12'92

Павел Корнев, 2022

Декабрь девяносто второго. Первая годовщина независимости России – страны, от большинства граждан которой не зависит уже почти ничего. И пусть ты не считаешь каждую копейку, набирая мелочь на молоко и хлеб, а преуспеваешь и относишь себя к пресловутому среднему классу – никакой роли это не играет. В любой момент могут подойти крепкие ребята в кожаных куртках, а дальше, как повезёт, вплоть до пары выстрелов в упор и неглубокой могилки в лесополосе. Одиночке не выжить. Выживут только наиболее организованные сообщества.

01 12 1992

день

Остаток осени прошёл без неприятных сюрпризов. Приятных, впрочем, тоже не случилось, если, конечно, не брать в расчёт тот немаловажный факт, что нас с Андреем не прихватили за известное место ни бандиты, ни менты. Ну а сами мы на рожон не лезли, сидели тише воды, ниже травы. Пацаны фасовали сахар, собирали мебель и скупали ваучеры, Воробей торговал своим ширпотребом, а Дюша буквально разрывался на части, в добавок ко всему перечисленному занимаясь организацией цеха по производству железных дверей и оконных решёток.

Сам я преимущественно учился, а в свободное время ходил в качалку или слушал музыку в компании Зинки. И так меня эта размеренность убаюкала, что сам не заметил прихода декабря, а там наступило время платить по счетам. К счастью, платить должен был не я, платить должны были мне. Оставалось лишь о долге напомнить.

Разговор предстоял не из лёгких, и по возвращении из института я забил на подготовку к семинарам и завалился на диван с томиком Рекса Стаута. Так до шести и читал, вроде как впустую время убил, зато голову разгрузил.

В шесть спустился этажом ниже и позвонил в квартиру семейства Марченко. Дверь открыла Зинка. Она обрадованно улыбнулась, привстала на цыпочки и быстро чмокнула меня в губы. Сразу отступила, кинула быстрый взгляд в сторону кухни и сообщила как-то очень уж громко, будто бы даже и не мне:

— Серёжа, а я ещё уроки не сделала! Историю учить надо.

И точно — не мне. С кухни выглянул её папенька — Борис Ефимович Марченко, он же с недавних пор Борис Нахимович Михельсон. Круглолицый и лысоватый сосед протянул руку и не преминул заметить:

— Вот-вот! Уроки делать надо!

Зинка ответила на это раздражённым фырканьем и спросила у меня:

— Серёжа, я зайду сегодня? Ксюша кассету новую принесла, музыку послушаем.

— Сегодня по работе мотаться буду. Не знаю ещё, когда вернусь. Звони.

— Ну, Серёжа!

— Завтра точно пораньше освобожусь, — пообещал я.

— Ловлю на слове!

Зинка отправилась в детскую, и тогда Борис Ефимович тяжело вздохнул.

— Вот же вертихвостка! Одна… музыка на уме!

Он выразительно глянул на меня, и сохранить невозмутимое выражение лица удалось с превеликим трудом.

— Так понимаю, Сергей, ты по делу? — уточнил Зинкин папенька, не дождавшись никакой реакции на свои слова.

— Угу.

Сосед махнул рукой.

— Заходи! — Он первым прошёл на кухню и предложил: — Чай, компот?

— Лучше — деньги.

— Деньги — лучше, — согласился Борис Ефимович и вновь вздохнул. — Ты, никак, о долге напомнить заглянул?

— О нём, — подтвердил я, усаживаясь на табурет.

Округлая физиономия Зинкиного папеньки явственно помрачнела.

— Серёжа! Ну мы же договаривались! Я же объяснял! До конца недели за акции НИИ по подписке надо деньги внести, а ты мне руки выкручиваешь!

— И в мыслях такого не было, — заявил я в ответ. — Насчёт акций и зашёл уточнить. Много получилось выкупить?

— Пока ещё нисколько. Пока только заявку утвердили. Семь процентов достанется. Думал, больше будет, но директор с замом подсуетились. Да и работники ваучеры сдавали охотно. С верой в будущее. Кретины!

— Семь процентов? — Я припомнил наш прошлый разговор и после несложных арифметических подсчётов уточнил: — Это немногим больше трёхсот тысяч?

Борис Ефимович кивнул.

