Королевы бандитов

Парини Шрофф (2023)

Муж Гиты исчез пять лет назад. Бросил ее. Испарился. Так утверждает сама Гита, вот только злые языки ей не верят и уже распустили слух на всю деревеньку, что мужья так просто не растворяются в воздухе, и потому она… Убийца! Что ж, и такую репутацию можно обернуть себе на пользу! Теперь Гиту побаиваются. Перейти ей дорогу? Нет, спасибо. Попытаться приструнить? Ну не идиоты же мы! Посметь не купить у нее украшения ручной работы, созданием которых она и зарабатывает себе на жизнь? Дайте два! Но особенно полезна Гита оказывается для других жительниц деревни, которые по ее примеру хотят избавиться от назойливых, скупых и ревнивых мужей. Вот только есть одна загвоздка: Гита своего суженного не убивала, и как это сделать — не знает. А очередь из гневных женщин, желающих стать вдовами, перед дверями ее лавочки продолжает расти…

5

Следующим вечером Фарах поднялась на две бетонные ступеньки крыльца Гиты с гордой улыбкой. В деревенских храмах настало время вечерних бхаджанов^[33], и над домами плыли тягучие стоны шенхаев^[34], размеченные барабанным ритмом. Гита не успела открыть дверь пошире, а Фарах уже проскользнула в дом.

— Я все сделала, — заявила она, усевшись в этот раз не на пол, а на кровать Гиты.

Хозяйка кровати вскинула бровь при виде такой бесцеремонности, но любопытство пересилило возмущение:

— Что ты сделала?

— Высыпала все его снотворные таблетки в бутылку с дару. — Фарах сделала руками жест, будто отряхивала грязь с ладоней. Синяк вокруг ее подбитого глаза сегодня уже казался фиолетовым, а не багровым. Бинди^[35], маленькая, коричневого цвета, была нанесена криво, не по центру лба. — Он сдохнет с минуты на минуту.

Гита с облегчением перевела дух:

— Я впечатлена. А что за снотворное вам удалось добыть в нашей дыре? Ты упаковку не выкинула?

Фарах протянула ей блистер размером не больше игральной карты, с пустыми сплющенными ячейками. Гита прищурилась, разбирая название на мятой фольге, и перевела взгляд на Фарах, которая расположилась на ее кровати, как магарани^[36] на царском ложе.

— Это «Финкар», средство для роста волос. Самир не сдохнет, зато похорошеет.

— Что?! — подскочила Фарах. Она выхватила у Гиты блистер и обалдело уставилась на него. — Самир сказал, ему доктор выписал эти таблетки и он не может без них обойтись! Я что, платила десять рупий в день за его волосы? — Фарах с треском смяла упаковку в кулаке. — Йа’Аллах! Убью обманщика!

— Это если у тебя получится. — Гита покачала головой. — Как ты могла не знать, что́ это за таблетки? Неужели не проверила, что покупаешь?

Лицо Фарах скривилось от отчаяния, из-за чего бинди и вовсе съехала вбок. Непонятно было, чего от нее ждать в следующий момент — то ли рыданий, то ли вспышки ярости. Наконец Фарах простонала:

— Я не умею читать! — и с силой отшвырнула блистер.

Несмотря на мощное ускорение, упаковка была слишком легкой и лениво спланировала на пол, что лишь усилило дурное настроение Фарах. Она пнула подушку, словно та была главной виновницей неудачи.

— Теперь же он еще будет выяснять, куда подевались его таблетки! — взвыла Фарах.

— Зачем ты вообще сегодня это затеяла? — не выдержала Гита. — Не могла подождать?

— Подождать чего? Самого идеального пластикового пакета во всей Индии? Пока я буду ждать, Самир опять отберет у меня деньги. Мы тут с тобой просто время теряем, Гитабен, воду в ступе месим! И каждый раз, когда я спрашиваю, что ты сделала с Рамешбхаем, ты только огрызаешься. Это что, такой педагогический прием в деле обучения убийствам? Тогда он не работает, потому что я так ничему и не научилась у тебя!

— Окей, успокойся, — велела Гита. — Придумаем что-нибудь другое.

— Например?

