Его банан

Пенелопа Блум, 2018

Наташе двадцать пять. Она живет в Нью-Йорке, работает в интернет-издании и еле сводит концы с концами. На шее сидит взрослый брат, а непослушный пес всегда готов разгромить квартиру. Да и квартирой это сложно назвать. Когда Наташе предлагают ответственное задание, она, не раздумывая, соглашается. Это шанс проявить себя, ведь Наташа всегда мечтала серьезно заниматься журналистикой. Да и лишние деньги не помешают – нужно же как-то платить за квартиру. Под видом стажера она устраивается в компанию братьев-миллионеров, Брюса и Уильяма. Уж слишком быстро развивается их бизнес. Здесь что-то не так. Главное – собрать материал. Кто бы мог подумать, что уже на собеседовании Наташа столкнется с Брюсом и что банан, который она только что слопала, не для гостей. Это его банан! Наташу принимают в штат, новый босс заваливает шпионку работой, и оба молча ненавидят друг друга. Очень скоро Наташа поймет, что не зря съела его банан. Ведь, как известно, проделать путь от любви до ненависти – проще простого.

Глава 4

Брюс

Стажерка весь первый день испытывала меня на прочность. К обеду я мечтал только об одном — поскорей от нее избавиться.

Она была ходячей катастрофой. Пролила мне кофе на рубашку, отчего пришлось доставать запасной костюм (и глядя на ее бесчинства, я начал опасаться, хватит ли мне запасов одежды). Затем помяла служебную машину, потому что на выезде с парковки увидала «гигантского кузнечика», хотя я за столько лет в Нью-Йорке ни разу не встречал здесь ни одного насекомого.

А в довершение всего она принесла абсолютно неспелый банан!

Время еще не перевалило за полдень, а стараниями стажерки в моей жизни царило больше хаоса, чем за весь прошедший год. У меня подскочило давление, и я начал задумываться, так ли целесообразно держать эту девчонку при себе.

Впрочем, меня к ней все-таки влекло. Она была симпатичной: с каштановыми волосами, карими глазами и загорелой кожей. Еще за ней водилась забавная привычка втягивать голову в плечи, если я ее отчитывал, отчего глазищи казались еще больше, и в них мелькало озорство, когда она глядела на меня снизу вверх.

И губы она кривила так, будто моя злость и впрямь ее забавляет.

Чертовка дико действовала мне на нервы!

— Ты как, кхм… в порядке?

Я резко обернулся, готовый вцепиться в горло тому, кто потревожил меня в комнате отдыха. Кожуру от банана — не привычно-желтую, а скорее зеленую — я до сих пор держал в руке.

Пришел мой братец.

Я вздохнул. Уильям — последний, с кем я хотел общаться на грани нервного срыва. Даже видеть его не мог. За ним водилась ужасная привычка вечно лохматить волосы и щеголять с трехдневной щетиной. Галстук он носил редко и даже рубашку застегивал не до конца, приманивая женщин, готовых составить ему компанию ближайшей ночью.

При появлении брата у меня зачесались руки пригладить волосы. Он выглядел точной моей копией за одним исключением — Уильям не страдал обсессивно-компульсивным расстройством, щедро приправленным перфекционизмом. Вылитый я, только без самоконтроля. Если бы не Валери, я стал бы таким же.

Разве что причесывался бы изредка.

Я бросил банановую кожуру в ведро.

— Да, я, «кхм», в порядке.

Уильям скрестил на груди руки.

— Тогда почему у тебя такой вид, словно кто-то нагадил в твой банановый пудинг? И с каких пор ты ешь неспелые бананы? Или это вовсе был огурец?

— С тех пор, как у нас появилась стажерка из преисподней.

Зря я полагал, что ей удастся найти подходящий банан. Больше такой ошибки не повторю.

— Извини за тупой вопрос, но почему ты ее не уволишь?

— Ты совершенно прав, вопрос тупой. Не могу. Пока рано.

— Понятно… — Уильям скептически наморщил лоб. — Что, такая хорошенькая?

Я мрачно на него глянул.

— Ты серьезно? Забыл, что мы только внешне одинаковые? Мне хватает выдержки не выгуливать повсюду свой член. По крайней мере, на работе.

— Ну, на работе я себя тоже сдерживаю. Девчонки сами вешаются мне на шею. Кроме того, помнится, ты и сам не прочь был лишний раз проветрить яйца. Как же ее звали… Черт, забыл.

— Валери! — почти прорычал я.

Возможно, тогда я и впрямь к ней что-то испытывал. Теперь же внутри осталась лишь пустота, но не потому что Валери меня бросила, а потому что с ней я потерял нечто очень важное.

— Точно! — щелкнул пальцами Уильям. — Бешеная сучка. Знаешь, я даже подумывал, не подставить ли ее разок — в качестве подарка тебе на день рождения. Так, ничего серьезного… Ей не помешала бы ночка-другая на тюремной койке.

— Надеюсь, ты не всерьез?

