Убить циклопа. Криминальные фантасмагории (сборник рассказов)

Павел Серафимович Поповкин

Руки дрожали от восторга и требовали продолжения операции, надо постараться, чтобы добыча не ушла так просто. Снова колебание рельс, медленное приближение, мощный фонарь на верхушке тепловоза осветил фигуры Кости и Виктора, они, отвернувшись, стояли к нему спиной. Увидели свои удлинившиеся, уходящие в бесконечность тени, у каждого – в правой руке были видны приготовленные камни, они тоже отбрасывали похожие на груши тени.

© Павел Серафимович Поповкин, 2017

ISBN 978-5-4485-2075-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Маркс атакует

Искусственная борода лежала рядом, на краешке стола. Впервые в жизни руки главврача дрожали, бумага с наскоро составленным списком погибших не слушалась, имена и фамилии рвались из пальцев. Невыносимый запах гари не сдавался, не желал уходить, несмотря на распахнутые в кабинете окна.

— Ах ты, черт, как они нас, и все такие тихие были, и мы еще им позволили основать этот бредовый кружок в библиотеке. Ах ты, черт, еще коньяк весь кончился. — Главврач посмотрел на пустой графинчик, к которому он в последний раз притрагивался полгода назад. Чтобы успокоиться, положил руки ладонями на плоскость стола, только так пальцы унялись, прочитал список погибших, все члены кружка, отсутствовало только одно имя…

— Так значит, Маркс жив! — разочарованно воскликнул главврач. — Введите провокатора, ведите больного, срочно!

Сопровождаемый санитарами, вошел больной, закопченный с ног до головы. Кисти его обгоревших рук были перебинтованы, но на всякий случай — крепко связаны. Заметив бороду на столе, на лице вошедшего, сквозь черный «грим», проявилась улыбка.

— Десятая по счету, попрощайтесь с ней, — главврач выкинул бороду в мусорку, улыбка исчезла.

— Это не моя борода, а Фридриха. Свою я съел в знак протеста.

— Фридриху уже нет дела до бороды, а вместе с ним еще восьми революционно настроенным идиотам.

— Последний бой, он трудный самый.

— Борода от него и осталась, как еще одно свидетельство неверно поставленного вам диагноза. Вы опасней, чем мы думали. Я никогда в своей жизни не называл больных идиотами, не оскорблял их — это тоже ваша вина.

Главврач мысленно постарался упокоить себя, так как по части спокойствия, черномазый его переигрывал.

— Присаживайтесь. Через час вас отправят в областной центр, там уже у Маркса будут камерные выступления. Сейчас я вам устрою свою последнюю пятиминутку. Я еще верю в свой метод: чем больше высказывается больной, тем ближе он на пути к выздоровлению. Мой запатентованный метод, только на вас он дал сбой. Давайте, начинайте, хотели со мной посекретничать.

Больной сел на стул, с отвращением погладил свой гладкий подбородок, и с сожалением посмотрел на дно мусорки.

— Я не пришел оправдываться, я здесь, чтобы убеждать, — Взгляд больного перескочил на полки с книгами, прищурил глаза, но не увидел искомых корешков, — сконцентрируемся только на одной из моих фундаментальных разработок, она описана в полном собрании моих сочинений. Я говорю о прибавочной стоимости — она подразумевает отчуждение рабочего от продуктов его собственного труда. Пролетарий трудится для капиталиста, продавая ему свою рабочую силу, которая оплачивается ниже её стоимости, в форме заработной платы, которая не отражает реально затраченного рабочим физического труда. Вся разница между стоимостью товара, создаваемой рабочим, и его зарплатой присваивается классом капиталистов в виде прибавочной стоимости и образует основу их прибыли.

Больной снова показал, как прекрасно разбирается в революционной литературе, его дикторский тон убеждал главврача, что он тоже забитый эксплуататорами работник, что он тоже получает презренную зарплату.

— Наш психиатрический диспансер, — поспорил главврач, — по крайне мере, то, что от него осталось, после вашей вылазки, является частной организацией. Я действительно наемный работник, со мной владелец заключил договор, правда и то, что я получаю зарплату. Но как вам не грустно будет услышать, я доволен размером зарплаты. Ваша прибавочная стоимость ко мне не относится. Мимо товарищ, мимо бьете.

— Доктор я уверен, что через пять минут, вы развяжете меня и отпустите на все четыре стороны. — Больной предупреждающе поднял скрученные кулаки, — Главное молчите, и внимательно слушайте. Вернемся к прибавочной стоимости. Объясняю проще. Представим наш диспансер для примера в виде мебельной мастерской. Вас доктор — в качестве простого мебельщика, нас — тех, кого вы называете больными, в виде шкафов. Вам требуется на лечение, в нашем случае ремонт одного шкафа, ровно месяц. Затраченные труд и время оценим в 1000 рублей. Владелец мастерской, как настоящий капиталист, поступает по хитрому, оплачивая рабочему в самом лучшем случае только 300 рублей. А шкаф в магазине продает за 1000 рублей и в итоге получает прибыль в 700 рублей. В этом и кроется главный секрет капитализма по Марксу: пролетарий получает всегда меньше, чем производит. Денежный эквивалент нашей мускульной энергии, ума, нервов, забирает себе собственник производства. В вашем случае владелец диспансера. То есть вы на себя работали от силы неделю, остальные дни месяца в размере 700 рублей забрал себя капиталист.