— Ну, в общем-то отравить его было хорошей идеей. Яд — легкий и чистый способ…

— Моя идея была хорошей? — просияла Фарах, и ее рот растянулся в улыбке. От этого лопнула едва затянувшаяся трещина на разбитой нижней губе. — Ой…

Гита протянула ей носовой платок, Фарах промокнула губу и потрогала ранку языком.

— Да, — кивнула Гита в неожиданном приступе великодушия, затем кивнула на мятый блистер, валявшийся на полу: — Идея хорошая, только исполнение подкачало.

— Так что́ мы теперь будем делать?

Гита на пару секунд задумалась.

— А что Самир обычно пьет?

Фарах воззрилась на нее, как на идиотку.

— Дару он пьет, — медленно произнесла она. — В этом вся проблема.

— Нет, дубина, я не об этом, — поморщилась Гита. — Что он пьет, кроме алкоголя? Может, молоко?

— Молоко он терпеть не может.

— Соки?

Фарах покачала головой:

— Он считает, что в соках слишком много сахара, а в стране эпидемия диабета, знаешь ли.

— Да у него печень вот-вот отвалится, а он диабета боится? — Размышляя, Гита принялась расхаживать по комнате. — Думаю, других вариантов нет: придется купить ему еще бухла.

Фарах даже придушенно охнула от неожиданности:

— Ты вообще на чьей стороне?!

Гита продолжала рассуждать, словно говорила сама с собой:

— Дешевле было бы отравить его еду, наверное, но лучше пусть он будет пьяный — тогда не заметит постороннего привкуса или не обратит на него внимания…

— Какая ты умная. Значит, раньше это уже сработало? С Рамешем? — невинным тоном поинтересовалась Фарах.

— Отличная попытка. Пошли к Карему.

— А не могла бы ты… — замялась Фарах, — сама сходить? Ну, типа, ты же там и без меня обойтись сможешь. Или я тебе нужна?

Предположение, что ей кто-либо может быть нужен, взбесило Гиту:

— Разумеется, нет! Но…

— Просто понимаешь… Люди ведь могут увидеть, что я покупаю дару. Что обо мне подумают?

Гита сердито покосилась на нее:

— А обо мне, значит, пусть думают, что хотят?

— Но я же мать и мусульманка, и понимаешь, люди… Да ладно, Гитабен, ну ты же сама знаешь, что в деревне о тебе и так думают всякое, а тебе и дела никакого нет до пересудов — я, кстати, всегда считала, что это ужасно круто, вот так, как ты, плевать на чужое мнение. Так что какая тебе разница?

— Хорошо, — кивнула Гита.

Глупо было звать Фарах с собой за компанию, подумалось ей. Она ведь сама возражала против всяких «мы» и точно знала, что ее с этой женщиной совсем ненадолго свела жизненная необходимость, а вовсе не дружба. Кроме того, решила Гита, ей лучше действительно не появляться на людях с Фарах накануне смерти Самира — это могло бы впоследствии вызвать подозрения.

— Я куплю дару и потом встретимся еще раз у меня.

— О-о… А не могла бы ты занести бутылку ко мне домой? Мне так было бы удобнее. Понимаешь, дети, и все такое…

Гита скрипнула зубами — все-таки наглости Фарах было не занимать.

— Гитабен, ты чудо! — выпалила та, приняв молчание за знак согласия. — Ой, а чем же мы его отравим-то?

Тут ответ у Гиты уже был готов:

— Чем-нибудь простым и дешевым, например крысиным ядом.

— Окей, тогда я куплю крысиный яд!

Гита вздохнула:

— Мы не можем купить его здесь. Тебя так вычислят в два счета. Нам нужно съездить в город.

Фарах медленно склонила голову в знак согласия и постучала пальцем по виску:

— Какая ж ты умная, Гитабен. Ну, типа, мозговой трест мира.

— Я в курсе.

— Так это… не хотелось бы тебя торопить, но ты ведь сходишь к Карему? Пока он лавку не закрыл сегодня, да?

Гита задумчиво на нее посмотрела:

— Как так вышло вообще, что твой муж портит жизнь мне?

