Времена действий

Павел МИХАЙЛОВИЧ РУБЧЕНКО, 2022

Думаете, отсутствие смартфона и интернета – самое худшее, что может случиться? Убийцы в обличии добропорядочных людей, целое поселение сектантов с кровавыми ритуалами, зубодробительные драки на арене против людей и не только. А ещё самое серьезное испытание – испытание верой. Это и многое другое предстоит пройти Никите Громову в поисках своей семьи в Новом мире без электричества. Эта книга, возможно, приоткроет Вам завесу над будущим. Вы готовы? Наступают времена действий!

Часть вторая. «Речное»

Глава десятая

Где-то вдалеке запел петух. Потом еще один. И еще. Никита открыл глаза. «Часа четыре, наверное», — подумал он. Когда все повторяется изо дня в день, поневоле начинаешь подстраиваться и, в конечном итоге встаешь, и делаешь определенные вещи в определенное время. А лучше немного заранее, наперед. Тогда, если возникнет заминка, дела хозяйства не застынут на месте.

Ник лежал, ни о чем особо не думая. Ему нравилось это время, самое тихое. Без суеты и беготни. Блаженство! Он потянулся. Одеяло сползло на пол, оголив и его, и спящую рядом жену. Вставать не хотелось. Мысленно загадав, что встанет после пятого крика петуха, он стер улыбку с лица, когда разом запели все пять кочетов.

Бережно накрыв любимую Машу одеялом, он тихонько вышел во двор. Только начинало светать. Гайка, умный, крупный дворняга, ракетой метнулся из будки к ногам хозяина. Пес радовался так, будто не видел хозяина целую вечность, а не только одну ночь. Ник потрепал его по холке. Гайка завалился на бок, подставляя брюхо для почесывания. Такой же смелый, звонкий и добродушный, как и тогда, десять лет назад, когда они с Машей, спасли его от дикого пса, еще там в городе. Годы берут свое, и старичок был почти слеп. Что, впрочем, совсем не мешало ему оставаться грозой котов, лис и других мелких неприятелей.

Много всего случилось за это время. Смерть родителей Марии; их переселение, создание новой деревни. Никита всегда хотел сына. Маша подарила ему сразу двоих. Смышленые, шустрые ребята Филипп и Семен. Один — чуть сильнее, другой — чуть умнее, они чудесным образом дополняли друг друга. Уже три года, как он учил их помогать по хозяйству. Этой осенью, он думал первый раз повести их в лес, на охоту. «Больше дичи в доме будет, — радовался он про себя, — там глядишь, подрастут, себе девок выберут из соседнего поселения. И Никита станет дедом!» Он улыбнулся, вздохнул и поплелся в сарай, кормить корову и свиней.

После переселения, которое он сам одолел с большим трудом, так как почти не спал, то неся вещи, то добывая пропитание, они зажили, наконец, как люди. Маша, все это время была с маленькими детьми, кормила их и оберегала. Они пришли в заброшенную деревню с единственным жителем. Отец Валериан, дородный, высокий мужчина лет пятидесяти, с окладистой бородой, хорошо встретил переселенцев. Бывший военный, теперь он был смотрителем прихода при поселении. Он выбрал дом для них и помог обустроиться. А какой у него был самогон!

Постепенно к ним приходили еще люди. Были и уголовники и мародеры. Некоторые сами бежали, другие — оставались навсегда, переселившись на пару метров под землю. Валериан с Никитой серьезно относились к отбору людей, с которыми им предстояло жить.

Однажды, к ним прибился Юрок, молодой совсем, лет двадцати паренек. Повадился кур воровать по ночам. Валериан поймал его и хотел высечь прутом. Никита остановил — он предложил парню сделку: тот делает снасти, и рыбачит для всех, а они выделяют ему место жительства и помогают обустроиться. Парень оказался умелым рыбаком, и уже скоро у них к столу всегда была свежая рыба!

Старики Авдеич и Егорыч пришкандыбали издалека. Егорыч вечно ворчал, но показал себя отменным садоводом и виноградарем. Он и теперь ворчит! Поздно меняться. Авдеич же, напротив, вечно с шутками, с остротами. Как ни соберутся вместе, так на всю деревню смех слышен. Животновод по профессии. Это потом у них животные появились, вначале — только куры да утки. Так и жили.

Кузнец Константин и задумчивый Тихон усилили их общину. Костя работал на заводе, когда все начало рушиться, много скитался, лишился всего и всех, и нашел здесь новый дом для себя. Наделенный от природы неимоверной физической силой, отличался как ни странно, кротким нравом. Всегда рассудителен и последователен, только вот беда–шутки плохо понимал. Сколько ни задевал его Авдеич — тот ни в какую! Каждому по-своему.

