Хранители Мультиверсума. Книга шестая: Небо над дорогой

Павел Сергеевич Иевлев, 2023

Нельзя выбирать между свободой и безопасностью. Свобода – и есть безопасность! Одно только небо едино между мирами, и кто чинил «УАЗик» – починит всё!

ГЛАВА 1. ДЕТИ НЕ ТО, ЧЕМ ОНИ КАЖУТСЯ

УАЗик канул в ничто буднично и скучно. Мгновение казалось, что в воздухе ещё висит его контур, но это, наверное, просто память сетчатки. Всё, ветер с моря развеял выхлоп, и как не бывало. Только следы «Гудричей» на пыльной дорожке. Увижу ли я его снова? Артём не произвёл на меня впечатление человека, способного запросто доехать и вернуться.

— Дядя Зелёный…

— Дитя, ты можешь звать меня каким-нибудь менее нелепым образом? — сказал я светловолосой девочке, которая теперь стала моей проблемой.

Ещё одной моей проблемой.

— Не будь как твой квазипапашка. Будь умной.

— Он хороший! — запротестовала она.

— Вот именно.

Девочка укоризненно посмотрела на меня своими льдистыми, серо-зелёно-голубыми глазами. Красотка будет — отвал башки. Лет через несколько. Хорошо, что караулить её ухажёров с ружьём на балконе будет кто-нибудь другой.

— Он вернётся?

— Без понятия. Но в тотализаторе я бы на него не поставил.

Я стараюсь быть честным с детьми. Даже с чужими. Даже с приблудными подкидышами, странными и чертовски подозрительными.

— Сергей… можно называть тебя… вас так?

— Отчего нет? Это моё имя. Можно на ты или на вы. Мне всё равно. Выбери, как тебе комфортней.

— Я ещё не решила. Вы мне не доверяете, я чувствую. Почему?

— Потому что я не доверяю никому.

— Вас кто-то предал? — сказала она Трогательным Голосом Хорошей Девочки. — Расскажите мне. Мне можно!

Ну да, ну да. Вот так она это и делает.

— Милое дитя, — произнёс я самым скучным тоном, — давай договоримся сразу. Я взял на себя определённые обязательства на твой счёт. Зря, конечно, но так вышло. В их рамках я честно сделаю, что могу. Сам сделаю, потому что так надо. Но манипулировать мной, как этим твоим «хорошим папой», даже не пробуй.

— Я вовсе не…

— Хватит, — покачал головой я, — ты уже назначила себе одного «папу», давай этим и ограничимся. Второй будет перебором.

— Вы всё поняли, да? Вы действительно очень умный!.. — хорошая попытка, но нет.

— Последнее предупреждение. Брошу в море и скажу, что так и было.

— Не бросите, — голос перестал быть берущим за сердце жалобно-убедительным, во взгляде что-то изменилось. Её уже не хотелось обнять, прижать к себе и, зарыдав от умиления, закрыть собственной задницей от этого жестокого мира. — Я знаю.

— Не брошу, — согласился я, — ветер восточный, вода холодная. Но впредь воздержись, пожалуйста.

— Хорошо. Я не специально!

— Врать тоже не надо. Вместе с опекунскими обязанностями переходят и некоторые родительские права. Например, драть ремнём за враньё.

— Я не!… — осеклась, задумалась. Вот такой она мне куда больше нравится. Нормальный ребенок, неглупый, себе на уме. Ну, почти нормальный.

— Хорошо. Не совсем специально. Я плохо это контролирую. Раньше со мной такого не было. Я слабенький эмпат, почти никакой. Меня даже в спецгруппу не отправили! А теперь что-то меняется.

— И зачем ты оседлала бедного Артёма? Он ведь думает, что втравил тебя в неприятности. Терзается, совестью едом. А на самом деле наоборот, да?

— Нет. Всё не так! — она затрясла белыми волосами. — Я честно не хотела ничего такого. То есть, наоборот, хотела, но… Не так!

— Запуталась? — спросил я сочувственно.

Я не испытывал к ней негатива. Люди постоянно друг другом манипулируют, дело обычное. Моя дочка Маша, когда закатывала глазки перед витриной с куклами, занималась ровно тем же самым. Просто эта девица умеет лучше.

— Вы сейчас подумали о чём-то грустном, да?

— Про дочь вспомнил, — не стал скрывать я, — но не надо тебе в это лезть. Вот реально не надо, поверь. Прикрути там краник своей эмпатии.

— Если бы я могла… Понимаете, он мне всегда нравился. Он лекции у нас читал, знаете?

— Ну, так. Не вникал.

— Я смотрела на него и думала, что хочу такого папу. Доброго, умного, с чувством юмора, чтобы много знал и интересно рассказывал. Мне рассказывал, понимаете, не всем? Чтобы сидеть у него на коленях, прижиматься крепко-крепко и слушать, слушать…

Глаза у неё заблестели слезами. Не поручусь, но, навскидку, сейчас она говорит искренне. Мне так кажется.

— Я ловила на себе его взгляд, и чувствовала, что я ему тоже нравлюсь. Он иногда думал, что хочет такую дочь. Я слабая эмпатка, но если на меня направлено, то чувствую.

Ну, для этого никакого колдунства не надо. Такое любая женщина чувствует.

— Я ни одной его лекции не пропустила. Задавала вопросы, чтобы он на меня смотрел, когда отвечает, чтобы чувствовать его одобрение. Воображала себе, как мы могли бы жить вместе, как я помогала бы ему готовиться к лекциям, как мы ходили бы гулять, и на озеро купаться, и везде. А вечером мы залезали бы вдвоём на одно кресло, и я бы обнимала его, а он бы рассказывал мне свои истории…

О, мать моя женщина! Вот её разобрало-то!

Настя смотрела мимо меня в море, по щекам текли слёзы, но она их не замечала и не вытирала. Да она реально по уши втрескалась! Наполовину — как ребёнок, наполовину — как женщина. И не скажу, какая половина больше. Попал Артём.

— А потом он исчез. Его лекции отменили. Ничего не сказали, нам никогда не говорят. Он же оператор, работа опасная, они часто пропадают без вести. Я уж думала, что всё. Жить не хотелось. Я сказала себе, что это глупо, что я слишком много фантазировала, что это недостойно коммунара, что надо учиться и работать… А потом он… пришёл. Попросил о помощи. И я вдруг так поверила, что всё возможно! Как в моих мечтах. Понимаете? И что-то изменилось. Я не сдержалась, я попросилась с ним, и я… Немного нечестно, да?

