Завтра начинается вчера

Павел Ильминский

Планета обречена. Пережившее ядерную войну человечество стоит перед угрозой экологической катастрофы. Спасение в переселении на недавно открытую планету Эдем. Правящая элита готовится к бегству, обрекая людей на медленную смерть. Ученый Дмитрий Бардин, открывший возможность мгновенного перемещения в пространстве, во главе «Сопротивления» вступает в отчаянную борьбу с правительством, пытаясь сорвать эти планы. На земле, под землей и в Космосе идет ожесточенная схватка за право на жизнь.

Вершители

Гордыня и жажда суетной славы и власти — вот та

ядовитая змея, которая, раз проникнув в вельможные

сердца, внедряется в них до тех пор, пока разобщением

и рознью не сокрушит всего, что есть, ибо каждый

стремится быть сначала вторым после первого, потом

равным первому и, наконец, главным и выше первого.

(Томас Мор)

Дик Морган, по прозвищу Пират, глава одного из древнейших олигархических кланов, исполняющий обязанности министра планетной безопасности, рассматривал город с высоты 115 этажа, не самого высокого, но самого объемного небоскреба Америки — 3. Мегаполис формально являлся столицей Мирового Совета. Впрочем, Совет в среднем раз в пять лет менял свое географическое положение, демонстрируя видимость равности мегаполисов, а фактически по соображениям безопасности самого Совета. Сто пятнадцатый этаж небоскреба, прозванного в народе пауком, за свою шести лучевую форму был последним и представлял собой, открытую площадку, под прозрачным куполом. Свое прозвище в Совете Дик, получил, за любовь к кровавым расправам и неуемную жажду денег. Впрочем, последним грешили все члены Совета. Морган был апологетом идеи очищения планеты от основной части «Человеческой плесени». Дик Морган, смотрел, на переплетение лифтовых стволов, на кишащий далеко внизу людской муравейник и остро ненавидел эту планету. Буровато — желтые облака, собиравшиеся на уровне семидесятого этажа, предвещали городу еще одну порцию кислотного дождя. Поэтому, не смотря на свой отталкивающий цвет, облака пробуждали в душе Дика подобие удовлетворения. Скоро они прольют на эту кишащую внизу плесень, свою маслянистую влагу и принесут если не смерть, то уж боль и страдание, это точно. — Жаль, сдохнуть им не дадут, — пронеслась мимолетная мысль. Первосвященник в этих вопросах был неумолим. — Ладно, скоро Совет и надо настраиваться на миролюбивый лад, — успокаивал себя Морган. Он подошел к столу Совета выполненного в виде «Звезды Давида» и плеснул в бокал изрядную порцию настоящего скотча. Форма стола, не несла в себе ни какого религиозного или национального смысла. Просто вскоре, по окончании Последней Войны, власть была забрана и прочно удерживалась шестью самыми богатыми кланами планеты. И дабы не было распрей и зависти, по примеру Короля Артура, столы Совета изготовлялись в виде шести лучевой звезды. От круглого стола отказались, так как он полагал полное равенство. Между тем, каждый в Совете считал, что он остальным не ровня. Поэтому шесть углов, стали символами шести вершин власти, и устраивали всех.

Дик Морган, считал, что такая искусственная конгломерация, как шесть правителей, неестественна и поэтому неустойчива. Правитель должен быть один. Правда такого же мнения придерживались и остальные члены Совета. При этом каждый, периодически пытался, примерить на себя эту тогу. Но каждый раз, усилиями остальных, ситуация выравнивалась, и снова приходила в положение неустойчивого равновесия. Дик Морган, владел третьей частью вооруженных сил планеты, и формально мог командовать всеми. Однако формально, оно и есть формально. Две трети вооруженных сил, были равномерно распределены между другими кланами, и случись, вздумается ему, погреметь оружием, остальные тут же объединятся. Всеми вооруженными силами, он мог командовать, только с согласия Совета. По уставу Совета, решение принималось либо большинством голосов, либо, в случае равенства, жребием.