Кулинар Тихон, работал шеф-поваром в «прошлой» жизни. Казалось, нет блюда, которого он не мог приготовить. Все варилось, парилось и жарилось как бы само собой, под чутким руководством мастера. Да вот, только задумываться любил о высоком. Так и получалась иногда вареная картошка вместо жареной! А еще, он всерьез занялся пчелами, и вскоре, вся деревня была обеспечена сладким.

С появлением Иннокентия, жизнь в их общине стала безопаснее. Инженер по специальности, он придумал систему сигнализации по периметру их территории, вышку для наблюдателя и другие мелочи, упрощающие повседневный быт. Теперь, решено было сделать мельницу у реки за лесом. Далековато, конечно, зато постоянно, и от ветра не зависит. А добираться туда можно было бы на телеге, по дороге огибающей лес. Все-то у него планы, да схемы. Теперь вот, книгу собрался писать! Не найти в деревне более занятого человека.

Ветврач Арсений и Евгения пришли в числе последних. Склочная женщина очень средних лет, оказалась знатоком по части строительства. Как ни странно, она нашла общий язык с Иннокентием, и ее замечания ускорили постройку церковного прихода. Также, она внесла свои замечания в расчеты строительства мельницы. И, совсем скоро, тяжкий труд по обмолоту зерна, будет заменен на механический.

Арсений Степанович совсем не был мужем Евгении, но та, так и бросала в его сторону недвусмысленные взгляды. Сеня знал толк не только в животной медицине, но и мог помочь людям. Пришлось учиться на ходу! Он же и научил Марию, жену Никиты, варить некоторые виды отваров. Какие для успокоения, какие для энергии, для излечения. Целая система у него по этому делу, постоянно экспериментирует! Старик Авдеич, говорят, просил отвар для мужского здоровья. И зачем ему?

Все были при деле, не было случайных людей. По воскресеньям, традиционно ходили в часовенку, где отец Валериан служил службу. Вера всегда необходима, а уж в конце света и подавно!

Как мы все поняли, огнестрельное оружие было теперь в большом дефиците. И они работали и защищали себя как могли. Выручал кузнец Константин: каждого обеспечил и добротным ножом и серпом. Вытягивая металл, сделал косы. Процесс уборки зерновых пошел быстрее, но комбайном, конечно, было бы лучше!

Кто-то баловался луком со стрелами, Никита же, решил действовать по своему: изучил возможности своей пращи вдоль и поперек. Годы тренировок, сделали из него крайне опасного метателя камней. Ни одна птица в лесу, не была теперь недосягаема. Доведенное до автоматизма умение, не раз выручало его, когда на деревню пытались совершать набеги небольшие группы людей. Каждый из них отведал его камня. А сигнализация Кеши, всегда срабатывала, предупреждая о незваных гостях заранее.

Километрах в десяти тоже появилось поселение. Постепенно был налажен торговый путь. Жители Речного — так Никита и остальные назвали свое поселение — теперь обменивали то, что у них было в избытке, на вещи, в которых сами нуждались. Торговля медленно набирала обороты. Отсутствие связи сильно тормозило все процессы.

Ни один прибор так и не заработал за это время. Электроника стала бесполезным хламом. Скорее всего, как они думали, чертова электромагнитная буря лишила электроэнергии всю планету. Те, первые дни впоследствии назвали днями Большого Заката. Поначалу, все надеялись на действия властей. Постепенно, надежда угасла, и каждый начал выживать, как умеет.

— Печку научились топить, теперь будем паровоз с теплоходом осваивать! — плевался табаком Егорыч. — Не так я думал старость встречать. Только сообщения на смартфоне научился отправлять и вот, пожалуйста…

Никто и не думал, что конец наступит так внезапно. Теперь, ты либо приспосабливаешься к новому укладу жизни, консолидируешься с другими, либо погибаешь от жажды, голода или многочисленных болезней. Есть и другой путь: разбой и насилие, угнетение слабых. Вопрос выбора.

Глава одиннадцатая

А уклад они себе выбрали такой: поутру, еще до восхода солнца, подъем и уборка навоза, кормежка скота. Затем, покос пшеницы — сегодня, кстати, был последний день — затем завтрак и снова покос. Обед обычно брали с собой, в поле. Картошка, лук да хлеб с салом, все просто, без изысков. После обеда, недолго отдыхали, пока жара спадет и снова за дело!

Вечером уже занимались своими делами. Никита любил охотиться по утрам или вечером. Без добычи домой не приходил. Он и раньше хорошо ориентировался на местности, теперь же, шел по следам, как по карте, замечая малейшие неровности и отклонения в окружающем ландшафте.

