Мир, который не вернуть. Том 2: Год Первый

Павел Олегович Михель, 2020

Главный герой – подросток, который был резко брошен в опасный новый мир. Он уже потерял многое, но и кое-что приобрёл. Теперь же ему предстоит дальнейший путь в одиночку в мире, где неизвестно: кто враг, а кто друг. Содержит нецензурную брань.

День 68-72

― Костя… Костя, вставай, — чья-то рука мягко дёргала за плечо. Я нехотя открыл глаза — это была Катрин.

Я медленно встал с небольшой картонки, не понимая, что происходит, но, вдруг, мне стало так стыдно за себя: лохматый, грязный, весь в порванных лохмотьях… А рядом стояла она: вся в белой одежде, словно светилась, и светлые волосы слегка качались при небольших порывах ветра, что летели сюда с главной улицы.

Её образ был такой чистый, что я мысленно дорисовал ей кольцо над головой и крылья позади.

«Ангел», — подумал я.

Она так и стояла, протягивая мне руку, и мягко улыбаясь:

— Пойдём, нас ждут, — я послушно дал руку и позволил себя вести. Через пару секунд мы были уже на главной улице: широкая улица, серые, будто картонные, панельные дома по бокам, и бесконечное движение. Всё двигалось лишь в одном направлении — влево.

Катрин скрылась среди толпы одинаковых безликих существ. Я посмотрел в сторону, куда устремились всё и вся, но не увидел там даже конца бесконечной цепочки — только серое небо в том месте темнело и выглядело зловещим.

Я машинально отвернулся в другую сторону, вправо — там, над толпами людей, был какой-то приятный, мягкий свет.

«Зачем они все идут не туда, а, наоборот, оттуда? Я… я не пойду с ними», — мысль пронеслась молниеносно, решение было принято.

Я стал пробиваться сквозь толпу, чтобы добраться до света. Было тяжело, но какое-то слепое желание горело внутри и заставляло пробиваться сквозь толпу. С каждым шагом дорога всё круче уходила вверх, но для окружающих ничего не менялось, они шли всё так же прямо, что выглядело неестественно.

Я обернулся, чтобы понять, насколько же продвинулся — что-то поменялось: несколько фигур окрасились, будто проявляя что-то своё. Это фигуры были больше похожи на людей, и двигались, как и я, все к свету, продираясь сквозь толпы «копирок». Среди них, на противоположной стороне улицы, была Кэтрин — она была среди «живых» людей. Некоторые сбивались в группы, помогая друг другу.

Меня догоняли несколько человек: темнокожий парень, светловолосая девушка и крепкий высокий парень. Встретившись со мной взглядом, девушка улыбнулась и весело помахала мне рукой. Я отвернулся, и постарался двигаться вперёд. Уже приходилось карабкаться, хватаясь за других людей, что шли всё так же прямо.

Свет ослеплял. Что-то шепнуло возле самого уха:

«А что, если ты прав, а остальные ошибаются?».

Я обернулся посмотреть на источник шёпота — чья-то широкая улыбка. Всё вмиг оборвалось.

* * *

Я резко открыл глаза. В голове была каша. Остатки сна быстро улетучивались, опустошая разум. Острая боль в груди окончательно очистила мысли. Холод окончательно добил сон, пробил озноб.

Я был всё так же прикован и лежал на лавке.

«Что…» — пронеслась мысль в голове, но не успел я её закончить, как услышал голоса, совсем рядом, с улицы.

— Свет… Света, блин, лисен ту ми… нельзя! Андестенд? Не-ль-зя. Он же, он же… ну… это, понимаешь? — неуверенно говорил негрубый, но мужской голос. Он был мне уже знаком.

— Миша, хватит. Ты же видел его — какая опасность? Он же ребёнок совсем. Ему же лет тринадцать всего, — спокойно ответил женский голос.

— Ну, так и тем более — зачем его брать?

— А ты предлагаешь его оставить? М-м? Ты хотел бы, в свои тринадцать лет, чтобы тебя оставили без оружия, с этими… тварями один-на-один?

Повисла небольшая пауза.

— Вот и я так думаю, — заключила девушка. — Он же и суток не продержится.

— Лисен… ну, я же тебе рассказывал — да ты и сама всё прекрасно видела… — Миша осёкся. — У него психоз… Я не уверен, но…

— Миша, мы не оставим мальчика. Точка. Ты у нас эксперт по психике — вот и вылечи его.

— Я психолог, а не психиатр… — чуть тише ответил Миша.

— Неважно, — твёрдо сказала Света.

— Ещё как важно!

— Всё, Миша, хватит! — отрезала Света. — Мальчик остаётся, и точка. Тем более, он может знать что-то о том, что за херня здесь произошла. Нас не было всего несколько месяцев, но всё — никого… Я не знаю как ты — а мне тяжело поверить, что всё разрушено, что жизнь кончена. Как?.. Ты же помнишь, что за всю неделю нам встретилась лишь одна машина? И та… — голос Светы дрогнул, — … та тварь…

— Послушай, Света, может это никакой и не монстр — так, шизик или алкаш. Он и слова сказать не мог, одно мычание.

— В том-то и дело, что я не уверена в том, что видела. Но мальчик остаётся тут, и ты ему поможешь. Всё, — Света говорила очень уверенно. Я сотни раз слышал подобные споры между мамой и братом. Я знал, что Света уже победила. Знал это и Миша.

— Света… Фак! — промычал Миша в бессилии. Он не мог никак повлиять на её решение. — Файн! Но я буду за ним следить…

— Следи, только этого и прошу, — уже спокойнее, ответила Света. — Ладно, пойду посмотрю, как он там.

