Лисий Хвост. Красный город. Книга четвёртая

Петер Клуг, 2021

Император Лун, на котором, согласно преданиям, должна пресечься династия, отправляется во главе войска на подавление восстания на западе страны. Он не знает, что против него уже давно объединились и затеяли поход главы двух окрепших княжеств с островов. Им осталось дождаться только завершения последних зимних штормов. Хару и Шима спешат на восток – к своим родным островам. Но море не спокойно и придётся ждать в столице. В Красном городе, в императорской библиотеке хранятся многие тайны, и Шима идёт на зов голосов в самые потаённые закутки хранилища, приближаясь к раскрытию главной тайны – вожделенной мечты всех мудрецов империи. Шима чувствует, что его ждёт особое предназначение, но, какое именно, пока остается для него загадкой. На острове Оленя Ито Шика, вернувший себе своё княжество, вот-вот получит в руки силу, которой не обладает ни один другой земной правитель, и отправляется в новый поход. Но дух острова Оленя требует оставить эти места…

IV

Тот же самый это холм, или какой-то другой, сказать было сложно. В прошлый раз, всего лишь пару дней назад, всё скрывалось под пеленой тумана, да и мысли Лян Се устремлялись к другим вещам, чтобы пытаться запомнить такую безделицу. Но сегодня ей всё же казалось, что это то же самое место, где она наконец нашла в себе силы открыться Хару, и где её хрупкие надежды, как и ожидалось, разбились. Если бы у неё было время, она, быть может, даже попыталась бы отыскать следы Хару, ту кучу листьев, которую она пнула. Однако свободного времени у неё не имелось совершенно, да и непростительно было бы отвлекаться на романтические переживания, когда на поле внизу разворачивались такие события.

Собственно Лян Се практически перестала принадлежать себе с того момента, как вечером памятного дня расставания с любимым, она переступила порог императорского шатра и взвалила на свои плечи множество обязанностей. И охрана оказалась далеко не на первом месте. Как и предупреждал Лун Ци Ши, она превратилась в кого-то вроде няньки, телохранителя и слуги в одном лице. Он беспрерывно посылал Лян Се с какими-то поручениями к разным командирам; писал приказы и распоряжения, а разносить их адресатам по лагерю тоже выпадало ей. К вечеру она так уматывалась, что чувствовала себя столь же уставшей, как если бы она провела весь день, упражняясь с оружием.

Впрочем, спустя пару дней император повёл себя практичнее и отправлял со своими письменными указаниями уже не Лян Се, а кого-то из дежуривших гвардейцев. Зато женщине пришлось прислуживать пожилому властителю за обедом и даже прибираться в его шатре, так как остальные слуги получили какое-то другое задание. И каждый вечер Лун донимал её расспросами о том, как воюют бунтовщики, чем они вооружены, каков их боевой дух.

Но вот, наконец, Лян Се смогла почувствовать себя важным воином, оберегающим священную особу, стоя рядом с императором на вершине холма и обозревая вместе с ним движение неприятельских и собственных армий. Первоначально ретивые слуги хотели установить на вершине этого холма балдахин и удобные сидения для властителя, но тот отверг это предложение и отругал их дураками.

— Вы хотите, чтобы враг точно видел и знал, где находится император и куда нужно бить? — кричал на слуг Лун.

Так что он, его телохранительница и полсотни гвардейцев обошлись без каких-либо удобств. Их лошади были скрыты в сотне шагов на противоположной, невидимой стороне холма. Самое большее, что позволил себе Лун, был простой раскладной стул, на который он порой присаживался на несколько минут, но вскоре вновь поднимался и наблюдал за ходом сражения.

Вражеская орда под чёрными знамёнами растекалась по западному краю поля, занимая его всё больше и больше, добираясь уже до его середины. Там её движение остановилось. Можно было подумать, что сейчас неприятель начнёт перестроение своих рядов в определенном порядке. Однако ничего подобного не происходило. Толпы стояли на одном месте, словно ожидая чего-то. Затем в одном месте люди расступились, открывая проход для небольшой группы всадников. Они бы одеты во всё чёрное, на груди у каждого из них красовалась большая белая звезда. Все всадники окружали Дондо, восседавшего на вороном коне и казавшегося вестником смерти.

