Хозяин Вселенной

Павел Комарницкий, 2013

Даже ангелу нужна жена, дочь, тихое семейное счастье… Иначе зачем нужен Рай? Будь его воля, Рома Белясов никогда бы не расставался с семьей. Но, помимо счастья, существует долг. И этот долг отрывает Рому от любимых ангелочков, бросая его в мир, скорее напоминающий Ад. Придется стараться изо всех человеческих и ангельских сил, чтобы вернуться к семье… И чтобы Рай не стал Адом…

Оглавление

Глава 5. Бережёного Бог бережёт

–…Давай разберёмся, Биан. Ты теперь так и будешь держать меня на привязи? Из-за одного неясного видения?

Шеф вздыхает.

— Ну что ж, давай разберёмся. Что сказали тебе аналитики?

— Им нужно ещё раз увидеть тот мир. И звёздное небо в придачу.

— Ну это да, это само собой. Но меня интересует другой аспект. Скрытая угроза.

— Возможно, не бо́льшая, чем от перебежавшей через дорогу чёрной кошки.

Биан прищуривается. Да, он достаточно поработал на Земле и в курсе, что есть там такая обывательская примета.

— Просто так, Рома, даже эти самые кошки не бегают и летучие сони не летают. Я не люблю скрытых угроз, источник которых неясен. По-моему, ты уже достаточно подрос, чтобы понять — к собственным видениям следует относиться со всей серьёзностью. Твой труп никому не нужен. И ещё вопрос, только ли твой — мы ведь работаем в паре или даже группе.

— Хорошо, и что мне делать?

Вот теперь шеф рассержен.

— Тебе написать или как? Разумеется, разобраться и доложить. Найти источник и суть скрытой угрозы. Кстати, и звёздное небо увидеть тоже — так или иначе нужно идентифицировать обнаруженный мир. Всё, иди работай!

Я со вздохом отправляюсь на своё рабочее место. Что ж, шеф дал конкретное задание, и его необходимо конкретно сделать. Будем искать…

В конторе тихо, прохладно. Аина и Иол на Земле, расшивают трудности в Папуа. Уот у коллег из группы, работающей по Свиру, опытом делятся и вообще…

— Может, домой тебя отправить? — спрашивает вслух Биан. Я улыбаюсь.

— Дома теперь не работа. Там Мауна, с трудом сдерживаемая прабабушкой.

— Понятно.

Некоторое время я сижу на коврике, пытаясь сосредоточиться. Всё-таки Аине и Биану с этим делом легче. Я хоть и Всевидящий, но, прошу заметить, на базе «Великого спящего», а не «грезящего». Что создаёт немалые трудности — одно дело контролировать поле внимания в сознании, совсем другое…

Хватит ныть, одёргиваю я сам себя. Итак, первое — сосредоточиться. Второе — уснуть, и притом правильно… Далее — вспомнить, куда направлялось моё поле внимания, когда меня посетило столь странное видение с пушехвостыми на крейсере… Вспомнить и проделать путь заново… Вспомнить можно, потому как мозг хранит всё, пусть и глубоко зарытое…

«Рома, не мучайся. Зачем у нас внешние помещения? Иди туда, ложись на живот и засыпай себе».

«Непременно на живот?»

«Ну так же удобнее, крылья не связаны».

«Да я привык на спине вообще-то…»

«Тут твоей Иоллы нету».

Да, Уин прав. Наиболее естественная поза для сна у ангелов лицом вниз, и вообще, пора обзавестись для работы подушкой…

Уин фыркает, уловив мою нехитрую идею. Угу, работка у меня порой — одно удовольствие.

Во внешнем помещении гуляет горячий ветер, свободно проникая через входной проём. Край тени медленно, почти незаметно ползёт ко мне. Совсем незаметно, если взглянуть мельком. Но если смотреть неотрывно и пристально, становится заметно, как отступает тень, отдавая солнечному свету ворсинки ковра, одну за другой…

Я тряхнул головой — хватит философии! Полдень миновал, больше четверти рабочего времени ухлопал, а толку? Вон диаграммы неразобранные стоят… Значит, так — уснул, увидел, победил!