Через несколько секунд дверь, звякнув металлом, открылась. Внутрь вошла молодая светловолосая девушка. На ней были тёмно-синие джинсы и чёрное длинное пальто. Когда-то светлый шарф был обвязан вокруг шеи поверх пальто, а волосы аккуратно завязаны в хвост. Несмотря на весь бардак и безумие нового мира, видно было, что она всё равно ухаживала за собой.

Увидев меня, она улыбнулась. Было в её лице что-то светлое и твёрдое, несмотря на общую напряжённость ситуации. Возможно, это всё было лишь игрой моего воображения.

— Вижу, проснулся, да? — мягко сказала Света, подходя ко мне. Она села на край лавки. Я смущённо отвёл глаза. — Смущаешься? Как мило. Не смущайся. Ну, и не обижайся, что мы вот так — конечно, не номер люкс, но что имеем. Как тебя зовут?

— К-костя, — язык был словно мешок с песком.

Девушка снова улыбнулась.

— Света, — она подала руку, я, смущаясь, пожал её свободной рукой. — Приятно познакомиться. Как себя чувствуешь?

— В груди болит, — тихо сказал я.

— Оно и понятно — тебе такое вкололи, — она глубоко вдохнула, а затем выдохнула: — Ну и напугал же ты нас. Но я знала, что ты нормальный. Не похож на… них.

Я чуть подвинулся, чтобы показать руку:

— Ещё вот… это можно как-то убрать?

— Пока нет — понимаешь, я хочу сначала тебя узнать, а там уже посмотрим. Но если ты хочешь сам уйти — только скажи, я сразу тебя освобожу и мы разойдёмся. Даже, думаю, что-нибудь поесть оставим. Но… если хочешь с нами — тогда мне нужно узнать тебя… да и тебе меня…

Я не поднимал глаза. Мы несколько секунд молчали.

— В любом случае, знаешь, ты сейчас совсем другой, чем… тогда, — тихо сказала Света. Её лицо немного переменилось: оно сейчас не было весёлым, но каким-то сосредоточенным. — В бреду ты всё твердил одно имя… Па… блин, — Света задумалась, — Палов… нет. Пав… Павлов — да… У меня всё из головы не уйдёт оно. Ты так кричал… Кто это? — Света посмотрела на меня, а потом она ещё что-то начала говорить, но у меня в глазах начало темнеть, резкая боль кинжалом проткнула голову, сердце сжалось. Я начал задыхаться.

«Павлов… Павлов!.. Павлов?.. Павлов…» — звучал и отражался тысячами отголосков её голос в голове. Я не мог понять, кто это, и что вообще происходит.

— Миша!.. — услышал я крик Светы, но он сразу потонул в океане отголосков. Сознание погружалось в пучину подсознания…

* * *

Я стоял посреди безлюдного переулка. Театр позади переливался такими яркими красками, что невольно приходилось щуриться. Пройдя дальше, я вышел на главную улицу, но и здесь никого не оказалось — лишь лёгкий ветер разгонял воздух. Кто-то вдалеке хихикнул. Это было в одном из многочисленных переулков. Я пошёл в сторону, откуда был звук. Странные смешки повторялись, и с каждым шагом я понимал, что подхожу всё ближе. Было страшно, но останавливаться было уже поздно. В один момент я понял, что этот звук от того, кто сидит всего в паре шагов от меня, прямо за поворотом.

За углом, на мусорном баке, сидел высокий крепкий парень — он сидел лицом ко мне, широко расставив ноги. Неизвестный весело мне улыбнулся.

— Привет, — улыбнулся сказал он.

Я молчал. Внезапно мне захотелось убежать, но неизвестный прочёл мои мысли:

— Не убегай, пожалуйста… Тебе нечего бояться. По крайней мере, не меня. Блин, ты даже не знаешь, как же здесь скучно, — сказал он уже невесело, и тихо вздохнул. — Ай, чего о грустном — давай не будем.

Я всё ещё стоял, не подходя, но бежать уже не хотел.

— Что же ты молчишь, Костя? Так смотришь, будто… нет… действительно?.. Похоже, ты меня забыл… — грустно подметил парень.

Последние слова отозвались в голове эхом и начали как-то сильно давить. Я, не выдержав напряжения, упал на колени. Завертелся целый вихрь из обрывков воспоминаний и образов.

— Правду говорят, что мозг старается избавиться от неприятных воспоминаний, подменяя их мягким неведением и запихивая настоящую память в глубины подсознания. Мне так мама говорила, приёмная, она на психиатра училась. В конечном итоге, люди не помнят даже сам факт того, что забыли что-то — удобно, — парень усмехнулся, встал и подошёл ко мне, приложившись своим лбом к моему, затем опустился на корточки рядом и приподнял моё лицо, пристально всматриваясь в глаза: — Вспоминай, друг…

Острая боль снова пронзила голову, отражаясь по всему телу, словно луч в комнате зеркал. Обрывки образов начали складываться в единую цепочку воспоминаний, сцепляясь друг с другом.

Когда всё закончилось, я резко открыл, продираясь сквозь боль, глаза. В груди бешено стучало сердце. Всё встало на свои места. Незаметные пропущенные места всплыли в памяти, воссоединяя полотно памяти воедино.

— Мы ещё встретимся…

* * *

«Что это было?» — я схватился одной рукой за голову, а другой упирался в деревянную дощечку.

«Зря ты вспомнил — легче от этого не станет», — сказал чужой, но знакомый голос.

В который раз, я не мог понять что происходит. Фургон не двигался — мы никуда не ехали. За окном виднелась ночь. Я всё так же был прикован, запястье горело.