Прозвучала предупредительная мелодия. Это значило, что прибыл еще один из заклятых «Друзей». Бесшумно скользнула в сторону матовая дверь лифта и по мраморному полу в зал скользнула худая и высокая фигура Косыгина Григория Борисовича, министра глобального контроля, которого за глаза называли, «министром КГБ». Впрочем, последний об этом знал, и ни чуть не обижался, а как бы даже гордился аббревиатурой своего родового имени. Это был, по мнению Моргана, самый опасный из членов Совета. Именно он протащил на последнем Совете закон о полном подчинении себе, всех секретных служб. При этом он умудрился убедить Совет, что в каждом Легионе, и его — Моргана Легионах в том числе, должно находиться как минимум одно спецподразделение. Правда, закон был принят в результате жребия, но ведь принят.

— Идиоты, — мысленно выругался Морган. — Добровольно отдать себя под контроль. Нет, положительно идиоты. Между тем, вымуштрованное десятилетиями политической деятельности лицо Дика, излучало ослепительную улыбку, а теплый, дружеский голос автоматически произносил слова приветствия.

— И тебе не болеть, — хмуро буркнул Григорий Косыгин. Сколько помнил, его Дик, он всегда был хмур. Его вытянутое почти треугольное лицо, с подчеркнуто треугольной бородкой, всегда носило, будто приклеенное, кисло презрительное выражение. Даже самые острые шутки, вызывали на его губах, лишь змеящуюся презрительную полуулыбку. Ни кто, и ни когда, не видел, чтобы Григорий открыто улыбался, или смеялся. Задумавшись, Морган на секунду расслабился и, следуя за своими мыслями с интересом спросил:

— Гриш, а ты когда — нибудь, бываешь доволен?

— Сегодня доволен, — сумрачно пробурчал Косыгин.

— Сегодня? Это чем же? — удивленно, вскинул брови Дик.

— Ты потерял двадцать четыре штурмовика, значит, стал слабее, вот я и доволен.

Это был, удар в пах. Морган, чуть не задохнулся от ярости. Но заметив пристальный изучающий взгляд Косыгина, тут же взял себя в руки.

— Ну и я доволен, раз мой друг доволен, — беззаботно заявил он.

— Считай это моим подарком к твоему сто тридцатилетию, — не удержавшись, съязвил Дик.

Напоминать друг другу о возрасте, считалось верхом неприличия среди членов Совета. Однако Косыгин и бровью не повел. Кривая полуулыбка скользнула по тонким губам и по-прежнему ворчливым, но уже с оттенком одобрения голосом он буркнул:

— Хорошо удар держишь, шельмец.

Моргана отпустило. Раздалось почти одновременно несколько сигналов оповещения с разных лифтовых кабин. В зал вошел, или вернее вкатился, Первосвященник Ву Вужоу, по прозвищу Шаман, с лицом Будды стилизованного под европейца и шарообразной фигурой, в которой невозможно было угадать, ни плеч, ни бедер, ни тем более, талии. Короткие ноги, почти отсутствующая шея, и напрочь лишенная растительности голова, еще более усиливали его сходство с биллиардным шаром.

— Господи, ну почему все священники такие жирные, — пробормотал свои мысли вслух Морган.

