Лирика сапфировой феи

Патрацкая Н.В., 2023

«Лирика сапфировой феи» – славный фантастический роман, превращенный по воле автора в стихопрозу. То есть к тексту романа добавлены стихи автора, написанные практически на данную тему. Есть спектакли, есть опера, а там, где поют и говорят получается оперетта. Но как опереттой назвать роман? Либретто? Нет, пока это стихопроза, поскольку ноты отсутствуют.

Глава 3

К этому времени Феофан освоил изготовление паркетного пола, который очень высоко оценили в высших кругах общества. Барыня сразу-то хотела весь дом сделать деревянным, но потом передумала, и заказала паркетный пол в каменном доме. А еще она хотела сделать цветные витражи в окнах. В ту пору только придумали, как их делать. Один ученый и придумал такую красоту.

Пришлось Феофану ехать к ученому человеку с самой барыней. Кто же сестре царицы откажет? Славный дворец получилась. А барыня так привязалась к Феофану, что еще заказала у него один дворец, но теперь в городе. Ранг Феофана вырос, его стали звать графы да цари. Вот жизнь у него пошла! Всем нужный он. А дома у него дочь родилась, а он ее почти не видел.

Когда ты дик и безразличен, ты некрасив, несимпатичен. Ты своим видом отвращаешь, меня к себе не приглашаешь. В такие дни сижу спокойно, сердечко бьется так покойно, как будто нет глубоких глаз, любовь земная не для нас. С другими можешь говорить, с кривой улыбкой усмехаться, любовь во мне не загорит, я буду только улыбаться. Сегодня взгляд твой чуть оттаял, меня в забвении не оставил. Луч солнца землю осветил, увидел лучик, как ты мил. Я жду твоих улыбок, слов, не жду любви, а только снов. Во снах приходишь ты ко мне, как будто даже не во сне.

Барыня сама к нему в дом пожаловала, посмотрела на его жену, на дочь, на сына старшего, да и забрала его к себе. Сын Феофана, Митя, поступил в университет, к главному ученому, а жить стал во дворце у барыни, который его отец спроектировал и построил. У барыни детей не было, и так бывает. Что уж скрывать, сына Феофана барыня много лет знала, долго тогда дворцы строились, она и состариться усела.

На балы она с молодым парнем стала ходить, все его за сына ее принимали. Красавец писаный вырос из сына Феофана. Утонченней отца, образованный, языкам обученный, манеры он у барыни перенял. Жених завидный, что и говорить. Барыня ему коней подарила вместе конюшней и конюхами.

Из черноземной глубинки приехала к Феофану племянница жены, дочь младшей ее сестры. Они уж и забыли о родне, так долго в городе жили. Жена племяннице обрадовалась, ей нужна была няня для дочки, а чужих людей нанимать не хотела. Феофан не возражал, племянница Катерина осталась у них жить. Она рассказала деревенские новости, кто на ком женился, кто родился, а кто и помер.

К этому времени в живых из пяти сестер осталось только двое: старшая и младшая. Младшая сестра и направила свою дочь к старшей сестре в саму столицу. Всей деревней ее провожали, знали, что больше не свидеться им. Приветов передали всем и ото всех.

Девушка оказалась не из робкого десятка, сама доехала на перекладных лошадях до столицы, которые меняла на почтовых станциях. Она спокойно отнеслась к своим обязанностям няни. Есть девушки, к которым мужики да парни пристают, а у нее вид был такой смелый и безмятежный, что никто не осмелился с ней лясы точить.

Жена Феофана освоила грамоту и племянницу буквам обучила, а вместе с ней и дочь маленькая буквы выучила. А в деревне в ту пору так никто и не умел читать и писать. Оно им не надо было. Работы много в поле, в огороде да со скотиной хлопот не оберешься. А воду из колодца или из реки принести? Дел в деревне много, не до грамоты.

Москва — ты история народа. Москва — город счастья и свободы. В Москве — принимаются решения. О Мире — здесь даются предложения. Всегда — против войны моя Москва. Всегда — за мир, и счастье всем — она. За космос — чистый космос без войны. За дружбу — без угроз и суеты. Москва — за достойный, честный труд. Москва — за дело разума и рук. Искусство — полное чудес. Науку, точность и прогресс. Москва — за спорт, за детский смех. За счастье всех, за счастье всех.

