Мерцание «Призрака»: Ангелы Смерти

Павел Шилов, 2021

Мир на пороге глобальных изменений. Прошлое снова и снова продолжает напоминать о себе. Противостояние спецслужб разных стран близится к своему пику, где тонкая грань между предательством и верностью своей Родине, стирается под неизбежностью компромиссов и душевными терзаниями главных героев. Таинственный Синдикат готовится нанести сокрушительный удар и установить Новый Мировой Порядок. Оккультные общества продолжают искусно привлекать в свои ряды, затерявшихся на дорогах жизни людей, манипулируя их сознанием с помощью откровенной лжи. Счастье и любовь в этом мире кажется особой Благодатью, но смогут ли герои найти её, или впереди их ждут новые испытания?! Судьба снова ломится в их дверь…

Глава 2

Цюрих. Сорок лет назад

Тёплое весеннее солнце ласково припекало чёрный седан «Альфа-Ромео», ехавший по извилистой дороге, словно, уж, скользящий по водной глади заводей тихой реки. Средний силы поток воздуха проникал в салон автомобиля через опущенное наполовину дверное стекло и трепал собранные в хвост чёрные волосы профессора Паскуалины Сильвани. Дорога открывала живописные места, а также стройность и строгость Альп, приласканных небесным светилом. Сказочные пещеры, оскалы скал, величественное Цюрихское озеро и неповторимый воздух, которым невозможно было надышаться; всё это великолепие являлось родиной синьорины Сильвани, где жило не только её сердце, но и душа. Здесь она родилась и выросла, тут были сделаны её первые шаги в осознанно выбранной ею профессии. Учёный и врач-генетик — это больше, чем профессия! Это призвание, такое же, как и руки хирурга, несущие в этот мир надежду, разделяя жизнь и смерть, не смотря, на то, что силы человека и природы не могут тягаться друг с другом. Люди неизбежно проиграют в этом сражении, но борьба будет продолжаться: за каждый день, месяцы или годы, а может всего за один час, за который, порой, можно успеть сделать больше, чем за всю жизнь.

Паскуалина добавила газа, нажав на педаль акселератора и положила правую руку на рычаг коробки передач. Солнце время от времени продолжало светить в лобовое стекло, падая на линзы солнцезащитных очков профессора Сильвани. Мгновения далёкого детства, всплывавшие в памяти, часто бередили душу, а жизнь вела дальше по уготованному серпантину горных дорог с его спусками и подъёмами. Прошлое и настоящее всегда рядом, но Паскуалина считала, что человеку принадлежат лишь те секунды, пробегающие здесь и сейчас. Прошлое — это совсем другое! Человек — его хозяин лишь отчасти, потому что не в силах что-либо изменить. В нём присутствуют: наука, наказание и мудрость, способная превратить тяжёлые испытания в счастье! Думать о превратностях собственной судьбы профессор Сильвани не хотела, разбавляя мгновения смятений циничностью и сарказмом колких шуток. Её жизнью была наука и научные работы, имевшие достаточный вес в среде учёных генетиков и врачей, лечивших врождённые патологии. С каждым новым поколением процент генетических заболеваний рос в пугающих масштабах, но Паскуалина была уверена, что это только лишь малая часть огромного айсберга, скрытого под ледяной водой.

Профессор Сильвани поправила своими изящными пальцами левой руки солнцезащитные очки, и вернула ладонь на руль. Загородные ландшафты с сочной зеленью, горы, чистое небо и стройные деревья потрясали воображение, рождая в нём сюжеты для детских сказок. Благородные рыцари, коварные разбойники, злые колдуны и колдуньи, а где-то рядом и тем не менее вдалеке, спящая принцесса, которая верит, что очнётся от принизывающего холодом вечного сна. Сказки — это один из элементов культуры любого народа и в тоже время наследие с оплавленным отпечатком сургуча на временных летописях. Культура народов мира для Паскуалины была любимым хобби. Изучение цивилизаций и динозавров, полюбившихся ей с детства. Она с удовольствием собирала всевозможные статуэтки на эту тему, заботливо выставляя их на стеллаже в гостиной. Главная романтика в жизни профессора Сильвани — это была помощь людям! Она очень хотела победить смерть, особенно детскую. Малыши, умиравшие от генетических патологий и мутаций, подобно острому лезвию наносили ей раз за разом удар под самое сердце. Паскуалина не отчаивалась и с ещё большей озлобленностью бралась за работу, продолжая верить в собственные силы и свой разум.