— Они-с, постятся-с, — в свойственной ему манере пробурчал Косыгин. От другого лифта приближалась стройная и пропорциональная фигура министра финансов Райхмана Вагшаля, по прозвищу Счетовод, одетого в строгий деловой костюм. Уверенный вид и вышколенную осанку министра несколько портил хищно изогнутый нос. А острый слегка прищуренный взгляд, холодных, почти черных глаз, создавал у собеседника ощущение, что он находится под постоянным прицелом. Мимикой Райхман владел превосходно, широкая улыбка долженствующая излучать приветливость, наоборот, словно джеб боксера, удерживала противника на соответствующей дистанции. Последними вошли министр пропаганды и министр юстиции. Клаудио Кортеза Игнасио, отпрыск известного мексиканского мафиози Теодора Гарсия Сименталя, унаследовавший прозвище своего «знаменитого» пра — прадеда Эль Тео, и Бабаджай Зикимо Зубери жгуче черный уроженец Южной Африки. Клаудио — сухопарый и подтянутый мужчина, невысокого роста. На вид лет сорока — сорока пяти, со смуглым, изрезанным острыми морщинами лицом, строго очерченной линией губ и вечно презрительным выражением лица. Бабаджай, как типичный представитель своего народа, отличался гуталиново-черным цветом кожи, жесткими короткими, курчавыми волосами, развитой, при среднем росте мускулатурой, и нежным почти девичьим овалом лица с по — детски припухлыми губами. При внешней мягкости и податливости, характер Зикимо по прозвищу «Зверь» определялся особой жесткостью, или даже жестокостью. Выходец из самых нижних слоев общества, благодаря полному отсутствию совести, и даже зачатков какой либо жалости и сострадания, докарабкавшись до своего положения, буквально по трупам, внушал ужас не только подчиненным, но и некоторым членам Совета. Он был ярым противником Ву Вужоу, и полностью поддерживал апологетику всеобщего истребления, Дика Моргана. При этом, в его руках находилось восемьдесят пять процентов средств массовой информации и весь Совет, хотя или нехотя, вынужден был считаться с его мнением.

— Начнем, — будничным ни чего не выражающим тоном, произнес Счетовод. Совет, велся каждым членом по очереди. Это, не давало ни каких преимуществ, кроме права «ВЕТО». Ведущей мог, воспользовавшись этим правом, аннулировать все решения Совета проводившегося под его руководством. В этом случае, нумерация текущего Совета обнулялась, и негласно считалось, что такого Совета вообще не проводилось. К слову сказать, количество непризнанных Советов, достигало тридцати процентов от общего числа проведенных.

— Начнем, — подтвердил Кортеза.

— Кто мне скажет, что произошло? — спросил Счетовод.

— Произошла маленькая война, — ответил КГБ.

— Из — за чего? — спросил Счетовод.

— Из — за куска мерзлой земли, — пояснил Косыгин.

— Я не понял! — возопил Шаман.

— Зачем нам ЭТО?

— Успокойтесь святой отец, — парировал Морган. — Это не Ваша епархия!

— Это случайность, нонсенс, игра случая! — быстро проговорил Морган.

— Если министр безопасности относится к этому так, — буркнул Косыгин, — то я умываю руки. Дик Морган, дернулся.

— Косыгин, сволочь, всегда находил слабые места. Но сейчас надо было держать лицо!

— Да я к этому, отношусь так, — заявил Морган.

— Важно, не то, как ты к этому относишься, важен результат! — сказал Косыгин.

Морган почти физически почувствовал этот удар.

— Есть и результат, — пытаясь взять себя в руки, продолжил Морган.

— Два неизвестных стратоплана, проникшие на территорию ЗКП РВСН в Баренцевом море уничтожены!

— Уничтожены два, — подтвердил Косыгин, — а сколько их было?

— Трудно сказать, — согласился Пират, — там повышенная ионизация была, изначально, станции показали от одного, до двадцати.

— А если их и было двадцать? — язвительно спросил Косыгин.

— То все равно, все сдохли. Сгорели в ядерной печке, — подытожил Пират.

— Я одного не пойму, откуда у них ядерное оружие? — спросил Шаман.

— Это не у них, это у него, — кивнув на Моргана, устало сказал Косыгин.

— По моим данным, из двадцати четырех штурмовиков, два были снабжены ядерными боеголовками, как раз соответствующей мощности. Какой у них был приказ? — обращаясь к Пирату, спросил Косыгин.

Врать было бессмысленно и Морган, стиснув зубы ответил:

— Уничтожить остров Галля, стереть его с карты планеты.

— Задача не выполнена, штурмовики потеряны, кто управлял стратопланами, мы не знаем, — флегматично подвел итог КГБ.

