следствием закона, исходным пунктом которого было, по-видимому, их тождество.… Таким образом, как бы ни казалось, что капиталистический способ присвоения противоречит первоначальным законам товарного производства, тем не менее этот способ присвоения возникает не из нарушения этих законов, а, напротив, из их применения.…»⁵⁷.

Возможно, Вас, уважаемый читатель, эти аргументы убедили, а мне так все равно не представляется эквивалентным обмен, когда происходит «присвоение без эквивалента». А если нет эквивалентности обмена, то нарушены «первоначальные каноны товарного производства». Да и сам конечный аргумент слабоват: «как бы ни казалось, что противоречит, оно не противоречит». Как-то больше смахивает на шулерство. Экономическая наука достаточно конкретна, каждое логическое построение легко может быть разложено на простые схемы и расчеты. Аргументы типа «кажется» вообще не уместны.

Незаконность присвоения так называемой «прибавочной стоимости» — это краеугольный камень Русской политической экономии. Именно поэтому остановимся более подробно на аргументации К. Маркса в защиту своей теории. Наберемся терпения и выслушаем дополнительные аргументы К. Маркса:

«… Общий закон товарного производства ничуть не затрагивается тем обстоятельством, что этот особенный товар имеет своеобразную потребительную стоимость, заключающуюся в его способности доставлять труд и, следовательно, создавать стоимость. Итак, если сумма стоимости, авансированная в заработной плате, не просто вновь оказывается в продукте, но оказывается в нем увеличенной за счет прибавочной стоимости, то это проистекает отнюдь не из того, что продавца надувают, — он ведь получил стоимость товара, — а лишь из потребления этого товара покупателем.

Закон обмена обуславливает лишь равенство меновых стоимостей обменивающихся друг на друга товаров. Он даже с самого начала предполагает различие их потребительных стоимостей и не имеет абсолютно никакого отношения к самому процессу их потребления, который начинается лишь тогда, когда акт торговли вполне закончен и завершен.

Следовательно, первоначальное превращение денег в капитал совершается в самом точном согласии с экономическими законами товарного производства и вытекающим из них правом собственности. Несмотря на это, в результате его оказывается:

1) что продукт принадлежит капиталисту, а не рабочему;

2) что стоимость этого продукта, кроме стоимости авансированного капитала, заключает в себе еще прибавочную стоимость, которая рабочему стоила труда, а капиталисту ничего не стоила и, тем не менее, составляет правомерную собственность последнего;

3) что рабочий сохранил свою рабочую силу и может снова продать ее, если найдет покупателя.…»⁵⁸.

Вроде бы все логично, а выводы абсурдны, но если логично, то значит доказано. А логично ли? Давайте еще раз посмотрим основные этапы логики.

Основополагающий тезис гласит, что сначала происходит купля-продажа рабочей силы, а затем процесс потребления приобретенной потребительной стоимости — способности создавать стоимость, на которую право присвоения появляется у нового владельца рабочей силы. Так ли это? Совсем нет. Как было рассмотрено выше, капиталист рассчитывается с наемным работником не до, а после процесса труда (раз в неделю, или раз в месяц). Не капиталист авансирует наемных рабочих, а наемные работники авансируют капиталиста своим трудом. Сначала создается новая стоимость в процессе труда, то есть в процессе потребления специфического товара рабочая сила, обладающего способностью не только сохранять овеществленный в средствах производства труд, но и создавать новую стоимость. И только после этого созданный продукт продается и из вырученных средств наемный работник наконец-то получает заработную плату. То есть процесс покупки рабочей силы не предшествует процессу потребления рабочей силы, а, наоборот, только после окончания потребления рабочей силы происходит фактическая оплата потребления этой рабочей силы. Иначе говоря, наемные рабочие платят (авансируют) капиталисту за право использования принадлежащих ему средств производства в процессе труда, создают продукт. Если строго следовать требованиям законов товарного производства, то в стоимости созданной продукции капиталисту принадлежит перенесенная на этот продукт стоимость сырья и материалов, а также амортизационные отчисления зданий, сооружения и оборудования (то есть сохраненный овеществленный труд), а вся дополнительно созданная стоимость принадлежит наемным работникам. При этом продукт труда должен быть по праву присвоен наемными работниками, продан ими на рынке, а из вырученных средств наемные работники должны выплатить капиталисту стоимость затраченных предметов труда и компенсировать амортизационные отчисления на средства труда. Строго говоря, если следовать канонам капиталистического производства, то капиталист должен дополнительно заплатить наемным рабочим вознаграждение за авансирование производства (предоставление рабочей силы в кредит) в размере не меньше среднего банковского процента.

Следовательно, «… продавца надувают…». Мало того, что наемный рабочий сохраняет капиталисту стоимость принадлежащих ему средств производства, авансирует его своим трудом, осуществляя процесс производства, создает своим трудом продукцию, в которой овеществляется дополнительно созданная этим трудом стоимость, так этот наемный рабочий оказывается должен отдать капиталисту, который никак не участвовал в процессе производства, свою продукцию и основную часть созданной его трудом стоимости, и довольствоваться только так называемой заработной платой, которой хватает в лучшем случае только на восстановление сил для новой работы. Вот «надувают», так «надувают»!

Здания и сооружения, оборудование, сырье и материалы заржавеют, сгниют, испортятся превратятся в металлолом под воздействием физического и морального износа, если не будут использоваться Трудом человека. Только Труд человека позволяет сохранить стоимость средств труда и предметов труда, перенести эту стоимость в созданный Трудом товар. Капиталист, заключая договор найма с рабочим, блефует. Не Капиталист наделяет рабочего средствами производства, а рабочий оживляет этот металлический хлам своим Трудом, сохраняя его стоимость для Капиталиста. И при этом Капиталист имеет наглость вместо благодарности за сохраненную стоимость средств производства беспардонно присваивать основную часть стоимости, созданной Трудом рабочего, которая по всем требованиям подлинно эквивалентного обмена не имеет никакого отношения к Капиталисту и должна полностью принадлежать рабочему. Однако, К. Маркс составил достаточно убедительную на первый взгляд экономическую теорию, в соответствии с которой «прибавочную стоимость» он РАЗРЕШИЛ присваивать капиталисту. Как представляется, это главное «достижение» К. Маркса. Никакого другого результата и не могло быть при использовании Английской политической экономии. Исходя из такой теории, ортодоксальные «марксисты» никогда не могли построить Подлинный Социализм, поскольку в основу социалистической идеологии была положена та же Английская политическая экономия. Как они ни старались, у них все время получался «Капитализм»: это произошло в СССР, в странах бывшего Варшавского договора, и сейчас происходит в Китае. «Экспроприаторов экспроприировали» только для того, чтобы завладеть механизмом присвоения «прибавочной стоимости» в виде прибыли государственных предприятий (одним словом, Государство поменялось местами с Капиталистами) и продолжить экономическую жизнь государства по тем же по сути капиталистическим канонам, позволяющим присваивать результаты чужого труда на «законных» основаниях в нарушение элементарных норм справедливости и эквивалентного обмена.

К. Маркс с помощью «прибавочной стоимости» заложил фундаментальное противоречие в развитие не только социалистической, но и капиталистической экономики, которое только теперь, спустя полтора столетия, стало всем очевидно на фоне мирового кризиса. Неэквивалентность обмена за счет допустимости ростовщичества и спекуляции, эксплуатации чужого труда разрушила капиталистическую экономику изнутри, превратила ее в уродливый абсурд. На начальной стадии развития Капитализма, пока доля доходов ростовщиков и спекулянтов была незначительной, неэквивалентность обмена не очень сильно мешала развитию реального сектора экономики. Фиктивный и банковский капиталы, как олицетворение спекуляции и ростовщичества, были незначительны и темпы их роста были сопоставимы с ростом доходов промышленности, сельского хозяйства и других отраслей экономики. Постепенно возможности быстрого обогащения за счет ростовщичества и спекуляции (в частности, на биржах) становились все более очевидными, и жажда наживы лишала многих достойных представителей реального сектора экономики какой бы то ни было возможности продолжать свой бизнес. Те, кто оставался верен производству, разорялись из-за относительно низких доходов и высоких процентов за кредиты, а те, кто уходил на финансовый рынок, в реальную экономику уже не возвращался из-за головокружительных доходов или полного разорения.