Света дремала напротив, укрытая грязным одеялом. Через несколько минут она открыла глаза:

— Я задремала?.. — тихо сказала она, а затем посмотрела на меня: — Пришёл в себя? Что с тобой было?

— Не знаю, я… говорил кое с кем.

— Когда? — удивилась девушка.

— Сейчас… во сне.

— Так, а чего ты отрубился-то? Миша сказал, что ты как будто впал в кому.

— Не знаю… — тихо ответил я.

Мы несколько секунд молчали. Затем я сказал то, что хотел:

— Я… вспомнил кое-что, — Света внимательно на меня посмотрела. — Павлов — я вспомнил о нём. Это с ним я говорил.

— Ага… — протянула Света. — Получается, он мёртв?

Я слегка кивнул и отвернулся. Стало грустно.

— Понимаю теперь, почему ты так реагировал — вы были близки, да? Ах, ну конечно близки — что за дурацкий вопрос…

Снова повисло молчание.

— А ты можешь мне о нём рассказать? — тихо спросила Света.

— Зачем? — ответил я. — Это ничего не поменяет уже.

— Давай так: ты мне расскажешь о нём, а я тебе тоже расскажу кое-что из личного.

Несколько секунд я не мог решить, но, в итоге, подумал что это не имеет значение — если хочет послушать, то расскажу.

— Ладно… только отстегни меня, пожалуйста, — сказал я, показывая закованную в наручники руку.

— Обещаешь, что ничего не сделаешь?

— Вас здесь трое, — тихо заметил я. — Если бы я это и сделал, то это было бы последним, что я сделал.

— Действительно, — усмехнулась девушка.

Она аккуратно встала, убирая одеяло и придерживаясь за стену, нащупала в кармане ключи и отстегнула меня. Я с облегчением потёр запястье. Девушка села обратно и укуталась в одеяло.

— Тебе ведь твой друг уже всё рассказал? — спросил я.

— О чём ты? Кто рассказал?

— О том, что произошло, — я ждал, что она продолжит, но через несколько секунд добавил: — Обо всём: о болезни, восставших, обо мне…

— Ну так, немного. Погоди… восставших? — переспросила девушка.

— Мы… я их так называю.

— Ого, даже название придумал. Интересно… А мы просто «монстры», трупы — как-то не до этого было. Миша об этом не говорил. А как?.. Что это такое? Миша мне сказал, но я не особо поняла.

— Я сам не знаю. Говорили, что это какой-то вирус. Почему-то люди, когда умирают от него… не умирают.

— В смысле «не умирают»? Я же видела, что они живые — только какие-то, — она остановилась, подбирая слово, — другие. А что правительство? Заявления какие-нибудь? Новости? Военные? Где все?

Я тяжело вздохнул.

— По новостям говорили, что это какая-то болезнь. И, сначала, всё было нормально. Ну, как, паника была, напряжение, кто-то уезжал. Потом резко объявили эвакуацию. Я тогда в школе был — ну, меня так и забрали. Я ждал свою семью, но её не было. Потом нас решили увезти на другую базу, но… мы не доехали.

— Почему? Что случилось?

— Не знаю. Мы просто ехали, а потом… потом… — у меня перехватило дыхание, но я справился с эмоциями. — Потом автобус перевернулся… Все… нас осталось только четверо, в общем.

— Ага, об этом мне Миша говорил.

— А дальше — я не знаю. Слышал, что не всех забирали. Кто-то сбегал — мы встретили группу, которая сама по себе жила.

— Так, а что это за вирус такой? Как он работает? Лекарство?

Я посмотрел на неё с отчаянием:

— Если бы было лекарство — случилось такое?..

— А про вирус?

— Послушай, я не знаю. Па… — я осёкся, — мой друг говорил, что это как-то связано с головой.

Около минуты Света ничего не говорила. Видимо, ждала продолжения, но я тоже молчал.

— Значит, то, что передавали по радио — правда: и про правительство, и про болезнь, и про людей… — тихо сказала она, задумчиво глядя куда-то в стену. Через несколько секунд она перевела свой взгляд на меня: — Получается, тот человек, Павлов, тебя защищал?

— Если бы не он… — начал я, но ком в горле не дал договорить.

— Понимаю… много кто потерял своих близких. Не переживай о нём — он сейчас в лучшем мире, — ласково сказала Света, взяв меня за руку. Я мрачно и растерянно улыбнулся.

«И снова ты не один. Тебе нельзя с ними оставаться, иначе и они умрут», — прозвучал знакомый Голос в голове.

— Мне кажется, я знаю, что ты чувствуешь, — Света сжала мою руку.

«Сомневаюсь» — подумал я, но вслух не сказал.

— Примерно в твоём возрасте, у меня была лучшая подруга Настя, — Света улыбнулась. — Весёлая была девчонка, лучистая такая, добрая — как солнышко. Мы с ней подружились в садике ещё. Мама рассказывала, что, когда привела меня в садик, Настя сразу подошла ко мне и предложила дружить, а я лишь расплакалась и побежала обратно к маме. Понимаешь, до трёх лет я сильно болела, и, поэтому, не общалась ни с кем — так, только с родными. В семье-то я единственный ребёнок, и поэтому до этого с другими детьми не общалась… ладно, это неважно. В общем, — Света сделала небольшую паузу, — мы с ней дружили с самого садика. Две такие самые главные подружки. Всё рассказывали друг другу, были как сёстры… — девушка говорила это с улыбкой, а затем лицо переменилось и стало более сосредоточенным: — А потом, лет в десять, у неё обнаружили рак… что-то с дыхательными путями, я уже и не помню точно что там было. Но отчётливо помню, как ей было тяжело, и, иногда, я не могла это терпеть — её страдания, сопения, тяжёлое дыхание, грустную фальшивую улыбку. После терапии, она стала очень раздражительной, худой, бледной… ослабла, в общем, но продолжала бороться. Все были уверены, что она выживет. Врачи даже положительные прогнозы начали давать… — Света замолчала.