— Разумеется. — Уильям произнес это так, словно подразумевалось совершенно обратное. — Должен признаться: я терпеть ее не мог еще до того, как она перекроила тебя на свой лад. Представляешь, как я ненавижу ее сейчас?

Он хлопнул меня по плечу, словно предлагая посмеяться вместе с ним, и продолжил:

— А потом ты затеял чехарду с секретаршами, помнишь? Честное слово, я уже начал подумывать, что у тебя встает только на женщин в узких юбках. Вроде как такой фетиш…

Я протяжно выдохнул через нос. Уильям любой разговор умудрялся свести к теме секса, хотя особых проблем с личной жизнью он никогда не испытывал.

— Да, в прошлом я тоже заводил интрижки. И нет у меня никаких фетишей!

В эту минуту, по своему обыкновению выбрав самый неподходящий момент, в комнату ввалилась стажерка. Причем ввалилась в буквальном смысле: зацепившись каблуком за ковер и опять расплескав кофе.

Уильям, вскинув брови, оглядел ее с головы до ног, уделив особенное внимание узкой юбке-карандашу. И ехидно усмехнулся.

— Никаких фетишей, значит…

Наташа уставилась на Уильяма, чуть было снова не разлив кофе. В явном замешательстве посмотрела на меня, потом снова на Уильяма. Впрочем, наверное, она знала, что у меня есть брат, потому что пришла в себя гораздо быстрее, чем многие, кто впервые видел нас вместе.

— Мы близнецы, — пояснил Уильям.

Он шагнул к ней и взял под локоть, словно помогая удержаться на ногах. По правде говоря, поддержка ей не помешала бы. Как я успел убедиться, новая стажерка частенько спотыкалась и падала на ровном месте.

— Вы очень любезны, — кивнула она Уильяму и добавила, обращаясь уже ко мне: — Так это вам, Брюс, выпала роль злобного брата-близнеца?

Уильям ухмыльнулся.

— Эй, может, все-таки ее оставим? Она мне уже нравится. Неудивительно, что ты на нее запал.

— Зато у меня, в отличие от братца, нет венерических болезней, — прорычал я.

Уильям вскинул руки, убрав наконец лапы от моей стажерки.

— Полегче, маньяк. Я никогда не забываю о защите. И чист, как стеклышко.

— Благодарю за кофе.

Я чуть ли не силой отобрал у стажерки чашку. Пусть поскорее уходит. Не хватало еще, чтобы возле нее терся братец, норовя трахнуть только потому, что она носит юбку, симпатичная на мордашку и, что самое важное, якобы нравится мне. Для Уильяма это убойная комбинация, почище любого афродизиака, замысленного матушкой-природой.

Однако девчонка никуда не спешила, разглядывая нас так, будто намеревалась поймать на каком-то оптическом обмане.

— Странно… — протянула она.

— Ничего странного. Генетика, — буркнул я.

— Не обращайте на него внимания. — Уильям зашагал вслед за стажеркой к холодильнику, где она принялась рыться в поисках бог знает чего. — Это у него хроническое. Врачи еще в детстве нашли у брата штырь в заднице и сказали, что удалить его, увы, без летального исхода не получится. Мы, конечно, старались его вытянуть, но этот упрямец не давался. Поэтому он постоянно такой зажатый. Представляете, какой ужас?… Я иногда лежу ночами без сна и думаю, с чего же все началось: со штыря или с задницы…

Стажерка скрылась за открытой дверью холодильника, чтобы спрятать улыбку, но я-то слышал, как она сдавленно хрюкает от смеха.

— Пошел вон, — велел я Уильяму.

Тот шагнул к двери, словно и сам собирался уйти.

— Кстати… Почаще надевай такие юбки. Как у секретарши. У него к таким вещам слабость. Они его здорово возбуждают. Брюс как старый автомобиль — заводится не с первого оборота, но если удастся разогреть двигатель, все-таки поедет. Так что продолжай, детка, в том же духе.

Стажерка опустила голову, разглаживая на юбке складки и заливаясь румянцем — не в первый уже раз за время нашего короткого знакомства. Я, разумеется, никогда бы не признал этого вслух, но образ секретарши мне и впрямь был по душе. Как и легко краснеющие женщины.

Впрочем, все это неважно, потому что любые достоинства стажерки перевешивал длинный перечень ее изъянов. Она портила все, до чего дотрагивалась, грозила проломить каждую любовно выстроенную мной стену и разрушить то, на что я потратил свою жизнь. Она не пара мне во всех смыслах этого слова. И все же увольнять ее я не стану. Буду держать ее при себе, пока не…

Пока что?…

Остаток дня я раздумывал над этим вопросом. Какого черта я жду?

* * *

Тем же вечером я сидел за столиком в «Двенадцати сезонах», в вотчине белых скатертей, свечей, дорогих пиджаков и галстуков. В центре зала находился гигантский аквариум с дорогой экзотической рыбой, которая порой выглядывала из камней и шлепала губами, словно пробуя воду на вкус. Глядя на нее, я невольно подумал, может ли рыба сойти с ума. Человек, окажись он в такой коробке, спятил бы уже через неделю, если не раньше.

