Мысли из-под фуражки

Павел Гушинец, 2020

Медицина и армия – это немного грустно, медицина и армия – это иногда смешно, медицина и армия – это нередко страшно. Рассказы о медицине и армии – это всегда интересно. В книгу включён рассказ Дениса Фалевича «Призыв».

Ручки, блокноты и другие лекарства

Аптечные истории

В настоящее время моя работа связана с аптеками. Постоянно мотаюсь по всей стране, контролирую сотрудников, помогаю им в сложных вопросах, короче руковожу.

Однажды решили с одним из подчинённых покреативить и отправиться в командировку по области. Как-никак 30 % продаж происходит в аптеках райцентров, а у нас там конь не валялся. Составили список городов, аптек, гостиниц и поехали.

Приключение вышло ещё то. В сумерках в каком-то лесу едва не покатали на капоте кабана, буржуйский навигатор обманул нас и с дороги привёл на какую-то гравийку. Пришлось узнавать дорогу у местного деда Талаша, который подозрительно поглядывал на нашу немецкую машину и вспоминал, куда он в 45-м пулемёт закопал. Коллега вышел по малой нужде и в темноте нащупал столб с предупреждением о радиационном заражении. Короче, было весело.

Утро встретили в крошечной гостинице райцентра и к восьми часам уже ждали открытия ближайшей аптеки.

Городок нехотя просыпался. Тишину типичных улочек советских пятиэтажек изредка нарушали одинокие автомобили. А у аптеки уже выстроилась нервная очередь. Две-три классические бабуськи, ведущие оживлённый разговор ни о чём, полдесятка маргинальных личностей, мучающихся похмельем, и два опухших типа в костюмах и галстуках — мы с сотрудником.

Бабки поглядывают на нас подозрительно, перешёптываются. Видно, за свидетелей Иеговы принимают. Маргинальные личности молча страдают. На крыльцо выходит зевающая дама-провизор, здоровается с бабками.

— I табе здароўечка, Пятроўна!

— Памагi табе Бог!

Волна оживления пробегает по очереди. Провизор открывает дверь, и бабки тиграми бросаются вперёд, расталкивая нерасторопных страждущих. Мы с сотрудником пропускаем всех и становимся в хвост очереди. Им нужнее.

Прямо перед нами оказывается тоскующий мужичок неопределённого возраста. От него плохо пахнет, умывался он последний раз дня три назад и спал в той же одежде, в которой пришёл в аптеку. Причём спал явно на асфальте. Бабки закупаются мешками лекарств, готовясь к зомбиапокалипсису, выносят мозг провизору и с чувством выполненного долга отваливаются. Начинается выдача боярышника. Мужичок нервничает, видя, как заветные флакончики тёмного стекла переходят в руки его товарищей по хмелю. Он беспокойно переступает с ноги на ногу, причмокивает губами, томится. И, видимо решив скрасить затянувшееся ожидание, обращается к нам:

— Проверка? — вот так, без здрасьте-досвидания.

— Нет, мы по другому делу, — отзываюсь я.

— Ясно, — кивает головой мужичок. — А у нас тут — вон оно как…

И он с такой гордостью обводит рукой аптеку, словно сам принимал участие в её создании.

— Красиво, — отвечаю я.

Мужичок доволен и проникается к нам доверием.

— Может, мы это. Возьмём сейчас боярышника и посидим, как люди.

— Спасибо огромное за предложение, но нам ещё работать сегодня. Да и за рулём мы.

— Жаль, — искренне расстраивается мужичок.

Но тут подходит его очередь, он дрожащей рукой меняет тарелку тусклой липкой мелочи на три заветных флакончика и, не удержав томления, залпом осушает одну, не отходя от кассы. Под щетинистой кожей судорожно дёргается кадык. По лицу расплывается блаженство. Мужичок подмигивает нам.

— Э-э, Василич, а ну завязывай бухать в аптеке! — кричит из-за стекла провизор.

Мужичок улыбается, лихо сбивает шапку на лоб и уходит в рассвет.

Поработав в аптеке, выбираемся на крыльцо. Серое утро. Впереди десятки аптек, дорога, три городка.

— Надо было соглашаться на его предложение, — шутит (или не шутит) сотрудник.

— Это ты виноват, — расстроенно бурчу я. — Не побрился с утра и пиво вчера весь вечер пил, вон какая физиономия опухшая.