Проезжая между рядов своего войска самозваный пророк благословлял воинов, коротко молился вместе с ними и следовал дальше. Потом он выехал вперёд на открытое пространство и оглянулся на то множество людей, которое он поднял на войну. А ведь когда-то всё начиналось с того, что он всего лишь изгнал кучку солдат из своей деревни, и вот сейчас он скрестит оружие с самим императором. У него не было и тени сомнения, что сегодня узурпатор, обесчестивший престол Дракона, падёт, и на смену ему придёт очищенная вера. С их победой откроется путь на Красный город, который станет новым светочем для всех людей.

Об этом говорил Дондо и не уставал повторять, подбодряя людей. Он возносил глаза к небу, но замечал при этом, что вездесущие стражи Дракона, фанатично преданные его учению, просачиваются по строю воинов, готовые в любой момент учинить суд или оказать последнюю милость раненым.

Дондо обернулся на восток, туда, где стройными колоннами стояли имперские войска. Противник выстроил перед собой земляные валы и усилил их заострёнными кольями, но их было явно меньше, чем его людей. За толпой его орды не видно даже земли, а глядя на врага под красными знамёнами, можно даже разглядеть поворот дороги, уходящей дальше на восток к столице.

Он обернулся к своему полчищу и прокричал:

— Вы море! Море! Сегодня вы смоете нечестивых и дадите им очиститься в собственной крови! Ничто не устоит перед морем!

Дондо махнул рукой и толпа сдвинулась с места. Она обтекала его и дружинников, и правда похожая на широкую черную реку, оставившую маленький островок посреди потока. Никто не собирался озадачиваться какими-то планами атаки и сражения. Вся стратегия и тактика состояли в том, чтобы навалиться одновременно большим числом людей, и, не обращая внимания ни на какие потери, подмять под себя противника и уничтожить его.

Когда несколько первых рядов приблизились на расстояние полета стрелы, лучники на холмах, не стали выпускать в них свои заряды, дав возможность подбежать ещё ближе. И только, когда волны мятежников уже основательно затопили восточную часть луга, почти достигнув колонн пехоты, лучники спустили тетивы. Взметнулись плотные облака стрел с двух сторон, кое-где они даже пересеклись, и обрушились вниз, легко находя цели в человеческом море.

Число жертв было столь велико, что из всей первой волны смогли добежать до стройных рядов солдат не более трети нападавших. Они взбирались на земляные валы, натыкались на деревянные колья, их разили сверху копьями, и вскоре первая атака совершенно захлебнулась.

Император не верил собственным глазам. Он обернулся к Лян Се и промолвил удивленно:

— Что такое происходит? Они вот так ведут войну? Просто идут на убой?

— Да, ваше величество, так они и воюют. Они не считаются ни с какими жертвами и не подбирают своих раненых, поэтому все дерутся до последнего издыхания.

— Но ведь это безумие! Как они рассчитывают победить? Да ведь мои воины раз за разом будут рассеивать эти атаки!

— С каждым разом это будет все сложнее, ваше величество. Наших солдат намного меньше, чем их, в какой-то момент они устанут и не устоят. Тогда их затопчут и никакая дисциплина не поможет.

Лун в раздражении отмахнулся от мрачного предостережения Лян Се.

— Ты всё видишь только в тёмном свете! Замуж тебе нужно, тогда повеселеешь, — ворчливо заметил он и поймал себя на мысли, что уж очень он своими придирками начинает напоминать обычного деда.

Он тот час взял себя в руки, приосанился и величественно обратился к своей телохранительнице, словно и не было последних обидных для неё слов:

— Ты думаешь, они не остановятся, когда увидят, что убитых слишком много? Разве может быть такое?