Профессор Сильвани на мгновение посмотрела в зеркало заднего вида и тут же перевела внимание на приборную панель, постоянно контролируя скоростной режим. Стать случайной жертвой «прикрас» горной дороги не входило в её планы, хоть, пусть и до наполеоновских масштабов ей было очень далеко. Плавно переключая механическую коробку скоростей, она не выпускала из левой руки руль и продолжала слушать одну из местных радиостанций. Приятная и лёгкая музыка лучше всего настраивала её на рабочий лад, в отличие от «Летучего Голландца», подходившего лишь для активного штурма очередной ступени на карьерной лестнице. Её коварство заключалось в триумфе, местами с признаками лицемерия и зависти, способным раскачать любую лестницу, не смотря, на кажущуюся прочность. Искажение реальности и сладкие речи, были одним из самых звонких тревожных сигналов. Научная среда — это особая клоака, где после падения, тебя с удовольствием ещё и присыплют отборной и вонючей грязью. Всё это имело место быть, но сейчас ей бояться было некого, кроме самой себя. Загадочная научная работа открывалась перед ней и маячила возможным открытием, чтобы попытаться изменить этот мир.

Новенькая чёрная «Альфа-Ромео» была подарком её работодателя и очень нравилась своей хозяйке, дополняя её отменный вкус во всём и, в автомобилях, в частности. Дорога уходила всё дальше от города, а её ландшафт неизменно напоминал о сути человеческой судьбу. Ветер скользил по её овальному миловидному лицу, ласково щекоча своим потоком небольшую горбинку на носу, подчёркивавшей некую эстетичность и грацию. Мраморный цвет кожи добавлял всему образу аристократичности, хотя «голубой крови» в её жилах не текло. Молодость и красота способна исправить множество недочётов в жизни, но эти две «сестрицы» слишком изменчивы и жестоки. Они привыкли уходить по-английски из гостей и никогда не возвращаться, оставляя после себя лишь множество вопросов и осколки разбитых желаний и одной большой красивой мечты…

Паскуалина плавно переключила рычаг коробки передач, став, немного набирать скорость. Небольшой прямой участок дороги приближал её к месту работы. Ветерок, проникая в салон, продолжал ласкать её шелковистую кожу лица, а также напоминал о его прикосновениях. Возможно, это был мужчина всей её жизни или очередной бурный и по-своему темпераментный роман. Если бы кто-то ещё несколько месяцев из её подруг сказал бы, что у неё произойдёт знакомство с послом СССР в Швейцарии, то она бы лишь рассмеялась! Однако, жизнь любит делать нам сюрпризы и искусно шутить над своими «игрушками». В детстве мы решаем судьбы своих игрушек, а позже сами становимся разного рода фигурками, в цепких руках судьба. Человек не хозяин своей любви, а только участник и от его чувств ничего ровным счётом не зависит!

Профессор Сильвани свернула с дороги в сторону клиники, которая своим уникальным архитектурным комплексом, открывалась перед ней. Это здание больше всего походило по своей сути на замок, где хранились тайны и секреты, а её целью было частично их приумножить. Наука всегда и во все времена уводила своих «рабов» в далёкие края, где знания вели непримиримую борьбу с Божественным. Выиграть в те времена мысль не могла, а её адептов щекотали пеклом костры Святой Инквизиции на площадях. Наука, которой Паскуалина отдала много лет: свою юность и молодость, показывала несовершенство человека. Теорию Дарвина можно поливать грязью во время самых жарких полемик, бравируя тем, что её автор был масоном, но отрицать возможность его трудов было глупо и недальновидно! Любой учёный, даже самый умный имеет мотив для своих исследований, подобно преступнику, желающему исполнить свой «чёрный» замысел. Однако, пусть дубина неандертальца не вводит в заблуждение! В этом мире всё условно! Йети и интеллектуал многим схожи! Разница лишь в воспитании и развитых способностях индивидуума. Истина всегда посередине и рождается в битве противоречий!

Профессор Сильвани аккуратно припарковала свою машину на стоянке возле клиники, перемежая размышления о науке с поиском настоящего женского счастья. Пусть, это отчасти лишь красивый миф, но красота, именно, и спасает этот мир изо дня в день! Да, она очень разная и подчас непонятная, но со временем её тёмные штрихи превращаются в разноцветные.