Капиталистическая экономика, основанная на ростовщичестве и спекуляции, — это казино, игорный бизнес, в котором основной тон задают те игроки, которые за счет величины капитала, владения средствами массовой информации способны формировать «ожидания рынка». В такой структуре экономики, в которой все меньше производится и все больше продается и покупается, то есть распределяется и перераспределяется, неизбежен коллапс. Очевидно, что такое развитие экономики ведет в тупик. При этом неверно считать нынешний кризис объективным (независимым от воли и сознания людей). Подобные кризисы — это рукотворный механизм, обеспечивающий оперативное жесткое изъятие (перераспределение) средств Трудящихся, имеющихся в государственном бюджете, в семейных бюджетах, в пользу Нетрудящихся, занимающихся спекуляцией и ростовщичеством (механизм перераспределения имеющихся в экономике денежных средств из сферы производства в сферу обращения за счет неэквивалентного обмена). Кризис — это самый мощный «насос», обеспечивающий принудительную передачу денег, который только могла придумать Нетрудящаяся часть человечества для наглого обворовывания Трудящихся в современных условиях, поддержанный государством на законодательном уровне. Выражаясь современным языком, «кризис — это механизм фиксации доходов спекулянтами и ростовщиками». Это подтверждается тем, каким образом правительства разных стран пытаются преодолеть этот кризис. Деньги в больших объемах предоставляются не производственным фирмам, а банкам. То есть государство пытается за счет средств налогоплательщиков компенсировать потери не производителям, а спекулянтам, которые «заигрались» на биржах. Сейчас настал выбор: либо спасать производство и основную массу населения, работающую на этих предприятиях, либо за их счет удовлетворять запросы спекулянтов на их право быстро обогащаться. Спекулянты и ростовщики сами довели ситуацию до абсурда. Альтернатива достаточно очевидна. И середины, половинчатости здесь быть не может. Исторический опыт уже показал, чем заканчивается согласие общества хотя бы на малейшую допустимость спекуляции и ростовщичества. Человечество может выжить только в том случае, если на законодательном уровне будут запрещены спекуляция, ростовщичество и любое право на присвоение результатов чужого труда с жесточайшей уголовной ответственностью за нарушение этого запрета. Спекулянты и ростовщики должны превратиться в презренных и порицаемых людей: группа Нетрудящиеся наконец-то должна переместится в группу Криминал.

Вернемся к основной теме анализа данной главы. Достаточно подробно, добросовестно и откровенно анализируется К. Марксом в третьем томе «Капитала» разделение труда между промышленным и торговым капиталом, между сферой производства и сферой обращения. При этом особое внимание уделяется ростовщичеству, как движущему механизму, обеспечивающему неизбежность перехода к капиталистическому способу производства. Нет необходимости пересказывать логику К. Маркса, предоставим ему слово:

«… В Древнем Риме со времени последних лет существования республики, где мануфактура стояла гораздо ниже среднего уровня развития в античном мире, купеческий капитал, денежно-торговый капитал и ростовщический капитал достигли — в пределах античных форм — высшего пункта развития…

…Однако характерные формы существования ростовщического капитала во времена, предшествовавшие капиталистическому способу производства, были две.… Эти две формы следующие: во-первых, ростовщичество путем предоставления денежных ссуд расточительной знати, преимущественно земельным собственникам; во-вторых, ростовщичество путем предоставления денежных ссуд мелким, владеющим условиями своего труда производителям, к числу которых принадлежит ремесленник, но в особенности крестьянин, так как при докапиталистических отношениях, поскольку они вообще допускают существование мелких самостоятельных, индивидуальных производителей, огромное большинство последних составляет класс крестьян.

И то и другое, — как разорение богатых земельных собственников ростовщичеством, так и высасывание соков из мелких производителей, — приводит к образованию и концентрации крупных денежных капиталов…»⁵⁹.

«… Когда ростовщичество римских патрициев окончательно разорило римских плебеев, мелких крестьян, наступил конец этой форме эксплуатации и место мелкокрестьянского хозяйства заняло хозяйство чисто рабовладельческое.…»⁶⁰.

«… Итак, с одной стороны, ростовщичество подрывает и разрушает античное и феодальное богатство и античную и феодальную собственность. С другой стороны, оно подрывает и разоряет мелкокрестьянское и мелкобуржуазное производство, словом, все те формы, при которых производитель еще выступает как собственник своих средств производства.…»⁶¹.

Обращаю Внимание читателя на то, что ростовщичество — это не какой-то противоречивый процесс, который, с одной стороны, имеет положительные оценки, а, с другой стороны, обладает некоторыми недостатками, а это однозначный однонаправленный механизм разрушения простого товарного производства, эквивалентного обмена, справедливой экономики, механизм монополизации денег, изъятия денег как средства платежа из оборота, создания постоянного дефицита денег для того, чтобы сформировать новый механизм власти на основе владения деньгами, противоестественной власти сферы обращения (посредников, «мальчиков на побегушках») над сферой производства (талантливых профессионалов, специалистов, создающих стоимость, богатство общества), что, в свою очередь позволяет незаконно присваивать львиную долю вновь созданной чужим трудом стоимости. Ростовщичество по определению не могло способствовать развитию производства, укреплять частные хозяйства, оно целенаправленно «… подрывает и разоряет мелкокрестьянское и мелкобуржуазное производство.…». В этом заключается главная задача и предназначение ростовщичества.

Продолжим читать К. Маркса:

«… При капиталистическом производстве ростовщичество уже не может отделять условия производства от производителя, потому что они уже отделены.… Ростовщичество не изменяет способ производства, но присасывается к нему как паразит и доводит его до жалкого состояния. Оно высасывает его, истощает и приводит к тому, что воспроизводство совершается при все более скверных условиях. Отсюда народная ненависть к ростовщикам, особенно сильная в античном мире, где собственность производителя на условия его производства являлась в то же время основой политических отношений, основой самостоятельности граждан….»⁶².

«… Достаточно, чтобы у мелкого крестьянина пала корова, и он уже не в состоянии снова начать воспроизводство в своем хозяйстве в прежних размерах. Следовательно, он попадает в руки ростовщика и, раз попав к нему, никогда уже более не освободится…»⁶³.

«… Но то же самое ростовщичество становится главным средством дальнейшего развития потребности в деньгах как средстве платежа, все усиливая и усиливая задолженность производителя, ростовщичество лишает его обычных средств платежа, так как для него из-за тяжести одних только процентов становится невозможным регулярное воспроизводство….»⁶⁴.

А была ли у человечества хоть какая-то возможность защититься от ростовщичества? Безусловно была и не одна.

Во-первых, важным условием защиты экономики страны от ростовщичества была высокая эффективность развития производства, находящегося в собственности самих производителей. Как отмечал К. Маркс, «…Ростовщик не знает поэтому никаких границ кроме дееспособности или способности к сопротивлению лиц, нуждающихся в деньгах…»⁶⁵. Если бы люди, подобные П. Столыпину, не «ломали через колено» собственную страну, заставляя ее подчиниться ростовщичеству, а содействовали бы развитию артельной формы хозяйствования, предоставляя деньги экономике на беспроцентной основе, то судьба страны была бы совсем другой.

Во-вторых, любое государство могло бы (и должно было) содействовать развитию банковского дела, работающего не на ростовщических принципах (как это имело место повсеместно, кроме некоторых исламских государств), а на беспроцентной основе (как в исламских государствах). К. Маркс отмечал эту особенность реакции общества на активизацию ростовщичества: «… Развитие кредитного дела совершается как реакция против ростовщичества…»⁶⁶.

«…В течение всего XVIII века громко раздаются голоса, — и законодательство действует в том же направлении, — требующие, ссылаясь на пример Голландии, насильственного понижения процентной ставки с той целью, чтобы капитал, приносящий проценты, подчинить торговому и промышленному капиталу, а не наоборот…

…Эта яростная борьба с ростовщичеством, эти требования подчинить капитал, приносящий проценты, промышленному капиталу являются лишь предвестниками органических образований, осуществивших эти условия капиталистического производства в форме современного банковского дела, которое, с одной стороны, лишает ростовщический капитал его монополии, концентрируя и выбрасывая на денежный рынок все бездействующие денежные резервы, с другой стороны, ограничивает самое монополию благородных металлов путем создания кредитных денег.

В последнюю треть XVII и в начале XVIII века во всех английских сочинениях о банковском деле мы найдем такие же, как и у Чайлда, нападки на ростовщичество, требование эмансипировать от ростовщичества торговлю, промышленность и государство. Наряду с этим — колоссальные иллюзии насчет чудотворного влияния кредита, демонополизации благородных металлов, замещения их бумажными деньгами и т. п….»⁶⁷.