— Изрядно нечестно, — не стал щадить её я, — ты его конкретно подставила.

— Я, правда, не сразу поняла, что могу вот так. Чтобы по-моему. Никогда раньше… Мне казалось, что оно как-то само вот так… А потом всё так закрутилось! Да я убить за него была готова!

Девочку уже конкретно трясло и колотило. Вот истерики мне только тут не хватало.

— Всё, всё, заканчивай. Я понял. Ты не такая, ты ждёшь трамвая. Успокойся уже. Пойдём, покормлю тебя чем-нибудь сладким.

Немножко быстрых углеводов для плачущих девочек. Капельку инсулиновой эйфории. Это помогает, на своей проверял. Эх…

Взял её за руку и слегка испугался — рука была вялая, влажная и холодная.

— Эй, ты нормально себя чувствуешь?

— Голова кружится, — слабым голосом сказала Настя, — и живот болит.

— Пошли, приляжешь.

Надеюсь, это стресс, а не… не что-нибудь. Я не доктор. Жену бы мою сюда, но… Эх.

Отвёл в башню, на второй этаж, в спальню почти донёс — ноги у неё подкашивались. Уложил на Машкину кровать. Прибежала Эли, уселась рядом, погладила по белым волосам. Вот тоже кусок проблемы. Если девочку я как-то смогу пристроить — не без труда, но есть пара идей, — то что делать с этим существом? Крошечная, ниже Насти, но вполне сформировавшаяся женщина. Сиськи и вот это всё. Не говорит, но что-то себе понимает. Красивая, даже немного чересчур — как куколка, но выглядит слишком экзотично, чтобы появиться с ней на Родине, чёрт бы её драл. Не Эли драл, Родину.

Сейчас я почти в бегах, потому что оная Родина повернулась ко мне внезапно не самыми приятными своими органами. Нет, органы были, можно сказать, даже вежливы. Пригласили для беседы в кабинет. Там был благообразный пожилой сотрудник в штатском, который представился по имени-отчеству и без звания. Хотя звание у него наверняка было. Вёл себя подчёркнуто уважительно, не давил, не пугал, играл в понимание.

Но, когда я вышел на улицу, то прислонился к стеночке и пожалел, что давно не курю. Было неприятное ощущение захлопнувшейся мышеловки. На стеночке этой, возле входа, висела вделанная в камень старинная бронзовая табличка с надписью «Контора». Здание старое, так что, наверное, до эпохи исторического материализма какое-нибудь заводоуправление тут было, мануфактура какая-нибудь. Но я сразу понял — «Контора» и есть.

Конторский дал понять, что мои попытки скрыть дверку к морю — детский сад, штаны на лямках. Похвалил за находчивость, оценил понимание работы мониторинговых систем, поаплодировал техническим хитростям — но это было такое снисходительное одобрение. Как взрослый восхищается рисунком малыша: «Какая красивая собачка! Ах, не собачка, ослик? Да-да, я так и подумал. Отличный ослик!». Я был полный ослик, когда полагал, что Родина не обратит внимания на мои мелкие шалости с Мультиверсумом. Родина слышит. Родина знает. Родина на каждого имеет свои планы. На меня, как выяснилось, тоже.

Ничего особенного от меня не требовалось. Никто не собирался отнимать мою дачу у моря, не претендовал на мой пустой мир, не собирался строить там военные базы или лагеря строгого режима. Как я понял, проводники у Конторы на учёте, и в этом смысле я всего лишь один из многих. Волновала их не множественность миров, а вполне конкретные срезы, люди и сообщества. А именно — Коммуна, Альтерион и лично Ольга. Контора оказалась настолько глубоко в курсе моих обстоятельств, что мне стало реально не по себе. Они знали про жену и детей, про мои семейные проблемы и напряги с альтери, про то, что я знаком с Ольгой лично и даже что я был в Коммуне. Последний факт их особенно интересовал. Мне пришлось изложить все обстоятельства того визита, благо он был хотя и драматичным, но кратким. Вежливо, но очень твёрдо и настойчиво мне было рекомендовано немедля ставить их в известность о любых контактах с представителями Коммуны. Особенно если это будет Ольга. О её появлении следовало докладывать немедля и тайно, отправив сообщение на некий номер телефона — мой колхозно-самодельный комплект межсрезовой связи всё ещё работал. Дальнейшие действия не обсуждались, из чего я сделал вывод, что у них есть свои способы ко мне добраться. Сказать, что мне это не понравилось — вообще ничего не сказать. Я даже стал запираться в башне на ночь, хотя понимал, что это глупо и ни от чего не спасёт.

Кроме этого, Контора интересовалась социально-политическими аспектами жизни Альтериона, но тут от меня требовалось немного — всего лишь делать регулярные «аналитические срезы». То есть, примерно то, чем я и на основной работе занимался. Как я понимаю, проводники в Альтерион и без меня таскаются, но я, во-первых, знаю язык, во-вторых, умею работать с информацией, в-третьих, имею социальный статус «мехути мзее». Перевести это буквально нельзя. Нечто вроде «четверть гражданства для подозрительных старикашек из другого среза, на чьих детей наложил лапу Альтерион». По престижности и элитарности — уровень таджикского дворника в Москве, но даёт доступ к открытой общественной информации, а больше мне для работы ничего и не надо.

За это обещали довольно прилично доплачивать и велели «не стесняться, обращаться с любыми проблемами, мы можем помочь в самых неожиданных областях». Например, если Артём не вернётся, то у меня будет повод обратиться. Наверняка найдётся способ легализовать ничейную девочку, сделать ей документы, пристроить куда-нибудь. Но лучше бы он вернулся. Не хочу быть в должниках у Конторы. Да и девочку жалко.

— Что с ней, Эли?

Нашёл у кого спросить. Это как с котом разговаривать. Они для меня в одной категории — приятно посмотреть, приятно погладить, можно поговорить, если устраивает ответ «мряу». Зато едят немного. От Эли шерсти на брюках нет, но её длинный волос в кровати сложнее было бы объяснить жене. Впрочем, пусть это будет моей самой большой проблемой с женой. Я не против.

Эли беспокоилась, переживала. Эмпатка, как сказал Артём. Я пока ничего такого не заметил, но мы и знакомы недавно. Подёргала меня за рукав, заглянула в глаза — я почувствовал её тревогу. И правда, эмпатка. Ещё одна на мою голову. Странно — мне показалась, что она скорее испугана, чем сочувствует.

— Как ты? Что болит? — спросил у Насти.

— Живот. Внизу. Сильно.

— Дай пощупать.