Мечты всегда заводят людей очень далеко и Паскуалина была не исключением из этого правила. Ей, как и любой девушке средних лет с блестящей карьерой хотелось обычного женского счастья! Боль от одиночества становилась с каждым новым годом всё сильнее и сильнее, а красивая сказка продолжала обходить её стороной. Большая крепкая семья, где царит верность друг другу, сплочённость, радость и крепкая дружба. Большой дом, счастливые дети, взаимоуважение; это совсем не жизнь ото дня ко дню, когда не думаешь, что будет завтра, а проживаешь всё здесь и сейчас.

Профессор Сильвани припарковалась на своём месте и плавно подняла рычаг стояночного тормоза. Она заглушила двигатель «Альфа-Ромео» и вытащила ключ из замка зажигания. Рычаг переключения коробки передач стоял в нейтральном положении, а в лобовое стекло продолжало светить яркое утреннее солнце, припекая пластик приборной панели. Паскуалина сделала глубокий вдох чистого альпийского воздуха, который, словно ласковая волна, дотронулся гальки берега. Всё становилось таким странным и бессмысленным, будто Рождество без украшенной ёлки и коробок с подарками. Эти мысли часто возвращали профессора Сильвани в страну детства, где все были живы, где можно было побыть внучкой. Ценность этого всего человек может понять лишь с годами, почувствовав на серебристых висках холодный и сырой ветер осени.

Паскуалина открыла дверцу автомобиля и плавно поставила на асфальт сначала одну ногу, а затем вылезла из машины. Безупречность её фигуры, где во всём сохранялась золотая середина делала её образ идеальным, а харизматичность и темперамент добавляли к этому великолепие и содержательность. Она одёрнула чёрный жакет делового костюма, где юбка до колена дополняла деловую строгость во внешнем виде. Нет, конечно же, профессор Сильвани любила красивые эффектные платья, умея, вовремя сменить образ учёного на романтичную леди. Её средний рост добавляли каблуки туфель от пяти и до семи сантиметров. Милое овальное личико, аккуратный носик с небольшой горбинкой и обворожительные зелёные глаза с глубоким, проницательным взглядом.

Профессор Сильвани поправила на левом запястье золотые наручные часы, отглаженный воротник белоснежной блузки, лежавший поверх ворота жакета и, наклонившись, взяла с переднего сиденья кожаный портфель. Она закрыла дверцу автомобиля на ключ и энергичным шагом направилась к парадному входу клиники. Грациозность движения и идеальная осанка, магически приковывали к ней внимания, но при этом ей всегда нравилось оставаться недоступной. Возможно, это был способ спрятаться самой за себя, подобно одному из многих приёмов психологической защиты, и не показать свою стеснительную душевную наготу.

Паскуалина бросила взгляд на компактный циферблат наручных часов и потянула на себя дверную ручку входной двери. Опаздывать куда-либо была не в её стиле! Пунктуальность и профессор Сильвани были настолько близки друг другу, что их разобщённость могла говорить лишь о серьёзных проблемах.

Просторное светлое фойе купалось в лучах утреннего солнца и суетливый персонал клиники добавлял к этому великолепию движения. Очень часто чего-то подобного и не хватает таким исследовательским заведениям, где темнота коридоров и полумрак приёмных нагнетают на психику настроение того, что человек уже, даже не вступив в бой начинает проигрывать! Природа умеет удивлять свои творения, как Господь Бог! Пусть, часть учёных закоренелые атеисты, но найти Бога им всё равно суждено. Да, это будет путём отрицаний и несогласий, богохульств и насмешек, но судьба любит потешаться над человеком и его утверждениями. Насмешка над наукой не такая явная, но именно обрыв логической цепочки и последовательности мышления говорит о слабости учёного. Для профессора Сильвани всё это было очевидно, но стремлений найти совершенство среди изъянов не угасало в её сердце и сознании.

Паскуалина на мгновение замерла посреди огромного фойе, в очередной раз проникнувшись рабочим настроением. Она стояла посреди «муравейника» из медицинского персонала, врачей и пациентов, терпеливо ожидавших своей очереди на рецепции. На стенах красовалась эмблема клиники в виде аббревиатуры букв «HV». Пожелания доброго утра и здравия, окутали слух профессора Сильвани, и она направилась к проходной научно-исследовательского блока.

— Здравствуйте, профессор! С добрым утром! — улыбнувшись, произнёс охранник, заложив большие пальцы рук за толстый кожаный ремень, на котором висела закрытая кобура. Тёмно-зелёная форма с фуражкой и аббревиатурой клиники на кокарде и пряжке, дополнял бейдж и блестящий жетон из металла жёлтого цвета, создавая единый строгий образ.