В третьих, важную роль в недопущении ростовщичества могла сыграть церковь, в соответствии с основными канонами которой ростовщичество — смертный грех. Однако эта борьба с запретом процентов приобретала такие причудливые формы, что, с одной стороны, соблюдались внешние атрибуты запретов, а, с другой стороны, продолжало процветать ростовщичество, с помощью которого происходило увеличение церковного имущества. Дискуссия между «стяжателями» и «нестяжателями» в Православной церкви, как известно, завершилась в пользу «стяжателей» и последствия этой, на первый взгляд, внутрицерковной дискуссии оказались очень тяжелыми для прихожан и мирской жизни в отличие от церкви, которая за счет этого только обогатилась. Вот пример христианской церкви, который приводит по этой теме К. Маркс⁶⁸:

«… ВЫГОДЫ ДЛЯ ЦЕРКВИ ОТ ЗАПРЕЩЕНИЯ ПРОЦЕНТА

«Взимать проценты церковь запретила; но она не запрещала продавать имущество, чтобы помочь себе в случае нужды; не запрещала даже отдавать заимодавцу это имущество на определенный срок до уплаты долга, чтобы последний мог располагать этим имуществом как обеспечением долга, а также, пользуясь им, мог, пока оно в его руках, получать вознаграждение за отданные в ссуду деньги… Сама церковь или принадлежащие к ней коммуны и pia corpora (благочестивые корпорации) извлекали отсюда большую выгоду, особенно во времена крестовых походов. Благодаря этому столь большая часть национального богатства попала во владение так называемой «мертвой руки», тем более, что евреи не могли вести ростовщичество этим способом, так как владение таким прочным залогом нельзя было утаить… Без запрещения процента церкви и монастыри никогда не сосредоточили бы в своих руках таких богатств» (там же, J.G. Busch. «Theoretisch-praktische Darstellung der Handlung etc.». 3. Aufl., Band II, Hamburg, 1808, S. 233, стр. 55).…».

По всем трем вышеуказанным направлениям вроде бы было организовано противодействие ростовщичеству. Самым слабым звеном в этой системе является первый элемент: внутренние резервы и возможности сопротивления самих Свободных Трудящихся, располагающих собственными средствами производства, зажиточность этих людей, их финансовые резервы, наличие у них достаточного количества временно свободных денежных средств, которое позволяет в трудные времена не обращаться к ростовщику или в банк за заемными средствами, а обходиться собственными резервами денежных средств «на черный день». К сожалению возможности таких резервов в значительной степени зависят не от самих Свободных Трудящихся, а от государственной политики. Переход любого государства к Капитализму в обязательном порядке начинается с искусственного целенаправленного процесса обнищания основной массы Свободных Трудящихся, формирования широких слоев рабочего класса, лишенного собственных средств производства и не имеющего ничего, кроме способности трудиться («гол как сокол»). Иными словами государственная политика перехода к Капитализму предполагает разорение Свободных Трудящихся. В этих условиях очевидным образом создается благодатная почва для ростовщичества и прочих разновидностей воровства, пользующихся беззащитностью основной массы населения.

Что касается второго направления противодействия ростовщичеству с помощью кредитов банковской системы, то потенциал этого механизма также не безграничен. Борьба с ростовщичеством с помощью кредитов, предоставляемых под процент (пусть даже под гораздо меньшую величину процента, но с сохранением самого процента, а не на беспроцентной основе) — это не уничтожение ростовщичества как разрушительного явления, а перехват у него инициативы, конкурентная борьба с элементами демпинга для того, чтобы не только ростовщикам, но и банкирам наживаться на уничтожении экономики с помощью процентов на кредитные ресурсы. Еще раз обращаю внимание читателя: банки располагают не просто деньгами, а, как выразился К. Маркс «бездействующими денежными резервами». Аккумулировать временно свободные денежные средства и находить им применение в сфере промышленности или торговли — основа банковского дела. Если кредитные ресурсы — это деньги, которым НЕ НАШЛОСЬ ПРИМЕНЕНИЯ у их владельцев, то эти деньги не могли принести доход их владельцу в течение всего срока их временной свободы. Поэтому было бы справедливо, если бы эти временно свободные средства, были на беспроцентной основе предоставлены в кредит тому, кто найдет им применение. К сожалению, корыстные интересы возобладали по отношению к государственным интересам и борьба с ростовщичеством свелась в итоге к разделению сфер влияния и к распределению уворованного у населения процентного дохода, что можно в итоге считать не борьбой с ростовщичеством, а развитием и совершенствованием ростовщичества, содействием разнообразным новым формам его существования.

К сожалению, третье направление борьбы с ростовщичеством также не добилось успехов. Церковь во многих странах мира (кроме некоторых исламских государств) оказалась не на высоте, формально симулируя (для видимости) борьбу с ростовщичеством, фактически пользовалась этими же методами в завуалированной форме для своего обогащения, конкурируя с ростовщиками.

Указанные три потенциальные силы (Свободные Трудящиеся, Государство, а также Церковь) до сих пор имеют в себе достаточно сил для борьбы с ростовщичеством. Их согласованные искренние действия и сейчас могут уничтожить ростовщичество как разрушительное экономическое явление. Все зависит от политической воли светской и церковной власти в стране, поскольку Трудящиеся давно готовы к предложенным преобразованиям.

Вспомните, каким образом был решен этот вопрос в «Республике ШКИД» (либо Вы читали повесть «Республика ШКИД» Л. Пантелеева, либо видели одноименный фильм по этой повести). Напомню, что в школе-коммуне для бывших беспризорников на заре советской власти в СССР (в начале прошлого века) один из воспитанников организовал ростовщичество хлебом — главным богатством школы-коммуны. Голод вынуждает младших неопытных воспитанников брать пайку хлеба взаймы с условием возврата двойной пайки на следующий день. С помощью ростовщичества этот воспитанник обращает в рабство почти всех подростков, монополизировав практически весь запас хлеба в школе. За счет части излишков хлеба новоявленный ростовщик подкупает часть старшеклассников в качестве своей «крыши». Другую часть хлеба, отнятую у воспитанников ростовщическими методами, он продает за пределы колонии за деньги. Воспитатели колонии почувствовали неладное, поскольку при прежних нормах получения хлеба все больше детей оставалось голодными, но не успели разобраться в чем дело. Решение оказалось очень простым: взрослые воспитанники, не ангажированные ростовщиком, «сделали ему физическое замечание», отменили все обязательства по хлебу и вновь стали поровну раздавать хлеб всем воспитанникам. Это сделали сами воспитанники, проблема по существу не дошла до уровня воспитателей. Ростовщичества не может быть много или мало, его вообще в принципе не должно быть.

А что происходит сейчас в нашей стране? Руководитель высокого уровня встречается с рабочими на заводе. Ему задают вопрос о том, когда же будет возможность на их мизерную зарплату купить жилье по ипотеке, если проценты превышают 12% годовых. Руководитель вместо того, чтобы пресечь в корне это надругательство над здравым смыслом, начинает рассуждать о текущей рыночной конъюнктуре, о ключевой ставке Центрального банка, об уровне процентов по привлечению банковских ресурсов. Обещает посоветоваться с банковским сообществом и посодействовать снижению процентной ставки, а рабочим остаётся только одно: терпеть и жить дальше без квартиры и без надежды на ее получение.

Перенесите эту ситуацию в «республику ШКИД». Представьте себе, что случай с ростовщичеством хлебом стал бы известен директору школы-коммуны. Директор, вместо того, чтобы в корне прекратить это безобразие, стал бы, подобно вышеуказанному руководителю, объяснять воспитанникам, что спрос на хлеб существенно превышает его предложение, что обуславливает высокую процентную ставку на каждый заимствованный кусок хлеба. Сделка по заимствованию хлеба в каждом отдельном случае совершалась добровольно и потому является законной и подлежащей исполнению. Необходимо подождать годик-другой, когда будет хороший урожай зерна, что может привести через несколько лет к росту предложения хлеба и соответственно к снижению безобразно высоких ставок процентов на хлеб. Директор дал бы обещание провести переговоры с ростовщическим сообществом воспитанников школы на принципах челночной дипломатии о возможном (хотя бы кратковременном) снижении текущих процентных ставок на хлеб. А воспитанникам-должникам оставалось бы только пухнуть от голода и переходить в рабство к ростовщику в обмен на погашение долгов.

Представили себе эту картину: детей, голодающих по прихоти наглого вора, и Вас не покоробило, сердце ни ёкнуло? А чем эта ситуация отличается от положения рабочих, не имеющих возможности завести семью из-за отсутствия квартиры по прихоти ростовщиков? Странная беспомощность руководства, имеющего достаточные полномочия для принятия решения об отмене процентов на привлечение и размещение временно свободных денежных средств в банках, поскольку эмиссия и распоряжение денежными средствами является исключительным монопольным правом государства и никто не имеет права превращать деньги в товар. Ростовщичество (равно как и спекуляция, эксплуатация чужого труда) — это тягчайшее экономическое преступление, которое должны быть наказуемо и искоренено, которое должно считаться недопустимым в принципе, вообще ни в каком виде и ни в каком объеме. Таковы принципы Русской политической экономии.

Как отмечалось выше, К. Маркс начинал свой анализ с изучения категории «товар». При этом ключевым являлось не то, что именно производится, а то, что, что бы ни производилось, это создается для продажи (точнее — для неэквивалентного обмена, позволяющего перераспределить в пользу владельца капитала часть созданной чужим трудом стоимости). Если бы обмен был на всех стадиях и для всех участников эквивалентным, то не было бы источника для получения открытой К. Марксом «прибавочной стоимости». В параграфе 1 четвертой главы второго отдела первого тома «Капитала» К. Маркс отмечает, что «в капитале, приносящем проценты, обращение Д — Т — Д» представлено в сокращенном виде, в своем результате без посредствующего звена,…как Д — Д», как деньги, которые равны большему количеству денег, как стоимость, которая больше самой себя»⁶⁹.