Задрал платье, помял живот.

— Здесь?

— Ниже.

Живот не напряжен, боль внизу. По крайней мере, это не аппендицит. Больше ничего определённого сказать не могу. Вспотела, температура, кажется, повышена.

— Подожди, схожу за термометром. Чай тебе сделать?

— Не знаю… Да, наверное… Мне как-то очень странно в голове. Страшно. Хочется куда-то убежать.

— Лучше полежи. Потом побегаешь.

Чёрт, а если это что-то серьёзное? Куда я с ней? Если я её привезу в город в БСМП — примут или нет? Без документов, без полиса ОМС? Наверное, всё-таки примут, скорая же. Но потом будут вопросы. И как оно обернётся — не угадаешь. За дочку её не выдать, Машка сильно младше. В крайнем случае, придётся рискнуть, конечно. Если она тут загнётся, что я Артёму скажу?

Дать ей обезболивающее или нет? У меня есть альтерионская полевая аптечка, анальгетики там убойные, но они боль снимут, а причины её не уберут. Если везти в больницу — это только врачей с толку собьёт.

Лучшая в Мультиверсуме медицина у альтери. Там её точно вылечат и документов не спросят. Но с Альтерионом у меня теперь всё сложно. Точнее — полная жопа у меня с Альтерионом.

Начиналось всё довольное неплохо. Жена выносила и родила сына, от чего я сразу стал невозможно счастливый. Альтери обеспечили всё на высшем уровне: беременность, роды, уход и так далее. Бесплатно, моментально по первому требованию, никакой бюрократии. Нам бы так. Мы как родители Машки уже имели статус «мехути мзее» и даже получали на этом основании небольшое пособие. А за рождение второго жене выдали очень солидную премию в местной валюте. Эквивалент курсов с рублём я бы построить не взялся (в Альтерионе экономика абсолютно другая), но жить на эти деньги при наших небольших расходах можно было бы лет пять как минимум. С учётом того, что за жильё мы не платим, медицина для нас бесплатная, информационное обслуживание в пределах соцминимума дармовое, в дорогостоящей развлекательной движухе мы не участвуем, ездить нам тоже особо некуда. Жратва тут дешёвая и недурная, хотя на вкус многое непривычно. А вот энергия дорогая, но терпимо.

С тех пор, как Контора меня спалила, я уже не шифровался. Жил с женой в нашем альтерионском домике, на Родину катался как на работу, благо портал в башню альтери так и держали, уж не знаю почему. И денег не брали. Домашний расход энергии мы честно оплачивали со своих эмигрантских пособий, а портал-то, поди, побольше кофеварки жрёт.

Машка бодро лопотала на альтери, жена не отставала. Я решился — и тоже засунул башку в их дурмашину. Вылез — сначала ничего не почувствовал. Потом — раз, и понимаю, что по ихнему телеку бормочут. И читаю, что в их интернете написано. Но всё равно жили мы в относительной изоляции, не пытаясь как-то вписаться в здешнее общество. Уж очень оно причудливо и непривычно устроено с их возрастной стратификацией и загонами по «Делу Молодых». Общались поначалу только с Йози и его семейством. Он, кстати, неплохо устроился — открыл автосервис для обслуживания раритетных машин. Ингвар по своим каналам подгонял ему запчасти и целые автомобили — нормальный такой бизнес, вполне даже прибыльный. Не то, что я, бездельник на пособии. Йози звал меня к себе, но я отказался. Не хотелось врастать в местную жизнь окончательно.

Работал по-прежнему аналитиком, причём теперь ещё и на Контору. На основной работе со мной разговаривали странно, так что, скорее всего, по внутренним каналам что-то такое узнали. Гнать не гнали, но по задачам подрезали. Я делал вид, что не замечаю, снижение рабочей загрузки мне было на руку, а потери по деньгам компенсировала Контора. Да и не особо мне нужны теперь были те деньги — зарплату почти не тратил, не на что. Впервые в жизни образовались какие-то накопления.

Иногда в гости забегала Криспи. Машка ей очень радовалась, ну и мы с женой тоже. Крис рассказывала сплетни из Совета Молодых, я их бессовестно использовал в отчётах. Она занимала там какую-то достаточно высокую позицию, хотя их табель о рангах для меня тёмный лес. Мы с ней много болтали о социальном устройстве общества — в том числе у нас, на Родине. Думаю, она это тоже использовала в каких-нибудь своих отчётах, так что всё честно. Кажется, я ей по-прежнему был симпатичен. Однажды осторожно поинтересовалась, не расположены ли мы к полигамии. Она, мол, так хорошо относится к нам обоим, что не прочь лечь между нами в койку, и ей всё равно, к кому задом, к кому передом. Ну да, в Альтерионе это вполне рядовое явление. Тут куда больше бы удивились тому, что Молодая сошлась с мзее, чем к браку на троих. В общем, хорошо, что она это у меня спросила, а не у жены. Боюсь, та бы ей навсегда от дома отказала, безмерно огорчив Машку. Вот кто, кстати, был бы за. Она даже меня спрашивала, почему я не могу ещё и на тёте Криспи жениться, она же такая хорошая? Небось, сама Крис её и подбила. В общем, отказал максимально деликатно. Жену я о таком даже спрашивать не буду — ведь куда она дела пистолет-пулемёт, я так и не выяснил.

В общем, где-то с год мне казалось, что жизнь устаканилась. Но, разумеется, хрен там.

Однажды, вернувшись домой, застал неожиданных гостей. В гостиной у камина жена пила чай с роскошной знойной мулаткой, статной и кучерявой. Я её сразу узнал, а вот она меня — нет. Ну, или вида не подала. Но, похоже, не узнала — она меня тогда и не видела почти, я в УАЗе сидел, когда мы её у рейдеров забирали.

— Дорогой, это Эвелина.

— Очень приятно, Сергей.

— Здравствуйте, Сергей, — стрельнула в меня тёмными глазами гостья, — мы тут неподалёку от вас живём. Вот решила познакомиться.

— У неё сын Машкиного возраста, они там за домом играют.

Ну, как играют… Сын Эвелины больше похож на отца, чем на неё. Во всяком случае, как только я увидел этого худого нескладного белобрысого мальчугана, я сразу понял, кто отец. Вылитый Андрей, который Андираос. Но играть с ним не очень получалось даже у гиперконтактной Машки. Странненький такой пацан. Сначала мне показалось, что он аутист. Дочка вокруг него скачет, щебечет, игры ему предлагает — реакции ноль. Сидит, глазами лупает. Потом, когда он куда-то пошёл, мне показалось, что у него лёгкая форма ДЦП — какая-то раскоординированность в движениях, неловкая походка, неточные движения рук. А когда он стал обходить что-то невидимое, тыкать в пространство пальцем и негромко испуганно кричать тонким ломающимся голосом, я добавил к мысленному букету диагнозов шизофрению. Но ничего, разумеется, не сказал. Не кусается, и ладно.

