Барракуда forever

Паскаль Рютер, 2017

Популярный французский писатель Паскаль Рютер – автор пяти книг, в том числе нашумевшего романа “Сердце в Брайле”, который был экранизирован и принес своему создателю несколько премий. Как романист Рютер знаменит тем, что в своих книгах мастерски разрешает неразрешимые конфликты с помощью насмешки, комических трюков и сюрпризов любви. “Барракуда forever” – история человека, который отказывается стареть. Бывший боксер по имени Наполеон на девятом десятке разводится с женой, чтобы начать новую жизнь. Мужественная осанка и боксерские навыки по-прежнему при нем, и он чувствует себя непобедимым. Заботливый сын пытается его опекать, однако Наполеон предпочитает общаться не с ним, а с десятилетним внуком. Они вдвоем ходят в боулинг, заводят собаку, говорят между собой на эсперанто и врут всем напропалую, затевая рискованные выходки. Мальчик восхищается дедом и лишь смутно догадывается о тайнах своего кумира, которые ему вскоре предстоит узнать.

Глава 3

Наполеон уже прожил две жизни, и у него наверняка имелась еще целая куча в запасе, как у кошки. В первой жизни он выступал на рингах по всему миру и не раз попадал на первые страницы газет. Ему были знакомы и слава чемпиона, и трескучие вспышки фотокамер, и короткая радость победы, и бесконечное одиночество в раздевалке после поражения. Потом вдруг он разом, по непонятным для нас причинам, поставил крест на своей карьере.

И стал водителем такси. Taximan, как он любил произносить с американским акцентом. Он никогда не снимал гребешок, установленный на крыше его машины. Когда он забирал меня из школы, он его включал, и в зимних сумерках издалека виднелись светящиеся буквы TA и I — X категорически отказывалась зажигаться. Задняя дверца “пежо” распахивалась, и дед церемонным тоном вопрошал:

— Куда поедем, месье?

Однако в эту пятницу, спустя неделю после отъезда Жозефины, он просто сообщил:

— Хочу кое-куда тебя отвезти.

— В боулинг?

— Нет, не в боулинг. Увидишь.

Наполеон объяснил мне, что много думал и что начало третьей жизни должно ознаменоваться важным событием.

— Радостным событием! — воскликнул он и включил правый поворотник.

— Дедушка, я понял, но ты едешь налево.

— Не страшно, — возразил он, — в Англии все ездят слева.

— Мы же не в Англии!

— Что это они так разгуделись? Как думаешь, почему?

— Дедушка, ты в каком году права получал?

— Во-первых, давай договоримся, что с сегодняшнего дня ты меня больше так не называешь. А во-вторых, о каких правах ты говоришь?

Солнце стало клониться к закату.

На каждом перекрестке он инстинктивно вытягивал руку, защищая меня спереди, чтобы я не вылетел через ветровое стекло, если придется резко тормозить, как будто в машине не было ремней безопасности. Мы ехали примерно полчаса, потом свернули с шоссе на грунтовую дорогу.

— Это здесь. Мне так кажется.

Я прочитал три буквы над входом:

— ОЗЖ.

— Отлично, три буквы ты точно знаешь. Этого довольно. Хватит, чтобы выйти из любого положения. Вперед, go, пойдем.

— Ты хочешь взять собаку? — поинтересовался я, когда мы шагали по бетонным дорожкам между двумя рядами вольеров.

— Нет, что ты! Подыскиваю себе секретаря! Ты иногда такие вопросики задаешь…

Из клеток доносился хриплый лай вперемежку с пронзительным визгом. Там обитали все породы собак, какие только бывают на свете, с длинной, короткой, мягкой, густой или жесткой, прямой или волнистой шерстью — все, какие можно вообразить. Многие понуро, безучастно сидели, забившись в глубь клетки, и принимались махать хвостом, когда какой-нибудь посетитель проходил мимо. Некоторые были шелудивые, и они отчаянно чесались, у других слезились глаза, третьи безостановочно крутились, гоняясь за собственным хвостом.

Тут крепыш спаниель, здесь мощный босерон, там вертлявый джек-рассел, дальше спокойный лабрадор, элегантная колли, грациозная аристократичная борзая. Оставалось выбрать. Вот в этом-то и состояла проблема.

— Не так-то просто сделать выбор! — признался Наполеон. — Но ведь всех не возьмешь. Давай положимся на судьбу…

К нам вышла какая-то дама и, заметив, что дед пребывает в замешательстве, заявила:

— Все зависит от того, для чего вам это надо.

— Дело в том, что мы не знаем, — признался Наполеон. — Вот в чем вопрос! Мы просто хотим собаку, чтобы она жила с нами, как и полагается собаке.