Источник такого прироста капитала — классическое ростовщичество, спекуляция (или неэквивалентный обмен). Если сосед одолжил у Вас, уважаемый читатель, коробок спичек для газовой плиты, или пачку соли, то через несколько дней этот сосед вернет Вам такой же новый коробок спичек, новую полную пачку соли. При этом у Вас не появится желания требовать от соседа дополнительно шесть спичек, ложку соли в качестве «процентов за кредит». Если у Вас есть три коробка спичек, две пачки соли, то один коробок спичек, одна пачка соли являются свободными на определенный период времени вещами (вещами, потребность в которых на указанный срок не будет Вами востребована). Вы готовы поделиться с соседом временно ненужными Вам вещами с условием их возврата в целости и сохранности в установленный срок. К моменту возврата Вам всех этих вещей у Вас могут закончиться спички, соль. Возврат вещей в целости и сохранности полностью исчерпывает имущественные взаимоотношения между Вами и Вашим соседом. Ключевым в этих отношениях является следующее: указанные вещи у Вас временно свободны; в течение оговоренного срока все вещи в целости и сохранности в полном объеме возвращаются Вам.

В. Петти в Главе V «О проценте» своего «Трактата о налогах и сборах» отмечает, что «я не вижу оснований к тому, чтобы брать или давать процент или мзду за какую-нибудь вещь, которую мы можем несомненно получить обратно по первому нашему требованию. С другой стороны, я не вижу оснований и к тому, чтобы стыдиться процента в том случае, когда даются в ссуду деньги или другие оцениваемые в деньгах предметы необходимости с обязательством уплаты в тот срок и в том месте, которые изберет должник, так как кредитор не может получить обратно свои деньги, когда и где он того пожелает. Поэтому, если кто ссужает свои деньги на условии, что он не может потребовать их обратно до наступления известного срока, как бы он сам ни нуждался в течение этого времени, он несомненно может получить компенсацию за это неудобство, которое он создает для самого себя. Это возмещение и есть то, что обычно называют процентом»⁷⁰.

Понятно, что В. Петти был в определенном смысле слова «вынужден» как-то «объяснить» правомерность взимания процентов, поскольку для него это была своего рода «экономическая данность». Теперь, когда человечество имеет опыт разных экономических типов отношений (как с взиманием процентов, так и без оных), можно более объективно взглянуть на предложенную систему «объяснения» возможности существования процента. В отличие от В. Петти, представляется, что есть основания для того, чтобы «стыдиться процента». Не имеет значения, возвращается ли в неудобный срок вещь, или деньги. Такое обоснование процента представляется более чем наивным.

Деньги от других товаров и вещей ничем не отличаются, деньги — это один из видов товаров с одной только особенностью — деньги выполняют функцию меры стоимости. Мера стоимости никогда не может быть больше самой величины стоимости, независимо от уровня «стыдливости» аналитика.

Деньги также могут быть временно свободными (ненужными хозяину в течение определенного периода времени). Для хозяина эти деньги ничего бы не принесли, не добавили бы, а просто находились бы вне оборота. Деньги просто лежали бы без дела. Поэтому, если хозяин денег временно передаст эти деньги на оговоренный срок другому лицу, которое по истечении оговоренного периода времени вернет ту же сумму денег их хозяину в целости и сохранности, то для хозяина денег ничего не поменяется. Количество денег, имеющееся в распоряжении их хозяина, независимо от того, давал он деньги в долг, или не давал, не изменится. Это ключевое правило эквивалентного обмена, что подтверждает справедливость беспроцентных отношений между хозяином денег и заемщиком.

К. Маркс, в отличие от В. Петти, подошел к обоснованию якобы неизбежности появления процента на капитал более тщательно. Он оставил эту «псевдотеоретическую головоломку» на десерт (в третий том «Капитала»), видимо, душа не очень-то лежала к той логической схеме, которую он в итоге вынужден был использовать. Собственно, К. Маркс, строго говоря, и не закончил эту работу. Завершал написание третьего тома Ф. Энгельс, используя черновики К. Маркса. В дискуссии будем полемизировать с К. Марксом, как основным автором этого подхода к обоснованию необходимости процента.

Начинает он традиционно:

«… капиталистический процесс производства, рассматриваемый в целом, есть единство процесса производства и обращения…»⁷¹.

Затем начинается аккуратный процесс постепенного «передергивания» и подтасовок, призванный якобы доказать, что вновь созданная в процессе производства стоимость — это не результат, порожденный исключительно трудом (помните рассуждения об особенности потребительной стоимости рабочей силы, покупаемой капиталистом, заключающейся в способности создавать стоимость, большую чем стоит сама рабочая сила), а плод всего авансированного капитала:

«… прибавочная стоимость представляет собой прежде всего избыток стоимости товара над издержками его производства.… избыток стоимости представляет собой прирост стоимости капитала, израсходованного на производство товара и возвращающегося из обращения этого товара.…

…Однако прибавочная стоимость составляет прирост не только к той части авансированного капитала, которая входит в процесс образования стоимости, но и к той части, которая не входит в него; следовательно, — прирост стоимости не только к тому израсходованному капиталу, который возмещается из цены производства товара, но и вообще ко всему капиталу, вложенному в производство….»⁷².

Уже на этой стадии анализа следовало бы автора «схватить за руку» и уличить в недобросовестности логических построений. Однако продолжим. Для чего К. Марксу понадобилась эта словесная эквилибристика? Для того, чтобы обосновать некую тождественность прибавочной стоимости и прибыли, оторвать прибавочную стоимость от источника своего происхождения (труда) и приравнять ее к прибыли как разнице между выручкой от реализации продукции и издержками производства:

«Прибавочная стоимость, представленная как порождение всего авансированного капитала, приобретает превращенную форму прибыли…»⁷³.

«… реализуемый при продаже товара избыток стоимости, или прибавочная стоимость, представляется капиталисту избытком продажной цены товара над его стоимостью, а не избытком его стоимости над издержками его производства, так что выходит, будто прибавочная стоимость, заключающаяся в товаре, не реализуется посредством его продажи, а возникает из самой продажи…»⁷⁴.

«… Если норма прибавочной стоимости известна и величина ее дана, то норма прибыли выражает не что иное, как то, что она есть в действительности: иное измерение прибавочной стоимости, измерение ее стоимостью всего капитала, а не стоимостью той части капитала, из которой и при помощи обмена которой на труд она непосредственно возникает…»⁷⁵.

«… Поэтому, хотя норма прибыли в числовом выражении отлична от нормы прибавочной стоимости, между тем как прибавочная стоимость и прибыль представляют в действительности одно и то же и равны также в числовом выражении, тем не менее прибыль есть превращенная форма прибавочной стоимости, форма, в которой ее происхождение и тайна ее бытия замаскированы и скрыты….»⁷⁶.

Но и это не является конечной целью теоретического словоблудия. Это только начальный этап, подготовка перехода к гораздо более важной теме: попытке обоснования необходимости (может быть, если удастся, даже объективной необходимости) и неизбежности существования процента на вложенный капитал. Решение такой задачи куда более ценно, чем открытие прибавочной стоимости. Но это и гораздо труднее. Этой цели подчинен практически весь третий том «Капитала» (точнее говоря — весь «Капитал»).

Но не будем отвлекаться от «логики» К. Маркса. Следующий этап — это введение понятий «торговый капитал» и «торговая прибыль»:

«… Чисто купеческие издержки обращения (следовательно, за исключением издержек на отправку, перевозку, хранение и пр.) сводятся к издержкам, необходимым для реализации стоимости товара, для превращения ее из товара в деньги или из денег в товар, для опосредствования обмена между ними.…»⁷⁷.

«… Все такие издержки делаются не при производстве потребительной стоимости товара, а при реализации его стоимости; они суть чистые издержки обращения. Они входят не в непосредственный процесс производства, а в процесс обращения, а потому в совокупный процесс воспроизводства…»⁷⁸.

«…Лишь посредством своей функции — реализации стоимостей — торговый капитал функционирует в процессе воспроизводства как капитал, а потому как функционирующий капитал извлекает долю прибавочной стоимости, произведенной всем капиталом…

…Подобно тому, как неоплаченный труд рабочего непосредственно создает для производительного капитала прибавочную стоимость, неоплаченный труд торговых наемных рабочих создает для торгового капитала участие в этой прибавочной стоимости…»⁷⁹.