Когда Эвелина откланялась и уехала на беспилотном такси домой, жена рассказала мне её историю. Кучерявая прибыла в Альтерион беременной — откуда именно, жена не уточняла, а я не стал сообщать, что уже видел мулатку раньше. Ленка ей ляпнет в разговоре случайно, может выйти неловко. В общем, альтери встретили её хорошо, она родила и села на пособие. Потом нашла какую-то полуработу вроде декоратора, я не очень понял, чего именно. На жизнь хватало — ведь ребёнок у неё сразу получил статус полного гражданина как урождённый альтери, а это означает, в том числе, и полное содержание его матери, работает она или нет. Любят тут детишек.

Как полный гражданин её Артур подлежал обязательной процедуре ментальной мотивации. Её проходят в семь лет все будущие Юные. Официально — получают базовый пакет знаний, как бы дошкольную подготовку, ну и как тут изящно формулируют, «прививается основной этически-мотивационный комплекс». Делается это той же дурмашиной, в которой я язык учил. Но на взрослых она слабо действует, нейронные связи устоялись, а вот детишкам как-то мощно мозги промывает. Что именно в этот комплекс входит — секрет, но, разумеется, только «самые благие и тщательно выверенные установки», ага. В Коммуне такую мозголомку тоже вовсю юзают, кстати, у альтери и взяли. В Альтерионе эта процедура вроде инициации — после неё будущий Юный перестаёт быть ребёнком, и его воспитание от родителей постепенно переходит к наставнику — Юному, который курирует его в школе и вообще учит жизни правильно, не как мзее. Потом ребёнок подрастает, сам становится полноправным Юным — ну и так далее. Там сложная система, это я схематически.

Так вот, иногда, очень редко, дурмашина дает сбой, и мотивационный комплекс слетает. А вместе с ним слетает и крышечка с чайничка. Вот Артур и стал таким, какой он сейчас. Совсем недавно это случилось, а до того был нормальный пацан. Не представляю, каково Эвелине. Альтерионские врачи, при всём их кудесничестве, это не лечат. И самое главное — если у ребёнка есть талант проводника, вероятность такого сбоя сильно вырастает. А выявлять проводников заранее альтери, в отличие от Коммуны, не умеют, поскольку среди альтери их почти не случается. В общем, вероятность сбоя считается пренебрежимо малой: «Не повезло, бывает». Ребёнка у Эвелины мягко предлагают забрать, но она, разумеется, не отдаёт.

Эта история подняла со дна наших семейных отношений спор, который мы ведём уже второй год. Принимать или не принимать нашим детям гражданство альтери? По Машке решать надо вот-вот, ей уже семь. Или она получает свой статус, или мы теряем наш. Надо понимать, что альтерионцы, при всей их обходительности, не такие бескорыстные, как кажутся. Тут серьёзнейшие демографические проблемы, и местные рады любым детям. Но при одном условии — это будут дети Альтериона. Аборигены готовы содержать нас, никчёмных мигрантов-мзее, но только если наш ребёнок будет альтери. Это не благотворительность, а инвестиция. Не знаю, в чём конкретно выразится их неудовольствие, если их инвестпроект лопнет, и проверять не хочу. Может быть, нас лишат пособия и выкинут пинком под зад. Может, потребуют вернуть потраченные на нас средства, включая плату за постоянный портал. А поскольку расплатиться нам нечем, то последствия могут быть самые печальные. Я ещё помню, как они с Андреем хотели обойтись, у меня иллюзий на счёт их гуманности с тех пор нет.

Моя позиция — не надо нам такого счастья. Не хочу, чтобы моей дочери мозговую клизму ставили. Не верю в благие намерения отдельных людей, организаций и государственных служб. То есть они, конечно, благие, но большой вопрос — для кого именно. Давай, говорю, драгоценная супруга, собирать манатки и валить домой. Погостили в чужих людях — и будет. Родила второго во благости местной медицины, подрастила в ней же — и хватит. Ребёночек, хвала Мирозданию, здоровенький, дальше сами. Простуду и у нас нормально лечат.

Но это моя позиция.

У жены всё сложно. Она как бы и согласна со мной, но обычно говорит так:

— Послушай, дорогой. Во-первых, вон у Йози старший уже процедуру прошёл, и ничего — рога и копыта не выросли. Пацан как пацан. Наставник теперь у него из Юных, и что? Это как со старшим братом гулять. Тому Юному самому лет шестнадцать, детство в жопе играет, они вместе гонзают — волосы назад. Не вижу ничего страшного.

Во-вторых, здесь тихо, стабильно, сытно и безопасно. А у нас на Родине вон совсем недавно чуть пиздец всему не приснился. Так-то вроде пронесло, но кто поручится, что снова не начнётся? Ну да, скучновато тут, но тебе-то никто не запрещает твою работу дурацкую?

В-третьих, будут наши дети альтери, ну и что? Можно подумать, когда-то дети были такими же, как родители. Не факт, что на Родине мы не потеряем их быстрее.

В-четвёртых, — и это важно! — я записалась на поддерживающий курс косметического омоложения. У нас такого ещё лет сто не будет! Это просто чудо какое-то! Вот, посмотри, у меня такой груди даже до первых родов не было! Нет, ты потрогай…

Разумеется, по предъявлении последней пары аргументов, действительно восстановивших свою прекрасную форму, всякая дальнейшая дискуссия становилась невозможна.

Но на этот раз и я был настроен всерьёз, и ребенок Эвелины всё-таки произвёл впечатление. Я не знаю точно, наследуется ли талант проводника — мой талант — но Андрей проводник и его сын проводник. Был бы, если б ему не выжгли в мозгу автограф «тут были альтери». Ну и что, что Машка никак этого не проявляет — а как она, по-твоему, должна это проявлять? Я тоже не проявлял, а теперь поди ж ты. А сын? Он у нас ребёнок необычный — тихий, задумчивый, очень сообразительный и для своего года развитый. А ну как это в нём будущий талант говорит? А мы его башкой в мозгоёбку? Ну да, ещё шесть лет, но ты же понимаешь — если Машку сдадим, то уже не спрыгнешь с этого паровоза. Будет заложницей. Давил, в общем, на материнские страхи.