Племяннице жизнь в городе понравилась, вела она себя скромно, требования тетки выполняла беспрекословно, и помогала расти своей маленькой племяннице. Феофан был ею доволен и подарил ей гарнитур из малахита: бусы, перстень с малахитом и сережки. Глубокие цвета камня чередовались так ярко, как отличалась жизнь в городе и деревне.

В гости к родителям заглянул сын Феофана, он впервые познакомился с кузиной из деревни. Девушка деревенская, но вполне приличная и по городским меркам, не сильно его огорчила. Они разговорились, любопытно было узнать о жизни молодежи в разной местности. Молодой человек подарил кузине шкатулку из красного дерева, в нее девушка Катерина положила малахитовый гарнитур. Тетка посмотрела на дары, и, смеясь, положила в шкатулку свои малахитовые бусы, первый подарок судьбы…

В огороде стояли два соломенных чучела, которые Феофан сам набивал соломой и украшал старой одеждой. Когда он злился на кого-нибудь, то подходил к чучелам и бил их ножами. Дед, увидев очередной разорванный наряд чучела, ругал мальчика, но безрезультатно, его неизменным развлечением оставались чучела в огороде.

Когда Феофан освоил нападение на одно чучело и мог нанести удар в обведенную углем точку, ему захотелось большего. Он поставил два чучела на крепкие колья так, словно стояли два человека и разговаривали. Теперь его задача резко усложнилась: он не нападал на чучела, он к ним подходил так, словно хотел с ними поговорить. Он некоторое время стоял против соломенных идолов, потом резко наносил два удара двумя ножами в обведенные точки.

Деда пугало затяжное развлечение мальчика, он пытался научить его полезным навыкам. Если дело было осенью, то дед приглашал внука помочь порубить капусту. На столе шинковали вилки капусты и морковь, потом обильно солили эту овощную смесь крупной солью и уминали руками до тех пор, пока капуста не давала сок. Комок соленой капусты с морковью бросали в кадку, и так происходило до тех пор, пока кадка не наполнялась капустой. Но Феофан неизменно вонзал двойным ударом два ножа в целый вилок капусты в намеченную точку, чем выводил деда из себя.

Наивность желтого листа в том, что рожден и будет вечно. Моя наивность — я проста, и подошла к стихам беспечно. Зарифмовав десяток строк, я увлеклась такой игрою, превознося любви порок, гналась за строчкой я порою. События добра и зла с живой и мертвою водою, с упрямством южного осла, и с осенью такой златою. Вот тема выпита до дна, поэт возрос в стране ошибок, и в предсказаньях мудрых сна не родились стихи для зыбок. Летит листва. В зеленых кущах есть две недели желтизны. Все хорошо и ветер лущит семян коробочки, листы.

Солнце пробивалось сквозь облака. Кленовые листья наливались красками. На одном клене было до трех ярких цветов: зеленый, желтый, вишневый. Березы желтели через лист: один зеленый, второй желтый. Красота в лиственных просторах нарастала. И в личной жизни Феофана стояла осень. Ой, да что там! А там вот что произошло. Он изменился. Ножи ему надоели хуже горькой редьки.

Он подошел к плетню соседнего дома и сказал:

— Катерина, я жить без тебя не могу! На улице благодать божья, а тебя нет! Пришла бы ты да утешила молодца, погуляли бы мы с тобой около мельницы.

Она ему и отвечает:

— Любимый мой, так уж и соскучился? Или тебе чучело на огороде надоело? Не сомневайся, я приду, как только солнце к дубу подойдет, подле него и ждать буду. А к мельнице я не пойду, страшно там.

Катерина от счастья закрутилась на одной ножке. Да, сподобилась! Значит, и у нее ныне девичья осень. Феофана она больно любила. А он ее? Да неужели он не любит ее? Девушка к сундуку бросилась, отворила крышку и затихла над нарядами. Зипун новый достала, платок вытащила новехонький. Что еще Феофан у нее не видел? Тятенька давно на базар не ездил.

Облетели любви листья. Не вернуть беспечный мир, потемнели с краской кисти, отзвучал влюбленный тон, колоколен новгородских позабыт белесый звон.