Теперь К. Маркс переходит непосредственно к обоснованию якобы неизбежности использования человечеством процентов в своей экономической и хозяйственной жизни:

«…При первом рассмотрении общей или средней нормы прибыли (отдел II этой книги) эта последняя не выступала еще перед нами в своем законченном виде, так как выравнивание прибылей представлялось еще просто выравниванием промышленных капиталов, вложенных в различные сферы производства. Это рассмотрение было дополнено в предыдущем отделе, где исследовались участие торгового капитала в этом выравнивании и торговая прибыль. Общая норма прибыли и средняя прибыль предстали теперь в более узких границах, чем прежде.…А так как норма эта теперь одинакова для промышленного и для торгового капитала, то, поскольку речь идет только об этой средней прибыли, нет также необходимости впредь делать различие между промышленной и торговой прибылью. Независимо от того, вложен ли капитал в сферу производства как промышленный капитал или в сферу обращения как торговый капитал, он приносит pro rata (соответственно) своей величине одну и ту же годовую среднюю прибыль…»⁸⁰.

«…До сих пор мы рассматривали только движение ссудного капитала между его собственником и промышленным капиталистом. Теперь нам предстоит исследовать процент.

Кредитор расходует свои деньги как капитал; сумма стоимости, которую он отчуждает другому лицу, есть капитал и потому возвращается к нему обратно. Но простое возвращение к нему ссуженной суммы стоимости было бы не возвращением ее как капитала, а просто возвращением ссуженной суммы стоимости.…»⁸¹.

«… То, что действительно отчуждается от продавца, а потому переходит в сферу индивидуального или производительного потребления покупателя, — это потребительная стоимость товара, товар как потребительная стоимость.

Что же это за потребительная стоимость, которую денежный капиталист отчуждает на время ссуды и передает промышленному капиталисту, заемщику? Это — потребительная стоимость, которую деньги имеют благодаря тому, что они могут быть превращены в капитал, могут функционировать как капитал и что поэтому они сверх того, что сохраняют свою первоначальную величину стоимости, производят в своем движении определенную прибавочную стоимость, среднюю прибыль (то, что превышает или стоит ниже ее, представляется здесь случайностью). У остальных же товаров потребительная стоимость в конце концов потребляется, при этом исчезает субстанция товара, а с ней и его стоимость. Товар-капитал, напротив, обладает той особенностью, что благодаря потреблению его потребительной стоимости его стоимость и потребительная стоимость не только сохраняются, но еще и увеличиваются.

Эту-то потребительную стоимость денег как капитала — способность производить среднюю прибыль — и отчуждает денежный капиталист промышленному капиталисту на то время, на которое он передает этому последнему право распоряжаться ссудным капиталом…»⁸².

«… Процент, как мы это видели в двух предыдущих главах, появляется первоначально, есть первоначально и остается в действительности не чем иным, как той частью прибыли, т.е. прибавочной стоимости, которую функционирующий капиталист, промышленник или купец, поскольку он применяет не собственный, а взятый в ссуду капитал, должен выплатить собственнику и кредитору этого капитала. Если капиталист применяет только собственный капитал, то такого деления прибыли не происходит; эта последняя целиком принадлежит ему. В самом деле, раз собственники капитала сами же применяют его в процессе воспроизводства, они не принимают участия в конкуренции, определяющей ставку процента, и уже в этом сказывается, насколько категория процента, невозможная без определения ставки процента, сама по себе чужда движению промышленного капитала….»⁸³.

«… Теперь возникает вопрос: каким образом это чисто количественное деление прибыли на чистую прибыль и процент переходит в качественное? Другими словами, каким образом капиталист, применяющий лишь собственный, а не заемный капитал, тоже относит часть своей валовой прибыли в особую категорию процента и особо исчисляет его как таковой? И, далее, каким образом в связи с этим всякий капитал, — заемный или нет, — как капитал, приносящий проценты, отличается от себя самого как приносящего чистую прибыль?

Известно, что не всякое случайное количественное деление прибыли такого рода превращается в качественное. Например, несколько промышленных капиталистов объединяются для ведения предприятия и затем распределяют между собой прибыль согласно юридически закрепленному договору. Другие ведут свое предприятие самостоятельно, без компаньонов. Эти другие не исчисляют своей прибыли по двум категориям, одну часть как индивидуальную прибыль, другую как прибыль компании для несуществующих компаньонов. Следовательно, в этом случае количественное деление не превращается в качественное…»⁸⁴.

«… Капиталист, работающий с собственным капиталом, точно так же, как тот, который работает с заемным капиталом, делит свою валовую прибыль на процент, который полагается ему как собственнику, как кредитору, ссудившему свой собственный капитал самому себе, и на предпринимательский доход, причитающийся ему как активному, функционирующему капиталисту…

…Теперь очень ясными становятся причины, благодаря которым это деление валовой прибыли на процент и предпринимательский доход, раз оно сделалось качественным, сохраняет этот характер качественного деления для всего капитала и для всего класса капиталистов.

Во-первых: это вытекает уже из того простого эмпирического обстоятельства, что большинство промышленных капиталистов, хотя и в различной мере, работает при помощи как собственного, так и заемного капитала и что отношение между собственным и заемным капиталом в различные периоды изменяется.

Во-вторых: превращение одной части валовой прибыли в форму процента превращает другую ее часть в предпринимательский доход. В самом деле, этот последний есть лишь та противоположная форма, которую принимает избыток валовой прибыли над процентом, когда процент существует как особая категория.… Но капитал, приносящий проценты, исторически существует как готовая, старинная форма, а потому и процент как готовая форма прибавочной стоимости, произведенной капиталом, существует уже задолго до появления капиталистического способа производства и соответствующих ему представлений о капитале и прибыли…

…В-третьих: работает ли промышленный капиталист с собственным капиталом, это ничего не изменяет в том обстоятельстве, что ему противостоит класс денежных капиталистов как особый вид капиталистов, денежный капитал как самостоятельный вид капитала и процент как соответствующая этому особому капиталу самостоятельная форма прибавочной стоимости.

Качественно процент есть прибавочная стоимость, которую доставляет просто собственность на капитал, которую капитал приносит сам по себе, хотя его собственник остается вне процесса воспроизводства, которую капитал, следовательно, дает обособленно от своего процесса.

Количественно часть прибыли, образующая процент, представляется так, как будто она связана не с промышленным и торговым капиталом как таковым, а с денежным капиталом, и норма этой части прибавочной стоимости, норма процента, или ставка процента, закрепляет такое отношение. Потому что, во-первых, ставка процента — несмотря на свою зависимость от общей нормы прибыли — определяется самостоятельно, и, во-вторых, подобно рыночной цене товаров, она, в противоположность неуловимой норме прибыли, выступает как устойчивое, при всех переменах единообразное, очевидное и всегда данное отношение…»⁸⁵.

«…Еще большей нелепостью будет предполагать, что на основе капиталистического способа производства капитал может приносить процент, не функционируя как производительный капитал, т.е. не создавая прибавочной стоимости, частью которой и является процент, что капиталистический способ производства может совершать свой путь без капиталистического производства. Если бы непомерно большая часть капиталистов захотела превратить свой капитал в денежный капитал, то следствием этого было бы чрезмерное обесценение денежного капитала и чрезвычайное падение ставки процента; многие немедленно оказались бы не в состоянии жить на свои проценты и таким образом были бы вынуждены снова превратиться в промышленных капиталистов.… Поэтому, даже хозяйствуя с собственным капиталом, он необходимо рассматривает ту часть своей средней прибыли, которая равна среднему проценту, как продукт своего капитала как такового, получающийся независимо от процесса производства; и в противоположность этой части, обособившейся в виде процента, он рассматривает избыток валовой прибыли над процентом просто как предпринимательский доход….»⁸⁶.

«…Следовательно, процент есть лишь выражение того, что стоимость вообще, — овеществленный труд в его всеобщей форме, — стоимость, принимающая в действительном процессе производства вид средств производства, противостоит живой рабочей силе как самостоятельная сила и является средством присвоения неоплаченного труда; и что такой силой она является благодаря тому, что противостоит рабочему как чужая собственность. Но, с другой стороны, в форме процента эта противоположность наемному труду стирается, потому что приносящий проценты капитал как таковой находит свою противоположность не в наемном труде, а в функционирующем капитале; капиталист-кредитор как таковой прямо противостоит действительно функционирующему в процессе воспроизводства капиталисту, а не наемному рабочему, у которого именно на основе капиталистического производства экспроприированы средства производства. Приносящий проценты капитал — это капитал как собственность в противоположность капиталу как функции. Но пока капитал не функционирует, он не эксплуатирует рабочих и не вступает в антагонизм с трудом.

С другой стороны, предпринимательский доход составляет противоположность не наемному труду, а лишь проценту…»⁸⁷.

«…Процент есть отношение между двумя капиталистами, а не между капиталистом и рабочим…»⁸⁸.

