Проводница

Павел Кравчук

Проводница Таня следует к соединению со своим предназначением, проходя путь стихотворной мистерии в пятнадцати действиях.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Таня и проводница соседнего вагона, Катя, вбегают

в соседний вагон. На нижней полке лежит без сознания

один курсант с окровавленной головой, остальные,

притихшие и настороженные, сидят вокруг.

Катя:

Вот он! Этот его ударил,

Тот подставил подножку, и вот,

Головой ручку, стол протаранил

И упал. Вот какой поворот!

Таня:

Вижу. Вижу. Давай поспокойней.

Рваной простыни мне принеси.

И холодной воды замеси

С банкой перекиси.

Воинам — вольно!

(Последние слова обращены к курсантам, которые

пересаживаются, расступаясь и давая ей дорогу к телу;

она подсаживается к лежащему без сознания, кладёт

руку ему на лоб, после чего начинает действовать

как бы в параллельном измерении, все прочие персонажи

на сцене — Катя с тазом, курсанты, наблюдающие

за действом друг через друга, проходящие люди —

двигаются едва-едва и крайне медленно.)

Ты по плацу побегал довольно…

Жар неверный в тебе сейчас…

Слово веером станет враз,

Обмахну тебя им и изглажу…

Твоих чую дрожанье ресниц;

Из-под мира негнущихся спиц

Твоего естества выну пряжу…

Если небо даст силы, улажу…

(Берёт кусок рваной простыни, который принесла

ей Катя, отжимает его, накладывает на лоб курсанта.)

Ах, забритые наголо мальчики,

Деревенских полей цветы!

Кто вас рвёт, для какой суеты

Так спешите черстветь? Чтобы жальче

Было вспомнить невинные дни,

Когда вы без советов, одни

Знали цену любым наставлениям,

Подсадным, чужеродным стремлениям?

Ведь не слышно ни слова о родине

В мутном мате пьянющих солдат,

Хотя месяцев пару назад

Верил в высь вот такой юный Один…

(Отжимает набравшую крови тряпку, снова обмакивает её

в растворе, снова накладывает ему на лоб.)

Нет вины, неприязни и боли

В твоём сердце, дитя, дитя…

То, что люди, быть может, хотят,

Их природа сама же прогонит…

Как и пальцы мои, что идут,

Костным впадинам скрыть не дают:

Вот удар, вот он был напряжением…

Не твоим… не твоим… не твоим…

И в мальчишеской прыти брожении

Оно вышло, когда ссоры дым

Глаза застит, и низшее правит…

Блеском нитей погонов обманут,

Ты всю жизнь мог терпеть бы за так,

Если б этот не выбил тумак

Допущение воли чужой,

Что твой дух скрыла б, как паранджой…

На убой откормив солдатиков,

Отстреляют их к чёртовой матери…

.

Вспоминай, как ты формировался…

Как из мягкой пластины слагался

Остов твой, обращаясь в хребет,

В мозговую кору… Боли нет…

Мягким вдохом в свирель позвоночника

Цельность знаний о жизни идёт…

Смерть нелепая не украдёт

Ток энергий у их источника…

Хорошо, хорошо… Возвращаешься ты…

Ты как будто был в плаванье, в море…

Шорох простыни станет прибоем…

Берег жизни телесной твоей

Не оборван, скорее начат…

Только небо курс верный назначит…

Ты прислушайся, пена шипит…

…И я верю: твоей боли нет…

И я чувствую, истинно нет…

И я знаю: действительно нет.

Слушай, слушай здоровый свой пульс:

Барабанный то бой возвращенья

В мир борьбы, в это царство лишений…

…Пробивается пусть и твой ус.

(Третий раз омыв кусок простыни в тазу, Таня кладёт его

на лоб шевельнувшегося было курсанта и, устало и едва

заметно улыбаясь, встаёт, готовясь уйти.)

Катя! Он будет жить. Я пойду,

Сама знаешь, вагон в беспорядке,

Отвернись на минуту от грядки —

Разрастётся она в гряду…

(Уходит.)