Девушка вынула из сундука атласную ленту, переплела косу, затянула ее на конце крепко лентой, бантик завязала. Потом Катерина покрутилась, отчего коленкоровая юбка колоколом закрутилась подле ног. Она опять к сундуку подошла, чтобы юбку новую посмотреть, словно не знала содержимое сундука. Катерина юбку себе сама шила. Бабушка ее стежку крепкому обучила. Юбку она лентой по подолу обшила.

Отец зашел в горницу, посмотрел на девичьи хлопоты и раскатисто рассмеялся:

— Дочь, куда ты собираешься? Неужели под венец идти надумала, а меня не спросила?

— Отец, люб мне Феофан.

— Да верно ли? Пусть сватов засылает! Хватит вам желуди с дубов околачивать.

Встретились Феофан и Катерина под раскидистым дубом. Он в рубашке новой пришел, ремешком золотым подпоясанный, а сам в лаптях. Ремешок ему боярыня подарила, он и носил его постоянно. Очень Феофан боярыне приглянулся. Боярыня в столице белокаменной зимой жила, а летом в деревню наезжала.

Только Феофан поцеловать захотел девушку, как откуда ни возьмись боярыня в карете подъехала. Вышла она из кареты, выхватила у кучера плеть да по юбке Катерине и врезала. Ноге девушки больно стало. Она отпрянула от парня. А боярыня засмеялась и дальше поехала. Феофан испугался за Катерину, испугался он гнева боярыни. Парень стоял в полной растерянности под дубом, с которого медленно падали первые желтые листья. Страх парня перед боярыней был сильнее его любви к девушке. Феофан с того дня от Катерины отдалился и взгляд при встрече отводил.

Катерине стало зябко и обидно за себя и за беспомощность Феофана. Она поняла, что он зависит от боярыни больше, чем от нее. И она решила, что непременно будет сильнее боярыни! Она будет сильнее его! Она — Катерина, и все тут!

В зеленой траве лежали желтые листья, словно золотые иконы. У Катерины в горнице в переднем углу висела икона, срисованная с древней иконы. Печь занимала четвертую часть жилого помещения, в ней можно было мыться и греться после того, как испекут хлеб. Пол был выстлан широкими половицами, немного черноватыми от времени.

По лесу я брожу одна, когда все листья наземь пали, когда дороженька пуста, меня влекут леса и дали. А в мыслях бежевый блондин уютно, нежно притаился. Он в сердце, кажется, один, забрался, как-то затаился. Все хорошо. Снежок на пнях. Трава устало зеленеет, и яркость четкая в ветвях на кустиках еще желтеет. Так что, мой бежевый блондин, зачем ты в жизнь мою явился? Забудь вопрос. Ты господин. Ты новой жизнью объявился.

Леса, леса, мои леса, без листьев в них такая сладость, простор и дождика роса даруют радостную младость. Приятно быть опять младой с надеждами на упоение. Как надоел мне чувств застой и сны без любых сновидений!

Девушка сидела на крыльце и поджидала молодого соседа, она еще надеялась на его возвращение. Отец вышел из дома и сел рядом с Катериной. Они стали рассматривать новый каменный собор с золотистым куполом. Возле него толпилась воскресная кучка прихожан.

Звон колоколов радовал тишину своим проникновенным звучанием. Платки и сарафаны были надеты на женщинах. Редкая женщина ходила в кокошнике. На мужиках были надеты высокие лапти и длинные рубахи, подпоясанные веревкой или ремнем. А на Феофане уже был золотой ремешок, словно золотой гребешок у петуха.

— Отец, Феофан боярыне служит, — нарушила тишину девушка, не отрывая глаз от соседнего дома в надежде, что на соседнем крыльце появится Феофан.

— Хорошо, что ты это сама узнала, — сказал отец и тяжело вздохнул. — Эх, дочь, знавал я нашу боярыню, служил ей верой и правдой, да состарился.

— Отец, и не старый ты вовсе! Твои ровесники — мужики седые, а ты молодой еще, русоволосый. А меня сегодня боярыня хлыстом отходила. Промолчу, но отомщу ей! А я замуж пойду за боярина! — не удержалась Катерина от обиды на боярыню.