Фарах уходила такая довольная, что у Гиты возникло неприятное чувство, будто ее надули. Ловко и быстро. Как воздушный шарик. «Что, если Фарах только прикидывается простушкой?» — возник вопрос. «Да ладно, не парься, — сказала она себе, надевая сандалии. — Просто сбегай за бухлом и покончи уже со всей этой фигней».

Она зашагала по той же дороге, что и вчера вечером. Дети на школьном дворе теперь играли в крикет, соорудив воротца из камней. Диктаторского визга мини-Салони на этот раз не было слышно.

В забегаловке на углу было всего три клиента. В это время суток, после посещения храмов, большинство мужчин из их деревни проводили время, покуривая кальяны и играя в карты около конторы панчаята. Здесь же, у забегаловки, двое сидели на пластиковых стульях — читали газеты и потягивали что-то из маленьких стеклянных бокалов. Третьим был босоногий далит, засунувший сандалии за пояс, — он держался в отдалении, как требовала традиция, и пил чай, который ему подали, как и всем далитам, даже постоянным клиентам, в одноразовом пластиковом стаканчике.

Возле лавки Карема Гита сделала глубокий вдох, перед тем как войти. Карем хоть и удивился, но явно был рад ее видеть, что показалось Гите странным. Обычно радости при виде ее никто не проявлял, даже покупатели, которые считали, что сделанные ею украшения приносят удачу.

— Гитабен! Чем могу служить?

Пластиковые коробки с разноцветной бижутерией лежали пыльной радугой на витринах под стеклом. Было очевидно, что их оттуда не доставали многие годы. Даже сквозь мутное стекло Гита могла оценить низкопробные материалы и бездарную, некачественную работу покойной жены Карема. Она молчала в растерянности, задумавшись вдруг, нужен ли для покупки нелегального алкоголя какой-то пароль — тайное слово или фраза, — потом решилась:

— Одну бутылку, пожалуйста.

Карем уставился на нее во все глаза, на его лице отразилось сомнение.

— Тебе нужно спиртное? — уточнил он на всякий случай.

— Да.

— У тебя гости или типа того?

— Нет, — быстро сказала Гита. — Это для меня. Я люблю… выпить.

Он заулыбался:

— Ну, тогда ладно. Что предпочитаешь?

— Предпочитаю? Э-э…

— У меня есть дези-дару^[37] и тхарра собственного изготовления.

— Э-э… А тхарра нынче на что похожа?

— Нынче? — переспросил Карем с некоторым недоумением и иронией, весело заломив бровь. — Да на самогон она похожа, как всегда. Грубовата, но задачу свою выполняет исправно.

— Ясно, — кивнула Гита, как ей казалось, со знанием дела. — А дези-дару?

Карем достал из-под прилавка пузатую стеклянную бутылку с прозрачной жидкостью. На этикетке в окружении надписей на хинди и на английском красовались рисунок пальмы и вездесущий значок, оповещающий индусов о том, что продукт сугубо вегетарианский: зеленый кружок, вписанный в зеленый квадрат. Это было первое, что увидела Гита. Она пригляделась, и выяснилось, что дези-дару произведен в Барели — городке штата Уттар-Прадеш на севере Индии. Штат этот был знаменит ремеслами, растущим наркотрафиком и Тадж-Махалом. И еще в Уттар-Прадеше родилась Королева бандитов.

— Это наш, местный ром. В смысле отечественный, — пояснил Карем, держа перед Гитой бутылку, как заправский сомелье. — Не какой-нибудь там поддельный инглиш-финглиш, а натуральный продукт, мейд-ин-Индия.

— Где берешь?

— В Кохре.

— А, — кивнула Гита. — Я как раз завтра туда собираюсь. Сколько стоит бутылка?

— Шестьдесят пять. Но в Кохре можно купить дешевле.

— А тхарру почем продаешь?

— Двадцать. — Карем осклабился. — Это уж совсем местный продукт и натуральнее некуда.

— Тогда я возьму тхарру.

— Окей, только не увлекайся, Гитабен. Эта штука коня с копыт скопытит. — Он ухмыльнулся шутке — не знал, что Гита уже слышала эти слова от Самира, когда стояла под дверью во время их разговора.