Хотя на её сердце и открылась кровоточащая рана, Лян Се, как ни в чём не бывало, ответила своему повелителю:

— Нет, они не остановятся, государь. Они умирают с лёгкостью.

— Безумие!

— Да, государь, то, что мы увидим сегодня, будет чистым безумием. Надеюсь, наши воины смогут выстоять.

Лун зло глянул на женщину и отвернулся от неё, полностью погрузившись в наблюдение за ходом боя. Он увидел, как на место почти полностью истреблённой первой волны нападавших движется вторая. Его войска получили лишь небольшую передышку, которой им едва хватит на то, чтобы перевести дух. Ближайшие к императору укреплённые позиции лучников уже были готовы вновь встретить атакующих стрелами. Вероятно, на других позициях то же самое. Пехотинцы внизу под красными знамёнами стояли крепко и непоколебимо. Вся конница была отведена в тыл за холмы и ждала своего часа. Возможно, она понадобится, чтобы прикрыть отход основных войск, а может, если будет на то милость Небес, для того, чтобы преследовать убегающих врагов.

После этого Лун перевёл взгляд на запад. Всё поле было черным-черно от огромных толп людей, которые пока совсем не ощутили, что их количество хоть немного уменьшилось после первой атаки. Императору передалась тревога Лян Се, он понял, в чём состоит сложность битвы с толпой. Одержать победу будет очень непросто.

Вторая волна атакующих также была встречена дождём стрел, собравшим свой кровавый урожай. И также лишь немногие добежали до земляных насыпей, где укрепилась пехота. Однако вслед за второй волной тотчас хлынула третья, а затем и четвёртая. Между ними уже практически не было промежутков. Это было настоящее наводнение и люди, составлявшие его, стремились вперёд безостановочно. Теперь это был лишь сплошной поток, в который падали стрелы, который кололи копьями и рубили мечами, но он не ослабевал, и на место павших вставали новые воины.

Мятежники ударили по центру, где в основном была сосредоточена пехота императора, и по южному холму, склоны которого были более пологими и по ним можно было легче взбираться. На северный холм, имевший более крутые склоны, натиск был значительно слабее. Мятежники не распознали в небольшой группе людей на вершине этого холма императора и его охрану. Тогда, скорее всего, всё сложилось бы совсем иначе.

Лучники на южном холме не выдержали напора первыми. Их позиции были отменно укреплены, взять их с ходу было невозможно, но и выстаивать долго под непрекращающимся напором людских масс, было непросто. Они отстреливались яростно, перед ними выросли целые завалы из человеческих тел, по которым продолжали и продолжали карабкаться следующие жертвы. Атакующих было слишком много. Императорские лучники дрогнули и стали пятиться вверх по склону холма, продолжая отстреливаться и укладывать всё новые и новые ряды трупов.

Видя это, Лун подозвал одного из своих офицеров и отдал ему приказ, с которым тот сразу же устремился вниз по склону холма туда, где стояли в засаде конники. В то же время стрелкам на северном холме было велено усилить огонь. Сверху была видна картина, и Луну пришло на ум сравнение с морем, бьющимся о скалы и постепенно ломающим их.

Для императора это была, по сути, его первая большая битва за все годы его правления. Он знал, что лучшее, что он может делать, — это быть терпеливым и не предпринимать никаких скорых действий. Отправляя часть конницы на поддержку стрелков на южном холме, Лун полагал это решение верным. Однако, когда увидел на его вершине всадников под красными знамёнами, он подумал, что это, возможно, был не лучший его приказ.

Император растерянно поглядел по сторонам. Отменять распоряжение было уже слишком поздно. Какая же это была глупость послать на возвышенность конников, которым нужен простор. Как они будут атаковать верхом вниз по склону?

У него мелькнула мысль: «Вот так и проигрывают битвы. Делают один неверный шаг, и проигрывают». Лун обернулся на своих офицеров, на Лян Се. Они напряженно всматривались в поле боя, обмениваясь между собой короткими репликами и восклицаниями, и не видели смятения, охватившего их повелителя. Все эти молодые по сравнению с ним люди были поглощены видом битвы и в этот момент они, кажется, забыли обо всём.