…Да, насчёт «победил» — это я смело. Полчаса лежания носом в пол ничего не дали — сон старательно избегал моих очей. Мысли в голове текли мягко, журча и переливаясь, как лесной ручей. Солнце отвоевало мои ноги у тени и теперь вовсю жарило их. Хорошо, что ангельская кожа не подвержена обгоранию, как, впрочем, и загару — бесцветный кожный пигмент поглощает ультрафиолет… о чём, ну о чём я думаю?! Работничек… Может, правда, заняться диаграммами?

Стена-дверь расходится, и в моё убежище философа входит Биан, держа в руках корзинку и авоську.

— Рома, будь добр, сгоняй в лесок. Так розовых грибов охота, и вообще, перекусим…

— Да, шеф! — я поднимаюсь с пола. Он прав, на сегодня это будет хоть какая-то польза от моего пребывания на работе.

— Знаешь, где легче всего найти? У Изумрудного ручья.

— Это далеко…

— Зато надёжно, ибо наши славные аналитики туда не добрались. И грибы там самые вкусные. Да не ленись!

— Лечу, шеф!

Я выпархиваю наружу, в сияющий послеполуденный зной. Впрочем, на лету ветер скрадывает жару, особенно если не лениться и подняться повыше. Что я и сделал, использовав первый же восходящий поток.

«Ира, Ир…»

«Ау, любимый!»

В груди сразу становится тепло и щекотно. Ведь это всё про меня, ага…

Бесплотный шелестящий смех.

«Похвалить тебя ещё?»

«Можно. Я просто так вообще-то…»

«И не просто так, а спросить, чем я занимаюсь, и пожаловаться на бессонницу. Я не права?»

«Права, как всегда. Я знал, на что шёл, когда женился на потомственной телепатке».

Снова бесплотный смех.

«Ладно, Рома, не переживай. Отвечаю на невысказанные вопросы. Бессонница у тебя временная, поскольку ты не можешь найти выход на нужные файлы в Едином энергоинформационном поле Вселенной. Но процесс запущен, и как только, так сразу».

«Твои бы слова да Создателю в уши».

Опять смех.

«У него полно других дел, кроме как слушать какую-то крылатую-пернатую. Второй вопрос ещё проще — сижу тут, разбираюсь со схемами взаимодействия разных «клубов». Голова пухнет, устала, хочу к мужу и дочери. Вот».

Мне тепло и щекотно.

«Скоро, совсем скоро, маленькая моя. Каких-то пять часов».

«Целых пять!»

Между тем Изумрудный ручей уже почти подо мной. Шесть вёрст пролетел незаметно.

«Мне шеф велел грибы собирать. Больше никакого толку от меня сегодня».

Шелестящий смех.

«Всё предыдущее ерунда. Но если ты не справишься и с этим заданием, то покроешь себя неизбывным позором».

«Ух ты и ехидная!»

«А ещё я красивая и умная, как говорит наша дочь. Всё, давай уже будем работать!»

Я ввинчиваюсь в штопор. Вот поговорил, и сразу светло и радостно на душе… А синий ковёр джунглей уже несётся навстречу. Ух, здорово!

И откуда-то из глубины всплыло: «вошедшему в штопор помочь может только он сам»… Ангельские поговорки всё-таки заметно отличаются от человеческих.

Ветви деревьев шумят над головой, джунгли пересвистываются, щебечут и поют на разные голоса, и сквозь эти звуки едва пробивается тихое журчание ручья. Какой-то энтузиаст выложил чашу родника крупными, с кулак, изумрудами, вследствие чего, очевидно, ручеёк и приобрёл своё имя — Изумрудный. Должно быть, в полдень, когда неистовые потоки солнечного света проникают под полог леса, эти изумруды необычайно красиво сверкают и разбрасывают кругом острые колкие лучики. Однако сейчас день клонится к вечеру, и косые солнечные лучи не в силах пробить буйную массу растительности, отчего внизу копится предвечерняя тень, готовая незаметно перейти в полусумрак.

