Записки пойменного жителя

Павел Зайцев, 1990

«Записки пойменного жителя» Павла Зайцева (1919–1992) – уникальные художественные воспоминания о жизни и красоте Молого-Шекснинской поймы вплоть до её затопления коммунистическими хозяевами России.

Часть 1

Былая жизнь дикой природы поймы

Приход весны и водополицы

Широко и торжественно приходила весна в Молого-Шекснинскую пойму. Как и повсюду на северо-западе России, предвестниками её были грачи. С середины марта, когда солнце начинало улыбчивее греть северные земли, птицы большими стаями летали над сонными дорогами, садились на них, галдели и разгребали конский помёт, отчего дороги становились тёмно-бурыми. Покормившись таким образом перепрелыми зёрнами овса, прошедшего через лошадиные утробы, грачи под ветер улетали в лес и там, нахохлившись, коротали ещё длинные и морозные мартовские ночи. Любимыми местами гнездования грачей были высокие берёзы и осины, росшие поблизости от крестьянских строений.

Ещё высоко от земли скользили лучи мартовского солнца. Но днём они изрядно обогревали крыши домов, припекали бугорки пойменных полей. За околицами деревень, на лугах и полях появлялись проталины. Снег на буграх таял быстро. День ото дня проталины росли, темнея освобождённой от снега землёй. На них появлялись жаворонки, которых в пойме было великое множество. Едва оторвавшись от земли и часто размахивая крыльями, они начинали заливистую песню, поднимаясь под свой аккомпанемент в зенит весеннего неба. Там, в вышине, утолив свою песенную жажду, жаворонки камнем устремлялись вниз и снова садились на облюбованное место, чтобы, отдохнув, повторить всё сначала.

Барашки облаков плавали в весеннем небе и уже собирались в кучки, светясь кристальной белизной. Они уплывали вдаль, к горизонту и, словно айсберги холодного моря, показывали оттуда свои причудливые шапки. Воздух над землёй поймы звенел такой чистотой и был так прозрачен, что ввысь и вширь было видно далеко: устреми взгляд к горизонту и увидишь всё на много вёрст вперёд.

В ясные и тихие дни в воздушном мареве не было видно ни клубка дыма, ни пылинки, ни полосатого следа от пролетевшей стальной птицы. Одна лишь радость прихода весны с каждым днём всё сильнее звучала во множестве птичьих песен. С юга на север тянули клинья гуси и журавли. Кры, кры, гук, гук — часто неслось днём от журавлиных и гусиных цепочек. Много тысячелетий подряд гуси и журавли каждую весну делали остановки на лугах поймы, по нескольку майских дней они кормились пряной травой, отдыхали после дальней дороги с юга, а подкормившись и накопив сил, снова поднимались в небо и летели дальше, на север.

Возвращались на насиженные места жители местного птичьего царства. Прилетев на родную землю поймы, птицы радовались концу дальней дороги. Белобокие чибисы низко летали над лугами и пашнями, выбирая себе места для гнездований. Плутовки кукушки, громко перекликаясь между собой в чащобах леса, лукаво подсматривали, кому бы из глупых птичек подложить в гнездо своё яйцо. На ветвях деревьев у крестьянских строений возле мальчишеских дуплянок парами усаживались скворцы. Они прилетали из леса рано, когда чуть занималась заря, бойко щёлкали, распускали по сторонам крылья, радуясь приходу весны. В утренние и вечерние зори над поймой повсюду летали утки. Частенько они так низко пролетали над деревенскими крышами, что едва не задевали крыльями печные трубы.

Пробудившись от зимней спячки, земля жадно впитывала сырость тающего снега, весенняя влага поила её вдоволь. Освободившись от оков мерзлоты и досыта напившись вешними водами, земля в низинах, не в силах больше принимать влагу, не зная, куда её девать, держала воду в своих земляных ладонях. Сначала вода скапливалась в маленьких ямках-бороздках, потом подбиралась к ложбинкам низин и, заполнив их, прорывалась к глубоким оврагам, а из них уже валом валила к ручьям и речкам. Две главные реки поймы — Молога и Шексна — принимали великий груз работы весны и стремительно уносили его в широкую и раздольную Волгу. Гигантская река России и мира охотно принимала вешние воды не только от своих северных притоков, но и от многих других полноводных рек, входящих в неё с разных сторон, и уносила влитые в неё воды в Каспий.

Молога и Шексна благодаря усиленной работе солнца переполнялись, не могли вместить всю влагу тающего снега; реки-сестры не справлялись с напором весеннего груза. Десятки речушек, сотни ручьев в пору весеннего таяния впадали в них и за несколько суток переполняли их водой настолько, что даже быстрое течение не успевало уносить избыток воды в Волгу. И тогда Молога и Шексна разом выходили из берегов. Наступал разлив. Реки затопляли окрестные луга, поля, леса и деревни. Так было из века в век. То была неукротимая, но умно спланированная свыше стихия природы, дающая жизнь всему живому на огромном пространстве. Человек давно это понял и не побоялся поселиться в самом центре стихии. Когда, в каком веке это было? Трудно ответить, никто не знает.

Незабываемым зрелищем было весеннее половодье в Молого-Шекснинской пойме! Воды, переполнившие Мологу и Шексну, соединялись в огромное озеро-море, которое стояло порой больше недели. Казалось, половодье таило в себе опасность. Но нет, ничего страшного не случалось. Всё живое во время пойменного регулярного половодья обязательно спасалось, люди и животные привыкли к нему. Жители междуреченских деревень во время большой водополицы ездили от дома к дому, от двора до сарая на лодках. Лошади и коровы, овцы и свиньи, кошки и собаки, курицы и гуси — всё домашнее животное и птичье царство загонялось на специальные плоты-лабазы и на повети над скотными дворами. Для мелкой скотины: овец, телят, поросят — на поветях делались бревенчатые помосты, куда их и загоняли. Для лошадей и коров устраивали плоты из многих толстых брёвен с загородками по краям.

Вот и жителям деревни Новинка-Скородумово, в которой я родился, и стоящей рядом с ней деревни Видино водополица была не страшна. Возле них находились «татарский» и «русский» холмы-болоны. На них до наступления водополицы сгоняли скотину. О «татарском» и «русском» земляных холмах я скажу позднее. То были загадочные холмы.

В редкий год во время водополицы дули ветры. Тишину парного воздуха над затопленными полями, лесами и крышами домов нарушало лишь бульканье бесчисленных пузырей, образующихся от проникновения воды в землю. Буль, буль, буль — слышалось в безбрежном водном пространстве, отражающем все краски неба. В деревьях, у утопленных в воду изб и на огородах, в полях и в лесных чащах — над всем разлившимся простором днём и ночью, утром и вечером слышался этот характерный пузыристый звук земли, перенасыщенной влагой.

Конец ознакомительного фрагмента.