Лун заметил, что его руки мелко задрожали от волнения. Он засунул одну за пояс, другую положил на рукоять меча. Сейчас его занимала одна мысль: как ему лучше умереть сегодня? Он не намеревался отступать и спасаться бегством, чтобы потом вновь набирать войска и биться с мятежниками. Ему уже по горло надоела война и поход. Вероятнее, лучше всего было бы пасть в бою. Собрать своих гвардейцев и в отчаянной попытке пробиться к главарю восставших, погибнуть славной смертью, прихватив с собою многих врагов. Сделать это уже сейчас или позже, когда признаки поражения станут совершенно ясными?

Вдруг среди его гвардейцев раздались торжествующие возгласы. Люди бряцали оружием и потрясали кулаками, грозя неприятелю, указывали друг другу на что-то. Лун проследил направление и увидел, что всеобщее внимание приковано к вершине южного холма. Однако вместо картины бедствия и проигрыша, император узрел то, что заставило его сердце радостно забиться.

На верху холма, лежащего напротив них, больше не было всадников. Все они спешились, выстроились в цепи, за которыми укрепились стрелки, и встали сильной преградой перед бунтовщиками. Те, конечно, продолжали подступать, но забираться на самую вершину под градом стрел, им было крайне тяжело. Кроме того, их встречали сомкнутые ряды воинов, ещё не принимавших участия в бое, бодрых и сильных.

Центр императорского войска держался, хотя его и захлёстывали волны мятежников, но пока опасности прорыва не возникало. Тем временем, остановленные на южном холме, силы Дондо постепенно увеличивали нажим на северном. Склон здесь был круче, однако это было уже не важно. Людское море искало для себя какого-то выхода и плескалось, и бушевало во всей восточной части Фазаньего луга.

На северном холме стремительно повторялась та же ситуация, что была на южном. Напор врага всё возрастал, стрелки же не успевали остановить его, выпуская стрелы так быстро, как только могли. Впрочем, более крутой склон пока играл на руку имперским солдатам, давая им чуть больше возможностей и времени для манёвров.

Император посмотрел на свои руки. Они более не дрожали. Рано умирать. Однако нетерпение и перевозбуждение стали уже столь велики, что противиться им Лун уже не мог. С ним было всего полсотни его гвардейцев, отборных воинов, каждый из которых стоил нескольких обычных. Кроме того, вместе с конницей в запасе стоит ещё две сотни таких же неистовых воителей. Нечего больше думать и ожидать.

Лун Ци Ши отдал приказ, один из гвардейцев отбежал на другую сторону холма, вытащил небольшой красный флажок и быстро-быстро начал показывать им условные сигналы. В ответ на них гвардия немедленно начала движение к вершине северного холма. А сам император со своим отрядом, поспешил на помощь лучникам.

Те ещё удерживали позиции, хотя враг неотвратимо приближался. Гвардейцы рассыпались вдоль укреплений. Пополнение из резерва тоже было на подходе и быстро вливалось в общий строй.

Император вытащил меч и посмотрел по сторонам. Рядом с ним неизменно держался десяток стражей, которые не оставят повелителя одного, и тут же была и Лян Се. Её красивые глаза блестели из-под шлема, ноздри хищно раздувались. Лун подивился, как предстоящий кровавый бой так действует на эту странную женщину.

Несмотря на залпы стрел, враг добрался до укреплений, взобрался на земляные насыпи, протиснулся сквозь частокол кольев, оставляя за собой мрачный след из раненых и убитых. Тут же закипела рукопашная схватка. Мятежники всё прибывали и прибывали числом, они налетали на оборонявшихся и падали под их ударами.