— И она не выжила? — тихо спросил я.

— Не совсем… Жизнь — это не красивое кино: зачастую она забирает лучших из нас, или ломает так, что человек решает сам уйти, — Света глубоко вздохнула. Я понял, к чему она вела. — В один день она сказала мне, что устала, что не хочет больше бороться, не хочет видеть, как её все жалеют и радуются жизни, пока она страдает и надеется на чудо. Знаешь, она повернулась ко мне и сказала, со слезами на глазах: «Свет, пожалуйста, помоги мне… я больше уже не могу… Мне очень тяжело… Каждый вдох, будто разрывает горло… я больше так не могу». Ты понимаешь, что такое для двенадцатилетней девочки услышать такое? Услышать, что её друг не хочет жить дальше, и что его не будет? Ведь, по сути, лучше знать, что ты с человеком никогда не увидишься, но надеяться, что он жив где-то там, чем, когда его окончательно нет… В общем, я обозвала её дурой и убежала. Я была сильно зла на неё, и не ходила в больницу неделю. Потом мне родители сказали, что Настя умерла в ту же ночь после нашего разговора. Сказали, что возникли какие-то осложнения, и она задохнулась…

Света замолчала и быстро вытерла слёзы. Я не знал, что сказать.

— Хорошо, хоть умерла во сне, — я постарался как-то развеять тяжёлое молчание.

— Нет… Я потом узнала, что она умирала несколько минут, задыхаясь, пока врачи пытались её спасти, — Света снова замолчала, и через минуту продолжила: — Знаешь, она очень любила животных. Всех. И людей тоже. Говорила, что все люди как хитрые цветки — не перед всяким распускаются… Я жалела… и до сих пор жалею, что не помогла ей. Может, она, хотя бы, так не мучилась. Может, она бы спокойно умерла…

— Ты не виновата — разве ты могла подумать об этом?

— Да, не могла, но всё же… Но, потом я кое-что для себя поняла: не стоит переживать и упиваться прошлым. Настя не хотела, чтобы я останавливалась из-за неё. Однажды, когда мы были детьми, она сказала мне, ни с того, ни с сего: «Если я умру — не переживай и не плачь. И я не буду» — да, такой она была. Говорила даже, что хочет, чтобы на её похоронах рассказывали анекдоты… Мне кажется, твой друг тоже не хотел, чтобы ты останавливался, что бы ни случилось.

«Живи!» — пронеслись слова Павлова. Его последние слова.

— Так что, не переживай. Лучше иди вперёд, чтобы он радовался вместе с тобой. Он ведь всё ещё здесь, — она дотронулась указательным пальцем до моей груди, — и здесь, — она дотронулась так же и до головы. Я невольно улыбнулся. — Ну вот, так-то лучше! — заключила Света, у которой в глазах стояли слёзы. — Ну, а теперь твоя очередь…

Я ей рассказал всё: о восставших, о себе, о нашей группе, о долгих неделях выживания, о том, о цене моего выживания. Не знаю «зачем», но мне просто хотелось выгрузить всё это из головы.

Весь рассказ Света молчала, лишь слегка меняясь в лице. По ходу рассказа некоторые детали я упустил, но, в целом, рассказал всё.

После завершения, Света задумалась, а через несколько минут она, наконец, нарушила тишину:

— Я не ошиблась, решив подобрать тебя. У тебя история… очень печальная. Такая самоотверженность… хотела бы я пообщаться с твоим другом. Неудивительно, что ты… в общем, не позавидуешь, — Света снова замолчала.

Я не знал что на это ответить. Её слова как будто укололи меня где-то внутри. Я прекрасно помнил, какую цену заплатил Павлов, и свою вину в этом — и от её слов стало хуже.

— Так, а куда вы направляетесь? — я решил в этот раз первому нарушить молчание.

— Сначала в Номир. Мы все оттуда, — ответила Света, а потом повернулась: — Всех эвакуировали, но всё равно — я хочу увидеть всё сама. Потом, раз там база, поедем в Кантис.

— Лучше не надо обратно в Номир — это мёртвый город.

— Я понимаю, но, всё равно, хочу сама всё увидеть… — тихо ответила Света.

Я отвернулся и посмотрел в окно: яркий и холодный диск светил даже не своим светом, поэтому и тепла никакого.

«Какой толк от холодного света, если он не может согреть теплом жизнь?» — пронеслось в голове.

Деревья ещё больше усложняли задачу — их кроны, словно колонны храма, держали неба. Или, словно копьеносцы короля, охраняли лунный покой, чтобы никто лишний не мог её потревожить.

— Не самое лучшее место для экскурсий, — добавил я.

— Выбирать не приходится, когда нужно узнать судьбу своих родных, — сказала Света, и вздохнула. — Ладно, мы заговорились… Утром поедем, может быть ещё выходить придётся — так что, ложись спать.

— А далеко ещё? — спросил я.

— Удивительно, как ты вообще так далеко оказался… почти до Грима дошёл.

— Грима? — повторил я. «Быть не может». — То есть, нам ехать обратно ещё несколько дней?

— Если бы… Теперь, после того, что ты рассказал, путь будет длиннее: придётся ехать в объезд городов. На это уйдёт неделя — минимум. Поспи лучше.