— И тебя, с добрым утром, Себастьян! — кивнув головой в ответ и слегка улыбнувшись, ответила Паскуалина. Она энергичной походкой вошла в длинный коридор, вспоминая вчерашний скучный вечер, проведённый наедине с собой, а также, медицинской документацией с кучей форм и отчётов. Жажда прочтения научной статьи не покидала профессора Сильвани, но подобный праздник получался не таким частым, как хотелось.

Паскуалина прошла по небольшому холлу, созданного специально для минут расслабления и погружения в несколько иной мир. Стены были выложены плиткой цвета тёплой морской волны и синевы холодных глубин. Сочетание несочетаемого и две такие непохожие друг на друга фауны, нанесённые кистью художника-мариниста.

Профессор Сильвани сняла солнцезащитные очки, завернула за угол, очутившись в очередном длинном коридоре и оказалась у двери своего кабинета. Она вытащила из кармана жакета связку ключей и отперла дверь. Её рука коснулась дверной ручки и Паскуалина зашла в свой кабинет, стены которого были выложены светлой голубой плиткой с вкраплениями белого цвета. Этакий морозный узор, напоминающий о генетическом материале, хранившийся при очень низких температурах.

Она плавно закрыла за собой дверь и положила на стул, стоявший у двери, кожаный портфель. Профессор Сильвани открыла небольшой металлический шкафчик, где висел её белоснежный медицинский халат и зелёный хирургический костюм. Паскуалин сняла с себя жакет, повесив его на вешалку из шкафчика, и надела белый халат, не став его застёгивать на пуговицы. Её отражение в зеркале частично взволновало её из-за задумчивости, написанной на лице. Она закрыла дверцу шкафчика и услышала неприятно дребезжавший телефонный звонок, похожий на несмазанную повозку, карабкающуюся по горной дороге.

Профессор Сильвани подошла к своему рабочему столу, выполненного из массива дуба, и сняла телефонную трубку, приложив её к уху:

— Слушаю, — звонким голосом ответила Паскуалина.

— Доброе утро, профессор! К вам синьор Ривейра, — бодрым голосом известил охранник с проходной.

— Спасибо, Себастьян! Проси, — ответила она и мягко положила телефонную трубку. Профессору Сильвани было чуждо понятие «секретарь» и иметь его в своём распоряжении ей никогда не хотелось. Как можно руководить кем-то, если не умеешь порой понять самого себя?!

Настоящих людей науки тяжело понять! Они живут совершенно в другом мире, чуждому обычному человеку. Здесь даже условный «принц на белом коне» должен быть особенный, как и сказочная страна, где волшебство имеет корень в алхимии, а не какой-то околесицей, называемой заклинания, пробормоченные сумасшедшим колдуном или колдуньей.

Паскуалина обошла массивный стол, где царил творческо-научный беспорядок, и села на рабочее кресло, придвинувшись поближе к столешнице. Профессор Сильвани быстро разгребла ворох ненужных бумаг: часть отправила в корзину для, а остальные уложила в папку и убрала в ящик стола. Она перелистнула настольный календарь, где, как всегда, были пометки, выполненные шариковой ручкой, сделанные на скорую руку. Их всегда было достаточно, но главные заметки имели двойное подчёркивание, что обозначало приоритет последовательности событий рабочего дня.

Её взгляд упал на бумаги, лежавшие отдельно от всех, скреплённые красной скрепкой. Она быстро просмотрела их, понимая, что время на основательное изучения у неё сейчас нет, но желание стать «первооткрывателем» в подобных исследованиях, заставило её поставить подпись в контракте с весьма «жирными» финансовыми условиями и солидным гонораром за успех. Профессор Сильвани перевернула бумаги, услышав стук в дверь. Это был заученный рефлекс, выполняемый на подсознательном уровне, объяснить который ей было невозможно!

— Входите, — ровным голосом произнесла она.

Дверь открылась, и в кабинет зашёл мужчина, одетый в чёрный костюм, рост которого был выше среднего. Овальное лицо и относительно короткая стрижка, довольно хорошо сочетались друг с другом. Его возраст колебался от тридцати пяти до тридцати восьми. Он аккуратно закрыл за собой дверь и прошёл вглубь кабинета. Лоренцо присел на небольшое кресло, стоявшее около рабочего стола Паскуалины, и закинув ногу на ногу, удобно расположил руки на подлокотниках.

— Здравствуйте, профессор Сильвани! Какой сегодня прекрасный день! — сплетя пальцы рук на коленях, начал синьор Ривейра.

— Прекрасие дня состоит не только в погоде, и вам это хорошо известно! — сосредоточенно дополнила Паскуалина, откинув спину на спинку офисного кресла.