В этой переделке Лун сполна мог оценить слова Лян Се о безумии, которое их настигало. Повстанцы оказались никудышными воинами, хотя некоторые из них и были довольно неплохо вооружены. Они плохо владели тем, чем располагали, и вся их манера вести бой являла полное отсутствие опыта. Они пытались одолеть числом, наседая и тесня. Однако гвардейцы, одетые в броню, крушили их безжалостно. Возможно, это было бы правильнее даже назвать не схваткой, а избиением. На одного павшего имперского стража приходился не один десяток бывших крестьян.

Сам государь разил направо и налево своих непокорных поданных. Краем глаза он видел, что его неизменно прикрывают с боков. Впрочем, Лян Се, которая по идее должна была бы и вовсе не отдаляться от него, слишком увлеклась. Она, не проронив ни одного звука, кружилась в толпе атакующих, бешено орудовала двумя мечами, из-под которых вылетали снопы кровавых брызг. Женщина словно бы и забыла о своих обязанностях телохранителя. Возможно, нужно будет сделать ей выговор за это.

Однако, когда в какой-то момент на небольшую группу, окружавшую Луна, натиск особенно усилился, Лян Се оказалась тут как тут. Когда-то давно император был на охоте в горах, и его слуги затравили снежного барса. Он уложил, наверное, с десяток человек, пробовавших сунуться к нему с копьями и рогатинами. Зверь не обращал никакого внимания на полученные раны, его светлая шкура стала алой и грязной от крови. Барс крутился, как юла, его лапы с острыми когтями неизменно настигали свою цель. Его удалось завалить лишь выпустив по нему кучу стрел и окончательно испортив ценный мех. Труп хищника пришлось просто бросить, напрасно погубив его жизнь и жизни нескольких человек. Та охота так поразила Луна, что он запретил устраивать облавы на этих благородных животных. И вот сейчас тот барс словно восстал из небытия в образе Лян Се. Увидев, что её господину угрожает опасность, она разметала врагов вокруг себя, кинулась к нему и завертелась, разя направо и налево.

Натиск мятежников ослаб. Они отступили вниз по склону. Этим не преминули воспользоваться лучники, которые тотчас вернулись на свои позиции и принялись обстреливать неприятеля. Гвардейцы смогли отдышаться и опустили оружие, готовые, впрочем, в любой момент вновь отразить атаку. Начался предварительный подсчёт потерь.

Лун присел на небольшой валун, торчавший из земли, и обвёл глазами поле боя. Битва продолжалась по всем направлениям, однако было видно, что враг выдыхается. На обоих холмах мятежники отступили, предпринимая лишь довольно слабые попытки вновь подняться по их склонам и захватить позиции. В центре сражение на первый взгляд не стихало, однако и там напор явно ослаб. По всей протяженности восточной оконечности луга высились завалы из человеческих тел. Кое-где на них были воздвигнуты знамёна с чёрными полотнищами, отчего выглядели эти груды особенно зловеще.

К императору приблизилась Лян Се. Она покачивалась от усталости, но её нервное возбуждение ещё не спало, и глаза её ещё горели жестокостью битвы.

— Что это ты такое вытворяешь? — спросил её Лун. Он хотел первоначально отчитать женщину за её безумства, однако вопрос прозвучал скорее по-отечески озабоченно.

Она посмотрела на государя так, словно не услышала его слов или не поняла их. Только мгновение спустя Лян Се встряхнула головой, поморгала часто и выдавила из себя охрипшим голосом:

— Виновата, ваше величество.

Её новые доспехи, ещё пару часов назад блестящие и красивые, были грязны от крови, земли и пота. Хотя так сейчас выглядели все на этом проклятом поле. Любопытно, сохранит ли луг своё прежнее название, или отныне его станут называть как-то по-иному?

— Я хотел бы тебе напомнить, Лян Се, что ты мой телохранитель, — постарался придать своему голосу строгости Лун. — Аа это значит, что ты должна находиться всё время подле меня, и не бросаться как полоумная в драку сразу со всеми. Тебе понятно?

Она кивнула, стараясь изобразить поклон.

— Ладно, отдыхай, — смилостивился император и вытянул в наслаждении ноги.