Так было летом. Зимой — другие занятия, менее трудоемкие, но не менее необходимые. И кто знал, что к середине двадцать первого века, надо будет учиться плести лапти? Крайний случай, конечно, и все же. Лето было горячим временем во всех смыслах. Столько всего нужно было успеть сделать: и запастись едой на зиму, а это и хлеб, и варенья и соленья, и вяленая рыба с мясом, сало и так далее. А дрова, которых вечно не хватает? Сено для коров?

Жить стало тяжелее, но спокойнее как-то. Мир вообще стал гораздо тише, вода и воздух — чище. А может это все им только казалось?

Только не все было так радужно: три или четыре года назад, к ним стали доходить слухи о неких зверях, в человеческом обличии. Звали их Опустошители. Как понял Никита из обрывочных сведений, это была вроде как хорошо организованная шайка убийц, грабителей и насильников. Как это может сочетаться друг с другом, он искренне не понимал. Они нападали внезапно, всех вырезали, порой — если им было нужно — угоняли детей, женщин и все сжигали. Поля с посевами, дома, людей — все. Потому, наверное, их так и прозвали, что не оставляли ничего после себя, только выжженную землю. Ник не очень верил в эти байки, считая их дурными россказнями, но по опыту знал — доля правды есть во всем, и держал наготове ружье. То самое, которым его когда-то встретил Машин отец. Оставалось всего два заряда, но грабителям незачем было об этом знать.

Если верить жителям соседней общины, появились и работорговцы. Сама мысль об этом казалась дикой и лишенной всякого смысла. С другой стороны, на пустом месте сказки не возникают. Эксплуатировать человека с ошейником на шее, бить и всячески истязать–не так уж много времени прошло с момента Большого Заката. Не могли люди так быстро скатиться вниз по морально–нравственной лестнице! Никита в это не верил.

Какие еще опасности поджидали человека вне обжитой ими территории деревни, он не хотел и думать. Теперь он редко отходил дальше ближайшего леса. Даже на речку за лесом выходил считанное количество раз. Да и зачем? Огород и уход за скотиной отнимали все время. А ведь еще дети, которые тоже требовали внимания. А жена? Так и проходил день за днем их новой жизни, с мозолями на руках от тяжелой работы.

— Эгей! Охотник! — загрохотал отец Валериан, обрывая его мысли. — К труду и обороне готов?

— Постоянно! — помахал ему Ник. — Мужики идут?

— Юрик уже там, остальные подтянуться.

— Хорошо, будем заканчивать.

— Будем, конечно! Косу отбил вчера?

— А как же! Уже и насечек полно — должна как бритвой срезать.

Никита взял свою косу, закинул на плечо ремень с флягой для воды, и они двинули к пшеничному полю. День обещал быть жарким.

***

— А тот паренек? — кряхтя, размеренно махал косой Авдеич. — Как бишь его? Сашка? Приходил он к тебе?

— Да, был, — отозвался Тихон. — Любознательный такой: все спрашивал, как готовлю, что добавляю. Трудолюбивый паренек! Может и будет с него толк.

— И у меня спрашивал, — подал голос кузнец. — Как я железо обрабатываю, сколько ножей сделал. Я уж подумал, в ученики набивается.

— Да, да! Интеллигентный молодой человек–редкость в наши дни! — Кеша вытер лоб рукавом, перевел дыхание. — Может, возьмем к себе? Жаль будет, если пропадет.

— Время покажет, — пробасил Валериан, — пусть еще так поживет, около нас, — он потеребил бороду. — Человек ведь, как на ладони становиться виден, когда ему тяжело. Ничего не утаить, все вылезает наружу. Как думаешь, Никита?

— Вежливый конечно, это хорошо. Только…

— Что? — посмотрел на него служитель.

— Не то, чтобы… — он замялся. — Подождем еще, посмотрим. Сколько раз мы так ошибались?

— И то верно! — махнул косой Валериан. — Авдеич слышишь?

— А? — отозвался старичок.

— Машка проболталась–отвар тебе дала заветный? Было такое?

Авдеич с размаху вогнал носок косы в землю:

— Может, и было…

— Так–так! — Валериан остановился, лукаво прищурившись. — К нам еще две девахи пришли. Бальзаковских лет. Кого выбрал, то?

— Да, к Женьке он ходит! — подал голос суровый Егорыч. — Седина ему в бороду. Та теперь на Сеню и не смотрит!

— Слава Богу! — пробормотал Арсений.

Поле огласил дружный смех.

В обед решили вернуться по домам. Очень уж жарко стало, да и покос подходил к концу. Никита наспех поел и улегся на лавку у двери в доме, закрыв кепкой лицо. «Осталось недолго, — думал он, — и в лес, дичь набивать. Мяса хочу! Какая каша без мяса?» Дети перестали беситься и тихо сидели с мамой. Сегодня они читали Карнеги. Про то, как быть и оставаться человеком при любых обстоятельствах. Книг теперь оставалось немного. Многие недалекие люди, растапливали ими свои костры и печи. Хорошо, что в их деревне такого не было!