— Не стоит усложнять то, что должно оставаться простым, профессор! Как идут работы? Требуется ли какая-то моя помощь?

— Не люблю «лирические отступления» в науке! За это она умеет наказывать и делать людей рабами собственных желаний, — продолжила профессор Сильвани, взяв в правую руку перьевую ручку, и стукнула её металлическим корпусом по крышке стола. — Что касается первых результатов, то они есть. Пусть, пока они кажутся по большей части научной фантастикой, а работы по евгенике бредом сумасшедшего! Однако, именно психи стояли у истоков многих открытий, изменивших этот мир. Не мне вам об этом рассказывать! — вертя перьевую ручку пальцами правой руки, говорила Паскуалина. — Ваше предложение по работе меня удивило именно искушением неизведанного! Создать совершенных клонов с определёнными генами, способностями и многим другим это требует времени. Труды Йозефа Менгеле и его учёных помогли нам, но падение Третьего Рейха усложнило нашу задачу. Часть работ «доктора-смерти» бесследно исчезли и только одному Господу Богу известно, что с ними стало! Выявить формулу сверхчеловека не так сложно, хотя, повторюсь, здесь больше научная фантастика, чем реальная теория. Сюда так же можно добавить, что теория и практика всегда ходят по разные стороны улицы, но добиться того, чтобы в кариотипе этих людей было по 56 хромосом, в отличие от обычных людей, имеющих всего лишь 46 хромосом, задача явно не одного дня.

— Профессор Сильвани, мы постарались собрать для вас и вашей исследовательской группы максимально полный объём материалов. Найти что-либо ещё будет очень проблематично, ведь, часть материалов действительно исчезли в неизвестном направлении. Следы во времени отыскать гораздо сложнее, чем среди современного бардака!

— Синьор Ривейра, я не могу вам полностью гарантировать выполнение возложенной на меня миссии. Это вы отлично понимаете!

— Я понимаю это профессор! Наш Синдикат готов на дальнейшие весьма серьёзные траты, но нам нужен результат! Постарайтесь оправдать моё доверие, профессор Сильвани. Да, и ещё! Мы набрали женщин для вашего исследования. Они полностью отвечают всем критериям, определёнными вами и смогут родить подобных загадочных детей, — сосредоточенно ответил синьор Ривейра и посмотрел в глаза Паскуалине. В них хотелось раствориться и исчезнуть. Данное пленение и очарование он не мог объяснить самому себе, желая владеть этим сокровищем. Лоренцо знал, что у всего в этом мире есть своя цена, а деньги, лишь средство для достижения цели.

— Деньги, как всегда, решают всё, синьор Ривейра? — с какой-то степенью укора в голосе, спросила профессор Сильвани. Она понимала, что собственная совесть не даёт ей покоя. Очень сложно быть и учёным, и врачом одновременно! «Принцип доктора Франкенштейна» никто и никогда не отвергал, понимая, что создание всегда уничтожает своего создателя в той или иной степени.

— Конечно же! — с ноткой циничности в голосе ответил Лоренцо. — Впрочем, профессор, в вашем случае это правило работает таким же образом, — добавил он и, задумавшись на мгновение, изобразил лёгкую насмешку на лице. — На этой земле нет святых и каждый идёт к своей цели теми путями, которые ему доступны! Вам это известно не хуже моего!

— Нет, синьор Ривейра! Всё не всегда так, как вы говорите. Этот мир был бы совсем другим без фанатичной преданности того или иного человека своему делу. Для этих людей деньги такой же мусор, как и рваные листы писчей бумаги в моей корзине рядом со столом, — положив ручку на поверхность стола и встав с офисного кресла, произнесла Паскуалина. Она подошла к окну, где открывалась живописная панорама на Альпы, спокойно дремавшие под лучами солнца.

— Внутри вас, профессор Сильвани, скрываются две противоположные друг другу сущности, и я надеюсь, что в итоге победит та, которая не имеет в своём анамнезе идеализма!

— К нашему разговору не хватает лишь добавить политики, — оборвав речь Лоренцо, резким тоном произнесла Паскуалина и продолжила смотреть в окно.

— Политика — это не женское дело, профессор! — улыбнувшись, поделился своим мнением синьор Ривейра.

— А, что же по вашему мнению женское дело?! — обернувшись и подойдя к рабочему столу, спросила Паскуалина.

— Не знаю точно… Наверное, женское дело — это всегда оставаться женщиной! Профессия здесь имеет второстепенное значение.