Вспомнилось, как Наташа назвала меня роботом. В чем-то, наверное, она права. Не то чтобы я не испытывал эмоций или желаний, как другие люди, просто я научился их подавлять. Иначе просто не выжил бы. Наверное, мы с Уильямом нашли разные способы бороться с окружающей нас действительностью. Он привык ни о чем не заботиться, а я — брать под контроль любую самую критичную и безумную ситуацию. Научился из хаоса творить порядок.

Впрочем, броню я отрастил не сразу. Жизнь здорово меня потрепала, прежде чем я научился уходить в себя. Полагаю, в этом-то и вся беда — прятать то, что тебе дорого, и потом не иметь возможности самому до этого дотянуться. Может, я увлекся и воздвиг слишком высокие стены, скрывая свою натуру, и теперь миру остался лишь ловкий делец со смазливой физиономией, на которую так охотно клюют женщины.

Даже смешно, наверное. Наташа знает меня всего два дня, а уже попала в самую точку. Я мало чем отличаюсь от робота.

Мать с отцом опоздали на десять минут. Мать, как всегда, выглядела гораздо моложе своих пятидесяти. От нее мы с Уильямом унаследовали глаза и брови, от отца — квадратный подбородок и широкие плечи. А вот рост — бог знает от кого, потому что оба наших родителя не такие уж и высокие.

Отец всегда ходил с небрежной вальяжностью, каждым шагом умудряясь выразить окружающим свое презрение: вразвалочку, но при этом с чопорно выпрямленной спиной, вечно крутя головой и с кислой ухмылкой на губах. Это было врожденное, научиться нельзя. Он смотрел на мир так, словно тот его недостоин, хотя самый достойный поступок в жизни отца — это что он произвел на свет нас с Уильямом. Он, наверное, и сам это понимал, поэтому нам приходилось терпеть ежемесячные «посиделки», на которых с меня и Уильяма потихоньку тянули деньги.

Соглашаясь на встречи, я выказывал родителям последнюю дань уважения за то, что они меня вырастили. Я с лихвой выплатил все свои долги, однако порвать отношения пока не мог. По крайней мере, на данный момент.

Мать была более скромной на вид. Хрупкой, с вечно удивленным лицом и кривой верхней губой — так и не научилась наносить помаду.

— Где твой брат? — спросил отец, усаживаясь за столик.

— Не смог приехать.

Вообще-то я намеренно отправил Уильяма в ресторан на другой конец города. Он, наверное, уже понял, что к чему, но как-нибудь переживет это горе. А то идиот вечно сует родителям деньги, не понимая, что тем самым делает только хуже.

Мать нервно покосилась на отца. Они оба знали, что из меня им, хоть в лепешку расшибись, не вытянуть ни цента.

— Сынок… — Отец откинулся на спинку стула и с видом хищной рептилии облизнул губы. — Мы не просим у тебя подачек. Мы ищем делового партнерства.

Я не снизошел до ответа. Меня им не обдурить.

Отец откашлялся и с максимально непринужденным видом развел руками: мол, «да ладно тебе».

— Брюс, для тебя это сущие гроши. Долбаная мелочь на карманные расходы. Как ты вообще вырос таким эгоистичным ублюдком: это я виноват или твоя мать постаралась?

— Я уже сполна расплатился за свое воспитание.

— Брюс… — заговорила мать. — Ты ничего нам не должен. Ты ведь наш сын. Просто сам ты крепко стоишь на ногах, а вот нам не помешала бы небольшая поддержка. Подумай, для тебя это пустяк, а для нас выигрышный лотерейный билетик.

— Этот лотерейный билетик я давал вам уже не раз. И для чего? Чтобы вы спустили все деньги в казино, потратили на яхту, которую спьяну разбили вдребезги в первый же день, и закачали силикона себе в губы? Или откупились по бесконечным штрафам?

Оба заметно напряглись.

— А не слишком ли много ты себе позволяешь? — Отец подался вперед и положил локти на стол, слегка понизив голос, чтобы не привлекать внимание. — Не смей говорить со мной таким тоном! Я тебе задницу в детстве подтирал, если забыл!

— А теперь, значит, настала моя очередь за вами подтирать? — язвительно спросил я. — Тогда возьмите те деньги, что мы с Уильямом вам уже дали, и наймите себе няньку. А я вам не банкомат!

Я был удивлен и даже немного обрадован, когда оба вскочили из-за стола и, пыхтя от негодования, поспешили к выходу из ресторана. Как бы ни были настойчивы мои родители, даже у них имелся предел, и с каждым годом мне все проще удавалось нащупать у них больное место. Наверное, стоило бы вообще бросить эти встречи, но я до сих пор ждал чего-то от родителей, как и от своей новой стажерки. Беда в том, что сам не знал, чего именно.

Может, это побочный эффект моей замкнутости? Сам не знаю, чего хочу…