Полночи просидели в гостиной, спорили. Два раза поругались в сопли и слюни, один раз уходили в спальню по-быстрому мириться, возвращались, пили кофе, спорили дальше. Уговорил. Потребовала пообещать, что, если у неё сиськи обвиснут, я её не брошу. И мне уже даже смешно не было. Пообещал, крест на пузе.

Решили потихоньку собираться и, не откладывая, рвать когти. Я сказал, что подгоню через портал микроавтобус, покидаем туда шмотьё и уедем. Сегодня же подгоню, потому что знаю я тебя, дорогая, — так и замотаешь неприятное решение, откладывая день за днём. Что соберёшь — то и увезу, ждать не буду. Нервно мне что-то. Плохое предчувствие.

Договорились.

Утром я ушёл через портал к башне — и за моей спиной он погас. А ведь мелькала же мысль, что нас могут слушать! Расслабился я в этом чёртовом Альтерионе, дома бы так не лопухнулся. Как я разозлился — слов не хватит. А когда я злюсь, голова у меня работает быстро.

Проехал домой в гаражи, метнулся в банк, снял наличку. Доехал до знакомых трофистов, купил у них подержанную «Ниву» — ржавую, мятую и страшную, как жизнь моя, но лифтованную, на приличной резине и по агрегатам более-менее живую. По документам она из-за замены агрегатов проблемная, так что без оформления — зато и недорого. Обещал, что штрафы за неё приходить не будут. Эх, как я тогда жалел, что отдал УАЗик! Микрик у меня городской, его проходимость имеет величину скорее отрицательную. Ребята помогли перегнать «Ниву» в Гаражище. Там я с ними распрощался, и обе машины выкатил на ту сторону. А затем, взяв на борт побольше топлива, запас жратвы и пистолет, поехал. Через срез Йири, памятный овраг и сарай — там, где давно и началась вся эта история. Когда-то я там шёл вторым номером за Андреевым «Патриотом», но теперь распрекрасно проехал сам. Очень надо было.

Выехал в гламурный альтерионский гараж, где мне когда-то номера меняли и маячок вешали. Механики там были другие, и, кажется, хотели что-то возразить — но, увидев пистолет, передумали. Открыли ворота и выпустили. Но уехал я, увы, недалеко.

Я был в такой ярости, что был готов прорываться к семье силой, отстреливаясь до последнего патрона, брать заложников и вообще вести себя непринужденно, но… Меня догнала какая-то летающая штука и так хлопнула по машине ЭМИ, что аж магнитола задымилась. Уазику было бы насрать, но тут коммутатор электронный. Он сдох, и меня приняли, срубив чем-то нелетальным. Они по этим делам большие затейники, альтери-то.

Думаю, если бы не Криспи, познакомился бы я с их пенитенциарной системой. А то и вовсе постигла бы меня судьба, от которой я некогда избавил Андрея. Но хорошая девочка таки отмазала меня властью Совета. Семью мне даже издали не показали, но приняли во внимание моё искреннее (Да хуй там!) раскаяние и обещание так больше не делать (Ага, щаззз!). Ну и то, что формально мне никто возвращаться не запрещал, тоже учли. Ниву не вернули, пистолет тоже, закинули порталом к башне и пальчиком погрозили. Ладно, чёрт с ней, с «Нивой», недорого взял. Да и пистолет у меня ещё один есть — «Глок», с Даггера снятый. А вот то, что я в Альтерионе официально стал «нон грата» и никак не могу помешать дожимать там жену до нужного решения — это куда хуже. Криспи прошла со мной, попросила не делать больше глупостей, обещала вскоре объявиться и обсудить варианты. Чмокнула в щеку, велела ждать, ушла. Портал погас.

Жду вот теперь.

Температура у девочки оказалась небольшая, тридцать семь и две. Чай она выпила, сразу покрывшись от него обильным потом. Эли сложила свои лапки на Настин живот, и её немного отпустило. Правда, живот тут же заболел у меня. Кто из них это транслировал — понятия не имею, но, если ребенку от этого легче — потерплю. Это же просто боль, ничего со мной от неё не случится. Хуже было то, что от Насти волнами шла какая-то нервозность и панические порывы. Это мешало. Жить с эмпатами — то ещё наказание, оказывается. Не завидую Артёму. Интересно, какая у неё дальнобойность? Внизу в башне меня доставало, и на берегу было ничуть не легче. Ловлю себя на том, что мне срочно надо ехать куда-то. Куда? Зачем? Чёрт его знает. Крайне неприятное состояние. А ведь самой девочке, поди, куда хуже. Бедный ребёнок. Что же мне с ней делать? В таком состоянии даже больница не вариант — разбегутся врачи, не понимая куда. Я сам чуть не разбежался.

Сел за ноутбук, поковыряться в собранных у Артёма сведениях. Я ему, разумеется, далеко не все выводы сообщил. Он мне не заказчик, я ему ничего не должен. Но белых пятен в этой истории хватает. А вот данных, наоборот, не хватает. Артём удивительно ненаблюдательный тип: ходил посреди всего, глазами хлопал, всё проморгал. Надо будет Настю аккуратно порасспрашивать, она, мне кажется, девочка умненькая. Как бы даже не слишком. Но это потом, когда ей легче станет. И тут меня накрыло таким приступом чужого ужаса, что я взлетел на второй этаж аки птица, столкнувшись наверху лестницы с Эли. Глазёнки выпучила, в меня вцепилась, саму трясёт.

Настя поднялась на кровати, бледная как смерть, смотрит вниз на живот, по простыне расплывается кровавое пятно… Мощность трансляции паники такая, что у меня сейчас из ушей дым пойдёт. Хорошо, что я кабан здоровый и к сердечным болезням не склонный, а то мог бы и кони двинуть. Тьфу на вас, девочки.

— У тебя что, никогда раньше месячных не было?

— Нет… Нам рассказывали, но я не знала, что это так больно!

— Слыхал, что бывает, особенно поначалу. Потом цикл установится, будет легче. Но некоторые всю жизнь мучаются, увы. Тебе сколько лет-то?

— Точно неизвестно, я же из «контингента». Считается, что тринадцать. Но может быть и четырнадцать.

— Ну, самое время, значит. Не переживай. Пойдём, помогу тебе в душ спуститься. У тебя бельё запасное есть?

— Есть, в рюкзачке моём.

«Контингент», ишь ты. Отлично в Коммуне приёмных детишек называют. Душевно так.