— Вам нужно было быть философом, синьор Ривейра. Это смогло бы разбавить ваш материализм, — добавила профессор Сильвани и услышала звонок телефона. Она тут же села на рабочее кресло и протянула правую руку к трубке телефона.

— Не буду вас более задерживать! — произнёс Лоренцо и встал с кресла. — Жду вашего отчёта о набросках по исследованию в течение трёх дней. Хорошего дня, профессор! — сказал синьор Ривейра и покинул кабинет. Дверь плавно закрылась, щёлкнув язычком дверной ручки, и только телефон продолжал громко звенеть на столе.

— Слушаю, — коротко бросила в трубку Паскуалина и прижала её к уху.

— Здравствуй, дорогая!

— Виктор! — ощутив лёгкость на душе, произнесла профессор Сильвани и улыбнулась. — Здравствуй, любимый! Твой звонок всегда особый праздник посреди серости буднего дня.

— Тебе нужно было быть драматургом, любимая! Ты, видимо, не совсем правильно выбрала профессию, — тонко пошутив, дополнил он. — Мне удалось неимоверной ценой вырваться в Цюрих! Уже точно не помню, кому пришлось продать собственную душу и где расписаться кровью, но мы вечером увидимся!

— Ну, у тебя и сравнения, любимый! — засмеявшись, сказала Паскуалина. Она на мгновение закрыла глаза, представив в своём воображении образ Виктора, его чарующую улыбку и неповторимую харизму. Человека с похожими шутками профессор Сильвани не встречала в своей жизни ни разу. Может это было различие менталитетов и культур, но это только больше притягивало их друг к другу. Пусть, рано или поздно множество всего пройдёт и исчезнет посреди реки времени, но не забудется никогда!

— Сравнения — это словно салат, который может быть праздничным, а может винегретом с поминального стола.

— А, что такое винегрет? Хотя, он нам всё равно не нужен, — осознав шутку «английского юмора», добавила Паскуалина.

— Это такой овощной салат. Очень вкусно! Я приготовлю тебе его как-нибудь.

— Нет! Нам не нужны поминки! — засмеявшись, уточнила она.

— Я с этим согласен, любимая! Всё ради тебя и для тебя! Свет очей моих, как говорят у меня на Родине. Эта фраза часто встречается в русских сказках, — нотки счастья в его голосе нельзя было не заметить. Виктор чувствовал, что никогда в своей жизни не был так влюблён. Поверить в это было сложно и страх разбить данное счастье довлел над ним.

— Не знала, что ты такой любитель сказок!

— Чем старше мы становимся, тем больше нуждаемся в сказках, — вдумчиво ответил Виктор. — Жду тебя в нашем любимом ресторане в восемь вечера. Чао, синьорина!

— Чао, — ласково промурлыкала Паскуалина и повесила телефонную трубку. Она снова закрыла глаза и увидела Виктора, того мужчину, в которого влюбилась с первого взгляда. Паскуалина была готова на всё, чтобы быть с ним до конца своих дней. Рядом с ним она чувствовала себя слабой, романтичной и прекрасной, подобно распустившейся алой розы. Она верила в то, что их встреча была предначертана где-то на небесах. Там, где златовласый Господь в своих чертогах пишет судьбы людей. Иначе это единения душ нельзя было описать, когда взгляды в одно мгновение случайно встречаются, подобно двум потерявшимся среди океана кораблям. Та выставка в галереи останется навсегда в её памяти, где встретила посла СССР в Швейцарии Виктора Романова. Сорокалетний возраст не испугал профессора Сильвани и не оттолкнул её. Всё получилось с точностью до наоборот. Его зрелость, шарм и харизма пленили Паскуалину и стремительное развитие романа было уже не остановить.

Виктор не так давно развёлся с женой по причине отсутствия детей, что ужасно огорчало его. Он понимал, что скоро его отзовут в Москву и почти смирился с возвращением на Родину, где всё уже было по-другому и уже чувствовался стремительный западный ветер…

Профессор Сильвани достала из ящика стола папку, которую тут же открыла, и перевернула скрепленные скрепкой бумаги. Она погрузилась в материалы и продолжила их анализировать. На старых пожелтевших от времени листах открывались содержания опытов, описанных врачом Хайнрихом Вольфом. Чопорный и дотошный стиль написания давал множество уточнений и разъяснений. Немецкий язык добавлял всему этому строгости и циничности, словно, отдавая приказы, к немедленному исполнению. Каждая строка текста, напечатанного на печатной машинке, открывала бесчеловечность опытов и взятия тех или иных образцов для исследований. В своём воображении Паскуалина видела бункер, где мрак и боль неразрывно живёт в тёмных углах комнат, операционных и смотровых. Противный яркий электрический свет, разбавлял тусклые светильники, в лампах с еле теплившейся жизнью. Запах реактивов в лабораториях шибал своей резкостью в нос, вызывая то чих, то жжение. Профессор Сильвани чувствовала себя соучастницей этих преступлений против человечества. Человеку науки очень часто приходится переступать через свои принципы и мораль. Публичное осуждение и гонения, рано или поздно переходят в восхищение и бессмертие для учёного.