— На себя посмотри, — парирует коллега.

Мы грустно идём к машине. А откуда-то издалека уже доносится весёлая песня нашего недавнего собеседника.

В очередь!

Приезжаю с утра в поликлинику. На стоянке перед крыльцом выстроились в ряд пять одинаковых хэтчбеков «Шко-да-Фабиа» белого и синего цвета, сиротливый красненький «Дэу-Матис» и гордая золотистая «Мазда-Берлин-Хеми». Судя по номерам «Шкод», мои основные конкуренты КРКА и «Нобел» уже на месте. Ну, кырковцу простительно: у него регионал-зверь по утрам перед поликлиникой в кустах с секундомером дежурит. И штрафует, если опоздал больше, чем на пять минут. А остальные-то чего так рано припёрлись?

Поднимаюсь в терапевтическое отделение. Четыре представителя рысцой носятся по коридорам, нарываясь на грубости пациентов. Мелькают лифлеты, галстуки. Доносятся обрывки накрепко впечатанных в мозг шаблонных ключевых фраз: «Наш препарат самый препаратистый…», «Период полувыведения на три часа больше.» Включаюсь в рабочий темп. Один врач, второй, третий, седьмой.

Наконец устало усаживаюсь перед кабинетом заведующего терапией. Конкуренты уже здесь. Тоже сидят, отдуваются. Начинаем общаться. Пациенты рядом. После двух вспышек наступает шаткое перемирие. Устанавливается очерёдность. Пациент-медпред-пациент-медпред.

Тут в конце коридора появляется деловая дама. Взгляд серьёзный, в руках строгая папка без логотипа. Но рыбак рыбака за километр чует. Такая же представительница, как и мы. Цокает каблучками, невозмутимо заходит в кабинеты. Две-три минуты, и цокает дальше.

Подходит к кабинету заведующего и рвётся к двери. И тут дорогу ей преграждает пожилой мужичок, только что рассказывавший анекдот «Солвею».

— Девушка, а вы куда? Тут очередь.

— Мне только спросить.

— А очередь из тех, кому только спросить — вот здесь, — и мужичок кивает на ряд представителей.

Улыбаемся даме, машем руками, предлагая присоединяться к нашей компании.

Дама гордо игнорирует наше предложение, задирает носик, тыкает пальчиком в экран планшета, отмечая визит в СРМ, и уцокивает по коридору.

— «Баер», наверное, — негромко говорит КРКА.

— Да какой «Баер»! — смеётся Берлин-Хеми. — С таким гонором явно какие-нибудь индусы.

Жертва рекламы

В отделе хаос и полный цейтнот. В пятницу притащили кипу документов по новым препаратам урологического направления. Сделать аналитику, как всегда, как можно быстрее. Ну я же ответственный, поэтому приволок всё это добро домой и в субботу, пока семейные дрыхли, набросал кое-какие тезисы.

Проснулась жена, приготовила завтрак и уселась за освободившийся домашний компьютер. Через некоторое время зовёт.

— Ты чем тут, пока мы спали, занимался?

— Работал, — отвечаю.

— Ага, работал он, — жена кивает на экран.

А там: «После приёма этих капель мой парень может три часа!», «Как меня любили всю ночь!», «Одна таблетка — и у меня стоит!». Короче, целая куча рекламы соответствующего направления.

— И историю почистил, извращенец? — хмурится супруга.

Пришлось оправдываться и показывать ей документы на новые препараты от простатита и эректильной дисфункции.

Хорошо, хоть дочь первая за компьютер не полезла. А то пришлось бы объяснять про капусту и аистов.

Когда религия — опиум

Я стараюсь лояльно относиться к представителям любой конфессии. Будь ты хоть иудей, хоть кришнаит или пастафа-рианец — лишь бы человек был хороший. Хочешь брить голову и петь посреди улицы под барабан — пожалуйста, хочешь фотографироваться на паспорт в дуршлаге на голове — замечательно, хочешь отрастить дреды и петь регги — поделись тем, что ты куришь, не будь жмотом. Только не пытайся навязать мне свои взгляды на жителей вселенского пентхауса.