Высокие деревья скрадывают очертания жилых башен, и хотя до ближайшей из них метров триста, кажется, будто вокруг на десять часов полёта ни души. Меня до сих пор изумляет вот это ощущение нетронутого, девственного леса рядом с домами-высотками. Если не лететь, а идти пешком, можно обнаружить башню, лишь подойдя вплотную, шагов на тридцать. И живут на нижних этажах те, кто любит мягкий рассеянный свет, и чтобы ветви деревьев качались перед взором, будто живёшь в самой гуще леса… Есть, говорят, даже любители такого, чтобы ветви просовывались во входной проём, для полноты ощущения — есть такие башни, где деревья растут у самых стен. И из дому такие любители вылетают с крыши, поднявшись на лифте. А то и лазают по ветвям…

Я замечаю наконец друзу розовых грибов, отрываю их и кладу в корзинку. А вот ещё… Да, Биан прав, богато тут насчёт грибов. Вообще, затариваться провизией в райских плодовых джунглях много интереснее, чем в каком-нибудь земном супермаркете. Там скучная рутина — иди вдоль полок да клади себе в тележку… Тут совсем другое дело, присутствует азарт первобытного охотника. Хочешь розовых грибов? Пожалуйста! Некусая желаешь? Нет проблем! Ищущий да обрящет…

Рядом со мной сочно шлёпается перезрелый плод, здорово напоминающий неприличных размеров персик. Чешуйчатый шар, висящий на ветке метрах в шести над землёй, зашевелился, явив моему взору пуговку носа и большие чёрные глаза. Ночной садовник заинтересованно принюхивается, явно размышляя — не следует ли прервать отдых досрочно и спуститься вниз для трапезы? Однако лень перебарывает покуда несильный голод, и животное вновь сворачивается в клубок — чай, не убежит, и вообще не последний фрукт в лесу, лучше ещё вздремнуть…

Как здесь хорошо! Рай, он и есть Рай… Целый мир, устроенный для души. Я теперь очень хорошо понимаю, почему все ангельские миссии укрыты в лесах. Не только ради конспирации — в конце концов, среди диких скал где-нибудь в сердце Сахары можно замаскироваться не хуже. И даже в степи, плоской, как стол, можно соорудить подземные укрытия. Но надолго ли хватит душевных сил у сотрудников миссии? Это люди в невежестве своём полагают, что среда не имеет значения. Еда, работа, развлечения — что ещё нужно? И не понимают, глупые, что агрессивная среда калечит их души.

Перед глазами встаёт: гигантская короста мегаполиса, окружённая морем рифлёного сверкающего железа — так выглядят с высоты теплицы для производства кормовой биомассы. Да, на Оплоте Истинного Разума природы нет давным-давно, только окружающая среда. Вот и ещё проблема — где там можно укрыться и как там вообще возможно жить и работать? Где черпать душевные силы? Да там от одних пейзажей с ума сойти можно!

Я вздыхаю. Нет, определённо сегодня я годен только на поиск розовых грибов, никак не таинственных цивилизаций. Растекаюсь мыслию по древу…

Однако, пожалуй, хватит, прикидываю я на вес корзинку с грибами и авоську с фруктами. Эх, всё забываю про древесную дыню… Впрочем, руки заняты, не под мышкой же тащить. И вообще, тут на всех коллег до самого утра хватит.

Тени под деревьями становятся гуще, прозрачной кисеёй наползает откуда-то туман — вечер наступает стремительно. Я ставлю поклажу на плоский камень, напиваюсь на дорожку из выложенной изумрудами чаши родника. Ключевая водица не ломит зубы, как на моей прародине, она лишь чуть прохладная. Первое время мне было непривычно, пока я не сообразил — откуда тут взяться студёной воде, когда круглый год жарко, и даже ночи всегда тёплые? Тут даже океаны прогреты до самого дна, а не как на Земле — сверху тонкая плёночка тепла, а под ней бездонная толща ледяной воды.

Я присел на камень рядом с корзинкой, разглядывая, как в чаше родника пляшут крупные песчинки. Вот. Вот оно. Вся человечья цивилизация — такая же плёночка над толщей дикости. И как любая встряска планеты может выбросить на поверхность многовековые запасы океанского холода, кладя начало новому ледниковому периоду, так и любой толчок может обернуться для людей веками нового средневековья.

Как же прогреть вас до самого дна, люди?

И возможно ли вообще растопить Антарктиду «зелёных»?

На этом месте мои гениальные мысли были грубо прерваны. Окончательно оголодавший ночной садовник спустился наконец с дерева и заинтересованно лезет в мои припасы.