— Примерно так. Но я ещё рассчитываю у коллектива сколько-нибудь акций скупить. Если наличку тебе отдам, как с людьми рассчитываться стану? Сам посуди: семь процентов — это ни туда и ни сюда! Вся затея псу под хвост! — Сосед вздохнул и уточнил: — Так чай или компот?

— Чай, — решил я.

— С печеньем или сахаром?

Я не выдержал и рассмеялся.

— У вас как в анекдоте: если руки с мылом моете, тогда чай без сахара!

— Много сладкого вредно, — насупился Борис Ефимович, выставил на стол розетку со смородиновым вареньем и вазочку с овсяным печеньем, налил в кружку заварки, добавил из термоса кипятка. — У меня, Серёжа, как ты сам знаешь, сейчас на руках тысяча двести долларов. По нынешнему курсу это что-то около полумиллиона. Если тебе долг верну, то впритык останется за акции внести.

— За акции ваучерами внесёте, — сказал я, отпив крепкого чёрного чая.

— Шутишь? — возмутился Борис Ефимович. — У меня их пять штук всего! Это пятьдесят тысяч!

— У вас пять, у меня поболее, — спокойно отметил я, вытянул из кармана толстую пачку приватизационных чеков и принялся отсчитывать: — Раз, два, три… — Выложил на стол двадцать шесть ваучеров и заявил: — С вашими пятью получается триста десять тысяч, как раз расплатиться за акции хватит. Остаток наличкой добьёте.

Сосед глянул на не столь уж и похудевшую стопку ценных бумаг и спросил:

— И много их у тебя?

Я из этого секрета делать не стал, как и не стал хранить в тайне свои планы.

— Ваучеров у меня на два миллиона с копейками. Собираюсь оставшуюся половину акций НИИ на открытых торгах скупить. Но там чеками можно только девяносто процентов от общей суммы оплатить, деньги понадобятся.

— Серьёзный подход, — медленно произнёс Зинкин папенька и вытер проступившую на лбу и залысине испарину. — У нас слишком много всего на хозблок завязано, нельзя контроль над ним терять. Иначе уже к лету с вещами на выход попросят, а то и раньше. Пройдёт приватизация, и новый собственник первым делом договор на охрану расторгнет. А так мои семь процентов и сколько ещё скуплю, да твои. Запросто сможем на что-то большее, нежели просто база отдыха, замахнуться. Но лучше, конечно, акции в одних руках аккумулировать…

Я на такую безыскусную уловку не поддался и помотал головой.

— Не стоит все яйца в одну корзину складывать. — Усмехнулся и припомнил слова соседа, с которыми тот занимал деньги: — В конце концов, у меня в отношении Зинки серьёзные намерения, а это всё ради семьи. Так?

— Так, — подтвердил Борис Ефимович и хлопнул мясистой ладонью по столу. — Хорошо! Возвращаемся к нашим баранам! Сколько за ваучеры хочешь?

— Двести шестьдесят тысяч, если по номиналу.

— Скажешь тоже: по номиналу! — немедленно взвился сосед. — Перекупы их по три-четыре тысячи берут!

— На то они и перекупы. Дальше сдают дороже.

— Серёжа, даже на бирже восемь тысяч — потолок!

Я надкусил печеньку и спокойно пожал плечами.

— Девять, на самом деле. Плюс вам ещё доллары на рубли менять, а это и риск, и потери на комиссии. Чисто по-семейному отдам себе в убыток за девять тысяч. На акции-то я их по номиналу сменяю, а наличка у меня ещё будет. Гуревич за аренду двадцатого числа рассчитается. Тут вам прямая выгода.

— Давай по восемь?

— По девять, Борис Ефимович. По девять. Вы на ровном месте двадцать шесть тысяч заработаете и при этом не нужно будет доллары непонятно кому сдавать с риском по голове получить и без денег остаться.

— Ты б меня прикрыл!

— Прикрыл бы. Но лучше до такого всё же не доводить, не так ли?

Сосед тяжко вздохнул, поднялся из-за стола и покинул комнату. Минут через пять вернулся, принялся отсчитывать на стол пятидесятидолларовые купюры, под конец присовокупил к ним двадцатку.

— Пятьсот двадцать копейка в копейку.

— Центр в цент, — пошутил я, убирая деньги, и поскольку чай к этому времени уже успел допить, засобирался домой, но не тут-то было.