Никите снился муравейник. Все-то там двигается, бегает, шевелиться. Кипит жизнь! Внезапно, огромный ковш экскаватора, накрывает сверху коммуну муравьев, сминает все, затем срезает весь холмик до самой земли и топчет гусеницами. Все бы ничего, да растерзанные муравьи кричали, звали на помощь человеческими голосами…

***

— Я вот, что придумал, мужчины, — зарокотал Валериан, когда они шли докашивать поле. — Я со своей зазнобой переговорил. В общем, есть предложение вечером маленький праздник устроить!

— По случаю? — поправил очки Иннокентий.

— По случаю окончания косьбы, — он подмигнул Кеше, — заодно и твой план будущей мельницы обмоем. Нашел уже место?

— Я вам такие пироги сделаю! — вмешался Тихон. — М-м! Все пальцы пооблизываете, гарантирую!

— Хорош! Не нагоняй аппетит, а то прямо сейчас побежишь, свое тесто ставить! — сглотнул слюну Валериан. — Аж есть захотелось, чертяка!

— Нашел я место, — отозвался инженер, — под березой старой, высокой — в самый раз. Если все верно рассчитать, можно будет намолачивать раз в десять больше муки, чем сейчас!

Косари остановились

— Да, ну? — присвистнул Юра.

— Врешь! Не может так гладко быть! — Егорыч смачно сплюнул и попал в кузнечика.

— Может, господа! И лучше может, — сложил на груди руки Кеша. — Я такое запланировал… пока не скажу, надо все проверить. Только придется потрудиться!

— За этим дело не встанет, — коса Кости со свистом срезала пшеницу, — осилим и мельницу и то, что ты запланировал. Все сделаем, вместе. Сообща!

Глава двенадцатая

Дело спорилось, и поле они докосили еще до наступления вечера. Уставшие, но очень довольные проделанной работой, шли они обратно, к своим домам. Еще не доходя до границ деревни, до них донесся сладкий, пряный аромат свежей выпечки, мяса и других блюд. Жены и пришедшие недавно женщины старались вовсю. Никитина детвора бегали взад–вперед, помогая Маше с готовкой.

Вечером, поставили посередине деревни, около колодца столы. Накрыли красивыми скатертями, которые нашлись у запасливых хозяек и начали выставлять вкусности. Пир пошел горой!

***

— Вот ты мне скажи, как инженер, конечно, — пристал подвыпивший ветеринар к Иннокентию, — теоретит–четски, сможем мы когда — нить снова посмотреть телек? Я вот–скучаю по спутниковой тарелке. Так такой футбол показывали!

— Это возможно, теоретически! — Кеша икнул. — Но, на практике, нам все придется делать заново: микросхемы, платы, конденсаторы и тому…ик… подобное.

— А ты сможешь сделать платы? — Сеня, наконец, сфокусировал взгляд на собеседнике. — Только честно!

— Раз плюнуть!

— Да?

— Вот так! — Кеша плюнул на землю.

— Иннокентий Алексеевич! — протянул ему рук ветеринар.

— Арсений Владимирович! — они обнялись, чуть не свалившись с лавки под всеобщий хохот.

Евгения задорно наигрывала аккорды на старом аккордеоне. Не очень умело, но, на безрыбье, как говориться…

Никита подошел к Валериану:

— Что ж ты парня не позвал?

— Которого?

— Сашку, новенького! Как раз и приняли бы, чего тянуть? С этой мельницей рабочие руки понадобятся. Придется, может, и женщин просить помочь.

— Нет, не видал я его, — здоровяк обеспокоенно закрутил головой, — давай к Юрку, на вышку сходим? Он остроглазый у нас, все видит.

Они пошли на край деревни, где стояла их сторожевая вышка. На ней никого не было. Двое мужчин стояли в замешательстве:

— Вот, негодник! Я его… — зарычал было служитель.

— Я тут, дядя Валериан! — из кустов вышел Юрка со своим луком.

На шее покачивался служебный свисток. Из-за пояса торчала ракетница с единственным зарядом. Никто и не знал, сработает ли она, в случае чего.

— До ветра ходил?

— Нет.

— А почему не на вышке? Мы думали, ты там.

— Поэтому, меня там и нет, — заулыбался парень, поправляя колчан за спиной.

— Ай, хитрец! — хлопнул его по плечу Валериан. — Так и надо! Ты Сашку видал?

— Новенького? Видал — после обеда к лесу пошел.

— А потом? — отпил из кружки Никита.

— Все, потом не видал.

— Пропал, что ли? — обеспокоился служитель. — Надо людей поднимать!