— Э! Э! Зверь, это не тебе! — я решительно отнимаю у животного свою добычу. Садовник разочарованно фыркает — поду-умаешь, набрал недозрелой зелени, да ещё и жадничает… Где-то тут валялся «персик», как помнится…

И только тут я замечаю, что даже мои ангельские глаза уже не в силах разглядеть пляшущие на дне источника песчинки. Блин горелый, сейчас стемнеет мигом!

И поскольку с грузом взлететь с крохотной полянки при роднике невозможно, я начинаю карабкаться на дерево, как типичная земная макака, держа корзинку с розовыми грибами в зубах, плюс в левой ноге авоську с фруктами. Оставшиеся три конечности обеспечивают мне довольно уверенный подъём, и вот я уже срываюсь с верхушки кроны, ловя встречный ветер и отчаянно молотя крыльями. Земля проваливается вниз, я на лету перехватываю в руку авоську, выравнивая балансировку. Нет, определённо я научился неслабо летать.

«Ау, любимый! Я закончила работу, а ты как?»

«Задание выполнено! А ты сомневалась?»

«Лучше поздно, чем никогда, — врывается в наш семейный диалог шелестящий смех. — Извини, Рома, это Уин. Я не хотел перебивать ход твоих мыслей у ручья. Но очень уж кушать хочется».

«Присоединяюсь», — и я догадываюсь, что это Биан.

«Ребята, сейчас я вас спасу от голодной смерти!»

— Ага, поймала, поймала!

Нечаянная Радость трепыхается в крепких ручках Мауны-младшей, криками выражая своё возмущение свершившимся коварством. Действительно, на сей раз для поимки летучей сони была применена военная хитрость — доча запустила летающий мячик, отвлекший внимание зверюшки, и вот результат… Так-то, зверюха. Уже не под силу тебе тягаться умом и сообразительностью с маленьким ангелом.

Сегодня мы опять отдыхаем всей семьёй. Собственно, отдыхаем мы с Ирочкой, возлежа рядышком в северной, тенистой комнате, любуясь видами сквозь ячейки сетки. Мауна и Нечаянная Радость заняты подвижными играми.

— Папа, а почему мячик без крыльев, а летает? — спрашивает дочура, прижимая к себе и успокаивая зверюшку.

— Ну… — я застигнут врасплох. — Антигравитация…

— Внутри?

— Ну да…

«Давай-давай, заливай ребёнку, — в глазах жены смешливые огоньки. — А как происходит перемещение по нужной траектории? М-м?»

— Папа не прав? — улавливает Мауна, не забывая цепко удерживать зверюшку.

— Ну, не то чтобы совсем не прав… — смеётся моя ненаглядная. — Доча, я же вижу все твои мысли. Уверяю тебя, если ты втихую разрежешь мячик, чтобы съесть антигравитацию и научиться летать без крыльев, ничего не выйдет. Мячик испортится, твой прапрадедушка обидится, что ты так обошлась с его подарком, и больше тебе ничего дарить не будет. Тебе это надо?

— Нет… — грустно вздыхает Мауна. — Этого мне не надо. Я хочу летать.

Она отпускает Нечаянную Радость, и зверюшка вспархивает на настенную икебану.

— Все могут летать. Одна я не могу. — Я чувствую, что дочь сейчас разревётся.

— Ну-ка, иди сюда, — жена сдвигается чуть в сторону.

Эмоции Мауны смещаются в положительную сторону. Она решительно размещается между папой и мамой, и Ирочка бесшумно накрывает всю компанию одним крылом. Нам всем тепло и уютно.

— Когда я была маленькая, как ты сейчас, я тоже очень хотела летать, — вздыхает жена. — Придётся тебе потерпеть, Мауна. Поверь, это совсем не так долго, три года…

— Целых три года! — дочура округляет глаза. — Вам хорошо говорить, вы уже ого-го сколько живёте!

— Ну ничего… — Ирочка гладит дочку, целует. — И ты будешь ого-го сколько жить, и ещё сверх того много-много… и все мы будем…

Она говорит по-ангельски, таким изумительным ласково-воркующим голосом, каким ни с кем больше не разговаривает, даже со мной. Этот голос появился у неё только после рождения Мауны и существует только для Мауны…

«Рома, и о чём ты думаешь в столь ответственный момент? А ну, немедленно начинай хвалить дочь!» — в глазах моей ненаглядной бесится смех.