Света укуталась удобнее в одеяло:

— Я тебе серьёзно говорю, поспи — может, потом не будет шанса. Ты мне как рассказал — я теперь не уверена ни в чём. Возьми куртку в другом конце, под лавкой, потеплее будет.

Я подвинулся ближе к выходу, пощупал рукой — действительно, под лавкой, в свёрток, была сложена куртка. Старая, широкая куртка пахла сыростью и была в засохшей чёрной краске, от чего тяжело мялась. Кое-как, я укрылся, подложив пустой рюкзак под голову.

* * *

― Подъём, — мягко сказал женский голос. Нехотя, я открыл глаза. Уже было утро, и чертовски холодное. Мы всё так же стояли. Света усмехнулась: — Я думала, что ты выспался за полтора дня.

Я ничего не ответил.

— Пойдём, с остальными познакомлю, — она откинула одеяло и потянулась. — Ты же ещё, наверное, ничего не ел. В общем, идём.

Света встала, открыла дверь и вышла:

— Мишу ты уже знаешь, а Лёша — это мой парень. Ты только меня не обижай, и всё будет в порядке, — я с опаской посмотрел на неё. Света усмехнулась: — Да это шутка. Не волнуйся. Я не никому не дам тебя в обиду. Только накинь куртку — там холодно.

Я схватил куртку с лавки, натянул её и вышел следом. В лицо ударил холодный ветер. Казалось, две куртки совсем не спасают: ветер свободно гулял по всему лабиринту рукавов, жёстко и неприятно «лаская» даже сквозь водолазку.

— Бр-р, — я съёжился и обхватил себя, в попытке как-нибудь замкнуть цепь. На улице заметно похолодало. Мы стояли на обочине. Дорога была абсолютно пустая.

С улицы микроавтобус казался ещё меньше, но всё равно внушал доверие, несмотря на свои габариты.

— Нравится? — спросила Света. — Моя девочка. Сама выбирала.

— Любишь машины?

— Многие девчонки играли в куклы, а я восхищалась машинами, — в её глазах словно разгорелся огонь. — Это ведь искусственная жизнь! И её создали люди! Представь, она же весит несколько тонн — и механическое сердце заставляет её ехать. По сути, мы те же машины — просто функций больше, и ещё не факт, что нами кто-то не управляет. Да-а, это же самое наглядное будущее, — света похлопала по металлической двери.

Она остановилась у двери в салон. Света открыла дверь, но ничего больше не делала.

— Света?.. Что?.. Закрой дверь — холодно… — тихим голосом сказал темнокожий парень, укутавшийся в одеяло. — Ты чего не с этим?

Меня неприятно укололо его «с этим» — будто я какой-то псих.

— У «этого» имя есть, и не волнуйся — он со мной. А ты, цыган — проснись и пой. Иди умывайся, скоро поедем.

— Сама ты цыган. Сколько раз ту рипит: айм нот цыган — я негроид с русской национальностью… — Миша медленно встал и сонно посмотрел на меня: — Он с нами поедет?

— Не «он», а «Костя». И да, поедет, — твёрдо сказала Света. — А у тебя возражения есть?

Миша растерянно несколько секунд смотрел на неё, а затем как будто сфокусировался:

— А? Что? Сорри, отвлёкся… У меня? У меня-то ничего, бат, мейби, Лёша что-то скажет — ты его спрашивала?

— Насчёт этого не волнуйся — с этим разберёмся, — ответила Света. — Ты будешь вылезать, или как? Нам ещё поесть надо.

— Поесть… — тихо повторил Миша, пародируя Свету. Он съёжился, откидывая одеяло, взял бутылку воды из-под ног и вылез. — Нид ту пи…

— Тебе не нужно? — спросила меня Света. — Потом остановок не будет.

— Чуть позже, — ответил я. Конечно, я немного хотел в туалет, но больше хотелось есть. Да и лучше одному потом сходить.

— Давай, залезай. Я после тебя, — сказала Света.

— Нет, — ответил я, немного отходя.

Света строго посмотрела на меня, но затем полезла в кабину. Я залез следом и закрыл дверь. На меня уставился ещё один парень: он был крепким, высоким. Смотрел он на меня очень внимательно, как будто обдумывал что сделать.

— А это — Лёша. Лёш, это Костя. Ну, вроде представила… — Света полезла куда-то за сидения, — где-то же здесь был…

— Запомни, — сказал Лёша, твёрдо смотря на меня, — выкинешь что-нибудь — останешься на обочине. Это я тебе обещаю.

— И ты туда же? — спросила Света.

— Я не понимаю, что я вам сделал? — спросил я, не выдерживая его взгляд и отводя глаза. — И ты, и тот, другой, так говорите, как будто я вам мешаю. Если это так, то высадите меня у ближайшего города, и больше не увидимся.

— Лично меня… — начал Лёша, поднимая рукав — там было несколько отметок, затянутых тонкой корочкой, — меня ты укусил. Я против тебя ничего не имею, но предупреждаю заранее, и церемониться с тобой не буду.

— Так, мальчики, остыньте, — сказала Света. — Лёша, хватит наезжать на ребёнка.

— Не понимаю я тебя: то отказываешь хорошим людям, то всяких таких подбираешь, — Лёша сделал особый акцент на словах «всяких таких».

— Может, потому что они не такие хорошие были? Или им не так была нужна помощь? Ты об этом не думал? — плавно проговорила Света, всё так же что-то ища за сидением. Через несколько секунд она достала небольшую сумку. — Нашла — и кто её так далеко запихнул?

— Какая разница, что я думаю, если ты не слушаешь, — тихо ответил Лёша, открывая дверь со своей стороны. — Ешьте сами, я потом поем.