Ну и как-то везло мне с этой темой. Когда в наш город приехали адепты Аум Синрикё с портретами Сёко Асахары и десятками вербовали подростков, я пил пиво в подъезде и не пошёл. Сектанта «Белого братства», привязавшегося к нашей стайке гопников, мы едва не отпинали ногами, потому что он принялся упрекать нас за курение. А потом мой подростковый период миновал, появилось немного мозгов и сектантам стало со мной неинтересно.

Свидетелей Иеговы знают все. Это сейчас они уже всем надоели и их не стесняются прогонять прочь. А в конце 90-х они были ещё в новинку. По крайней мере, в нашем небольшом городке.

Одним промозглым осенним вечером в приёмное отделение больницы, где я работал санитаром, поступил звонок. Две скорые везут десяток людей, угоревших в частном доме. Для нашей больницы, к сожалению, не редкость. Половина города — частный сектор, и не новомодные коттеджи, а обычные деревенские избы с печным отоплением. Каждый год с началом отопительного сезона в нашу реанимацию попадали старики, преждевременно закрывшие вьюшку или забывшие, когда в последний раз чистили трубу. Реаниматологи своё дело знали и почти всех спасали.

Так что случай, в общем, банальный, только жертв очень уж много. Ну, разбудили врачей, привезли на такси отдыхавшую смену. Ждём.

Распахивается дверь! Вопли, плач, крики. Приёмное мгновенно превращается в базарную площадь. Что не удивительно. Угоревшие редко лежат тихо. Обычно это плохой показатель — средняя или тяжёлая степень. А пациенты с лёгкой степенью отравления, наоборот, бывают весьма шумными, подвижными, у них слуховые и зрительные галлюцинации, рвота, кашель.

Реаниматологи носятся как угорелые. Пару особенно тяжёлых подключают к аппаратам, остальным колют антидоты. Между делом выясняется, почему пациентов так много. Оказывается, это собрание Свидетелей Иеговы. После вечерней молитвы они собрались в доме одного из адептов, о чём-то поговорить, да и переночевать. А хозяин по рассеяности заслонку печки и закрыл.

Одной из особенностей данной религиозной организации является полный запрет на некоторые медицинские процедуры. В частности — на переливание крови. И вот одна из поражённых женщин внезапно открывает глаза, видит перед собой суетящихся людей в белых халатах и начинает истошно кричать:

— Нет! Только не переливайте мне кровь! Это нельзя делать!

А толпа, одурманенная угарным газом, — это весьма впечатлительное сообщество. Достаточно было заорать одной, как через минуту уже десяток пациентов вопили и скандировали:

— Нет! Только не кровь! Кровь! Кровь!

Хотя никто, в принципе, им ничего переливать не собирался.

Жуткое, я вам скажу, зрелище. В полутёмной приёмной райбольницы, которой три столетия, под сводчатым потолком сидит угрюмая толпа и глухими голосами повторяет:

— Кровь! Кровь!

Идиллию нарушили завотделением и два хирурга — здоровенные дядьки, привыкшие работать руками. Они мигом вычислили провокаторшу, погрузили её на каталку и отволокли в реанимацию. А на сектантов слегка наорали, что сбило настрой толпы.

Через пару дней бледнолицые сектанты ходили по коридорам больницы в потёртых пижамах и раздавали в каждой палате свои брошюрки. Главный врач грозился их выгнать за нарушение режима, но упрямые религиозные борцы не сдавались и продолжали свою деятельность. Успели заманить в свои сети несколько санитарок. Так что ещё несколько месяцев в каждой мусорке больницы лежали яркий страницы «Сторожевой башни».

А годы спустя ехал я из командировки в Брестскую область. Поздняя осень. Подмораживает. Идёт промозглый дождь, который прямо на асфальте превращается в ледяную корочку. Тут вижу: посреди поля стоит бабулька и голосует. Так начинаются некоторые фильмы ужасов. Пустая дорога, поле… Откуда старушка? Притормаживаю.

Обычная бабка, в мокром пальто, от которого пахнет псиной, в цветастом платочке и с огромным чемоданом на колёсиках. На ведьму или вампира, вроде бы, не похожа.

— Милый, ты в Минск?

— Туда, бабушка. Садитесь, подвезу.

Помогаю загрузить неожиданно тяжёлый и грязный чемодан в багажник. Включаю печку посильнее — бабка явно замёрзла. Проходит минут десять в молчании, только из колонок негромко ноет Стинг.

И вдруг бабка вздрагивает, словно её включили:

— А ты в Бога веришь?