— Мстить — не надо. Тебе еще хуже будет, забьют тебя розгами. Эх, куда хватила: замуж за боярина! Очнись, дочь! — испугался отец за свою дочь.

— Тогда я служанкой пойду в боярский дом! Я Феофана попрошу, так он за меня словечко и замолвит, — не унималась взволнованная девушка.

— Слуг они завсегда любят. Если Феофан замолвит слово, может, что и получится, — задумчиво сказал отец, закряхтел и поднялся с крыльца.

Катерина стала думать, как понравиться боярину да во что одеться. Одежды такой, как у боярыни, у нее никогда не было. Она встала с крыльца, взяла деревянное ведро, поставила его на голову и стала ходить по двору.

Мать, увидев дочь с ведром на голове, закричала:

— Катерина, ведро расколешь, протекать станет!

— Матушка, я статной боярыней хочу стать, — ответила важно девушка, продолжая гордо вышагивать по двору с ведром на голове.

— Ты и так не последняя невеста, приданое у тебя есть. Очнись! — крикнула мать и пошла к корове, которую пригнал пастух.

Катерина подошла к корове и погладила кормилицу семьи по холке.

Отец кучером служил у бояр. Боярыню раньше он возил, но теперь она его с собой больше не брала. Бывший кучер все больше навоз из конюшни выносил да за лошадьми ухаживал.

А Катерина к рукоделию была приучена, могла рубаху сшить и расшить ее. Первую рубаху она отцу и сшила, да так ее узорами вышила, что боярыня вновь взяла отца Катерины на облучок своей кареты. Катерина расшила рубаху и для боярина, да и поднесла ее боярыне.

Боярыня плетью хлестнула Катерину в знак благодарности да рассмеялась громко:

— Катерина, ты у меня мужа отнять хочешь?

"Как она догадалась?" — подумала Катерина и пошла прочь среди летящей осенней листвы в сторону города, на околице которого она и жила со своими родителями.

В городе стояли соборы большие, белокаменные. Чуть ниже располагались ряды торговые каменные. Катерина в монастырь заходила к настоятельнице и видела каменные своды и келью монашескую. Оставаться в монастыре она и не думала, не по ней была святая жизнь. Несколько домов в городе стояли — каменные, красивые дома, прочные.

А у Катерины дом бревенчатый, просторный, еще у нее был большой хозяйский двор под навесом. Дед ее дом начинал строить, а отец двор камнем вымостил. Бабушка все еще с ними жила. Она пряла пряжу, покручивая в руках веретено, сидя на широкой лавке. А мама Катерины любила полосатые половики ткать на маленьком деревянном станке. Все в семье ремеслу обучены.

Феофан — сын кузнеца, отец его подковы для лошадей делал. У них была своя мельница. Они и муку мололи. Семья Катерины у них зерно молола на муку. Феофан со своим отцом иногда у горна стоял, помогал отцу. Чем Феофан не жених Катерине? Правда, он себе все ножи выковывает, а потом их в чучела вонзает. Так нет, боярыня еще на голову Катерины объявилась! У нее своя земля, свои деревни, и все здесь принадлежит боярыне.

Я люблю кого-то в мыслях все лелеять и хвалить, и в стихах, как будто в письмах, о любви все говорить. Мой избранник, все быть может, и не знает обо мне, но зато он ум тревожит, и приходит мне во сне. От него лишь только нужно, чтоб хоть только иногда на глаза мне попадался, и встречать его глаза.

И не надо очных ставок, не любовник, а герой он моих стихов и сказок, а пристрастие — долой. Да, совсем не равнодушна я к обычной красоте, к умным людям, их душе, к их небесной чистоте. Красота и совершенство — их ведь можно созерцать, это лучшее блаженство, коль о них смогу писать.

Слухи ходят, будто боярыня — ведьма и колдовать умеет, будто мужа своего она приворожила зельем любовным. А если она и Феофана к себе приворожила? Он справный парень. Боярыня, рассмотрев рубашку, сшитую Катериной для ее мужа боярина, заказала еще для себя пять рубашек и чепчики для сна. Засадила боярыня Катерину за работу. Стала девушка портнихой, а не служанкой. Узоры боярыня заказывала сложные, вышивать их теперь придется всю зиму!