Паскуалина продолжила изучать в очередной раз материалы и достала из ящика стола свой толстый блокнот. Она открыла его и, пролистав несколько страниц, продолжила делать пометки шариковой ручкой. Текст, формулы, схематические рисунки, слова и предложения с несколькими подчёркиваниями всё это в комплексе составляло проделанную ей работу.

Время неумолимо отсчитывало минуты и часы, приближая стрелки к двум часам дня. Внезапно зазвонил внутренний телефон и профессор Сильвани, не отрывая взгляд от материалов, протянула руку к трубке. Она тут же сняла её и приложила к уху.

— Слушаю, — оторвав взгляд от своего блокнота, произнесла Паскуалина.

— Добрый день, профессор! Ждём вас в лаборатории, — звонко прозвучал голос врача из исследовательской группы.

— Сейчас, иду, — ровно ответила она и закрыла свой блокнот. Профессор Сильвани встала из-за рабочего стола и зацепила шариковую ручку за нагрудный карман белого халата. Она сунула блокнот, перетянутый резинкой, в боковой карман и вышла из кабинета. Паскуалина закрыла дверь на ключ, чувствуя, что мигрень в очередной раз вернулась в самое неподходящее время. В висках, будто, стучала барабанная дробь, отбивавшая очередной военный марш перед парадом.

Профессор Сильвани прошла вдоль по коридору и остановилась у лифта. Указательный палец правой руки коснулся кнопки вызова, и кабина лифта начала своё движение. Мигрень продолжала мучить Паскуалину и не собиралась покидать её. Порой она сводила с ума своей пронизывающей болью, остановить которую могли лишь сильнодействующие препараты. Наркотические анальгетики спасали профессора Сильвани, но злоупотреблять ими она не собиралась. Своя смерть ей виделась несколько другой: где-нибудь в большом родном доме, окружённой детьми и внуками, вдали от беспокойной жизни.

Двери лифта разъехались в стороны и Паскуалина вошла в кабину. Яркий свет добавлял болезненных ощущений в голове, но профессор Сильвани старалась держаться и не давать боли одержать верх над ней. Кабина лифта опустилась вниз на подземный этаж и Паскуалина попала в длинный коридор. На полу лежала тёмно-синяя плитка с белыми и чёрными прожилками, напоминавшая своим узором тёсаный камень. Светло-голубые панели на стенах создавали спокойствие, схожее с погружением на глубину. Цокот каблуков её туфель выказывал уверенный энергичный шаг, а звонкость добавляла к этому особый шарм. Две медсестры аккуратно обошли профессора Сильвани, пожелав ей доброго дня, и направились с контейнерами, заполненными биоматериалом в так называемый «морозильник». Это была огромная комната, где царила, почти что, вечная мерзлота. Хранилище образцов, культур, эмбрионов и многое другое, что имело огромную цену для науки.

Паскуалин подошла к массивной бронированной двери, оснащенной кодовым замком, и ввела цифровую комбинацию на кнопочной панели. Дверь издала шипение пневматической системы и неспешно откатилась в левую сторону. Профессор Сильвани уверенным шагом вошла в лабораторию. Она сделала несколько шагов по небольшому коридору и нажала указательным пальцем правой руки на кнопку магнитного замка. Паскуалина толкнула дверь из бронированного мутного стекла и очутилась в просторном помещении лаборатории, где вовсю кипела работа. За своими рабочими столами трудилась основная часть исследовательской группы, выполняя испытательные тесты и изучая развитие различных культур с помощью электронного микроскопа.

Профессор Штреллер выполнил очередную манипуляцию и сбросил наконечник автоматической пипетки в ёмкость для отработанного материала. Он повернулся и развернулся на стульчике на сто восемьдесят градусов с улыбкой на лице.