И тут я понял, что попал.

— Верю, бабушка.

— Не в того ты Бога веришь! — категорично заявляет старушка. — В неправильного. Мы тоже раньше в неправильного Бога верили, а теперь пастор приехал и научил.

И начинает мне рассказывать историю, достойную голливудских страшилок. Деревня их в трёх километрах от трассы, то есть чемодан бабуська волокла по раскисшей грязи. Обычная белорусская деревня, из которой бежит молодёжь и где остаются только старики. Церковь когда-то была, но после 39-го приехали какие-то товарищи из города и взорвали — один фундамент остался. На этом фундаменте уже в начале 2000-х православные возвели часовню, но своего священника в посёлке не было. Наезжал раз в месяц — крестил, женил, исповедовал.

А пару лет назад приехал в их деревню некий пастор. С невиданной быстротой построил большой кирпичный дом и начал проповедовать. Учение его напоминало одно из направлений протестантизма, но с каким-то сектантским уклоном.

— Сказал нам пастор: снимите со стен крашеные доски и принесите их к моему дому.

«Это она про иконы», — понял я.

— И принесли?

— Принесли, — радостно закивала старушка. — Развели большой костёр и стали в этот костёр раскрашенные доски бросать. И молитвы пели.

«Замечательно, — подумал я. — Дети кукурузы, чтоб их!»

Подумал: высадить старуху, что ли? Так ведь проклянёт, ведьма! Да и дождь сильнее пошёл. Замёрзнет — помрёт, возьму грех на душу.

Бабулька вещает, сыпет фразами из Евангелия, цитирует по памяти большие куски.

«И деменция её не берет!» — поражаюсь я.

— А что батюшка сказал?

— А что этот еретик бородатый скажет?! — завелась бабка. — Приехал, ругался, грозился милицию натравить. Но мы его прогнали. Мужики и побить пригрозились.

Чтоб как-то сбить разговор с религиозной темы, спрашиваю:

— А в Минск-то зачем едете? К внучке?

— Нет, милый. Я на вокзале переночую, а утром на Кома-ровку пойду (это большой минский рынок). Буду там слово нести и проповедовать. У меня и листы с собой в чемодане.

Я стиснул зубы и всю оставшуюся дорогу нарушал скоростной режим изо всех сил. На прощание старуха пыталась всучить мне несколько ярких листков, но была категорично послана. И ушла, даже спасибо не сказала.

А через пару дней поехал я на Комаровку. И ещё издали услышал гнусавый старушечий голос, распевающий псалмы. Это была она, моя знакомая с трассы. За эти дни она слегка сдала: сказались бессонные ночи на вокзале. Из-под платка торчали немытые сальные волосы, но глаза горели прежним огнём фанатика.

Короче, будете ехать через Брестскую область, держите оружие наготове. Где-то там, среди раскисших полей, зреет гнездо новоявленных «Пенсионеров кукурузы».

Сетевой маркетинг

Впервые в сетевой маркетинг меня попытались затащить на заре студенчества, когда на первом курсе медуниверситета я активно искал работу. Заманили на собрание в какой-то промозглый актовый зал полузаброшенного кинотеатра, где со скрипящей сцены важные люди в костюмах долго рассказывали, каким я буду богатым. Но как только в зале прозвучало волшебное слово «Гербалайф», я сбежал.

С тех пор чувствовал себя в этом деле умным и опытным и лишь смеялся в ответ на любые предложения из этой области.

Нельзя быть таким самонадеянным.

В недавнем прошлом работал я руководителем подразделения в известной немецкой фармацевтической компании. Из Германии мы крупным оптом возили лекарства и продавали их в отечественные аптечные сети. Всё легально, зарегистрировано в Министерстве здравоохранения, продаётся только через аптеки.

И вот один из наших сотрудников внезапно попал в сети одной псевдофармацевтической корпорации, не будем её называть, но в России она очень популярна. И человека как будто подменили. Ни о чём другом он говорить больше не мог. Любой разговор сводил к своей фирме и шикарным бонусам, которые нас ожидают, если мы подпишемся в эту секту. Постоянно описывал новые продукты, которые выпустил их завод, и какую пользу они приносят людям. Приносил на работу разные баночки и тюбики и давал всем попробовать. И зазывал, зазывал…

Каюсь, в один момент я дрогнул и поддался на его уговоры. Были финансовые проблемы из-за покупки квартиры, кредиты вопили и требовали ежемесячного кормления, и моей неплохой, в принципе, зарплаты катастрофически не хватало.