«… В капитале, приносящем проценты, капиталистическое отношение достигает своей наиболее внешней и фетишистской формы. Мы имеем здесь перед собой Д — Д», деньги, которые производят большее количество денег, имеем самовозрастающую стоимость без процесса, опосредствующего два крайних пункта…

…Капитал есть отношение величин, отношение его как основной суммы, как данной стоимости к себе самой, как к самовозрастающей стоимости, как к такой основной сумме, которая произвела прибавочную стоимость…

…Как в случае с рабочей силой, потребительной стоимостью денег становится здесь способность создавать стоимость, большую стоимость, чем та, которая заключается в них самих… Создавать стоимость, приносить проценты является их свойством совершенно так же, как свойством грушевого дерева — приносить груши. Как такую приносящую проценты вещь, кредитор и продает свои деньги. Но этого мало. Как мы видели, даже действительно функционирующий капитал представляется таким образом, как будто он приносит процент не как функционирующий капитал, а как капитал сам по себе, как денежный капитал.

Переворачивается и следующее отношение: процент, являющийся не чем иным, как лишь частью прибыли, т.е. прибавочной стоимости, которую функционирующий капиталист выжимает из рабочего, представляется теперь, наоборот, как собственный продукт капитала, как нечто первоначальное, а прибыль, превратившаяся теперь в форму предпринимательского дохода, — просто как всего лишь добавок, придаток, присоединяющийся в процессе воспроизводства. Здесь фетишистская форма капитала и представление о капитале-фетише получают свое завершение. В Д — Д» мы имеем иррациональную форму капитала, высшую степень искажения и овеществления производственных отношений; форму капитала, приносящего проценты, простую форму капитала, в которой он является предпосылкой своего собственного процесса воспроизводства; перед нами способность денег, соответственно товара, увеличивать свою собственную стоимость независимо от воспроизводства, т.е. перед нами мистификация капитала в самой яркой форме….»⁸⁹.

Вытирая пот после всей этой череды якобы логичных построений, К. Маркс явно удивился результатам своих трудов. Обосновывая якобы объективность существования процентов, он пришел к «иррациональной форме капитала», к «мистификации капитала в самой яркой форме». И все это только потому, что в псевдологичной цепочке рассуждений К. Маркса помимо «промышленного капитала», «торгового капитала», «купеческого капитала» появляется вроде бы как само собой разумеющееся «денежный капитал». А вот это уже за рамками всякого приличия и добросовестности. Нет такого капитала и быть не может. Деньги — это специфический товар, выполняющий ряд функций в сфере обращения, в частности, функции меры стоимости, средства платежа, сокровищ. Функцию «капитала» деньги не могут и не должны выполнять. Деньги не могут в принципе принимать участие в процессе производства, т.е. там, где создается стоимость. Деньги — это важный инструмент сферы обращения, обслуживающий товарооборот, обеспечивающий его бесперебойность, эквивалентность обмена. Деньги принадлежат только государству, должны обслуживать интересы только государства. Деньги — это монопольный инструмент государства. Только государство вправе эмитировать (выпускать в обращение) денежные знаки, какими бы они ни были (из драгоценных металлов, из меди, бумажные денежные знаки, денежные суррогаты и т.п.). Любое лицо вправе только хранить деньги в виде сокровищ или использовать деньги как средство платежа при расчетах. Никто не вправе создавать искусственный дефицит денег для того, чтобы потом продавать деньги как товар в виде ссуды, взимая за это вознаграждение в виде процента. Уж тем более никто кроме государства не имеет право создавать (эмитировать) деньги. Это прямое нарушение монопольных прав государства (право эмиссии денежных средств), вмешательство в организацию денежного обращения в стране, которое должно жестоким образом караться. Сущность денег — это предмет отдельного серьезного исследования. Постараемся уделить больше внимания этому вопросу позднее, в этой же главе, а сейчас продолжим обсуждение логики К. Маркса.

Кроме того, хотелось бы обратить внимание читателя еще на одну «нестыковку» в логических построениях К. Маркса. Речь идет о переходе «количественного» разделения валовой прибыли на процент и предпринимательский доход в «качественное». При этом К. Маркс приписывает эту метаморфозу фантазии предпринимателей-собственников средств производства, не пользующихся заемными средствами, которые по непонятным нам причинам разделяют валовой доход на эти две группы. Думается, если бы К. Маркс вместо выдумывания этого странного аргумента, интереса ради вышел бы на улицу и провел социологическое исследование среди встретившихся ему предпринимателей-собственников (не пользующихся заемными средствами), задав им простой вопрос: «На что распадается Ваш валовой доход?». Думается, он получил бы ответы типа «на средства на потребление и на накопление», «часть дохода тратится на водку, а другая — на колбасу», «доход тратится на подарки детям и подарки жене» и т. п. При этом ни один из них никогда бы ни сказал «на процент и на предпринимательский доход» (даже если бы лично знал К. Маркса и за хорошее вознаграждение готов был очень угодить ему своим ответом) просто потому, что они не пользуются заемными средствами и никому не должны платить никакие проценты. Таким образом, нет никаких оснований для «качественного разделения валовой прибыли на процент и предпринимательский доход», поскольку оно существовало только в фантазиях К. Маркса. Следовательно, нет никаких объективных обстоятельств для обоснования необходимости существования процента, поскольку в очередной раз грубо нарушена логика рассуждений в защиту этого тезиса.

Кроме того, непредвзятого читателя должно насторожить отсутствие стоимостного (трудового) источника этого якобы процента. Если даже величина процента будет определяться средней нормой прибыли, а также, если все предприниматели (включая сюда, вопреки здравому смыслу, также предпринимателей-собственников) мысленно делят валовой доход на якобы процент и предпринимательский доход, то в целом во всей экономике получится, что поскольку весь валовой доход равен средней норме прибыли, то предпринимательский доход равен нулю, а весь валовой доход в виде якобы процента получит ростовщик, предоставивший ссуды промышленным капиталистам, которые в свою очередь не получат никакой прибавочной стоимости. Это просто абсурд, нонсенс.

Представим себе еще одну гипотетическую ситуацию (описанную К. Марксом), когда весь капитал является только денежным капиталом и нет вообще промышленного капитала (зачем надрываться и тратить силы на организацию сложного производственного процесса, когда можно все свои производственные активы продать и полученную ликвидность в виде денежного капитала предлагать в качестве ссуды, не утруждая себя более вообще ни чем). Очевидно, что никакого валового дохода в обществе вообще не будет производиться (не будет прибавочной стоимости), а также не будет спроса на денежные средства (не будет искусственного дефицита денежных средств), в результате чего якобы процент будет равен нулю, то есть не будет процента. Денежный капитал — это абсурд. И наоборот, если есть только промышленный капитал и нет так называемого «денежного капитала», то прибавочная стоимость создается в максимально возможном объеме, полностью присваивается промышленными капиталистами, а процента тоже нет.

Как видно из представленного, для обоснования права на взимание якобы процента у К. Маркса нет никаких логичных теоретических оснований. Весь его могучий интеллект, эрудиция и талант (при всей ангажированности и искреннем желании обосновать это экономическое явление) не могут в итоге справиться с поставленной непосильной задачей. И разгадка этого казуса кроется в том, что «… если бы весь капитал находился в руках промышленных капиталистов, то не существовало бы ни процента, ни ставки процента..»⁹⁰. Следовательно, процент появляется в экономической жизни только в связи с искусственным дефицитом денег (количество денег в обращении меньше, чем необходимо для выполнения функции меры стоимости и средства платежа). Государство, как эмитент денежных средств, должно было бы просто наполнить сферу обращения необходимым и достаточным для беспрепятственного товарооборота количеством денежных знаков. Вместо этого, государство через ключевую ставку Центрального банка, через коммерческую банковскую систему пытается само (наряду с ростовщиками) «подзаработать» на дефиците денег, уклоняясь от выполнения одной из своих основных обязанностей. Так что происхождение якобы процента — это искусственный результат действий группы высокопоставленных лиц, превративших государство в «собственную вотчину», а не объективный результат развития человечества. Устранить это уродливое явление (ростовщичество) так же не представляет большой проблемы для наделенных властью людей. Более того, искоренение ростовщичества — это одна из основных обязанностей государства.

Завершая этот важный раздел анализа, обратим внимание читателя еще на один аспект. По ходу построения логической цепочки обоснования якобы объективности взимания процента, К. Маркс как бы между прочим легко перескакивает по ходу анализа от содержания процесса к форме проявления, от стоимости к цене и обратно, «перемешивает» их, взаимно подменяет и «передергивает». В итоге таких манипуляций К. Маркс сообщает, что капитал сохраняет стоимость и создает дополнительную стоимость. Создание стоимости — свойство Труда, а не капитала. Постепенное сохранение стоимости в процессе Труда по мере их износа — свойство средств производства, а не капитала. Подобные «передергивания» недостойны столь выдающегося и талантливого экономиста, как К. Маркс.

Деньги в сфере обращения не могут «самовозрастать», «становиться больше собственной стоимости»: деньги могут только перераспределяться за счет неэквивалентности обмена, основой которой являются ростовщичество и спекуляция.