Он указал на клетку, на которой не было таблички.

— А тут что? — спросил он.

— Тут? Кажется, жесткошерстный фокстерьер, — ответила дама.

Пес устремил на нас мутноватый взгляд, на миг поднял морду и, издав протяжный вздох, снова положил ее на ровно вытянутые лапы.

— Вы уверены? — осведомился Наполеон.

— Честно говоря, не очень. Может, это сеттер… Погодите, сейчас посмотрю.

Дама стала копаться в бумагах, они вылетали у нее из рук и падали на дорожку.

— Не могу найти его документы.

— Жаль, так и не узнаем, какой он породы. Но нам наплевать на породу, правда, Коко?

— Да, наплевать.

— А сколько ему лет?

С видом опытного профессионала дама заявила:

— Ну… Ему примерно год. Нет, два. Да, два. — Ее лицо расплылось в смущенной улыбке. — Нет, все-таки поменьше. Или побольше.

Она снова погрузилась в бумаги, в конце концов выронила их все, и они разлетелись.

— Ладно, не важно! — произнес Наполеон. — Нам и на возраст наплевать. А сколько лет живут такие собаки?

— Они живут долго, лет двадцать, — ответила дама. — Вас что-то беспокоит? Какая-то проблема?

— Еще бы, это большая проблема! — вскричал Наполеон.

— Да-да, конечно. Я понимаю…

— С животными всегда одна и та же проблема, — вздохнул Наполеон, — они умирают раньше нас, а это очень больно.

* * *

— Забавно, — заметил Наполеон. — Видишь, пришли вдвоем, а уходим втроем.

Мы улыбнулись друг другу. Нам хотелось поговорить с нашим псом, но мы не решались, потому что это выглядело бы смешно.

Наполеон достал из кармана новенький поводок, упруго развернувшийся, словно змея. На нем еще болтался ярлычок.

— Ты все предусмотрел, де… Наполеон!

— Все. Даже вот это. Взгляни-ка!

Багажник “пежо-404” был доверху набит пакетами с сухим собачьим кормом. Наполеон распахнул заднюю дверцу и торжественно провозгласил:

— Новая жизнь начинается! Куда поедем, месье?

Пес запрыгнул на заднее сиденье, обнюхал его и, довольный, с удобством на нем развалился.

Таксометр видавшего виды “пежо” показывал 0000, и мне почудилось, будто он начинает новый отсчет неведомо чего.

— А что, это правильно, — рассудительно заметил Наполеон, тронув машину с места. — Мы ведь не хотели собаку какой-то определенной породы. Просто собаку. Собаку с повадками собаки — и все!

Теперь встал вопрос об имени. Медор, Рекс, Рин-Тин-Тин, Балу — все это нас не устраивало. Остановившись на очередном светофоре, мы оба обернулись. Пес вопросительно поднял на нас ласковые, словно подведенные черным глаза.

— Тебе нужно совершенно необычное имя, — задумчиво произнес дед, — совсем новое. Старые приелись! И баста.

— Баста! — воскликнул я. — Отличное имя!

— Идет! Пусть будет Баста!

Повернувшись назад, дед спросил:

— Ну что, Баста, ты доволен новым именем?

— Гав!

— Ему вроде нравится! — сказал я. — Зеленый, можно ехать.

— Красивое имя, — согласился дед и тронулся с места. — По крайней мере для собаки. Оригинальное. Изысканное. Классное, это уж точно. Гораздо лучше, чем, например, “Финиш” или “Абзац”. Ты понимаешь собак, это чувствуется.

Приехав к нему домой, мы первым делом вытащили из багажника пакеты с кормом и разложили по шкафам.

— Мы славно потрудились, — заявил Наполеон, — и у меня кое-что для тебя есть.

Он выдвинул ящик и достал туго набитый полотняный мешочек.

— Не волнуйся, это не собачий корм. Открой.

В его глазах горели хитрые огоньки.

Шарики. Сотни шариков. Старые шарики — керамические, стеклянные, агатовые, маленькие и побольше… Все детство Наполеона.

— Начал собирать еще подростком, — сказал он. — Выигрыш за несколько лет. Ты найдешь им лучшее применение, чем я. Мне, знаешь, и играть-то не с кем. Обычно дарят коллекцию марок, но меня марки всегда раздражали. Поначалу у меня их скопилась целая куча — от писем. Честно говоря, я никогда особо не напрягался с писаниной.

У меня подкашивались ноги, бешено колотилось сердце, а челюсти свело так, что не разомкнуть.

— Только не вздумай реветь! — бросил он.