— Перестань, — махнул рукой Ник, — в лесу — ни медведя, ни волков. Ничего с ним не случится. Может, надоело ему у нас.

— Думаешь?

— Завтра с собакой схожу, поищу. Все равно в лес собирался.

— Ладно, тогда, если так, — остыл Валериан, — а ты бди, Юрок! Спокойного тебе дежурства. Завтра Арсений поутру сменит тебя, как всегда. Я его пораньше спать отправлю.

Парень отсалютовал рукой. Ник протянул ему сверток с бужениной со стола. Юра кивнул.

Их маленький праздник продолжался. Раскрасневшийся Авдеич, все норовил ущипнуть кого–нибудь из женщин. Евгения не выдержала, свернула свою музыку, подошла и отвесила ему подзатыльник. Со смеху прыснул даже всегда мрачный Егорыч. Его трубка дымила как никогда, густо.

Тихон все суетился у костра. Полутрезвый Арсений теперь пристал к нему. Детвора бегала наперегонки, кричали так, что закладывало уши. Дети были только у Никиты с Машей. Юра с Арсением и вовсе, были пока холостяками, как и оба старика. Незаметно стемнело. На небе появились первые крупные звезды. Месяца не было, ночь обещала быть темной. После душного дня, наступала долгожданная ночная прохлада. Подул легкий, июльский ветерок.

Пес Гайка поднял морду, и долго смотрел в сторону леса, принюхиваясь. Глаза его мало что видели, но нюх был все так же остр. Не учуяв ничего подозрительного, он улегся на землю. Затем, подумав, завалился на бок у будки. Он тоже радовался летней ночной прохладе.

***

— Никита! — подошел к нему кузнец. — Пойдем, покажу. Еще утром хотел, да ты рано ушел.

Они пошли к дому Константина. Зашли в кузню. Костя повозился в углу и достал сверток.

— Смотри! — он торжественно развернул мешковину. — Вчера доделал. Как тебе? Я помню, ты увлекался раньше. Научишь меня приемам?

На широких, как стол ладонях кузнеца, лежали два клинка с изогнутым лезвием. Простая рукоять с кольцом на конце соседствовала с чудесным лезвием! Поверхность его была вся в замысловатом узоре, который получается после особой закалки качественной стали. Ножи выглядели просто, и в то же время, производили впечатление смертельного оружия…

— Вот это да! — Ник аж присвистнул. — Могу посмотреть?

Кузнец кивнул.

Клинки были очень легкими и идеально ложились в руку. Он сделал несколько резких движений:

— Где же ты сталь такую взял? — ему не хотелось выпускать из рук замечательное оружие.

— Из соседней общины, человек привез, — улыбался довольный Костя, — почти месяц ждал. Думал, что лучше сделать. Топор, конечно, нужнее. Потом вспомнил из одного фильма — так, в память врезался — были у главного антагониста такие ножи. Среди ночи встал, да и начертил общий вид.

— Отличный баланс! — Ник вернул оружие владельцу. — В умелых руках, можно чудеса творить. Классная работа, друг!

Кузнец просто расцвел. Он любовно упаковал свое сокровище.

— Уже и ножны приготовил. Завтра украшу, и можно носить.

— Продашь?

— Не решил пока. Так много труда вложил, сам понимаешь. Даже за что-то очень нужное, жалко.

— Говорят, сейчас серебряные монеты появились в ходу, — вспомнил Никита, — и даже золотые. Не знаю даже, кто их чеканит, но твоя работа стоит золотой монеты. Даже нескольких!

— Спасибо, друг!

— А продавать не спеши — это всегда успеется! — он протянул кузнецу кружку. — И приемам научу. В этом деле — главное практика!

Костя хлопнул его по плечу, и они, смеясь, пошли к остальным.

Глава тринадцатая

Шум праздника в деревне постепенно стих. Наступила короткая летняя ночь. Ближе к рассвету, от леса потянуло холодом. Юра поздравил себя с тем, что догадался захватить джинсовую куртку. Он переместился из кустов на вышку. Вдалеке, зашелся лаем чей-то пес во дворе. Глаза слипались. Наступало то самое время, на границе света и тьмы, когда все кажется таким нереальным, искаженным, каким–то неестественным. Незаметно для самого себя, он уронил голову на грудь и засопел.

Слабый шорох Где-то внизу вывел его из забытья. Он огляделся, зевая, и плотнее запахнул куртку. Решил еще раз пересчитать стрелы. Крепкая рука закрыла ему рот. Острые ногти впились в щеку. Горло обожгло, и он почувствовал, как что-то теплое льется по груди. Опустошитель, черный, как сам ночь, медленно и осторожно уложил бьющееся в конвульсиях тело парня на пол вышки. Вытер лезвие и огляделся. Под боевым окрасом лица, теперь сложно было узнать смышленого паренька, Сашку. Он обернулся к лесу и издал мудреный свист, имитирующий трель какой-то птицы из этих мест. Слез по ступенькам и плавно заскользил к спящей деревне. За его спиной, также неслышно и быстро двигалась группа раскрашенных убийц.