И я согласился.

Для начала мне позвонил молодой человек, представился региональным директором Игорем, непрерывно тыкал, всячески коверкал моё имя и звал на тренинг. С первой минуты разговора у меня возникло стойкое желание послать Игоря куда подальше. Ну, как-то я отвык от подобного общения с незнакомыми людьми. Тем не менее Игоря я внимательно выслушал, на тренинг не пошёл и в дальнейшем игнорировал его звонки.

Через два дня в мой кабинет буквально ворвался коллега, попавший в сети секты.

— Ты почему не отвечаешь на звонки Игоря?

— Знаешь, Роман, твой Игорь показался мне хамом и вызвал очень негативные эмоции. Поэтому передай ему, пожалуйста, чтобы он избавил меня от дальнейшего общения.

— Да ты не понимаешь! Игорь — гений! Он всего за два года смог построить крупнейшую в стране сеть и уже достиг уровня серебряного директора (ну или бриллиантового, не помню уже).

— Пусть примет мои искренние поздравления. Но общаться с ним я больше не хочу.

Коллега выскочил из кабинета, чуть не хлопнув дверью.

Через полчаса мне позвонили. Очередной молодой человек представился Владимиром Николаевичем, начальником Игоря. Всячески извинялся за хамство подчинённого, был крайне вежлив и звал на тренинг. «Золотой директор» знал своё дело. Я оглянуться не успел, как зачем-то согласился.

Уже потом, когда вся эта эпопея закончилась, я сел и подумал, почему сектанты за меня так взялись. А всё было просто. На тот момент я поддерживал коммерческие контакты с руководителями крупнейших аптечных сетей, общался с медицинским начальством и имел неслабый опыт в продажах официальных лекарственных препаратов. То есть если бы я втянулся в секту и начал по своим каналам толкать фигню через фармацевтов и провизоров, то у регионального подразделения секты получились бы нехилые продажи. Ну и медицинское образование тоже на дороге не валяется.

В назначенный день я пришёл на тренинг. В большом помещении офисного центра собралась сотня человек, в основном пенсионеры и студенты. На трибуну вышел Игорь и начал вещать.

Минут через пять я понял, что мой студенческий опыт повторяется и пора сматываться. Человек, который занимался продажей средств, помогающих от всех на свете болезней, не знал элементарных медицинских терминов, путал панкреатит с холециститом, предлагал лечить онкологию шаманскими средствами в виде порошка из оленьих рогов.

И что самое страшное — толпа внимала ему с благоговением! Вокруг меня сидели жители восточноевропейской столицы и слушали эту дичь с раскрытыми ртами! Ну ладно пенсионеры, у них маразм подступает. Но студенты! Молодёжь ведь у нас умная, с сознанием, незамутнённым коммунистической идеологией. Что ж вы отключаете свой разум, как только звучит слово «деньги»?

Игорь закончил выступление и на сцену поднялся «золотой директор» Владимир Николаевич. О препаратах он рассказывать не стал, а сразу расписал зрителям их доходы, если они вступят в секту. В доказательство он показывал какую-то выписку из банка. И утверждал, что это его доход за месяц. Толпа охала и кивала головами. Я присмотрелся к мутным цифрам на экране и ещё больше захотел оттуда свалить. Доход «золотого директора» за текущий месяц составил приблизительно 70 % моей зарплаты.

Владимир Николаевич закончил, ему бурно и продолжительно поаплодировали.

Последней на сцену вышла солидная дама. Она разделила зал на три группы. Первые две должны были остаться в помещении для каких-то игрищ. Третья получила задание — выйти сейчас на улицу и втюхать десяти первым встречным прохожим какой-то флаер. К счастью, я попал в третью группу. Получил стопку флаеров и бросился наружу, чтобы бежать и не оборачиваться.

Не тут-то было! На выходе меня перехватил Владимир Николаевич.

— Здравствуйте, — радостно улыбнулся он. — А я вас давно заметил. Может, пройдём в мой кабинет и поговорим?

— Здравствуйте, — ответил я. — Владимир Николаевич, я внимательно выслушал вас и вашего коллегу и хотел бы задать вам один вопрос. Где можно посмотреть регистрационные документы на ваши препараты?