Не дождавшись от нее ответной улыбки, Карем неловко кашлянул. Безо всякого трепета, с которым доставал бутылку дези-дару, он извлек из-под прилавка пластиковый пакет с такой же на вид прозрачной жидкостью. Пакет был меньше молочного и завязан наверху простым узлом. Сложно было поверить, что такое жалкое количество алкоголя может кого бы то ни было «скопытить».

— Это что, всё? — удивилась Гита.

— Поверь, когда выпьешь, тебе мало не покажется. — Карем перекинул пакет с ладони на ладонь и обратно; самогон отозвался приятным плеском. — Здесь больше, чем достаточно.

— Мне два пакета.

— Что? Зачем?

— Тебе мои деньги нужны или нет? — огрызнулась Гита. — Если бы ты Рамеша так отговаривал, я бы сейчас могла пошевелить этими двумя пальцами. — Она подняла левую кисть, которую муж сломал ей на четвертом году их совместной жизни и кости которой неправильно срослись. Эта травма, к счастью, не слишком сильно ограничила ее возможности в изготовлении украшений из бусин, но там особой ловкости и не требовалось. А вот если бы увечье помешало ей заниматься каким-нибудь более сложным делом — к примеру, если бы Гита была пианисткой, — ее благодарность судьбе была бы не так велика.

Карем некоторое время молчал.

— Я не знал, — наконец произнес он. — Ну, то есть до некоторых пор.

Гита недоверчиво хмыкнула.

— Клянусь тебе. — Он оттянул двумя пальцами кожу на кадыке в качестве традиционного знака подтверждения клятвы. — Не знал. Откуда я мог знать? Я не видел тебя с переломом. И вообще ты никогда раньше сюда не приходила.

— Вся деревня знала.

— Все женщины! А я узнал, только когда Рамеш исчез и все вокруг о вас заговорили. Даю честное слово, Гитабен.

У нее не было желания обсуждать эту тему, и она жалела, что бросила обвинение Карему в лицо — не потому, что прониклась вдруг сочувствием к нему, а потому, что не хотела выставить себя жертвой, и уж кто-кто, а Карем не годился на роль утешителя. Гита внезапно разозлилась на себя за собственную глупость.

— Не нужно мне твое честное слово. Лучше дай мне два пакета тхарры.

Карем послушно достал второй пакет.

— Мне правда искренне жаль, Гитабен.

— Да иди ты.

— По крайней мере, Рамеш свое получил. Слепота — тяжкая кара.

Гита оцепенела:

— Что-что?

Карем взглянул на нее и тотчас потупился. Вид у него был, как у человека, которому приходится ступать по сухим веткам в логове спящего льва.

— Что? — невинно повторил он за ней.

— Что ты сказал про слепоту?

— Ничего. Про какую слепоту?

— Ты только что произнес слово «слепота», — медленно процедила сквозь зубы Гита.

— Это был… комплимент. Ну, я имел в виду, что Рамеш, конечно же, был слепой, если решил бросить такую женщину, как ты.

Он лгал. И лгал настолько неумело, что в этом даже была своя прелесть — как будто перед Гитой был злодей, неспособный на обман, или дошколенок в деловом костюме с галстуком. Но у Гиты имелись заботы поважнее, чем разгадывание дурацкого ребуса от Карема — завтра ей предстояло три часа прошагать по жаре до Кохры, чтобы купить крысиного яда. Она выложила на прилавок четыре банкноты по десять рупий.

Карем помотал головой, косясь куда-то в сторону:

— Нет, не надо.

Гита так долго буравила его взглядом, что ему пришлось все же неохотно посмотреть ей в лицо. И тогда она сказала:

— Нет, надо. Не хочу, чтобы ты думал, будто этой подачкой можешь загладить свою вину. Не выйдет.

Примечания

33

Бхаджаны — индуистские религиозные песнопения.

34

Шенхай — духовой инструмент Северной Индии, род гобоя.

35

Бинди — цветная точка на лбу, разновидность тилака, которую носят в Индии замужние женщины.

36

Магарани — супруга раджи, или магараджи, то есть правителя.

37

Дези-дару — «индийский ром», дистиллят из сахарного тростника, легально производящийся в Индии.