Если государство выпустило в обращение необходимое для беспрепятственного обращения товаров количество денег, то простое воспроизводство при сохранении эквивалентного обмена может осуществляться бесконечно долго. При этом деньги не «самовозрастают», не «становятся по стоимости больше первоначальной стоимости». Количество денег в обращении не может увеличиться, а может только сократиться в результате физического износа, ветхости банкнот, стирания в обращении металла, из которого изготавливаются монеты. Деньги в экономике подобны маслу в двигателе. Они необходимы для того, чтобы товары пришли в движение, чтобы совершался товарооборот, подобно тому как масло в двигателе необходимо для того, чтобы приводить в движение внутренние механизмы. Но при этом никому не приходит в голову, что двигатель — это механизм по изготовлению масла, его приумножению, что в результате работы двигателя масла становится все больше и больше и его надо время от времени отливать из двигателя. Наоборот, масло вытекает через негерметичные прокладки, выгорает и нормальные водители должны периодически доливать масло в двигатель для обеспечения его эффективной работы. При этом, если посчитать законным право некоторых водителей сливать масло из двигателей и использовать его для своих личных целей (например, перепродавать даром доставшееся им масло другим водителям), одновременно обязывая законом других водителей доливать масло в двигатели для их нормальной работы, то может создаться иллюзия, что двигатель действительно является источником масла (дополнительного обогащения) для «избранного круга» водителей (которым это почему-то разрешено на уровне законодательства). В быту это называется воровством, а в экономике аналогичное присвоение результатов чужого труда почему-то называется бизнесом, основанным на ростовщичестве.

Теперь мы немного отвлечемся от собственно производственной сферы и сферы обращения, обслуживающей реализацию товаров, созданных в производственной сфере, которые являются основным объектом анализа Русской политической экономии. Это — реальный сектор экономики. Для того, чтобы оценить масштаб ростовщичества, спекуляции, эксплуатации в современном обществе, выявить их новые формы и механизмы, потребуется совершить небольшую экскурсию в фиктивный сектор экономики, то есть в сферу банковской, биржевой, финансовой деятельности. Иначе говоря, нам нужно посетить «святая святых» Английской политической экономии для того, чтобы в очередной раз убедиться в том, что Эксплуататорская Экономика и Свободная Экономика — это полные антиподы.

Для этого нужно, прежде всего, попытаться определить, что такое деньги, какие виды денег существуют, кто генерирует, создает деньги, какую роль деньги выполняют в экономике? В поиске ответов на эти вопросы нам поможет Уле Бьерг, опубликовавший в 2014 году любопытную книгу «Making money. The Philosophy of Crisis Capitalism», которая вышла в 2018 году в русском переводе по названием «Как делаются деньги? Философия посткредитного капитализма»⁹¹. Доверяя опыту автора, попробуем воспользоваться его терминологией при описании фиктивного сектора экономики. При этом не вызывает возражений сам процесс «хирургического вскрытия пациента под наркозом», который достаточно умело, с некоторой игрой в детективную историю с неясной до конца книги развязкой интриги осуществляет указанный автор. При этом в качестве «пациента» понимается именно фиктивный сектор экономики. На базе этого «хирургического вскрытия» попытаемся сделать собственные выводы и обобщения. Всем, кого заинтересует более детальный анализ этой сферы, потребуется более внимательное знакомство с этим произведением.

Итак, что такое деньги? У. Бьерг, подобно другим авторам, которые пытались всерьез подступиться к ответу на этот, казалось бы, простой вопрос, дает довольно распространенный ответ: «… сущность денег по большей части берется как данность»⁹². При этом он вполне обоснованно критикует попытки определения сущности денег через описание их функций: «изначальный вопрос о том, что есть деньги, дается через описание того, что деньги делают, в списке перечисляются функции, выполняемые деньгами»⁹³. Строго говоря, вся книга У. Бьерга и есть развернутый ответ на один вопрос.

Главная часть анализа в этой книге — это ответ на вопрос, как делаются деньги. Один очевидный аспект процесса делания денег конкретным индивидом, как участником рынка, в виде получения в свою пользу части имеющихся в обращении денег (в любом виде, наличном, безналичном и пр.) оставим в стороне. Это в определенной мере мы уже рассматривали при анализе реального сектора экономики в части взаимоотношений Работодателей и Наемных работников (Работодатели якобы «делают деньги» в виде прибавочной стоимости, а наемные работники — в форме заработной платы).

Очень интересно раскрыт процесс делания денег собственно в фиктивном секторе экономики, а именно в банковской, финансовой, биржевой сферах. Речь идет о создании дополнительных денежных объемов. Для анализа этой технологии делания денег выделяется два вида денег: фидуциарные деньги (купюры, монеты и прочие деньги, генерируемые государством), а также кредитные деньги (незначительную часть которых создает государство, но основную часть — коммерческие банки, биржи, финансовые структуры).

Большинство населения мира, не посвященное в детали банковского и биржевого дела, полагает, что фиктивный сектор экономики просто отвлекает из реального сектора экономики часть оборотных средств, то есть часть фидуциарных денег. На начальной стадии взаимоотношений этих двух секторов экономики в период зарождения банков, бирж так оно и было. Но жажда наживы, порождаемая легкостью баснословного обогащения за короткий срок с помощью банков и бирж, привела к таким изощренным формам их деятельности, которые сначала позволили коммерческим структурам заниматься генерацией новых денег наряду с государством, а потом и занять в этом вопросе лидирующее положение, отодвинув государство на второстепенные роли. В современных условиях размер кредитных денег, которые генерируются (выпускаются) коммерческими банками, биржами, в разы превышает размер фидуциарных денег, находящихся под контролем государства. При этом кредитные деньги растут в геометрической прогрессии, то есть разрыв между количеством кредитных денег и фидуциарных денег быстро увеличивается.

Кредитные деньги — это не только и не столько деньги, предоставленные в кредит в сумме, эквивалентной депозитам банков. Это только мизерная часть кредитных денег. Основная масса кредитных денег практически не привязана ни к золотому эквиваленту, ни к депозитам, ни к товарной массе, ни к созданной стоимости. Это искусственно созданные коммерческими структурами дополнительные, практически ничем не обеспеченные кредитные деньги, легитимность которых косвенно психологически подтверждается наличными банкнотами, а также тем, что в кризисных ситуациях государство фактически подтверждает то, что эти кредитные деньги равноправны с прочими деньгами, предоставляя банкам ликвидность для продолжения их полноценной деятельности. К таким кредитным деньгам можно отнести, например, деривативы, некоторые виды межбанковских кредитов, «плечо» в сделках на биржах. Эти кредитные деньги полностью оторваны от стоимостной, материальной основы. Вот это действительно виртуальные деньги виртуального сектора экономики. Поэтому их рост ничем не ограничен, кроме фантазии участников виртуального рынка. Проблема только в том, что при сравнении количества денег, необходимых для обслуживания обмена товаров, и фактического количества денег, находящихся в обращении, учитываются не только фидуциарные деньги, а все деньги, включая кредитные деньги. Очевидно, что в условиях неограниченного роста кредитных денег государство фактически утрачивает возможность обуздания инфляции, то есть процесса снижения покупательной способности денег. Более того, для того, чтобы спекулянты и ростовщики могли и дальше генерировать собственные (неподконтрольные государству) кредитные деньги, экономисты-теоретики по их заказу навязывают мировому сообществу мнение о том, что только инфляция благотворно влияет на развитие экономики, а дефляция (снижение цен) якобы разрушает экономику, приводит к застою. О роли инфляции и дефляции в развитии экономики более подробно поговорим позднее, а пока вернемся к кредитным деньгам.

У. Бьерг приводит данные о соотношении банкнот и монет, с одной стороны, и кредитных денег коммерческих банков, с другой стороны. «В экономике Дании соотношение между двумя видами денег таково: 4% наличных, выпущенных государством, против 96% электронных коммерческих денег в частных банках.… в Соединенном Королевстве сопоставимое отношение — 3% против 97, в еврозоне — 10% против 90, и в США — 12% против 88»⁹⁴.

Этот «пузырь» искусственно создаваемых коммерческими банками и биржами кредитных (практически ничем не обеспеченных) денег и есть плод безграничной спекуляции и ростовщичества. Кредитные деньги — это новый механизм эксплуатации. «Определяющая черта капитализма — это логика финансов, которая позволяет одному классу доминировать за счет того, что мы можем называть денежной эксплуатацией»⁹⁵. При этом У. Бьерг под новыми классами понимает «класс должников» (эксплуатируемые) и «класс кредиторов» (эксплуататоры). В таком социальном делении в разряд эксплуатируемых попадают не только Наемные работники, но и Работодатели из реального сектора экономики, использующие кредитные деньги. Этот процесс развития и совершенствования многообразия форм эксплуатации не обошел стороной и Россию. Печально то, что доминирование кредитных денег неизбежно приводит к тому, что государство, в обязанности которого входит монопольное регулирование финансового сектора экономики, в частности, эмиссия денег, отодвигается на второй план. Полноправными хозяевами всех финансов, включая эмиссию основной массы денег (кредитных денег), становятся коммерческие частные структуры (олигархи), а государству в этом случае отводится только роль их помощника, который в нужный момент должен подтвердить легитимность этих кредитных денег. В таких условиях нет ничего удивительного в том, что так странно себя ведет Центральный Банк, который не обращает внимания на стабильность национальной валюты (рубля), что является его первоочередной задачей по его учредительным документам, а концентрируется на «таргетировании инфляции».