— Документы? — смутился «золотой директор». — Но ведь вы отлично знаете, что БАДы не требуют обязательной регистрации.

— БАДы? Но в выступлении Игоря ни разу не прозвучало это слово. Он неизменно называл вашу продукцию препаратами. Поэтому и возникла небольшая путаница.

— Так мы можем поговорить? — директор попытался вернуться в колею, но меня уже подхватила радостная толпа пенсионеров. Зомбированные бабульки спешили на улицу, разносить весть о чудодейственных средствах народу, втю-хивать флаеры и творить добро.

— В другой раз, — пообещал я. И затерялся в толпе бабулек.

Как я оттуда бежал!

Сетевики несколько недель брали меня измором. Они звонили по телефону. Присылали по почте «коммерческие предложения». Заманивали красивыми картинками дорогих машин и домов где-то на лазурном побережье. Всё это должно было стать моим, если бы я только вступил в их секту.

Пришлось уйти в глухую оборону.

Коллега ещё месяц не сдавался. Решив, что финансовым благополучием меня не пронять, он решил призвать меня к клятве Гиппократа. Рассказывал о том, что надо помогать людям. Притащил какое-то чудное средство для очистки организма. После первой же таблетки меня неделю не отпускали стены одной тесной комнатки. Я сбросил килограммов пять и действительно почувствовал себя легче.

От дальнейших экспериментов над своим организмом я категорически отказался.

На тренинги больше не пойду. Наверное.

Добро пожаловать

Через несколько лет работы медицинским представителем я вырос до регионального менеджера. Начал ездить по стране, контролируя удалённо работающих сотрудников. И особенно любил Брест и Гродно. За близость к границе. Тогда ещё были отдельные пешеходные переходы и при наличии визы можно было недорого затариться в дьюти-фри соседей.

В пять вечера заканчиваю работу и еду из Гродно к границе. На переходе уже небольшая очередь из переминающихся мужчин. Все с пакетиками, как будто вечером в магазин собрались. Таможенники с обеих сторон работают, как автоматы. Пропускают сразу человек по пять.

— Цель вашего визит-та в Литву? — интересуется прибалтийский таможенник.

— Я это…

— А, пон-нятно. Чего я спрашиваю? — кивает таможенник, увидев в моих руках шуршащий пакет. — Добро пож-жаловать.

И шлёпает мне в паспорт печать.

Захожу в дьюти-фри, беру текилу, коньяк, забрасываю позванивающий стеклом пакет на плечо и начинаю неспешно прохаживаться вдоль дороги. В принципе, можно было бы и назад. Цели поездки достигнуты. Но ради приличия стоит побыть за границей хотя бы минут сорок. А не ломиться обратно, на Родину, как лось. Тепло, птички поют. И этот неповторимый запах Европы.

За моими метаниями наблюдает прибалтийский таможенник, который двадцать минут назад впустил меня в страну. Некоторое время он тоскливо провожает меня взглядом, а потом не выдерживает и машет рукой.

— Ну чег-го ты муч-чаешься? Иди уже обратно.

Вернулся на Родину. Ностальгия замучить не успела.

О бедном медпреде замолвите слово…

Опасная работа

Медпред — работа нервная. В день приходится общаться с огромным количеством людей. Не все из этих людей тебе рады, а многие так и вообще не рады. И те, кто не рад, — это чаще всего пациенты.

В самом начале представительской карьеры досталась мне поликлиника в пролетарском районе. Почти весь район ещё в советское время застроили хрущёвками и поселили туда рабочих с ближайшего завода. В конце 2000-х там жили уже их дети и внуки, но атмосфера оставалась своеобразная.

Начальство вызывает меня к себе и распоряжается:

— Павел Владимирович, мы доверяем вам третью поликлинику. У вас отличные показатели, значит, и этот район вы поднимете без труда.

И тут я слегка приуныл. Что такое третья поликлиника, я знал. И почему девчонки-представительницы хором отказываются туда ехать, тоже знал. До сих пор по компании ходила байка, как одной невезучей девушке прямо во время визитов со служебной машины колёса сняли. Работать с этой поликлиникой было бесполезно. Пациенты, посещавшие её, покупали исключительно самые дешёвые препараты, а то и вовсе не покупали, а лечились народными средствами. А наши препараты были в списке отнюдь не самых дешёвых. Значит, яма в выполнении плана, прощай, квартальная премия, и совесть будет мучить.