— В принципе правильные рассуждения, — похвалил главврач, — владельцу нужна прибыль. Но я получаю выгоду, за каждого больного имею свой процент, это значит, что меня не эксплуатируют. Я практически партнер. По крайне мере не чувствую себя рабом на галерах.

— Нет, вы себя обманываете. Вы самый настоящий раб.

— Ну-ну, давайте, продолжайте.

— Запросы владельца мастерской возрастают, он получил свои 700 рублей, но ему уже надо на следующий месяц произвести 2—3 и более шкафов, чтобы увеличить свою прибыль в разы. Капиталист выбирает один из следующих вариантов: 1) снижает зарплату рабочему; 2) увеличивает до предела на рабочего нагрузку за прежнюю зарплату; 3) ищет более дешёвую рабочую силу. Что касается нашего диспансера, он увеличивает до предела на рабочего нагрузку, вы же не оспорите, что число пациентов-шкафов с начала года утроилось. А зарплата ваша повысилась доктор?

Главврач промолчал, что-то в уме стал подсчитывать, но не выразил ни какой мимикой итоги своих изысканий. Отвечать на вопрос он, конечно, не стал.

— А проглотили доктор, — больной стукнул локтями по столу. — Вернемся в нашу мастерскую, погоня за большей прибылью, с каждым циклом производства, усиливает эксплуатацию рабочего класса. Владелец мастерской становится богаче. В то время как его работник, который производит уже по три шкафа в месяц, получает, в лучшем случае презренные, оскорбительные 300 рублей, труд его обесценивается с каждым оборотом производственного цикла. Приходит момент, когда рабочий для своей квартиры, хочет купить шкаф, в вашем случае отдать своего родственника в психдиспансер. Он приходит в мебельный магазин, и уходит ни с чем, мебельщик не в состоянии на свою нищенскую зарплату-подачку купить вещь, которую сам же произвел.

— Откуда вы знаете про моего дальнего родственника… очень дальнего… супруга попросила чтобы его… — засмущался главврач.

— До того как попасть сюда, я агитировал его в том областном центре, куда вы меня снова отправляете, заведение там государственное — бесплатное. Здесь же, в элитном диспансере, психи на вес золота. А теперь о стоимости шкафов-больных, вы и трехсот не получаете за одного, вас обманывают, даже и 30 рублей не будет. Вы дурак доктор, вот так вот вам по-марксистски и скажу.

— Почему, дурак?! С точки зрения психиатрии мне даже интересно.

— Я не психиатр, а великий экономист. Вы хуже, чем дурак, повторюсь, вы — раб, раб системы. Знаете сколько мои родственники, и родственники других пациентов платят владельцу диспансера. Вы знаете, где лежат подтверждающие документы. — Больной встал, подошел к главврачу, и на ухо что-то прошептал, лицо того приняло испуганное выражение, он молчал. Даже когда прошло время для лечебной пятиминутки — не пикнул. Между тем больной не унимался.

— Пока что, выгодоприобретатели от эксплуатации трудового народа надежно защищены законами, государственным аппаратом, идеологией и даже религией, — ходил свободно по кабинету больной. — Но скоро наступит следующая грандиозная стадия, она, я точно знаю, закончится потрясением основ государства. Маркс, то есть я, заявил: революции — локомотивы истории. Пролетариат в борьбе против буржуазии, против класса потребляющих, насильственным способом отбирает у них власть и превращает себя в господствующий класс. Уничтожим цепи рабства, нам нечего больше терять кроме этих цепей, так разобьем их доктор!!! Будьте с нами, вставайте в наши ряды, удавим капиталистов. — Больной протянул забинтованные кулаки для рукопожатия, и добавил. — А бороду вы все-таки выньте из мусорки, она вам еще понадобиться.

Когда оперативники снова приехали на место ЧП, в морг уже увозили обугленные человеческие останки. Были обнаружены осколки газового баллона, которым «Маркс» хотел снести стену, но вместо нее на воздух взлетели все члены его кружка. Неожиданно, дверь в кабинет главного врача оказалась заперта, как оперативники не стучались, никто не открывал, изнутри ни звука. Перелезли через распахнутое окно, в комнате никого, на столе оставался список пациентов погибших при штурме хозяйственного корпуса психдиспансера. Рядом лежал второй лист, на нем коротко записано: «Заявление, прошу уволить меня по собственному желанию, так как не согласен с политикой и методами работы диспансера. Ваш Эрнесто Че Гевара.»