***

— Никита, вставай! Никита! — истошно кричала Маша ему на ухо. — Напали! На нас напали!

— Кто? А зачем? — он с трудом оторвал чугунную голову от скамейки.

Сел, пальцами растирая веки. Они легли совсем недавно, и теперь, он боролся с чудовищной тяжестью в теле. Дети плакали, растирая глазки ладошками.

— Дым! Они подожгли дом! — жена сунула ему в руки что-то длинное и тяжелое.

Хмель и сон стали отступать, когда он учуял запах гари и чего–то еще, будто шашлык подгорел до черна. Разбив окно, влетела горящая бутылка и разлетелась о печку, обрызгав огнем все вокруг. В разбитое окно сунулась черная оскаленная рожа. Ник не целясь, пальнул в нее из ружья, забрызгав красным половину комнаты. В голове забили колокола от резкого звука.

— Быстрее на улицу, за мной! — на не совсем еще твердых ногах, он подскочил к двери, рывком раскрыл и кубарем выкатился во двор.

Повсюду слышались крики женщин, лязг оружия, рычание и ругань поселенцев. Все было в дыму. Деревня горела. Удушливый смрад сдавил горло. «Как же сигналка? Почему никто не бил в рельсу на вышке?» — мысли хаотично метались в голове, теряясь и путаясь.

Плечо обожгло, и возле него в землю воткнулось копье. Ему навстречу, гнало на лошади нечто, похожее на человека. Весь черный, с длинными волосами; оскаленные длинные клыки и громкий, нечеловеческий рев, заставили волосы на голове Никиты встать дыбом. Автоматически вскинув ружье, он нажал на крючок. Щелк! «Патрон, сука!» Перехватив ружье за ствол, он увернулся от меча всадника и изо всех сил ударил лошадь под колено. Конь упал, вспахав мордой рыхлую землю. Всадник улетел куда-то вперед.

Со спины налетели еще пара «чертей». Вопя, как резаные, они начали бить одновременно. Действуя ружьем, как дубиной, он успешно блокировал удары. Выбив одному челюсть, другому сломал руку и отправил в мир иной точным ударом в висок. Сзади послышался топот. Упавший всадник, уже замахнулся на него мечом. Никита не успевал.

Серая тень метнулась перед ними. Убийца заверещал. Уже вполне по-человечески. Гайка был страшен в драке: никогда не отступал и грыз противника, даже если сам истекал кровью. И сейчас, сомкнув мощные челюсти на горле незнакомца, он повалил его на землю. Никита замешкался. Кому помогать — псу, семье или поселенцам?

— Прячьтесь! — яростно махнул он семье в сторону леса.

Семен и Филипп жались к маме. Все боялись двинуться с места.

— Живее! — рявкнул он и побежал на звуки глухих ударов и ругань.

По дороге споткнулся обо что-то, чуть не упав. Это был Тихон. Его голова едва держалась на тонком лоскуте кожи. От плеча до пояса, тянулась безобразная рубленая рана. Ник, как завороженный, уставился на тело друга.

— Никита! — бас отца Валериана вырвал его из ступора. Священнослужитель отмахивался от целой ватаги, держа в руках длинную оглоблю. Под его ногами уже неподвижно лежали трое. Из ноги и спины здоровяка торчали стрелы. Подхватив с земли брошенное кем–то копье, Никита метнул его, целя в одного из нападавших. Копье пробило ногу черта, пригвоздив его к месту, тот заголосил тонким голоском. Зачерпнув горсть земли в ладонь, Ник вбежал в гущу драки, всыпав ее в харю ближайшему противнику. Бой закипел с новой силой!

В горячке драки, он потерял из виду Валериана. Теперь, он уже был в самом центре деревни, у колодца. Под ногами хрустела посуда и еда с перевернутых столов. Отбив очередную атаку, Никита огляделся: все дома и постройки полыхали огнем. Криков уже не было, только звериные вопли чертей. Валериан, сделав несколько шагов к нему, протянул руку и упал лицом вниз. Вся спина его была утыкана стрелами.

Внезапно, будто тьма расступилась, и на Громова понесся во весь опор страшный всадник: все лицо вымазано белой краской, вокруг глаз–чем-то черным. Безумный взгляд и оскал заточенных зубов. Он поднял над головой огромный, видимо, сделанный из двуручной пилы с зубцами меч.