Вот как дело обернулось! А боярина Катерина так и не увидела, к ним он редко приезжал. Люди говаривали, что он самому царю служит! Катерина бы и для самого царя рубашку справила, так дел много и без царской одежды. Но между дел она себе кокошник смастерила и расшила бисером. И рубашку под сарафан она тоже себе расшила. Девушка быстро наловчилась вышивать.

Пришла весна. Отдала Катерина заказ боярыне. А тут и снег растаял. Надела девушка на себя обновы: сапожки сафьяновые, сарафан расписной по подолу и впереди полосой весь расшитый. На голову надела кокошник и во двор вышла. Отец как увидел дочь, так и пошатнулся от неожиданности.

— Катерина, красавица ты наша! Ох, какая ты стала! — удивленно воскликнул отец, не веря своим глазам.

Он медленно подошел к дочери и дотронулся до кокошника.

— Знатная из меня боярыня получится? — спросила Катерина у отца, павой пройдясь по каменному двору.

— Страшно за тебя, дочка! — замахал отец руками, а потом вдруг спросил: — Хочешь, дочь, грамоте обучиться у дьячка нашего?

— Хочу, — ответила Катерина с вызовом, — мне нужна грамота.

Стал дьячок к ним домой приходить и грамоте девушку обучать. Мать ему за учебу сразу половик подарила, а потом молочко в крынке подавала, когда он приходил. Дьячок маленький был да шустрый. Знал много, рассказывал интересно о том, что за горами, за долами делается.

Летом Катерину признали первой красавицей среди девушек. Феофан на празднике солнца изображал всадника на коне. Катерина расшила себе и ему белые одежды. Феофан с босыми ногами сидел на коне, ездил по улице с пучком пшеницы, люди выходили ему навстречу и кланялись в пояс, словно он само солнце доброе. Боярыне он больше прежнего приглянулся.

Я вдруг поняла, что волненья напрасны, что все хорошо, пусть мне плохо кругом, мы часто в душе своей просто несчастны, но вдруг улыбнемся, и счастье волчком. Казнить мне себя за язык мой болтливый, совсем ни к чему я такой родилась, с душою, чрезмерно порой совестливой, я в адовы муки сама забралась. И мне отомстить за крамолу так просто, стихи написать, сбросить чей-то указ, иначе меня поразит чья-то косность, иначе закончится женский мой сказ.

Катерину в белом расшитом платье к дереву привязали на солнечной поляне, а на голову ей надели венок из цветов. Вокруг нее парни и девушки стали хоровод водить да песни петь. Феофан отвязал Катерину от дерева, поэтому их стали дразнить:"Жених и невеста".

Вечером сожгли соломенные чучела. Факелы запылали. Красота. И вдруг в круг праздника ворвалась карета с боярыней, лошади зафыркали, заржали. Девушки и ребята разбежались, а боярыня-матушка на глазах у всех в ведьму превратилась, а карета — в ступу. Схватила ведьма Феофана, посадила вместе с собой в ступу и улетела за леса, за моря.

Катерина так и села у костра, в нем еще головешки потрескивали. К девушке отец подошел, это он боярыню в карете привез. Лошади стояли и хрипели. Катерина подошла к лошадям, погладила их по холке, они и успокоились. А отец сказал, что боярыня полетает и сама вернется, не век же ей в ступе сидеть, да еще с молодым парнем.

Страху Катерина натерпелась — и не передать. Сидит она у костра, смотрит, а у нее в руке ремешок золотой остался. Показала девушка золотой ремешок отцу. Он взял ремешок и перекрестил им костер. Ремешок превратился в ужа, а ужей в их местности всегда много было. Катерина так и отпрянула от отца.

А отец засмеялся:

— Не пойдешь ты, дочь, под венец, не пара Феофан тебе, ох, не пара.

Парни вокруг Катерины заплясали да песни запели, что она их невеста, а не Феофана. Просили парни своими песнями жениха среди них себе выбрать. А Катерине все парни казались на одно лицо, не могла она вот так сразу Феофана забыть. Ох, не могла.

