И смех, и грех на афганской войне

Павел Ширшов

Книга «И смех, и грех на афганской войне» родилась после публикации всех глав в виде отдельных рассказов на сайте проекта «Люди и Города», и рассказы эти были призваны рассказать о нашей войне в Афганистане не как о трагедии или подвиге, а как о жизни и тяжелой работе. Отзывы из социальных сетей показали, что рассказы были написаны не зря. И вот теперь это книга. Наверное, так удобнее читать.

4. Как я кормил экипаж сторожевым бараном

Говорят, китайцы про себя любимых говорят, что едят всё, что на четырёх ногах, кроме столов и стульев, и все, что летает, кроме самолётов и вертолётов. Русский солдат существо в принципе неприхотливое в еде, и тут перловка главный аргумент, но всё же с чудесами восточноазиатской кухни знакомый слабо, да и не рвущийся в бой, когда стоит вопрос есть или не есть, например, змеюку.

Но, однако, голод не тётка и довелось как-то нашему доблестному экипажу поголодать. Ситуация вышла смешная, правда не для нас. Танк с экипажем командование полка, батальона и роты позабыло. Как позабыло мы уже потом выяснять не стали, вероятно кто-то приказ отдал, другой его на нижестоящую инстанцию передать/продублировать забыл, вот и посчитали одни, что танк с экипажем в подчинении командования полка, а другие, что, выполнив задачу танк уже два в расположении части загорает.

В любом случае посредь операции, полковое начальство даёт команду, мол видите кишлак, мы киваем головой, так вот езжайте к нему, встаньте на пригорке, там кишлачный комитет просит поддержать его, а то душманы заели. Дали частоты для связи, время выхода в эфир и уехали.

Ну нам сказали, мы делаем. Подъезжаем, встаем на пригорке. Строго под нами пруд, эдак метров тридцать на пятьдесят, сразу за ним первые улицы кишлака. Ждём союзников, ну представителей кишлачного комитета. Нет, день, нет два дня. Ну мы и успокоились, наверно, когда будет надо сами подойдут, наше же дело в нужный момент подсобить огоньком.

Однако, прошла неделя никого нет, запасы, выданные из расчёта три дня войны, понятное дело закончились. Мало того закончился и наш внутренний экипажный НЗ, осталось лишь топлённое масло, которое хранили в какой-то жестяной банке. Однако, без хлеба и оно как-то не особо лезет. Пошли в кишлак за хлебом. Афушки, ну афгани, в экипаже немного были. Заходим спрашиваем хлеб в первом же от края деревни доме. Как ни странно, вышла женщина, молодая, красивая без паранджи. Хлеб дала четыре лепешки, денег не взяла. Ладно ещё живём немного. Прошло ещё три дня опять идём кишлак. Идём, как и в первый раз со стволом наперевес. Он к слову на экипаж один, как и положено по штату АКМС. И у первой же калитки по нам влупили из двух стволов. Отпугнули. Хотели бы убить — убили бы, шансы были все. Мы прибежали на танк сидим дрожим, мол, и где этот комитет гадский? Попробовали выйти на связь вне очередного сеанса, как была тишина в эфире, так и остаётся — далеко. Попробовали выйти на частоты роты, потом батальона и тут только поняли, что мы одни. Аккумуляторы на танке не то что свежие, а откровенно дохлые, в баллонах воздуха никогда отродясь не было, и чтобы запускать движок для зарядки аккумуляторов ещё и соляра нужна, а мы её за неделю «стояния на водах» тоже почти всю израсходовали, всё-таки нас выдернули посреди рейда. В общем ситуация патовая. И еды нет, от слова совсем.

Тогда мы спускаемся к тому водоёму, что гордо именуется прудом и решаемся глушить рыбу. Из двух гранат, что положены на танк одна уходит на неглубокое дно прудика и, как ни странно после фонтана воды на поверхности всплывает штук двадцать карасиков, сантиметров десять длинной. Мы их аккуратно собрали и сварили уху без ничего. Ещё через четыре дня голодуха достигла своего апогея, а вблизи нас на свою голову пацан-пастушок повёл стадо коров и баранов. Каюсь, но с голоухи чего не сделаешь — вежливо, но с автоматом в руках отжали мы одно барашка. Разделывать животных, как оказалось кроме меня никто не мог, а у меня был кроличий довоенный опыт. Ладно кролик от овцы отличается не многим, разделали, сварили, даже без соли, и в первый раз за неделю легли спать сытыми. Прошла ещё неделя и голод стал совсем сильным, еды не было никакой, стада уводили подальше от наших глаз, в кишлак мы тоже не пытались войти, просто валялись в танке и только тащили ночные дежурства. Топлива не было, заряда в аккумуляторах тоже, ни связи, ни возможности уехать.

Утром мне довелось стоять свою смену. Я в Афгане всегда стоял с трёх ночи до шести, а порой и до восьми, пока не проснётся народ. И вот, приходит часов в шесть утра на край танкового окопа, что мы вырыли в самом начале, местный волкодав. Стоит такой на бруствере и медленно не торопясь, с таким чувством хозяина гавкает на меня. И хотя от меня, сидящего на краю командирской башенки и до этого пса всего ничего, метра полтора, я его, что есть моих сил игнорирую. В конце концов мне это надоело, я вытащил наш один на всех автомат поставил на одиночный, догнал патрон в патронник и выстрелил этой гадине строго в лоб. Пёс повёл себя после выстрела предельно странно. Он отступил от того места, где стоял на полшага и аккуратненько лёг, положив голову на передние лапы, как будто лёг спать.

В общем лежит он пять минут, десять, а я всё боюсь поверить, что он мёртвый, хотя и вижу аккуратную дырку строго посредь лба. Кстати, народ внутри танка на выстрел даже не дёрнулся.

Решившись наконец вылезти из танка я для начала толкнул этого пса, и только убедившись, что он точно мёртвый, я наконец вылез.

Тут передо мной встал вопрос, и что дальше? Тут я вспомнил своё ташкентское происхождение, и что Ташкенте живут корейцы, которые готовят кодя и кукси на собачятине. Оно, конечно, не сравнить щенка пуделя со старым алабаем, а корейские блюда с кучей приправ с просто сваренной без соли собачатиной, но я решился. Тем более жрать хотелось.

Я подвесил волкодава за задние лапы к стволу танка, предварительно опустив его. Потом ствол поднял, и бросив старый кусок брезента под тушей, довольно быстро освежевал её. Потом выкопал яму, и закопал отходы моего мясного производства, а тушу разделал. Потом быстро устроил экипажный казан на очаге и начал варить мясо. Ни соли, ни масло у нас давно не было.

Одним, словом, к моменту, когда мужики повылазили из танка еда, была готова. На вопрос, что за мясо, я ответил просто,

— Сторожевой баран.

Эту старую ташкентскую шутку никто из мужиков не знал и продолжали наяривать мясо со страшной силой.

И только после полного насыщения наконец вопрос повторили, мол откуда баран-то?

Я объяснил, что сторожевой баран, это такая шутка и так говорят про собак, которых подали к обеду. Сначала не поверили, я сказал не верите можете раскопать яму с отходами.

Что тут началось, один стал изображать позывы рвоты, другой тут как-то загрустил, третий стал делать вид, что ему совершено всё равно.

В общем не прибили, и то спасибо.

Потом, дня через три на горизонте запылила колона нашей техники, мы добежали и договорились о топливе и так прибыли в полк. Там нашего отсутствия не заметили, вроде ничего и не произошло.