Многие из его людей тоже опустились на землю, пользуясь передышкой. Раненые, кто мог, уходили в лагерь, а тех, кто был не в состоянии, уносили товарищи. Потери гвардейцев не шли ни в какое сравнение с тем количеством павших, что оставили за собой отступившие мятежники. Да, невеликое дело кромсать вчерашних крестьян.

Тем временем, Луна окружили несколько его офицеров.

— Ваше величество, посмотрите на поле. Враг остановлен, он колеблется. Сейчас самое время ударить по нему конницей и разбить его. Отдайте приказ, ваше величество!

Он слушал советы и увещевания, смотрел на поле и напряженно думал. Он уже успел сегодня отдать один приказ, который, как ему казалось, был не только не верен, но и чуть не стоил им потери всего южного фланга. Большая часть конницы всё ещё стоит в запасе, ожидая своего часа. У мятежников кавалерии нет, есть лишь несколько небольших отрядов, которые, по-видимому, служат дружиной их главаря. Так что имперские всадники ворвутся в ряды не обученного народного ополчения и наверняка сомнут его. Но с другой стороны, других резервов у императора больше нет. Если что-то пойдёт не так, то поддержать позиции, укрепить их, сил уже больше не останется.

Что же делать? Голоса советчиков звучали всё громче и настойчивее. Лун посмотрел на небо. Оно, как и утром, было затянуто серой пеленой, скрывавшей солнце, положение которого можно было лишь смутно угадывать. Давно перевалило за полдень. Если сегодня не кончить битву, она может растянуться ещё на день. Хуже этого, наверное, ничего и придумать нельзя.

Лун поднялся с камня, отряхнулся и поправил одежду. Все умолкли, ожидая его решения. Ещё мгновение император колебался, потом произнес:

— Пусть конница атакует. Пора заканчивать битву.

Офицеры ликующе закричали и несколько из них на радостях устремились вниз по склону, чтобы передать приказ.

Неожиданно на императора навалилась нечеловеческая усталость и он почувствовал себя старым. Весь этот ужасный день измотал его тело и душу. Ничего не хотелось ему сейчас так сильно, как просто завалиться в постель и подремать.

Может быть, в лице Луна промелькнуло что-то такое, или в его глазах, но Лян Се тот час метнулась к нему и встала рядом таким образом, чтобы он смог на неё опереться.

— Вот ты и исполняешь свою роль няньки, — усмехнулся он горько.

— Ваше величество, может быть нам стоит вернуться в шатёр? Здесь довольно командиров, чтобы довершить дело, — предложила обеспокоенная Лян Се. Ей было странно видеть, каким беспомощным вдруг показался ей император. А ведь он совсем недавно на равных дрался вместе гвардейцами, не взирая на возраст.

— Глупости, — возразил Лун и отстранил от себя Ля Се, вновь выпрямляясь и стараясь принять более бодрый вид. — Я останусь со своим войском до конца. Полагаю уже осталось не слишком долго.

В самом деле, за это время конница уже успела выступить. По первоначальному плану сражения предполагалось, что конница разделится на две части, которые обогнут южный и северный холмы и ударят по неприятелю с флангов. Этот порядок как раз сейчас и воплощался в жизнь.

Командиры Луна были хороши и действовали с умом. Посланные на усиление стрелков на южном холме всадники, уже оставляли вершину и спускались вниз, присоединяясь к остальным и огибая вместе с ними холм, чтобы нанести неожиданный удар с юга.

Однако всадники с севера ворвались на поле раньше своих товарищей. Испуская воинственные крики, под трепещущими красными знамёнами они врезались в толпу мятежников и прорезали её чуть не до середины поля: столь неожиданным и сильным был натиск кавалерии на пеших людей. Отставая всего лишь на несколько минут, подоспели южные отряды. Их нажим был не менее сильным, и обе части конницы оказались примерно на середине Фазаньего луга, почти не встречая сопротивления.