— Чао, профессор! — встав со стульчика и повесив автоматическую пипетку на штатив, произнёс профессор. На его исчерченным морщинами лице сияла искренняя добрая улыбка. Романтизм и строгость его образа покоряла, не смотря на его возраст. Казалось, что молодость и юношеский задор не покинут его никогда. Шестьдесят лет ему было сложно дать, скорее он выглядел на пятьдесят пять, а морщины больше говорили о сосредоточенном научном труде на протяжении всей жизни, а не о пресловутой дряхлости.

— Чао, Кристоф! — подмигнув коллеге, ответила профессор Сильвани и, подойдя к нему, протянула свою правую руку. Профессор Штреллер, как любой уважающий себя галантный мужчина взял её за кисть и коснулся пальцев кончиком носа.

— Кристоф, в тебе пропал легендарный маркиз де Сад!

— Хорошо, что не Дон Кихот! Бороться с ветряными мельницами всю жизнь это не совсем моё. Впрочем, Сервантес олицетворял в своём герое самого себя!

— Надеюсь, что всё же ты не так устал от жизни! — засмеявшись, добавила Паскуалина.

— Ни в коем случае! Я и моё эго требует новых свершений! — расплывшись в улыбке, уточнил профессор Штреллер. — Мне удалось утром выделить интересный образец соединив яйцеклетку с полученным нами ранее материалом «№ 1». Идём к микроскопу!

Профессор Сильвани опустила свой взгляд в окуляры электронного микроскопа, где на предметном столике в чашке Петри происходило развитие образца и его деление.

— Ну, как? — с нетерпением спросил Кристоф, застывший рядом с Паскуалиной, продолжавшей наблюдать за образцом.

Профессор Сильвани оторвала свой взгляд от микроскопа и достала из кармана белого халата блокнот. Стянув с него резинку, она стала одержимо листать страницы. Её внимательный взгляд искал одну из собственных записей, где было описано нечто подобное, но только на бумаге.

— Вот! Эту гипотезу я описала позавчера ночью, когда не спалось! — ответила Паскуалина ткнув указательный палец правой руки в запись блокнота.

Профессор Штреллер опустил свой взгляд на рукописную страницу, где помимо записи был схематический рисунок-предположение.

— Что же ты мне вчера про это не рассказала?

— Видимо, выпало из головы, — присев на стульчик рядом со столом, добавила профессор Сильвани.

— Мы, похоже, сделали главный шаг на пути к конечной цели. Может быть, научная-фантастика скоро получит реальную физическую оболочку!

— Нужно попробовать, но перед этим, всё попытаться до конца просчитать. Сколько у нас яйцеклеток в хранилище?

— Достаточно, но мы можем собрать ещё через некоторое время, — сосредоточенно, ответил Кристоф, представляя в своём воображении, как будет творить эту неизведанную и загадочную для мира жизнь.

— Что ж! Стоит попытаться! В нашем распоряжении оказались лишь малая часть материалов с опытами нацистов. Доктор Менгеле не мог знать, что станет с его трудами после взятия Берлина в 1945 году. Часть их осела в Швейцарии и эти бумаги сейчас в нашем распоряжении. Американцам и русским тоже достались эти материалы. Кое-какие из них тоже сейчас в нашем распоряжение.

— Мы их все изучили давным-давно от начала и до конца. Не могу сказать, что мне эти материалы как-то или в чём-то помогли, но определённую роль сыграли, — присев на стульчик, произнёс профессор Штреллер, задумчиво смотря на штатив с пробирками, где находилась культура, готовая к отправлению в термостат для дальнейшего роста.

— Решено, Кристоф! Сделаем первые пробные образцы и, если они получатся, то сразу же пересадим суррогатным матерям.

— Ох, и далеко нас заведёт наука, Паскуалина!

— Всё, как всегда! Сначала распнут, заклеймят, а время всё откорректирует на свой лад, — встав со стульчика, произнесла профессор Сильвани и закрыла свой блокнот, перетянув резинкой. Она сунула его в карман белого халата и задумчиво бросила взгляд на штатив с пробирками.

— Твой оптимизм меня порой пугает!

— Без страха не совершается ни одно научное открытие, Кристоф! Тебе это известно не меньше, чем мне. Завтра общий консилиум, где мы обсудим стратегию и задачи исследования.

— Как скажешь! Ты у нас главная! Руководить должны молодые. У них есть силы взять на себя это бремя, а старики должны разбавлять сумасшедшие идеи трезвостью своего опыта.

— Хорошо сказано, Кристоф! Чао! — добавила Паскуалина и покинула лабораторию. Она прошла к лифту и нажала на кнопку вызова. Впереди ещё было несколько часов аналитической работы и долгожданная чашка с крепким кофе…