— Я сомневаюсь в Вашей компетентности, министр, — внезапно заявил Шаман.

Это были страшные слова. Сомнение в компетентности означало, что все автоматически объединяются против одного. Так было в самом начале, после Последней войны. Тогда стол был восьмиугольным и напоминал компас с нанесенными румбами. Но сомнения в компетентности бывших министров и определили нынешнюю шестиугольную форму.

Шаман действовал наверняка. По предварительной договоренности с Косыгина с Клаудио Кортеза, именно он ведущий совет, именно Шаман должен был бросить эту фразу.

— Поддержат, обязательно поддержат, не могут не поддержать, — мысленно уговаривал себя Шаман. Ведь как заманчиво было, используя ошибку в управлении, свалить все грехи на Пирата и добиться его вывода из Совета.

Морган вздрогнул и напрягся. Он мысленно просчитывал, что успеет сделать. По любому выходило, что после всего, Шаман не смог бы восстановиться.

— Тебя это не спасет, — ткнув пальцем в сторону Шамана, прорычал Морган.

— Тебя, только тебя, я выбираю своей целью, — заявил Пират и шагнул к лифту. Формально Морган, бросил вызов только Ву Вужоу, а не всему Совету. Но он прекрасно понимал, что ему не дадут разобраться с этим святошей один на один. Однако он должен был попытаться, должен был использовать свой единственный шанс. Уж лучше всеобщий ядерный пожар, полное уничтожение этой планеты, покрытой человеческой плесенью, чем прозябание, пусть и богатенького, но отстраненного от власти нувориши.

Настала очередь вздрогнуть Шаману, если этот безумец обрушит силы всех своих легионов на одного него, то от его империи останутся ошметки, которые с легкостью дожрут остальные.

— И ведь ни кто не вмешивается, не смотря на все договоренности, — с горечью думал Ву Вужоу. Вызов был брошен персонально и остальным выгодно, чтоб два сильных противника подрались. Любой победивший будет ослаблен войной и станет легкой добычей для других.

— Постой, погоди, я погорячился, — в отчаянии закричал Шаман. Закаменевшая спина Пирата дрогнула, и он остановился в полушаге от лифтового ствола. Неформальные извинения были произнесены, и обострять ситуацию не стоило.

Ни Пират, ни Шаман, не видели, как напряглись и тут же опали мускулы на скулах Косыгина, как сжались в кулаки и вновь распрямились пальцы Кортеза. Еще бы, тщательно спланированная и мастерски проведенная операция по сокращению количественного состава Совета дала неожиданный сбой.

— Ни когда не стоит делать ставку на труса, — решил Косыгин, с ненавистью глядя на Шамана. Клаудио, думал иначе. Малодушие Шамана давало шанс, что в будущем его можно будет использовать, под давлением, в качестве подставной фигуры.

— Спокойней господа, спокойнее, — собирая свои дивиденды, голосом глашатая урезонивал Счетовод.

— Кроме междоусобных свар у нас есть и более значимые задачи.

— Например? — спросил Зикимо.

— Вавилонская башня, — коротко ответил Счетовод. Зикимо не в силах совладать с эмоциями слегка поморщился. Да Вавилонская башня, как и проект, Эдем нужны были всем. Однако в случае переселения и Счетовод, и Пират и КГБ получали зримые преимущества. Кому, например, понадобились бы фермы гидропоники, питаемые человеческими останками и испражнениями, владельцем большинства которых был Шаман? Ведь Эдем был девственно чистой планетой, с толстым слоем хорошо удобренной, жирной почвы, а население его будет, как планировалось, не выше полумиллиарда. Там на Эдеме, десятки тысяч лет предстояло вырабатывать естественные ресурсы почвы, прежде чем возникнет необходимость в фермах гидропоники потребляющих около восьмидесяти миллионов человеческих тел в год. Шаману там светила не власть, а жалкое прозябание, причем на исключительно религиозной основе. Не в лучшем положении был и Зверь. Информационная политика, нужна была здесь, на земле. А полу миллиардом ошалевших от гигантских просторов землян, с легкостью можно было управлять и без средств массовой информации, которые к тому же, с легкостью заменят проповеди ставшего «безработным» Шамана. Кстати и перспективы Кортеза, тоже не выглядели радужными. Юстиция, как и закон в целом вряд ли потребуется в новом мире. Скорее всего, каждый правитель придумает отдельный закон, для своих территорий и в услугах Клаудио, вряд ли кто будет нуждаться.