В то же время пехота из центра вышла из-за своих укреплений и перешла в атаку, прогоняя неприятеля с восточной части поля, загоняя его под копыта лошадей. Стрелки на холмах почти прекратили обстрел, опасаясь попасть в своих. Повстанцы несли чудовищные потери. И до этого момента весь ход битвы напоминал бессмысленную бойню, когда восставшие шли и шли на убой, падая под ударами мечей и копий, повергаемые стрелами, затоптанные ногами своих же соратников. Но накатывая огромным числом на укрепления, они чуть было не взяли их. Почти весь ход битвы чаша весов, на которых лежала победа, не склонялась на чью-либо сторону. Теперь же разгром армии мятежников стал очевиден.

Люди в чёрных одеждах метались по полю, пытаясь найти для себя убежище, укрыться от конницы, которая топтала, рубила и колола. Те, кто находился западнее, кому повезло оказаться не в круге смерти, образованном имперскими войсками, начали разбегаться. Напрасно стражи дракона пытались их остановить, страх перед одетыми в доспехи воинами на лошадях, тоже укрытых броней, был намного сильнее. От этих стражей можно было хотя бы убежать, а вот от всадника это невозможно.

У повстанцев не было кавалерии в полном смысле слова. Было лишь несколько отрядов на лошадях, которые занимались в основном грабежами окрестных селений, да примерно сотня дружинников Дондо. Противостоять настоящей коннице они были не в силах, да и не пытались этого сделать. Наблюдатели на северном холме отчётливо видели, как небольшой ручеёк всадников под чёрным знаменем просочился сквозь бегущую толпу и повернул к западу, стремясь уйти прочь.

Лун обернулся к своим офицерам.

— Я желаю, — сказал он твёрдо и зло, — чтобы эту заразу выкорчевали. Всю эту безумную веру в новый приход, в возвращение Дракона. Пусть конница преследует их всех, пока это будет возможно. Пехота может довершить дело на поле. Полагаю, стрелки могут отложить луки и самострелы, взять мечи и к ним присоединиться. Нужно вычистить наши земли.

— Ваше величество, что делать с пленными?

Лун дернул плечом, помолчал и промолвил:

— Только Дондо. Его стоит взять в плен и поглядеть на него. Прочие же заслуживают самого сурового наказания.

Тот час же офицеры побежали отдавать приказания, а воины их исполнять.

До самой темноты продолжалось сражение. Это была безоговорочная победа императора. К вечеру тучи стали рассеиваться и проглянуло солнце. Оно уже склонялось к западу, и пока не настала ночь, Лун пожелал проехать по лугу. Последние схватки ещё продолжались кое-где на его окраинах, но они уже не имели никакого значения.

Трупы устилали землю. По полю бродили отряды, выискивавшие раненых. Своих они перекладывали на волокуши и доставляли в лагерь, где трудились во всю лекари, чужих — добивали.

Это была первая настоящая военная победа Луна. Он допустил сегодня лишь одну ошибку, чуть не поплатился за неё, но судьба благоволила к нему, даровав толковых командиров. Копыта лошади скользили по грязи, но государь не обращал на это внимания. Разве это его подданные лежат на земле? Нет, это зловредные мятежники, которые выдумали безумную идею, будто бы он узурпатор и предатель престола Дракона. За эти измышления они и поплатились своими никчёмными жизнями. Хотя нет, не только за это. За разорённые западные области, разрушенный Нандун и бессчетное число покинутых деревень и сёл. Каким другим наказанием они могли бы искупить свою вину?

Закатное солнце окрасило в алый тучи, и само сияло, как красное золото. Все чёрные флаги были повергнуты и на холмах, на поле были водружены красные имперские стяги. Встречавшие на пути Луна воины были усталыми, но, видя своего повелителя, они тотчас приободрялись и на их лицах появлялись улыбки. Все эти солдаты были перепачканы с ног до головы грязью и кровью. Воистину, этот день, начинавшийся так серо, к своему завершению превратился в один сплошной красный цвет, цвет могущества династии Лунов.