— И вот ещё что, Серёжа, — придержал меня Борис Ефимович, — Софья вчера на родительское собрание в школу к Зинке ходила, вернулась вся в растрёпанных чувствах. Трояк у нашей деточки по истории корячится. Ты уж будь добр, повлияй на неё.

Я неуверенно повёл плечами.

— Одна тройка — не трагедия ещё.

— Аполитично рассуждаешь, — покачал головой сосед. — У Зинки сроду троек не было. С тобой дружить начала — и вот. Мысль продолжать надо?

— Не надо. Поговорю с ней.

— Поговори. А то мне Софья уже всю плешь проела. Так и до язвы недалеко.

Мы вышли с кухни в коридор, и я расслышал донёсшийся из детской комнаты напев:

Эй, ямщик!^[1]

Борис Ефимович горестно поднял к потолку глаза.

— Уроки она учит!

Тут-то я и поспешил выскользнуть за дверь. В квартире надолго не задержался, только запрятал валюту и ваучеры в тайник, натянул турецкий свитер, надел кожаную куртку да сунул в карман газовый револьвер. Шарф, чёрная вязаная шапочка, перчатки — всё, к выходу готов.

По заведённой с недавних пор привычке на крыльцо выскакивать не стал и сначала оглядел двор через приоткрытую дверь, лишь после этого переступил через порог. Солнце давно село, но кое-где горели фонари и особо темно на улице не было. Во дворе — никого, лишь доносились от спортивной площадки скрип коньков по льду и хлёсткие щелчки бившихся о борта шайб. Незнакомых автомобилей на глаза тоже не попалось, вообще ни одна из машин не стояла с включённым двигателем, исторгая из выхлопной трубы серые клубы дыма, и я успокоился окончательно, двинулся вдоль дома.

К вечеру подморозило, но не слишком сильно: по прогнозу ночью ожидалось минус двенадцать; наверное, так сейчас примерно и было. Плевать, не замёрзну! Это не у «буханки» с утра до вечера пастись — дойти да вернуться. А пока двигаешься, не холодно.

Выйдя со двора, напрямик через частный сектор я решил не срезать и зашагал вдоль посёлка и даже так добрался до трёхэтажного жилого дома, часть помещений которого занимал безымянный кинотеатр, буквально в пять минут. Вновь оглянулся, нырнул в подъезд с сунутой в карман к револьверу рукой, но там меня никто не караулил. Позвонил, и сразу приоткрылась обшарпанная дверь.

— Заходи! — пригласил в квартиру Сева Лемешев — высокий и пузатый барыга, подвизавшийся на перегоне иномарок, а стоило лишь переступить через порог квартиры, и он сунул пухлый газетный свёрток.

— Здесь за сколько машин? — уточнил я, пряча тот во внутренний карман куртки.

— Семь в этот раз пригнали.

— Отлично. К кому обращаться — знаешь.

Но вот так сразу уйти не вышло.

— Погоди, — придержал меня Лемешев. — На одну машину покупатель уже есть — надо съездить, показать.

— Я тут при чём?

— За охрану деньги берёте, вот и охраняйте! — Перегонщик помялся и пояснил: — Человек новый, место незнакомое, меня б подстраховать.

Если начистоту, страховать Севу нисколько не хотелось, но и послать его куда подальше было никак нельзя: всё же с каждой машины нам капало по двести марок, из которых половина шла прямиком в мой карман. Раз пошлю, два пошлю, и люди точно задумаются, что свою долю не отрабатываю, а раз так, то и платить незачем. У нас тут хозрасчёт, подход «когда убьют, тогда и приходите заявление писать» не прокатит.

Но и позволять Лемешеву усесться себе на шею, я тоже не собирался, вот и спросил:

— Ты постоянно с новыми людьми работаешь. Что с этими не так?

Сева помялся, потом сказал:

— Да с утра Граф подкатывал, крышу предлагал. Трепанул кто-то, что машины свежие пришли. Я его отшил, но мало ли…

Меня так и подкинуло.

— Чего, блин?! И ты молчал?

— Так вот же — сказал!

— Я тебе свой номер на кой дал? А номер Козлова у тебя зачем? Сразу о таких вещах сообщать надо. Сразу!

Лемешев насупился, но ничего в своё оправдание говорить не стал, снял с вешалки дублёнку. Ехать мне с ним расхотелось окончательно. Одному — так уж точно.

— Позвонить дай, — потребовал я и даже присвистнул от удивления, когда перегонщик вынес из комнаты трубку с кнопками и короткой антенной. — Ну ничего себе! Красиво жить не запретишь!