Думать было некогда, и Никита, оставшись теперь без оружия, прыгнул навстречу всаднику и сшиб его на землю. Безумец заверещал, вскочил, вытащил. Из-за пояса дубину и пошел на Ника. Слишком много было выпито накануне, слишком мало он спал и много работал в поле. Беломордый оказался на голову выше его. Дубина свистела, рассекая воздух у самого его лица. Едва уклоняясь от мощных ударов, окровавленный, босой, в разорванной одежде, Никита отходил шаг за шагом, пока не уперся спиной в стенку колодца.

Противник схватил его за волосы и со всего маха ударил головой в лицо. Видя, что тот еще стоит, он наотмашь ударил его дубиной в голову. В этот же момент, охотник изловчился, и из последних сил пнул великана в колено. Удар дубиной потерял часть своей силы и, сквозь поднятые перед лицом руки, прошелся вскользь по голове, содрав с черепа часть кожи с волосами. От удара, Никиту перевернуло назад. Он перелетел через стенки колодца и упал на самое дно, больно ударившись о воду. Сознание послушно померкло.

Глава четырнадцатая

Ему было восемь лет, и мама повела его в бассейн. Маленький Никита очень боялся воды. Но, глядя на других ребят, все же решился. Он подошел к краю дорожки бассейна и попробовал воду ногой. Такая теплая и приятная! Он решил сесть, и спустить в воду обе ноги. Неловко взмахнув руками, он потерял равновесие и соскользнул в воду, на глубину. Вода сразу попала в рот, нос и уши. Он все видел, но не мог дышать и просто махал руками и ногами. Вода попала в легкие, он начал захлебываться.

С криком Никита вынырнул. Он кричал и кричал, ударяясь о стенки колодца руками. Постепенно, до него дошло, где он находится. Сверху, далеким квадратным окошком белел свет. Кажется, солнце было уже в зените. В июле, воды в колодце было совсем не много. Только поэтому, он и не утонул, находясь без сознания. Вода смягчила удар после падения, и вот он жив. Надолго ли?

Ему в бок что-то уперлось. В полумраке, он не сразу рассмотрел, что это. Судя по одежде, это был кузнец Костя. Без головы. Он поискал вокруг, но она, видимо, осталась Где-то наверху. «Широкие ладони, уже никогда не сожмут рукоять молота!» — подумал он.

— Вот и погуляли, братишка, — тихо сказал он, — до конца жизни буду тот праздник помнить.

Гулкое эхо вторило его словам. Он ощупал голову и сразу отдернул руку. Небольшого лоскута кожи на голове просто не было! Его частично скальпировали. Палец на левой руке загнулся под странным углом. Недолго думая, Никита крепко взялся за него другой рукой и резко повернул. Боль на время ослепила. Он шумно выдохнул.

Сознание медленно прояснялось. Он начал осознавать весь ужас своего положения. Попробовав уцепиться за скользкие камни, он чуть не взвыл: резкая боль под лопаткой пронзила мозг. Он попытался нащупать источник боли. То ли наконечник стрелы, то ли тонкий кинжал. А по ощущениям — так целый, мать его, топор! Немного помучившись, он уперся локтем в стену и дотянулся — таки до своей занозы. Дернул также резко, не раздумывая. И ушел под воду, почти потеряв сознание, от вспыхнувшей боли. Кое–как отплевавшись, оперся о стенку и долго и шумно дышал. В руке остался обломок стрелы с наконечником. «Как она там оказалась?» — ломал он голову.

— Надо выбираться! — сказал он самому себе. — Давай, начинай!

Разодрав рубашку, Никита осторожно перевязал себе голову и поморщился. Собравшись с духом, вогнал в щель между камнями острие наконечника и попробовал подтянуться. Бесполезно! Пальцы скользили по склизким камням. «Это не может быть концом. Нет, не может! Для чего–то же ты оставил мне жизнь? — он посмотрел наверх. — Маша верила в тебя и вот я здесь. Я вижу свет! Я живой! Я смогу!»

— Я смогу! — заорал он во все горло, и закашлялся от попавшей в рот воды.

Он ощупал себя с ног до головы, но так и не нашел других инородных предметов. Взгляд упал на покачивающееся, на воде тело кузнеца. Ник стиснул зубы и осторожно ощупал его. Пальцы наткнулись на крупную пряжку ремня. Помучившись с защелкой, он извлек ее.

Сквозь боль в голове и теле, он прикинул, как ему двигаться и вогнал пряжку острым концом между камнями. Воткнул обломок стрелы, подтянулся.

Это был Ад! Или же самый его предбанник. Он срывался и падал. Снова и снова, обдирая колени и локти. Никита падал, и каждый раз думал, что вот этот раз — точно последний. Но, он продвигался вверх. Медленно, как улитка. Страшнее всего оказалось в конце, когда до края оставалось сантиметров тридцать. Сердце стучало так громко и часто, что казалось, еще немного, и оно выскочит из груди и удерет из колодца без него.