«Я готов!» — встряхиваюсь я.

— Вы обе самые красивые у меня! — святую правду вообще говорить в лицо легко и приятно.

— А кто красивее? — спрашивает дочура, нежась под двумя парами любящих рук.

— Ну-у… Мама, конечно, крупнее. И некоторые места у неё пока что крепче, — для пущей убедительности я похлопываю жену по наиболее крепким местам. — Но ты всё же красивее, доча.

— Да-а… — лепечет вконец разнежившаяся дочура. — У мамы такие крылья… красивые… большие…

— Так и у тебя скоро будут! — совершенно искренне говорю я. — Три года, это же тьфу! Ты уже больше прожила!

«Рома, Иолла, Мауна, здесь Уэф. Можно посетить ваше жилище?»

— Деда! — дочь вскакивает, как пружинка, выскальзывает из-под маминого крыла. — Можно, деда, можно! Мама-папа совсем даже не занимаются сексом!

— А чем же они в таком случае занимаются? — в фиолетовых глазах Уэфа, возникшего прямо в центре комнаты, тлеют насмешливые огоньки.

— Они занимаются моим воспитанием! Хвалят меня и ласкают, вот! — докладывает деду внучка.

— Доброе дело! — одобрительно говорит дед, поудобнее размещаясь на вырезанном видеотехникой круге ковра, только цветом отличающегося от нашего домашнего. — Ну здравствуйте, мои родные!

— Здравствуй, папа! — хором говорим мы с Ирочкой, садясь по-турецки, рядышком, как примерные детишки. Смеёмся все трое.

— А где бабушка? — ревниво спрашивает малышка.

Уэф огорчённо разводит руками, вздыхает.

— Не успела. Но вы не расстраивайтесь, минут через десять она закончит, и я вас соединю. Она в Крыму сейчас, вместе с Иого, — это уже нам с Ирочкой.

— Значит, всё-таки решили? — жена блестит глазами. — Именно в Крыму? Кавказ рядом…

— Всё же в Крыму, — вздыхает Уэф. — Конечно, с маскировкой подлинная головная боль, туристы кишат летом… Однако база должна всё же находиться в своей зоне ответственности. На Кавказе своя, а на Украине теперь своя будет. Ну ничего, там в этих горах, которые яйлами кличут, ещё есть вполне укромные места.

Уэф помолчал.

— Вообще-то давно пора выделить было. Не Советский Союз, там теперь такая головная боль…

— Иого координатором? — спрашивает Ирочка. — Как же ты без него?

— А он и так последнее время почти всё время в тех местах обитает, — усмехается папа Уэф. — Так вот и пусть берёт и работает официально, со своим штатом… Пойдёшь ко мне, дочка? — внезапно спрашивает он.

— Вместо Иого? — Ирочка блестит глазами, и я ощущаю её чувства: желание, озабоченность и опаску. — Замшей у тебя, угу… Ты меня в тугую спираль завьёшь, папа.

— Не будешь справляться, так и завью, — кивает Уэф. — Да не бойся, в рядовые оперсотрудники всегда перейдёшь, если не осилишь.

— Я не о личной карьере в первую очередь пекусь, папа, и ты это знаешь. — Ирочка даже крыльями встряхивает. — Я подставить вас боюсь. Короче, я ничего пока не скажу. Мне нужен разбег.

— Хорошо, разбег так разбег… — снова вздыхает папа Уэф. — А когда-то ты любила с места…

— Молодая была, глупая, — отрезает Ирочка, и мы снова смеёмся. — Впрочем, так и так ведь это не мгновенно?

— Да, конечно, — кивает Уэф. — Место выбрать, зал сформировать да телепорт вырастить, а это не шутка…

— Кристалл-зародыш доставили?

— Нет пока, зачем? Место сперва… Да, не пришлось бы в пещерах жить Иого. Имитацию пещерного города делать. Будет как «зелёные»… Да пока наберёт персонал, да смотрителя найти, да агентов влияния, да исполнителей, да пока освоятся… Так что время для разбега у тебя есть, Иолла. Как раз Мауна отправится в Первый полёт.

— Деда, а у меня крылышки ещё выросли! — наскучив умными разговорами взрослых, дочура поворачивается спиной к деду, разворачивая свои культяпки.