А Феофан — что Феофан? Он оказался у боярыни в услужении и, пока служил, многое узнал, многие ремесла изучил. Узнал он состав отвара — снадобья, из-за которого боярыня превращалась то ведьму, то опять в боярыню. Скучал он по Катерине, по нраву она ему была, но не мог он к ней вернуться, боярыня-ведьма не отпускала. И так ему захотелось на свободу, что он замахнулся ножом на саму боярыню! Ведьма, словно мужик, перевернула его за руку через себя, да и хлопнула оземь. Феофан до нападения на боярыню-ведьму зелья выпил. Очнулся он дома с книгой в руках, словно века промелькнули и остановились.

Сапфирные лучи света медленно скользили по серебристым шарам, создавая праздничное мерцание холодных мраморных столешниц. Катерина выключила прожектор и грустно усмехнулась, она все сделала для будущего праздника, оставалось накрыть столы и ждать гостей. Это ее мама предложила ей оформить зал кафе к новогодним праздникам, что она и делала.

Девушка купила елочные шары и приклеила их к подносам, а потом она развешивала подносы с шарами по стенам небольшого зала. Она подошла к елке, украшенной такими же шарами, и погладила ее от избытка чувств, потом вздохнула и, как истинная Золушка в фартуке и стоптанных туфлях, присела на стул, чтобы еще раз осмотреть зал. Катерина подошла к зеркалу на стене, покрутилась перед ним — увиденным в зеркале собственным изображением она осталась довольна, но на секунду задумалась, перебирая в голове свою одежду. Она подумала, что ей не хватает нарядного платья с декольте. Взор ее опустился на туфли, она покрутила одной ножкой и скрипнула от злости зубами: туфли ей тоже были нужны.

До праздника оставалось три дня, деньги за это время не предвиделись, их она получит только после праздника от мамы, работавшей в этом кафе. На некоторое время Катерина задумалась, она вспомнила, как приехала в этот городок с мамой из деревни, продав там дом и всю мебель. На данный момент у них с мамой ничего не было в этом большом городе. Деньги за проданный дом они быстро израсходовали.

Мама жила у хозяина кафе, Афанасия Афанасьевича, в его квартире, с ней жила и Катерина. Нет, мама за него замуж не вышла. Просто хозяин решил три задачи: он получил сотрудницу для кафе, обеспечил ее жильем, и дома у него появилась домработница — и все в одном лице мамы Катерины. Но денег от этого в их семье особо не прибавилось, они постоянно были в долгу у хозяина.

Катерина еще раз вздохнула и покрутила носком туфли, что ее не порадовало. Она еще училась в школе и постоянно чувствовала свою бедность, такую глубокую, что избавиться от нее не представляло никакой возможности. Конечно, мама сделала глупость, что продала дом в деревне Медный ковш, а то бы они давно назад в деревню сбежали. Мама с хозяином познакомилась прошлым летом, когда он приезжал в их деревню по своим делам. Именно тогда Афанасий Афанасьевич предложил работу и комнату в своей квартире.

Счастливый сон приснился ночью и олимпийские огни. И твои губы впились сочно, в такой момент ты не звони. Как ты красив, великолепен! Я не ждала тебя совсем. Твой взгляд божественен и светел, а вместе с тем, а вместе с тем. С тобой болезни все вернулись и горести пошли рекой. А в жизни? В жизни разминулись. Разлука нам дает покой. Ты на дороге карты бросил.

Твоя любовь и на снегу. Забыл ты только бросить восемь, боялся, что я не могу.

Девушка поднялась со стула и обошла зал: все было в порядке, можно было уходить домой. Дома ее ждала новость: к хозяину приехал новый повар, сын Феофан, бывший военнослужащий, участник боевых операций. Особенно хорошо он владел двумя ножами одновременно, просто виртуозно, за что его отправляли работать на кухню. Позже он стал помощником повара в солдатской столовой, так и привык к кухне. Когда он покинул воинскую службу, то однозначно решил стать поваром.

"Мужчина-повар — звучит хорошо!" — так думал Феофан. Он окончил кулинарное училище и теперь явился к отцу работать в его кафе, но место шеф-повара было занято, да и место повара тоже.

Это все, что знала Катерина о Феофане. А еще она знала, что к хозяину подбивает клинья новая сменщица ее мамы. Катерина была еще совсем юная девушка, стройная и худенькая, но в душе у нее расцветали такие потребности! Об этом она и думать боялась. А еще она знала, что декада до Нового года в кафе вся расписана и со следующего дня в кафе ожидается наплыв праздничных компаний.