Поискал в вещах жены и нашёл гигиенические средства. Закинул испачканные простыни в стиральную машину, бельё и платье туда же. Перетряхнул маленький Настин рюкзачок. Обнаружил несколько книжек — два учебника, по алгебре и по химии, незнакомого издания, наверное, коммунарские, и что-то художественное, для девочек, про любовь — если судить по обложке. Автор незнаком.

Вытряхнул на кровать забавную мягкую игрушку, вроде пушистого хомячка, пухлощёкую куклу трогательно-советского вида, тонкий свитер с вывязанным на нём зайцем, носочки-трусики в отдельном тканевом мешочке. Выдал девочке бельё и прокладки. Надеюсь, учить пользоваться не надо. Я, по понятным причинам, не специалист. Платья запасного у неё нет — нарядил в Ленкину пижаму-кугуруми в виде енота. С ушками на капюшоне. Она Насте велика, но так даже трогательнее. Очень ми-ми-ми.

— Ну как, легче тебе?

— Да, спасибо, — ответила Настя, вытирая свои белые, как снег, волосы полотенцем. — Болит ещё, но уже не так сильно. И трясёт почему-то. То жарко, то холодно.

— Гормоны. Знаешь, что это такое?

— Да, нам рассказывали. Спасибо вам, я запаниковала.

— Не за что, дело житейское. Всё нормально теперь?

— Не знаю…. наверное, но…

— Что такое?

Девочка явно колебалась, стоит ли рассказывать. Мне, в общем, до чужих секретов дела нет, но, пока она на моем попечении, лучше бы знать, какие ещё неприятности из этого последуют. Что последуют — я почему-то ничуть не сомневаюсь.

— Со мной… что-то не так. Мне хочется… всякого. Странного.

— Огурцов с вареньем?

— Нет, — фыркнула она, — не огурцов. Мне хочется куда-то идти и что-то сделать. Но я не знаю, что именно и зачем. Хотя это кажется очень важным, и одновременно — я понятия не имею почему. Как будто я с ума сошла, понимаете?

— Скорее чувствую.

— Простите, это, наверное, из-за меня. И Эли теперь меня боится. Я не могу это контролировать, со мной что-то не так!

Её опять затрясло.

— Мне страшно!

Мне тоже стало не по себе. Очень некомфортно быть рядом с истерящим эмпатом.

— Давай будем считать, что это гормоны и это пройдёт, ладно? Я не знаю, как действует половое созревание на юных эмпаток, может, именно так. Надеюсь, скоро вернётся твой папахен и дальше это будет его проблемой.

— Вы ему не скажете? Ну, что я его… немного…

— Использовала? Заставила? Шантажировала ложным чувством вины? Манипулировала отцовскими чувствами? Проехалась на нём…

— Не надо! Я не… Простите, простите меня! — вот, опять слезы.

— А я-то чего? Мне тебя прощать не за что.

— Я больше так не буду! Я всё поняла!

Ну да, ну да. Так я и поверил. Вот прямо вижу перед собой женщину (ладно, будущую женщину), которая добровольно откажется манипулировать окружающими. Это из разряда розовых фей и какающих радугами единорогов. Но это, опять же, не моя проблема.

— Я не скажу. Он, вроде, с виду совершеннолетний, сам должен голову на плечах иметь. Но на твоём месте я бы хорошо подумал. Нечестность в отношениях не работает в долгую. Когда-нибудь аукнется.

— Я расскажу ему… потом.

Не верю ни единому слову. Но мне плевать. У меня своих заморочек хватает.

Отвёл наверх, уложил спать. И сам пошёл, дело к ночи.

Хотя умотался за день прилично, спал отвратительно — снилась какая-то тревожная муть, просыпался в поту с порывом куда-то бежать и ощущением, что забыл что-то важное и мне теперь за это что-то будет. Как будто дедлайн по работе провтыкал. Мерзкое ощущение. Но потом ко мне пришла сонная Эли, заползла подмышку, свернулась калачиком, устроилась головой на плече, и такая она оказалась уютная и приятная, что меня отпустило. Обнял её как котика и уснул. Эмпаты, оказывается, не только вредны, но и полезны.

А утром, аккурат после завтрака, когда я покормил свой контактный зоопарк молочной кашей и напоил чаем, заявилась та, кого я давно ждал — Ольга. Я сразу, как Артёма на УАЗике увидел, понял — этот визит неизбежен. Не знаю, что он там себе про неё думает, но я ещё тогда, когда мы на троллейбусе гоняли, подумал: не отпустит она его так просто. Не та порода. Он ей, может, и не нужен уже — но, что было её, то другим не отдаст. Первостатейная сука.

Настя с утра выглядела лучше, но только в физическом плане. Температуры нет, живот болит, но не сильно, аппетит хороший. А вот ментально от неё так и шибало. Всё утро ходил нервный и дёргался, самое то гостей встречать.

Гости дорогие припёрлись пешедралом, то есть, надо полагать, от Чёрной Цитадели шли. От тамошнего репера. Ольга, Андрей, и этот, забыл, как его. Еврей с пулемётом.

— Здрасьте, давно не виделись, — сказал я неласково, — чего надо?

— Где он, — с места полезла в залупу рыжая, — где этот козёл?

— Это вы, — говорю, — барышня, репером промахнулись. У меня тут не скотобаза и не выпас. Выход, если что, там.

И рукой махнул в сторону Цитадели. Типа она не в курсе.

— Так, — отчеканила Ольга, — шутки кончились. Мне нужна моя винтовка. Мне нужна машина с резонаторами. Мне нужны пропавшие дети. Мне нужен беглый дезертир, который всё это приволок сюда. И мне это нужно СЕЙЧАС!

Под конец сорвалась на крик. Глаза лютые. Всерьёз её разобрало.

— Иди в жопу, дура старая.

Развернулся и в башню ушёл. Спокойным таким шагом, как так и надо. Ворота закрыл за собой, а в них без штурмового тарана стучать без толку.

— Что там? — спросила Настя.

— Да так, явление рыжей бестии.

— Ольга! Я её боюсь, она…

— Наверх иди, сиди там тихо. И Эли прихвати.

Я же взял коммунарскую электроружбайку, залез изнутри на окно правого крыла и присел там так, чтобы меня снизу не видно было. Винтовку включил на всякий случай, хотя воевать не собираюсь. Хрен я её отдам. Ольга в прошлый раз мою заиграла, так что это компенсация.

— Ну и что теперь? — спросил недовольно еврей-с-пулемётом. — В осаду садиться? Так он там может год просидеть, если еды хватает.

— Зря ты буром попёрла, — добавил Андрей.