Вот что пишет У. Бьерг по поводу роли центральных банков стран, в которых доминируют кредитные деньги, то есть финансовая власть принадлежит олигархам: «Хотя на первый взгляд финансовый кризис 2007—2008 годов выглядит так, словно он стал началом конца финансового капитализма, по-видимому, кризис и ответная реакция на него со стороны США и ЕС в конечном счете поспособствовали движению в сторону финансиализации все больших сторон жизни. Мы уже исследовали тенденцию к деполитизации монетарной политики большинства государств, когда любая проблема сводится к вопросу об администрировании в соответствии с заранее установленными целями (поддержание низкого уровня инфляции), которые реализуются главным образом технократами из полунезависимых центральных банков»⁹⁶. Вот и наш Центральный Банк, который кичится тем, что он независим в нашей стране ни от кого, даже от Президента России, на деле «пляшет под дудку» основных генераторов и распорядителей кредитных денег как в стране, так и за рубежом.

Этот «пузырь» кредитных денег формировался постепенно, как инородное образование на теле реального сектора экономики. Первоначально все было сбалансировано и взаимоувязано. Кредиты соответствовали сумме полученных банком депозитов. Порицалось ростовщичество, считалось недопустимым предоставление денег в рост, деньги давались в долг без процентов. Во многих исламских государствах эта традиция сохранилась в соответствии с канонами Ислама и по наши дни. В России в старообрядческой среде деньги также всегда предоставлялись в долг без процентов в соответствии с канонами Православия, что также сохранилось до наших дней. Причем речь идет не только о тех старообрядцах, которые прятались в глухих сибирских краях, а и о тех известных промышленных и купеческих фамилиях, которые жили и трудились по всей стране, включая Москву. Описанный подход соответствует основным принципам Русской политической экономии. Эти старообрядцы и их экономические традиции порицания ростовщичества и спекуляции всегда были одним из основных препятствий, не допускающих доминирования Эксплуататорской Экономики в России. В свете этого утверждения иначе видятся казалось бы очевидные, известные с детства каждому жителю России, факты.

Первый факт. Царь Петр 1, один из наиболее ярких представителей династии Романовых, избрание которых на царствование было не результатом очевидного престолонаследования, а случайностью в эпоху Смутного Времени, решил основать новую столицу России и построил Петербург. Официальное объяснение: город был поставлен на пересечении торговых путей.

Теперь рассмотрим экономический и геополитический аспекты этого факта. Все представители Романовых проводили в России прозападные преобразования, то есть пытались менять Россию в сторону Эксплуататорской Экономики, притесняя Свободную Экономику России. Петр 1 был одним из наиболее энергичных и нахрапистых представителей рода Романовых. Если бы он, подобно прежним правителям из рода Рюриковичей, продолжал пестовать Свободную Экономику, то необходимости создавать новую столицу в России просто не было бы. Москва и так стоит на пересечении основных торговых путей. Именно необходимость создать новый центр экономической силы Эксплуататорской Экономики, который бы мог противостоять ранее созданному центру экономической силы Свободной Экономике (в Москве), и вызвала потребность в строительстве новой столицы. Место было выбрано гиблое, сплошные болота. Сил, средств, имущества было потрачено огромное количество. А сколько людей оставило свои жизни и здоровье при строительстве Петербурга? Этот город буквально стоит на костях нашего Народа. И все это только ради того, чтобы создать новый город западного образца, превосходящий своим шиком и Москву, и сам Запад, для того, чтобы считалось престижным всем сторонникам Эксплуататорской Экономики жить в этом городе и гордиться тем, что они не в Москве, в которой хозяевами как были так и остались те самые древние роды староверов, сторонников Свободной Экономики.

Кроме того, с военной точки зрения столица любой страны обычно строится подальше от границы для того, чтобы в случае вражеского нападения было трудно до нее добраться. Обычно захват столицы страны означает победу над всей страной. С этой точки зрения строительство Петербурга прямо рядом с границей с Европой выглядит просто безумием. Москва расположена гораздо дальше от границ в соответствии с военной доктриной тех времен. Этот абсурд также легко объясним с позиции прозападнических настроений Романовых. Они опасались не агрессии со стороны Европы (они были с Европой единоверцами в части предпочтения Эксплуататорской Экономики), а они боялись гнева народного и мести московской староверческой (некогда Правящей) Элиты. Им так было удобнее в случае бунта бежать от старообрядцев и Народа за границу, в Европу.

Второй факт. Наполеон в 1812 году напал на Россию, прошел по старой Смоленской дороге через всю ее территорию до Москвы, не встретив организованного сопротивления армии России (широко известный бой при Бородино не принес победу ни одной из сторон, не изменил ход войны, после которого Наполеон продолжил свое шествие на Москву). Потом разворовал и сжёг Москву и попытался с трофеями вернуться в Париж.

В свете аспектов, рассмотренных по первому факту, напрашивается вопрос: зачем Наполеон шел на Москву, когда столица России в это время была не в Москве, а в Петербурге? Там было все руководство страны, Царь, Правительство. Для того, чтобы зафиксировать факт падения столицы в качестве победы над всей страной, нужно было захватывать Петербург. И путь туда гораздо короче, чем на Москву. А Наполеон упрямо шел в «первопрестольную» Москву (бывшую столицу).

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

46

А. Сегаль. Краткий курс политической экономии. ОГИЗ. СОЦЭКГИЗ., 1934 г. стр. 12.

47

Политика: [пер. с древнегреч.] / Аристотель. — М.:АСТ: АСТ МОСКВА, 2010., стр.37—38.

48

Народное хозяйство СССР за 70 лет: Юбилейный стат. ежегодник/Госкомстат СССР. — М.: Финансы и статистика, 1987., стр. 623 и 625.

49

Пезенти А. Очерки политической экономии капитализма (в двух томах). ТОМ 1., Издательство «ПРОГРЕСС», М.:, 1976 г., стр. 138.

50

Антология экономической классики. Предисловие И. А. Столярова. — М.: МП «ЭКОНОВ», «КЛЮЧ», 1993., стр. 19—20, В. Петти, «Трактат о налогах и сборах».

51

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1958 г., Том 12., стр. 725.

52

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1958 г., Том 12., стр. 715, 725.

53

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1958 г., Том 12., стр. 722.

54

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 24., стр. 244.

55

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 23., стр. 595.

56

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 23., стр. 595.

57

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 23., стр. 597.

58

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 23., стр. 598—599.

59

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1962 г., Том 25., ч. II., с. 142—143.

60

Там же, стр. 144.

61

Там же, стр. 145.

62

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1962 г., Том 25., ч. II., с. 145—146.

63

Там же, стр. 149.

64

Там же, стр. 149.

65

Там же, стр. 148.

66

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1962 г., Том 25., ч. II., стр. 149.

67

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1962 г., Том 25., ч. II., с. 152—153.

68

Там же, стр. 162.

69

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 23., стр. 166.

70

В. Петти. Трактат о налогах и сборах. Антология экономической классики. Предисловие И. А. Столярова. — М.: МП «ЭКОНОВ», «КЛЮЧ», 1993, стр. 35—36.

71

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1., стр. 29.

72

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1., стр. 41—42.

73

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1., стр. 43.

74

Там же, стр. 45.

75

Там же, стр. 54.

76

Там же, стр. 55.

77

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1.,, стр. 316.

78

Там же, стр. 317.

79

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1., стр. 322.

80

Там же, стр. 371.

81

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1.,, стр. 385.

82

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1., стр. 386.

83

Там же, стр. 406.

84

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1., стр. 408—409.

85

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1., стр. 412—414.

86

Там же, стр. 415.

87

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1.,, стр. 416—417.

88

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1., стр. 420—421.

89

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1., стр. 430—432.

90

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. Государственное издательство политической литературы, М.: 1961 г., Том 25., ч. 1., стр. 414.

91

Бьерг, Уле. Как делаются деньги? Философия посткредитного капитализма / Уле Бьерг. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2018. — 312 с.

92

Бьерг, Уле. Как делаются деньги? Философия посткредитного капитализма / Уле Бьерг. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2018, стр. 12.

93

Бьерг, Уле. Как делаются деньги? Философия посткредитного капитализма / Уле Бьерг. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2018, стр. 20.

94

Бьерг, Уле. Как делаются деньги? Философия посткредитного капитализма / Уле Бьерг. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2018, стр. 191.

95

Бьерг, Уле. Как делаются деньги? Философия посткредитного капитализма / Уле Бьерг. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2018, стр. 278.

96

Бьерг, Уле. Как делаются деньги? Философия посткредитного капитализма / Уле Бьерг. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2018, стр. 276.