— Ах, снова… — сказала Света. — Ну, куда ты?

— Пойду покурю, — ответил парень и вышел.

— Не обращай на это внимание, — сказала Света, поворачиваясь ко мне. — У нас такое бывает иногда. Та-ак, а что тут у нас из еды? Есть рыбные консервы… ещё какая-то странная колбаса, но я не знаю, можно ли её есть… Наверное, будем консервы — ты как, не против?

От вида еды у меня образовались слюни, появилось какое-то возбуждение:

— Мне бы сейчас хоть чего, — ответил я, и только потом понял что это малосвязанный бред.

— Тогда держи. У нас немного приборов, поэтому придётся есть вдвоём одной вилкой, да и мыть потом не надо много…

Меня это смутило, но постарался ответить невозмутимо:

— Как будто у меня есть выбор.

Мы начали есть в тишине. Маленькая консервная банка на двоих кончилась очень быстро, что лишь раззадорило аппетит. Пришёл Миша, он не стал открывать дверь и спросил с улицы:

— А ю дон? Тоже хочу, тут холодно жесть…

— Да, выходим! Костя, пойдём. Сейчас умоемся, и поедем, — проговорила Света, толкая меня к выходу одной рукой, а в другой держала банку консервов с вилкой.

Миша быстро залез в кабину, передавая бутылку с водой, и закрыл за нами дверь. Я только начал согреваться внутри, как снова пришлось выйти на холодную улицу.

— Если хочешь в туалет, сейчас последний шанс. Потом остановок не будет, — проговорила Света.

Мы обошли кабину спереди. Лёша стоял в стороне, докуривая. Увидев нас, он ещё раз твёрдо посмотрел на Свету, а затем отошёл. Света вздохнула, отошла в другую сторону, достала вилку и выкинула банку подальше за обочину. Она открыла бутылку и обмыла вилку.

Я пошёл вниз, к кустам, чтобы сделать свои дела. После этого вернулся, Света ждала меня у машины с бутылкой в руках.

— Держи, — протянула она бутылку. Я взял и слегка обмыл руки, умылся. Вода была ледяная — казалось, будто руки отказывают. Так же оказалось, у меня было очень грязное лицо.

— Закончил? — спросила Света. Я кивнул. — Тогда пойдём.

Мы пошла обратно внутрь машины. Я сначала попытался открыть дверь в кузов, но Света взяла меня за руку:

— Поедешь с нами в кабине.

— Но там же нет места, — возразил я.

— Есть, — ответила Света. — Просто ты не знаешь.

Света открыла дверь в кабину и начала залазить внутрь:

— Миша, лезь назад. Костя с нами поедет.

— Виф ас? — спросил Миша, поправляя очки. — Пусть едет сзади, в кузове… Почему мне лезть?

— Давай без возражений. Лезь, — твёрдо сказала Света.

— Лёша, тел хёр… — но Лёша ничего не сказал. Он вообще не смотрел на нас, игнорируя. Наконец, негр сдался и недовольно проговорил: — Файн… Вечно как что-то, так Миша, энд вен ай нид эни хэлп… ох, годнес!

Недовольно бурча, Миша, всё-таки, залез назад. Мне было неловко, но, всё же, я залез внутрь.

Ни слова не говоря, Лёша завёл машину. Загудел мотор, машина, качнувшись, сдвинулась и поехала по абсолютно пустой дороге.

Через несколько часов в окна начал бить, крупными хлопьями, снег.

«Первый снег этой зимой» — подумал я.

Видимость заметно упала, ехать пришлось медленнее. Ещё через несколько часов снег перерос в метель. Света спала, слегка склонив голову на моё плечо, от чего я ещё больше стал чувствовать себя неловко. Её ровное дыхание эхом отдавалось в моей голове. Она выглядела очень спокойной. Лёша тоже заметил, как она спит. По лицу было видно, что ему есть, что сказать, но он всё так же молчал. Через несколько часов я сам захотел спать. Мы останавливались несколько раз, чтобы поесть, выйти в туалет. Заправки старались объезжать, не останавливаясь.

* * *

Поднявшаяся резкая метель продолжалась несколько дней. Прошла она так же резко, как и началась.

Почти всё время мы ехали, лишь изредка останавливаясь для еды и пополнения бака. В кузове оказались несколько канистр с бензинов и ещё пару пакетов с едой, которые кончились сегодня.

Всё это время я почти ни разу не заговорил. Несколько раз Света спорила с Лёшей, так ли важно ехать в Номир или лучше сразу в Кантер, но Света стояла на своём. В остальном же, обстановка была спокойная. Миша несколько раз спрашивал у меня о Максиме, но больше нормально мы не разговаривали, несмотря на его слова что мне нужна помощь.

С неба на нас ярко светло солнце, мощно отражаясь от снежного покрывала. Полдень был в самом разгаре. Я лежал сзади, вытянув ноги, и смотрел в водительское окно: вдали, за стеной деревьев, что-то поднималось. Что-то рукотворное, человеческое.

«Город», — догадался я. Вместе с этим, внутри что-то оборвалось. Я понял, что моменты спокойствия путешествия были сочтены, а неизвестность будущего хранила множество скелетов, которые вряд ли все увидят. Вполне возможно, что рядом уже есть один из «скелетов».

«Ты ведь знаешь, что обречёшь их на смерть — зачем же мучить?» — спросил Голос.

Последние дни он начал снова появляться. Я быстро отогнал эти мысли зная, что он сам никуда не уйдёт.