— Имею право! — хмыкнул Лемешев.

— И с ней прямо везде ходить можно?

— Не, самое большее метров тридцать от базы берёт. Просто радиотелефон. Набирай номер, потом жми вызов — вон значок с трубкой.

Я поглядел на кнопки, помимо цифр на которые непонятно для чего нанесли ещё и буковки латинского алфавита, затем принялся тыкать в них указательным пальцем. Ничего не напутал, но и Андрея Фролова дома не застал. Тогда позвонил Янке Скоковой, и на этот мне раз улыбнулась удача.

— Дюша, ты там прописался, что ли? — спросил я, когда бывшая одноклассница позвала к телефону моего приятеля.

— Ага, — подтвердил он и гоготнул: — Меня ж типа ищут. Я ж типа скрываюсь.

— Блин, ну не совсем же Аня дура. Она вообще не дура, так-то. Поняла уже давно, что ты её динамишь.

Уверен, так оно и было. Это поначалу, когда я завалился на квартиру с сумкой денег и автоматом, Аню проняло до самых печёнок, ну так там и никакой игры не было, всерьёз когти рвали. Дальше-то она точно сообразила, что Андрей не скрывается от бандитов, а просто завёл новую подружку и перебрался к ней на квартиру.

— Да и хрен с ней! — отрезал Фролов. — Серый, ты чего звонишь-то? Я ужинать только сел.

— Минут через десять подваливай в кафетерий. Дело есть.

— Ну, Серый!

— Дюша, хорош! Тут всё серьёзно, нам за это деньги платят.

— Ствол брать?

— Обязательно.

Я протянул трубку Лемешеву, и тот сам нажал кнопку отбоя. К этому времени он уже обулся, застегнул дублёнку и водрузил на голову норковую формовку.

— А зачем нам кафетерий? — спросил он, выпуская меня из квартиры. — Сразу за ним бы и заехали.

Мне только и оставалось, что рукой махнуть.

— Надо!

Перегонщик от расспросов воздержался и принялся возиться с ключами, запирая квартиру, затем первым вышел из дома через чёрный ход. Я — следом, рука в кармане с револьвером.

Мало того, что куча чужих денег при себе, так ещё и Лемешева по своим делам уработать могут. Ситуация!

На заметённом снегом газоне прямо под окнами притулилась синяя иномарка: на решётке радиатора был размещён фирменный знак «опеля», на багажнике серебрилось название модели: «Senator». Перегонщик завёл двигатель и оставил машину прогреваться, сам закурил. Протянул пачку с верблюдом и мне, но я лишь покачал головой и принялся переминаться с ноги на ногу, не забывая поглядывать по сторонам. Вроде — спокойно всё.

Не обнаружилось никого подозрительного и у кафетерия. Лемешев остался ждать меня в салоне, я забежал внутрь. У витрины с алкоголем и заветренными бутербродами скидывались на водку три алкаша, отдел же с кондитерскими изделиями пустовал. За кассой там стояла миленькая платиновая блондинка с очень ладной фигурой, чего белый халат нисколько не скрывал, и я сразу указал ей в сторону подсобки.

Алёна стрельнула глазами на вторую продавщицу и кивнула:

— Проходи.

Она приподняла откидную крышку прилавка, и я проскользнул внутрь. В заставленной всякой всячиной комнатушке вытащил из внутреннего кармана пухлый газетный свёрток, разворошил его и принялся отсчитывать разной потрёпанности банкноты. Набрал двадцатками и полтинниками тысячу четыреста дойчмарок, сложил стопку банкнот надвое и убрал в карман, а почти не похудевшую пачку без пересчёта завернул обратно в газету и на выходе вручил Алёне.

— Для Козлова.

— В курсе, — кивнула продавщица и спрятала газетный свёрток под халат. Знала, о чём именно идёт речь, вот и отнеслась к поручению кавалера со всей ответственностью.

Я задержался и спросил:

— Он хоть тебя заберёт?

— А то что? — улыбнулась Алёна. — Проводить хочешь?

— Не хочу, но придётся, — ответил я совершенно серьёзно.

— Не бойся, заберёт.

— Ну и отлично.

Задерживаться в кафетерии я не стал и вышел на улицу, а там и Андрей подошёл.

— Ну что опять такое? — сходу потребовал он объяснений.