Это понимали все. Так же, как понимали все и необходимость проекта Вавилонская башня. Как бы то ни было, а часы планеты Земля были сочтены. Планета вошла в экологический штопор, и выйти из него без внешнего воздействия уже не могла. Да и выводить ее было не кому. Правящая элита, загадив донельзя одну комнату во вселенской квартире, переходила в другую, светлую, чистую и уютную. И здесь уже не важны были ни власть, ни престиж. Хотелось просто пожить под голубым небом, не грозящим ежечасно кислотным дождем, поплескаться в теплом ласковом море, подышать свежим, чистым воздухом и насладиться весенними ароматами луговых трав.

Это была мечта и, не смотря на жесткую броню заскорузлой человеческой скорлупы, сотканной из эгоизма и ненависти, в душе каждого, под пластами повседневного дерьма, алой звездочкой тлел уголек теплой божественной искры, именуемой в просторечии Душой.

— Так что там с Вавилонской башней? — небрежно бросил Зикимо.

— Есть вероятность, что она находится в зоне интересов Сопротивления, — будничным тоном произнес счетовод.

— Есть вероятность, что в зоне интересов Сопротивления, находится каждый наш проект, — язвительно заметил Косыгин.

— Это не моя, скорее ваша, сфера влияния, — заметил счетовод, — хотелось бы услышать и соображения профессионала.

— Извольте, — кивнул Косыгин.

— Моим департаментом разработана спец. операция по агентурному контролю на станции. Задействовано четыре агента второго класса, два агента первого класса и агент класса зеро.

— И кто же этот пресловутый Зеро, — полюбопытствовал Морган.

— Если бы я был идиотом, я бы обязательно назвал вам его имя или кличку, — с нескрываемым сарказмом ответил Косыгин.

— Я ни чего не имею против секретности, — смиренно пробормотал Морган, — но ведь надо как — то его отправить на станцию?

— Он бы не был агентом класса Зеро, если бы не мог пройти там, где нельзя и сделать то, что невозможно, — бесстрастно парировал Косыгин.

Не смотря на внешнюю браваду и невозмутимость, Косыгин был растерян. События принимали не зависящий от него ход, и это выбивало из колеи. Девяносто процентов сил и времени было угроблено на борьбу внутри Совета. Основные силы были втянуты, в контроль и слежку за членами Совета. В этой борьбе он упустил что то, важное, главное. Внутренне он понимал, что это Сопротивление, но был не готов к тому, чтоб на борьбу с последним, отвлечь силы, брошенные на Совет. Члены Совета были ближе, их цели понятны, их средства известны. А пресловутое Сопротивление, не имело, ни сколько, ни будь значительных сил, ни подконтрольных и значимых средств, для борьбы с Советом. Именно поэтому, Косыгин, после непродолжительной внутренней борьбы выделил на операцию Вавилонская башня, только одного агента класса Зеро, агента по кличке Хирург.

Но, что это был за агент? Это было само совершенство! Умный, сильный, осторожный, знающий в совершенстве, приемы психологической обработки, свободно владеющий, любым оружием. Мастер перевоплощений, актер, что называется, от бога. Агент, умеющий сочувствовать, любить ненавидеть и искренне сострадать в соответствии с выбранной ролью.

Таких агентов были единицы, и Косыгин искренне сожалел, что одного из лучших предстояло отправить на Вавилонскую башню. Но башня это будущее, это завтра. Завтра, вчерашней планеты Земля. Завтра, которое началось еще вчера. Это Косыгин понимал и принимал с покорностью неизбежности.