Когда ты находишься в уединении, наедине с мыслями и неизмеримой скукой, время ломается, извивается, удлиняется настолько сильно, что тебе за ним никогда не угнаться. Ты лишь смиренно ползёшь позади. Медленно и неуверенно. В это моменты лучше всего понимаешь фразу: «У тебя есть время всего мира». Так сейчас я и пролежал какое-то время. Спустя, кажется, целую вечность (на деле — всего около получаса), мы оказались внутри огромного бетонного лабиринта — города.

Я не знал, что это за город — табличку на въезде полностью залепило снегом. Дорогу покрылась толстым слоем снега — ехать приходилось медленно, неуверенно, чтобы случайно не съехать в кювет.

Мы ехали как троянский конь, который тащили люди, кряхтя и обливаясь потом. Двигатель грузовика втаскивал нас, живых, в город, но сам этот город был логовом мёртвых.

«Такие слова у тебя в голове проносятся… поэзия. И ведь не подумаешь, что тебе всего шестнадцать», — сказал чужой голос.

— Кто ты? — тихо спросил я.

В уединении есть и плюсы: никто тебя не услышит, что бы ты ни сказал. Точнее, кто-то всё равно услышит — хотя бы ты сам. На заднем сидении меня было не слышно.

«Твой ангел-хранитель», — голос усмехнулся.

— Я не понимаю…

Никто не ответил. Где-то в интернете я читал, что голоса в голове — одни из самых непостоянных вещей.

Спустя неизвестно насколько растянувшееся время, машина остановилась.

— Костя, вылазь, — сказала Света, выходя из машины. — И рюкзак возьми.

Накинув куртку и схватив рюкзак, я пролез между сидений, перебираясь на передние, а затем вылез из машины. Снег, что доходил выше щиколотки, попадал в ботинки и больно морозил ноги, тут же превращаясь в холодную воду. Да и сами мои кроссовки были осенними — быстро промокнут. Пришлось идти аккуратнее.

Мы остановились посреди переулка. По бокам, стенами, стояли дома-высотки.

— Оставим пока машину здесь. Здесь и выезжать удобно, и магазин недалеко, — сказал Лёша.

— Лучше будет разделиться, — сказала Света. — Я с Мишей, а ты, — она посмотрела на Лёшу, — с Костей. Смотри, что бы с ним ничего не случилось. С вами обоими.

— Не бойся. Твой ребёнок вернётся в целости, — ответил Лёша.

Проводив взглядом Свету, он пошёл вперёд молча. Я следовал за ним. Оказалось, что лучше будет идти «нога в ногу» — то есть идти по его следам. У него были крупные ботинки, мои ноги туда попадали без проблем, и идти стало гораздо легче.

Спустя пару минут, мы стояли перед небольшими белыми дверями. Вывеска сообщала: «Добро пожаловать» — это был продуктовый магазин.

Лёша дёрнул за ручку — дверь была закрыта.

— Конечно… — недовольно сказал он. — Будем действовать другими методами…

Лёша посмотрел на меня:

— Не мешайся.

Я послушно отошёл в сторону, а он достал что-то из рюкзака, и склонился над замком. Он снял перчатки, и начал свои махинации. Несмотря на то, что мы с первых же дней брали чужое имущество, мне всё ещё было стыдно вламываться.

Через минуту возни, дверь открылась, давая доступ ко всем скрытым вещам внутри. Лёша положил свои вещи обратно, надел перчатку и взял из рюкзака фонарик. Он вошёл первым.

Внутри стоял противный запах. Даже не так. Внутри стояла смесь самых противных запахов. Тут была вонь на любой вкус: кислая, тухлая, непонятно какая. Мерзкий липкий запах прилипал внутри носа, не отпуская, от тухлого — к горлу подкатил рвотный ком.

Лёша слегка скривился, но пошёл вперёд. Он осветил зал: полки, нетронутые ни временем, ни людьми; пустые кассы (сразу нахлынули воспоминания по тому, что прежде считалось настолько обычным делом, что никто не придавал этому никакого значения). На самих же полках лежали разноцветные пачки различных круп и макарон, слегка покрытые пылью. Некоторые блестели, когда по ним случайно скользил свет. Чуть дальше были другие отделы.

— Бери с полок всё, что жрать можно. И общаемся шёпотом, — прошептал Лёша. Он пошёл дальше, а я начал быстро всё складывать в рюкзак.

Взяв несколько пачек, я заполнил весь рюкзак. На полках оставалось ещё много.

Стало заметно тяжелее и, хоть в зале и царил лёгкий сумрак, оставаться одному было страшно — я пошёл к Лёше. Он уже стоял впереди.

— В молочном и мясном не смотри — там всё, — Лёша ждал меня возле двери на склад. — Всё взял?

— Что вместилось, — ответил я.

Позади что-то упало. Я обернулся — ничего не было.

— Посвети, — сказал я, пытаясь разглядеть темноту.

С улицы внутрь задувал небольшой ветер. Вместе с ним в зал влетали, кружась, мелкие крупицы поздней зимы.

— Забей. Это от ветра. Пошли, — Лёша вошёл на склад.

Коридор, который шёл вперёд, разделялся на множество ответвлений, кончаясь огромными дверями. Мы прошли, не сворачивая, до самого конца. Внутри оказалась большая куча коробок.

— Стой на шухере, — Лёша прошёл вперёд, а я остался у входа. Идти внутрь совсем не хотелось.

Внезапно, коробки посыпались. Тишину разрезали мычание и стоны.

— Что за?.. — сказал где-то вдалеке Лёша. Я бросился вперёд, но сразу же последовал крик и слова: — Блять, снимите с меня это!