— А ты вообще заткнись, тебя не спросила!

Вот о чём я. Это не многомудрая глава внешней разведки сейчас внизу командует, а оскорблённая баба на говно исходит. И я это понимаю, и подчинённые это понимают, и даже она это каким-то краем понимает, но её несёт. Потому что пока отвергнувший её Артём уныло сидел в Коммуне и был в шаговой доступности, ей было на него как бы плевать. Всё равно в её власти, что хотела с ним, то и делала. А когда он взбрыкнул, повёл свою линию, да ещё и обрёл трёх юных красавиц в жёны — вот тут она клина и словила.

Впрочем, я её недооценил. Шипела, ругалась и ножкой топала она всего-то минут десять. Потом взяла себя в руки. Двери пару раз пнула, ногу отбила и успокоилась. Ох, не любит она меня сейчас! Но мне как бы и похуй. Я тоже к ней без восторга. У меня вообще телефон лежит в готовности. Смс-ка условная набрана, один тап — и уйдёт куда надо, сеть через гараж подключена. Отослать? Или не надо?

— Эй, как там, тебя, Зелёный! Я знаю, ты меня слышишь!

— Тебя глухой услышит, так орать-то.

Покрутила головой на звук. Я показался в проёме окна, винтовку не прячу. Они у меня тут как на ладони, а из этой штуки слепой ребёнок не промахнётся.

— Мне нужны…

— Моя одежда и мотоцикл, я уже понял. Пойди ещё дверь попинай и подумай.

— Причём тут мотоцикл? — спросила она у Андрея.

Тот только плечами пожал.

— Кино такое. Цитата, — коротко пояснил пулемётчик.

— Ладно, поняла. Извиняюсь, была неправа, больше не повторится. Нервы, погода, обстановка…

— Климакс… — добавил я тихо.

— Не нарывайся!

— А то что?

Ольга подошла и ещё пару раз пнула дверь. Помогло.

— Давай начнём сначала. Здравствуй, Зелёный. Если тебя не затруднит, не мог бы ты уделить нам немного своего времени?

— Весь внимание, барышня.

— Внутрь не пригласишь?

— Мне и отсюда прекрасно слышно.

— Боишься?

— Боюсь, — честно признался я. — Меня вообще легко напугать, я по жизни ссыкло. Вот, на холмике кресты в линеечку, видишь? В основном это люди, которых я испугался. Нам, трусам, надо как-то выживать, это вам, героям, всё легко даётся.

— Всё-всё, хватит, — примирительно сказала Ольга, — я, правда, осознала и успокоилась. Я не права, ты нам ничего не должен. Давай договариваться.

— Озвучивай предложение.

— Что мне надо — ты уже слышал. Что ты хочешь взамен?

— Давай по пунктам. Номер раз — винтовка. Не отдам. Или мою верни. В твои руки что попало — то пропало, мне через вас сплошной убыток.

— Чёрт с ней. Дальше.

— УАЗик. Он вообще мой. Могу ПТС показать, там моё фамилие вписано и штамп ГИБДД стоит. Что вы там на него навешали — ваши проблемы. Кому хочу, тому и даю кататься. И, кстати, он всё равно уехал.

— Дальше.

— Артём. Он, конечно, дурак дураком, но так-то уже большой мальчик. Я ему не сторож.

— Просто скажи, куда он поехал. Я почему-то не вижу его больше с Дороги. Видела, видела — и нету.

— Печально слышать. Он так ничего был парнишка, хотя и клинически наивный. Эх, пропал УАЗик…

— Он жив, я бы почувствовала.

— Ну, если объявится, передам ему привет.

— Куда. Он. Поехал!

— Упорхнул на крыльях любви. У него там — слыхала? — три жены, одна другой краше. Предаётся, небось, нехитрым радостям полигамии, султан хулев. Я так понял, что одна из них тоже рыжая. Только помоложе.

— Куда именно?

Надо же, не отреагировала на толстый троллинг. Видать, и правда, взяла себя в руки.

— Вот тут я без понятия, честно. У него какой-то маячок был, но я в ваших стрёмных путях не разбираюсь. Что-то ещё? А то мне обед пора готовить, да и вам путь неблизкий.

— Дети.

— Какие ещё дети?

— Настя Миленская, воспитанница Коммуны.

— Воспитанница, значит, не «контингент»?

— Я не люблю это слово, — поморщилась Ольга, — зря его используют. Но тем не менее. Настя и… Как там её. Впрочем, постельную грелку эту можешь себе оставить. Продезинфицировать перед употреблением не забудь.

Эка её цепляет, поди ж ты. Ох, женщины-женщины…

— А чего она Миленская?

— По фамилии курирующей воспитательницы. Это важно?

— Нет. Просто спросил.

— Она здесь? Или этот лишенец-педофил её в гарем уволок? Четвёртой?

Злится, злится рыжая. Ух, как злится!

— Здесь, — не стал врать я, — но назад в ряды «контингента» не рвётся. И я её, в целом, понимаю.

— С ней всё нормально? Ничего странного, необычного, пугающего?

Интересно девки пляшут…

— С чего такие вопросы?

— Есть одна гипотеза. Могу я её увидеть?

— Моё доверие к вам, мадам, безгранично, но только до тех пор, пока вы там, а я тут. И винтовка у меня.

— Я зайду одна и без оружия. Я просто поговорю с девочкой. Я не буду пытаться захватить её силой, заставить, запугать и так далее. Она мне не нужна.

Чёрта с два бы я согласился, если бы не состояние Насти, которое меня пугает. Однако Ольга вполне может знать, в чём причина. Она куда больше меня знает так-то. Только вот верить ей особо не стоит.

— Настя, спустись, пожалуйста. И не бойся, ничего она тебе не сделает. Я прослежу.

И всё равно, страхом от девочки фонило так, что даже Ольга передёргивалась.

— И давно она так сифонит?

— Со вчера. Месячные начались и понеслось.

— Гормональный шторм, — кивнула рыжая, — сработал как триггер. Могу я с ней поговорить наедине? Чисто о женском?

— Настя?

— Я справлюсь.

— Если что — я рядом.

— И тебя она зацепила? — ухмыльнулась Ольга.

— Нет, — покачал головой я, — у меня черепная кость толстая. Это рассудочное решение.

— Блажен, кто верует…

Ну да, ну да. Я им обеим не сильно доверяю, но, если выбирать, то поверю Насте. У неё опыта меньше.

Вышел во двор, оставил их в зале. Поздоровался с Андреем.

— Бывшую твою видал.