Он решил передохнуть несколько секунд перед последним рывком. Хотя крайне трудно расслабиться, вися на двух руках и уперевшись пальцами ног в мокрые камни. Солнце уже село, либо, вот-вот сядет. Дно утонуло во тьме. «Только бы не сорваться!» Он помнил: края у колодца были ровные и узкие. Стоило только ухватиться за них… Обломок стрелы затрещал, и обломился! Наконечник остался в щели, между камнями. Ник повис на одной руке.

Целая буря эмоций пронеслась у него в голове. Каким–то неимоверным усилием воли, он заставил себя не паниковать. Где-то он видел камень, чуть больше других выдававшийся из стены. Вот он! Выше правой стопы. Если на него опереться, можно было достать до края, если выпрямиться. Никита осторожно нащупал едва заметный уступ и уперся в него ногтем большого пальца ноги. Сверху маячил спасительный край.

Сделав несколько глубокий вдохов, он, как пружина выпрямился вверх во весь рост и уцепился — таки пальцами за край! Ноготь не выдержал нагрузки и сломался. Он закричал и схватился за край другой рукой. Подтянулся и улегся животом на край. Пальцы были в огне. Голова раскалывалась. Смог! Одолел треклятый колодец! Его стошнило.

Отплевавшись, немного полежал и с большим трудом, перекинул через край ногу с окровавленным пальцем. Упал вниз, на землю. Солнце уже село, окрасив горизонт красными огнями. Никита хотел встать, но сил не осталось. Он так и пролежал под колодцем всю ночь.

Глава пятнадцатая

Божья коровка села ему на губу. Никита машинально облизал пересохшие губы и поперхнулся, чуть не проглотив букашку. Открыл глаза — было уже светло. Вот–вот покажутся первые солнечные лучи. Он пошевелился. Тело, лежавшее под неестественным углом, затекло. Очень хотелось пить. Он потрогал голову: боль стала тупой, ноющей. Повязка прилипла к голове.

Он медленно встал, опираясь о стенку. Сердце екнуло, он забыл, как дышать. Трупы! Они были везде. Поселенцы и черти. Тела застыли в странных, гротескных позах, будто чудной мастер изображал картину людскими телами, чтобы выразить себя. Никита сделал несколько шагов. Раненые пальцы отозвались болью. Он переступил некогда красивую скатерть, втоптанную теперь в пыль, и нетвердой походкой поплелся к дому.

Вокруг чернели останки строений. Кое–где ещё дымились бревна срубов. Забитый скот лежал прямо на улице, привлекая тучи мух. Сам воздух пропах смертью. Живых здесь не было, он это чувствовал. Его деревня, место, которое он строил для своей семьи, была мертва… Еще не дойдя до своего двора, он увидел Гайку.

Храбрый дворняга так и не выпустил из своей пасти горло бандита. Из тела пса, покрытого окровавленной шерстью, торчало длинное копье. Видимо, только так его смогли унять.

Ноги не удержали охотника, и он упал на колени. Прогоревшая балка его дома рухнула вниз с резким, оглушительным грохотом, взметнув тучу пепла. Он смотрел, и не мог поверить.

— Даже стен не осталось, — шептал он, — даже стен…

Он лег на спину, посмотрел на небо:

— Видишь это? Доволен? — скорчился на земле. — Такова твоя воля? Ради чего ты меня спас?

Время шло. Вставать он не собирался. Грязный, в лохмотьях и крови, он просто лежал и ждал. Ждал своего часа. «Вот ты есть, и вот тебя нет, — отрешенно думал Никита. — Я хочу к вам!»

— Не оставляйте меня здесь одного, — бормотал он под нос, — пожалуйста! Здесь ничего нет. Здесь все было…

Вышло солнце. Теплые, яркие лучи нагло бились в закрытые веки. Стало так приятно и спокойно. Медленно уходила боль. Он плыл по теплой летней речке. А с берега ему машут его родные. Они чем-то обеспокоены и зовут его все громче: «Папа, папа! — кричат дети».

— Никита, вставай! — зовет его Маша.

Он решил плыть к ним, но течение такое сильное! «Папа!» Он гребет изо всех сил, только его относит все дальше от них. Он кричит. Кричит, но звука нет! Его не слышат! Семья пропадает из виду, а его уносит дальше сильным потоком. «Папа, папа!»

— Папа!

Никита резко сел, оглядываясь. Прямо на него, с земли, смотрела, не отрывая своих маленьких глазок змея. Он знал — эта не была ядовитой. Резко схватил ее за голову, она сразу обвила его руку кольцами. Открыла пасть и зашипела. Ник приблизил свое лицо к ней:

Конец ознакомительного фрагмента.