И ещё один крик, который почти сразу захлебнулся. Когда я подбежал, то увидел, в свете маленького фонарика, как на полу, среди коробок, лежал Лёша. Верхнюю часть завалило коробками, а живот был вспорот и рядом сидел восставший, копавшийся там и поедая внутренности. Я отшатнулся. По телу прошёлся неприятный холодок, чуть не стошнило. Я поспешно закрыт рот рукой.

Лёша смотрел на меня, как будто не понимая что происходит. Он тяжело дышал и сильно стонал.

— Что это за… мелкий, что там?.. Помоги… — он пытался махать свободной рукой, но это несильно удавалось. Я попятился назад. Я не мог оторвать от него глаз. Коробки зашевелились, затем Лёша снова истошно закричал, но ненадолго — другой восставший впился ему в глотку, отрывая от неё куски. Лёша из последних сил повернулся ко мне, и застыл: в его глазах больше не было жизни.

Я развернулся и бросился к выходу, но споткнулся посреди коридора и упал, больно ударившись коленкой.

— Агх, — вырвался стон. Позади послышался грохот и возня. Мычание приближалось. Сделав волевое усилие, сквозь стон, я встал и побежал, прихрамывая, к выходу.

В зале тоже уже было не так пусто: двое восставших двигались ко мне. Я побежал в сторону от них, и, пробежав весь зал, вылетел на улицу. Я задыхался. Грудь всё ещё болела, а воздух был каким-то тяжёлым, густым, как сироп.

Я быстро свернул в сторону и пробежал несколько переулков. Восставшие выли где-то позади, но я знал, что они идут за мной. По сугробам было тяжело бежать, я постоянно спотыкался, руки горели от холода. Наконец, я добежал до нужного переулка.

У машины стояла Света. Она курила. Увидев меня, бегущего, хромающего и измученного, она сразу же бросилась навстречу:

— Машину… — я пытался кричать, но это не удавалось. Кажется, она поняла, и побежала к водительскому месту.

Я пулей влетел в кабину и захлопнул за собой дверь.

— А где… Где Лёша? — только сейчас спросила Света. В её глазах была тревога.

— Он… он… — слова застревали в горле.

Миша тоже уставился на меня с задних сидений. Я не знал как сказать.

— Вот хэппенд? — спросил Миша почти в истерике.

Это был их друг. А я пришёл один.

— Надо ехать… — сказал я наконец.

Света непонимающе посмотрела на меня.

— Говорю же, надо ехать! — крикнул я. — Там…

— Энсер! — сказал Миша. Он начал вылезать. — Где Лёша?!

— Уезжаем! — крикнул я, пытаясь посмотреть назад — восставших ещё не было. Говорить было тяжело — я всё ещё не мог отдышаться.

— Я никуда не поед… — начала говорить Света.

— Он умер! — резко сказал я. — Восставшие… они… — я сделал паузу. Вдох, выдох. — И сейчас… поехали! Они сюда… идут сюда!

— Как… — тихо сказала Света. Слеза прокатилась по её щеке. Она тупо посмотрела на меня, затем на Мишу. — Надо…

В пространстве послышался крик вдалеке. Резкий, как будто кто-то разрезал воздух ножом — это был крикун.

— Что это? — спросила Света.

— Поехали! ПОЕХАЛИ! — начал я. — Они… они собираются, вы не слышите?! Надо ехать! Прошу!

Следом прозвучал ещё один крик, но уже ближе.

— Нет, нам… — Миша полез к двери. — Нам надо похоронить его.

Света мощно пихнула его обратно.

— Ай, Света! — простонал Миша.

— Нет! — громко крикнула она, и завела машину. На щеках её стояли слёзы. — Ты слышал их. Мы не можем пойти. Не сейчас.

— Но Свет… — начал Миша.

— Нам надо ехать. Уже нечего хоронить, — ответила она, вытирая слёзы, и пустила машину на полный ход.

Никто больше не сказал ни слова.

Восставшие вылезли из переулка, как мы уже были в конце улицы.

— Что произошло? — спросил Миша.

— Там… — начал я. У меня было состояние, будто в трансе. — Мы шли через зал. Ничего не было. Мы пошли на склад… Лёша сказал постоять на выходе. Потом… потом… из ниоткуда… крик, он… они… и потом я побежал.

Руки дрожали.

— Как вы их не увидели? Как их можно было не увидеть?! — кричал Миша.

— Миша, успокойся, — тихо сказала Света.

— Хи… хи ис лаин, Света!

— Их не было, — сказал я, смотря в окно. Я не мог смотреть на них. — Они… они как будто ждали нас и прятались.

— Что? — спросила Света. — Что ты сказал?

— Я не знаю. Но они как будто ждали в коробках.

— Как такое может быть?.. Стоп… Почему ты не рассказал об этом?

— Я не знал. Я не знал что они так умеют делать.

— А крики эти… это что?

— Это крикуны. Я же говорил — кто-то из них может делать громкий крик, и тогда они быстро собираются… Простите меня. Пожалуйста. Я… если хотите, я уйду. Я честно — я не хотел. Но я не мог. Я не мог ничего сделать.

— Нет. Хватит с меня на сегодня жертв, — ответила Света. — Мне… мне надо это обдумать.

На заднем сидении тихо заплакал Миша.

Весь оставшийся день у меня в голове была лишь одна картина: как в последний раз посмотрел на меня Лёша. Его мёртвые глаза как будто корили меня за то, что я ничего не смог сделать.

«Моя ошибка стала его смертью. Я должен был пойти с ним. Должен был что-то сделать. Должен был. А я просто смотрел… смотрел на то, как они его убивают. Как мне теперь смотреть им в глаза?»

«Я же говорил. А это только начало. Ты ещё увидишь, если и дальше будешь сопротивляться», — сказал Голос.