— Эвелину? Серьёзно? Как она? Как ребёнок?

Ишь, распереживался.

— Ребёнок на тебя похож, не повезло. Мог бы быть красавчик, в маму.

Пулемётчик, не стесняясь, заржал.

— Как они? Как там? Что с ними? Всё хорошо?

— Да не особо.

Рассказал ему про ребёнка, про то, как ему альтери в голову насрали, а теперь забрать хотят.

— Вот бляди! — забегал кругами Андрей. — Какие же бляди, боже мой! Скажи ей, чтобы ни в коем случае не соглашалась! Ни за что! Ты знаешь, что они с ним сделают?

— Нет.

— То же самое, что со мной собирались.

— Ты охренел? — поразился я. — Это же ребёнок! Он же не виноват ни в чём!

— Ты не понял, да? Дело не в том, что он или я виноваты. Дело в другом. У Альтери с тех пор, как там «Дело молодых», проводников нет. Потому что ментальная коррекция калечит всех, в ком есть талант. Не совместима она с ним. В Коммуне детей до процедуры тестируют. И тех, у кого есть способности, отбирают в спецгруппу, через машину не пропускают, по старинке дрессируют. Эвелина из таких. А альтери так не умеют. При этом соседние срезы они осваивают только вперёд. Ты думаешь, как?

— Не думаю я об этом.

— А зря. Они берут проводника и делают с ним… Вот это.

— Да ну нахуй? — поразился я. — Зачем?

— Получают таким образом… биопрепарат. Мозги в банке. Управляющую часть портала. И искалеченные дети для этого тоже отлично подходят. Как и мы с тобой. Так что ты им лучше не попадайся. И Эвелине скажи — пусть не отдаёт моего сына! Я придумаю, как их вытащить! Она примет от меня помощь, как ты думаешь? Расстались мы не очень…

— Она, я думаю, от чёрта лысого теперь помощь примет. Но есть одна засада — меня туда больше не пускают.

Я рассказал Андрею про свой позорный конфуз с кавалерийской атакой на «Ниве». Он ещё немного побегал по двору кругами, поматерился, потом решился-таки.

— Помнишь мой дом в Кендлере? В городе Йири? Ты туда приходил как-то.

— Помню, — подтвердил я.

— Там есть проход в подвале.

— Я догадался. Но что толку, если меня с той стороны сразу примут?

— Нет, ты послушай. Там раньше мои ребята сидели, в гаражах альтерионских. Канальчик мы там держали, импорт-экспорт, всё такое.

— Контрабанда.

— Разумеется. Так вот, сейчас там никого нет, но есть моя заначка. Для себя держал, на всякий случай. Проходишь в смежный бокс через дверку за стеллажом, там стоит такси-автономка. На подзарядке, батареи должны быть полные. Фокус в том, что машина хакнутая. Она не сдаст тебя системе, для системы её нет. Голосовой помощник отключён, вобьёшь адрес с клавиатуры. Ты же умеешь на альтери?

— Умею.

— Доедешь невидимкой. К самому дому не подъезжай, подай там сигнал, что ли… Придумай что-нибудь. Соберёшь своих, Эвелину с сыном — и назад. Тесно будет, машинка маленькая, но потерпите. Вещи все бросайте, чёрт с ними… Сделаешь?

— Попробую.

План выглядел сомнительным.

— О, мадам командир возвращается. Не говори ей ничего! Я ещё вернусь, притащу планшет Эвелины. Он у меня спрятан в одном месте. С ним она сможет куда угодно, не достанут.

Ольга имела вид крайне недовольный, и, пожалуй, встревоженный.

— Так, собираемся, надо срочно в Коммуну, — это своим.

— Давай отойдём, разговор есть, — это мне.

Отошли, присели на лавочке у берега. Красиво тут — море, солнце, чистый горизонт. Но проблемы везде достанут.

— У девочки был внедрённый комплекс.

— Ну, вы же его всем…

— Не наш. Его наложили до того, как она к нам попала. Наш лёг поверх, и всё было почти гладко. Она показала небольшие отклонения на тестировании, но не настолько, чтобы переводить в спецгруппу. За ней приглядывали, но так, вполглаза. Среди контингента попадаются дети с разными способностями, в Мультиверсуме чего только ни бывает. Но стресс вызвал гормональный выброс, и её программа активировалась. Криво, со сбоем, но запустилась.

— Программа чего?

— Она спящий агент Комспаса. Мы недавно только начали подозревать, как они ухитряются к нам кротов засылать, при том, что у нас постороннего внедрить очень сложно. Оказывается, накладывают программы детям. Массово. Потом сливают их работорговцам, которые с нами работают. Какая-то часть детей гибнет, какая-то сходит с ума, но некоторые к нам попадают. Возможно, с этим связан и внезапно выросший процент брака при наложении мотивационного комплекса — конфликт программ. Но сколько-то проходит все проверки, и закладка не конфликтует. Возможно, и у Насти всё было бы штатно, если бы не стресс и бурный пубертат.

— И что теперь с ней будет?

— Без понятия. Мне плевать. Это твоя проблема. Моя — придумать, как выявить других таких же. Так что мне пора.

— Эй, а что мне делать-то?

— Что хочешь. Разве что совет — давай снотворное. Пусть больше спит, пока месячные. Потом уровень гормонов упадёт, она вернётся в норму. Насколько это для неё возможно.

— Ну офигеть теперь…

— Да, есть ещё одно предложение. Башню продать не хочешь?

— Это шутка такая? После какого слова смеяться?

— Я серьёзно. У тебя в подвале — зарядная станция. Она, помимо прочего, заряжает акки. У нас есть своя, расположенная удобнее, но у неё два недостатка. Во-первых, про неё знает Комспас. Они уже однажды пытались её отбить и могут попробовать снова. Во-вторых, у неё, похоже, кончается ресурс.

— Разве они не вечные?

— Нет ничего вечного. Там такие кубические кристаллы в основании. Они срабатываются. Сначала выдают меньше и меньше энергии, а потом — просто рассыпаются в пыль. Наши уже начали деградировать.

— И вы хотите отжать башню у меня?

— Да, — сказала она честно. — Хотим. Всё равно её у тебя кто-нибудь отожмёт. Ты включал маяк, это многие засекли. Не сразу, но тебя найдут. И мы готовы что-то дать взамен, а они — не факт. Подумай над этим. Ещё увидимся.

— Вот блядство, — сказал я, рассеяно глядя ей вслед. Красивая задница, кстати. Но новости эта баба всегда приносит поганые.

Может, и зря не отослал смс-ку.