— Ого, какие! — Уэф явно восхищён. — А ну-ка, ну-ка… Да они у тебя до колен скоро достанут!

Довольная дочура тянет розовые культяпки, и тут я замечаю — они и в самом деле легко достигают низа ягодиц. Растут, однако, действительно растут… Ангельские крылья, в отличие от неуклюжих окостенелых крыльев земных птиц, имеют подвижные пальцы, позволяющие подворачивать длинные маховые перья внутрь, иначе при таком размахе крылышек перья только что по земле бы не мели. И сейчас Мауна вовсю демонстрирует нам сложную конструкцию, чем-то напоминающую складной японский зонтик.

— А вот и бабушка! — дочура прыгает на месте.

— Здравствуйте, дети! Здравствуй, внучка! — глаза Мауны-старшей прямо-таки лучатся теплом. Мауна-младшая вертится юлой от восторга.

— А меня в компанию примете? — гудит дед Иваныч, вдвигаясь в поле изображения, словно осадная башня. — Здравствуй, Иришка, здравствуй, Рома! И ты здравствуй, егоза!

Я улавливаю — Иваныч сейчас на своём кордоне. А мама Маша в Крыму, стало быть… Классная всё же штука ангельская видеосвязь.

Мауна-младшая прекращает верчение, даже губки раскрыла от впечатляющего зрелища. В этот момент Нечаянная Радость срывается со своей икебаны и с писком улетает прочь. Да, зверюшка уже усвоила, что часть гостей в доме бывают фальшивыми, и пытаться садиться им на голову бесполезно. Но на образ деда Иваныча она всегда реагирует довольно нервно. Оно и верно, чтобы такое чудовище прямо в дом впёрлось, тут никаких нервов не хватит!

— Человеческий дед Иваныч, ты же добрый? — правильным и ясным русским языком вопрошает дочура.

— Вот бабушка твоя говорит, что да, — улыбается в бороду человеческий дед Иваныч.

— А почему тогда ты такой огромный и страшный? — снова спрашивает Мауна-младшая. Мы все хохочем, и сам Иваныч ухает филином.

— Раз добрый, должен быть красивый, — убеждённо заявляет дочура.

— Врождённые генетические дефекты, Машутка, — разводит руками человеческий дед.

— Это пустяки, — безапелляционно заявляет Мауна-младшая. — Вот бабушка поставит тебе укол в попу, положит в витализатор, и ты сразу станешь красивым, как папа стал. И с крылышками!

— О-ой, не могу! — стонет Ирочка, привалясь ко мне.

— А раз ты добрый, тогда покажи мне собаку Казбека и ещё лошадь. И кота, и ворону ещё! У тебя есть, — делает следующий логический ход дочура.

— Ну, сейчас попробуем всех сыскать, — поднимается с лавки дед Иваныч. — Только давай перейдём в другую комнату, чтобы не мешать взрослым разговорам, ага?

Иваныч увлекает Мауну-младшую в соседнее помещение, дабы там предъявить подлинные доказательства своей доброты. Я провожаю дочь взглядом. Разумеется, собака, лошадь да сверх того кот и ворона — это вовсе не так мало. Всё вместе это позволит человеческому деду Иванычу продержаться минут двадцать.

— Пойдём-ка, дочка, — говорит Мауна-старшая. — У нас свой разговор будет, для мужчин практической ценности не имеющий. А Уэфу есть что сказать Роме.

И вот я остаюсь один на один с папой Уэфом.

— Нам действительно есть о чём переговорить, Рома, — говорит Уэф. — Что ты думаешь насчёт своего видения? Очень странного, кстати…

— Да ничего не думаю, — честно признаюсь я. — Аналитики пока думают. Для моих же мозгов информации недостаточно, чтобы начать думать что-то связное.

— Ой, не скажи… На аналитиков надейся, да сам не плошай, — выдаёт свой вариант известной человечьей поговорки Уэф. — Всё это как-то связано с тем, что ты задумал.

— С «зелёными»? — я изумлён. — Каким образом?

— Этого я не смог увидеть, — он смотрит прямо мне в глаза. — Это не просчитывается. Увидеть можешь только ты сам. Увидеть и понять.

Я размышляю.

— Вот и Биан мне тоже, насчёт «скрытой угрозы»…

— Биан не зря ест свои фрукты-орехи, Рома.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я