Девушка еще раз посмотрела в зал и погасила свет. Она зашла в раздевалку, накинула старую курточку, заглянула в кабинет хозяина и вышла из кафе. Она сама закрыла дверь на ключ и отнесла его домой.

Два сердца наши тлели чуть заметно, могли бы страстным пламенем гореть, но рядом с нами как-то неприметно, другое сердце вздумало затлеть. Ты стал другим. Она тебя манила, пленила пышностью и форм, и слов. Расчетливо она меня затмила, коварный путь к тебе не слишком нов. Любила ли она тебя? Не знаю! Меня же ненавидела. О, да! Тогда решила я однажды к маю, покинуть треугольник навсегда. Я обойдусь без слов твоих горячих, пусть об искусстве, музыке, кино. Я обойдусь, любимый мой, иначе мне будет больно, грустно и темно.

Делить тебя с другими очень тяжко, отдать совсем — намного тяжелей, но выпита проклятий этих чашка, безвыходно я стала, друг, взрослей. Тебя мне не хватает вечерами, а на работе не хватает днями.

На школьном новогоднем вечере Катерина блистала в сказочном платье настоящей феи, на ногах у нее сверкали волшебные туфельки, на шее сверкало колье из сапфиров, в ушах покачивались сапфировые сережки. Она стала центром притяжения всех мальчиков, они крутились вокруг нее целой стаей.

Девчонки обиженно толпились у Сапфирной елки, обсуждая наряд новой феи. Они и так недолюбливали Катерину, а тут и вовсе отодвинулись от нее. Девочки не могли понять: где бедная девушка добыла великолепное платье?! Нет, это в головах красавиц никак не укладывалось! После школьного праздника Катерина ушла ночевать к однокласснице.

Для Арины ничего удивительного в этом не было. Арина дала Катерине свою домашнюю одежду, раздвинула диван, спросив разрешения у мамы. Так Катерина осталась на три дня в доме подруги, домой она даже не звонила. Шли школьные каникулы.

Вечером по телевизору Катерина из новостей узнала, что в городе произошло двойное нападение, а человек, совершивший нападение, — скрылся. Предполагали, что Феофан двумя ударами ножа ранил двух сотрудниц.

Тем же вечером к Катерине пришел детектив и сказал, что ее мать ранена вместе со своей сменщицей. Катерина пошла в больницу, но к матери ее не пустили, и она ушла домой. На следующий день под предлогом, что ей тяжело, она вернулась в дом к Арине и осталась у нее на неделю.

В густом тумане родилась зима и в холод забрала деревьев ветки. Исчезла даль. Туманов холода проникли в мозговые клетки. И иней лег — на мысли — провода. И в душу залегла зима. Да, вот беда, и дрожь идет по коже, и мозг замерз, и застывает кровь. Туман виновен ли в моем морозе? Или слова людей меня морозят вновь? Иль просто каменная поза, уносит нас в века моложе?

Катерину жалели все и осуждали Феофана. Катерина один день грустила, потом вместе с Ариной ездила по магазинам и покупала новую одежду и обувь. Арине деньги на одежду давал отец.

Шеф-повар прекрасно знала, что Афанасий Афанасьевич привел в дом Катерину с матерью. Она внедрилась в доверие к матери Катерины, назвавшись поварихой. Но в праздники им пришлось много работать, и обе дамы переутомились. Они крупно повздорили и разозлили третьего помощника — Феофана. Шеф-повар всегда чувствовала, что Феофан — опасный человек. Нож слегка ранил ее, злоба у него копилась давно. Мать Катерины вступилась за напарницу. И Феофан в порыве гнева на повара случайно ранил мать Катерины, демонстрируя им технику владения двумя ножами одновременно. По делу о двойном ножевом ранении все были одного мнения: виноват Феофан.

Катерина думала, что Феофан ранил ее мать случайно, ей казалось естественным, что человек, прошедший через настоящую войну, обладал ослабленной нервной системой и навыками обращения с холодным оружием.

Феофана и Афанасия Афанасьевича не могли найти.