Вместо ответа я распахнул заднюю дверцу иномарки.

— Поехали, тачку покупателям покажем.

— А без меня никак?

— Дюша, не тупи! Разговор есть.

Мы забрались на заднее сиденье, Андрей поздоровался с Лемешевым, и вновь спросил:

— Ну что там ещё?

Перегонщик притопил педаль газа, и автомобиль тронулся с места, а я откинулся на спинку и усмехнулся.

— Сейчас — ничего, просто рядом постоим. А вот что с Графом делать — это ты мне скажи. Он на наш кусок пирога пасть разинул.

Фролов матерно выругался.

— Автобизнес крышевать, что ли, собрался?

— Подкатывал, да, — подтвердил Лемешев.

— Поговорю с ним, — пообещал Андрей. — Не знаю, получится достучаться или нет. Граф хорошо так поднялся, может быковать начать.

Я презрительно фыркнул.

— Да чего он там поднялся, Дюша? Видеосалон и блошиный рынок на «Диете» крышует? Ладно бы отжал, так само в руки упало!

И это было действительно так: после расстрела бригады боксёров Граф просто прибрал к рукам ставшие бесхозными точки и совсем не факт, что сумеет удержать их, когда вернётся из Казахстана Миша Тупин со товарищи. Если они, конечно, вернутся. Так-то местные ухари давно могли их где-нибудь в степи прикопать.

Андрей отмахнулся.

— Да не в этом дело, Серый! Он деловой стал до невозможности, ударит моча в голову, и закусится на ровном месте!

— Поговори с ним. Скажи, что так дела не делаются, а Сева не сам по себе. Да и мы тоже. Без подробностей, просто намекни.

— Намекну, ага, — кивнул Фролов. — Думаю, всё же сдаст назад.

— Наверняка сдаст. Только не факт, что надолго. Точно какую-нибудь падлу кинет. Он по жизни чужими руками жар загребает.

— Разберитесь, короче, с ним! — потребовал Лемешев. — Вам за это деньги платят.

Андрей вскинулся было, но я его придержал, вытянул из кармана стопочку банкнот и отсчитал приятелю две сотни.

— Твоя доля.

В октябре нам обломилось восемьсот марок, и в общак я отдал только половину, а Фролову вручил сотню, так что прибавка на сей раз получилась более чем существенная, возмущаться он сразу передумал. Только и проворчал что:

— Ну да, платят… — Потом вздохнул и спросил: — Едем-то куда?

— Тут недалеко, — неопределённо ответил перегонщик. — Просто рядом постойте, лицами поторгуйте.

И точно: домчались быстро. Пересекли Гагарина и Барбюса, а там ещё немного покрутились по району и вывернули к железнодорожным путям, точнее к протянувшимся вдоль них гаражам.

— Где-то здесь, — пробормотал Лемешев, углядел в свете фар какой-то ориентир и свернул в узкий проезд, покатил вглубь кооператива.

Один поворот, другой и вот уже иномарка уткнулась в ржавые ворота, за которыми маячила тёмная махина гаражного бокса.

— Стучите! — распорядился перегонщик, не спеша выбираться из-за руля.

— Пошли, — пихнул я в бок Андрея, сам вылез из салона через противоположную дверцу, встал рядом с машиной, огляделся.

Место нисколько не понравилось, но деваться было некуда, подступил к воротам, приложился к углу его створки ботинком.

— Открывайте!

Поначалу ничего не происходило, затем вспыхнула закреплённая на стене бокса лампа, хлопнула дверь, послышался скрип снега под ногами неспешно шагавшего к воротам человека. Дальше створки дрогнули, скрежетнули и начали расходиться, открывая проезд в небольшой закуток-дворик. Там стояли видавшие виды «жигули» шестой модели, а ещё у дальней стены высился сугроб, точно скрывавший в своих недрах какой-то автомобиль.

— Ты ещё кто такой? — недоумённо уставился на меня распахнувший ворота мужик в валенках, фуфайке и шапке-ушанке.

Ни одеждой, ни худой злой физиономией на денежного покупателя, способного приобрести иномарку, он нисколько не походил, и я несколько даже напрягся, сунул руку в карман. От мужика этот жест не укрылся, он попятился, но тут из машины выглянул Лемешев.

— Порядок! Это со мной!

Порядок? Лично я в этом уверен вовсе не был.

Примечания

1

«Дорожная», группа «Бригада С».