Ну, раз начальство распорядилось — надо делать.

В первый раз еду в поликлинику с усилением — региональным менеджером Валиком. Валик нервничает не меньше моего. Входим в коридор. А там с самого утра — толпа. Просачиваемся к терапевту, прорываемся к урологу, разбавляем очередь беременных к гинекологу. Остаётся травматолог. И тут мы попали.

В кабинет мы вошли без труда. Смотрим: сидит очень пожилой седовласый доктор и лечит чуть ли не конвейерным способом.

— О, коллеги! — обрадовался травматолог. — Присаживайтесь на кушетку. Сейчас я пациента отпущу и поговорим.

А за дверью — толпа. Значит, на разговоры не больше трёх минут. Иначе будет скандал. Доктор отпускает пациента, кивает, мол, садитесь поближе. Достаю листовки, образцы, начинаю быстро рассказывать.

И, на свою беду, мы доктору понравились. То ли пациенты его довели, и захотелось переключиться, то ли давно с молодёжью не разговаривал. Короче, он всю нашу информацию мимо ушей пропускает и давай нам про свою практику истории рассказывать. А толпа за дверью волнуется. Пять минут проходит, десять. Пытаюсь встрять в монолог травматолога, «спасибо, доктор, мы пошли», но он чуть ли не силком усаживает нас обратно.

Пациенты заглядывают в кабинет.

— Э-э, вы тут скоро?

А доктор на них грозно так:

— Не мешайте мне с коллегами разговаривать!

И выставляет их обратно в коридор.

Короче, когда мы наконец-то вырвались, нас снаружи уже ждали. Такая типичная гоп-компания. Причём заранее в повязках и гипсах.

— Э-э, а ну идите сюда! Вы чего так долго?

Валик хватает меня за рукав.

— Пошли быстрее!

— Э-э, стопэ! А ну сюда, — ревут вслед пациенты.

Чуть ли не бегом мчимся по коридору. И тут краем глаза замечаю, что в нас что-то летит. Дёргаюсь в сторону, и костыль, который прицельно метнул гражданин с гипсом на ноге, стрижёт Валика по уху и врезается в стену. А ведь на сантиметр правее, и пришлось бы к травматологу возвращаться.

Больше в эту поликлинику Валик не ходил.

Враг медицины

Где-то с середины 2000-х Минздрав решил разобраться с таким безобразием, как медпреды, и издал негласный указ. Почему негласный? Потому что официальный указ, напечатанный на бумаге, являлся нарушением антимонопольного законодательства и ещё кучи всяких законов, в которых я не разбираюсь. А тут собрал министр всех главных врачей областей в своём кабинете, погрозил пальцем, мол, чтоб в поликлиниках медпредов больше не видели. Можно только сотрудникам национальных компаний. А иностранцы, гады, родину продают.

Главные врачи, по старинной белорусской традиции, хором кивнули.

— Будет сделано!

И пошли пальцем районным главврачам грозить.

Для медпредов началась весёлая жизнь. Особо назначенные каратели из рядов старших медсестёр и начмедов дефилировали по коридорам поликлиник, вылавливая парней и девушек в деловых костюмах и пинками выгоняя их на улицу. Впрочем, в медпреды набирают людей упорных. Через пять минут, покурив на крыльце, эти деловые костюмы лезли обратно. Запуганные врачи опасались взять из рук медпреда ручку. Мол, что вы, это же взятка. На презентацию в ресторане приходили особо храбрые. Короче, наступили смутные времена.

Но работать-то надо. Планы продаж никто не отменял.

В очередной рабочий день крадусь в поликлинику. Прямо в фойе меня перехватывает грозная женщина в белом халате. На халате бейджик — начмед такая-то.

— Куда?

Хм, может, у меня на лбу профессия написана?

— В поликлинику, к терапевту, — отвечаю. — Приболел что-то.

— Да за километр видно, что медпред. Постановление Минздрава читали?

Не читал. Потому что оно устное. Но делаю лицо кирпичом.

— Да я приболел что-то.

— И в галстуке на приём припёрся?

Дресс-код, чтоб его! Вот где собака зарыта!

— Короче, иди отсюда! — машет кулаками дама в халате. — Если тебя в коридоре увижу — милицию вызову.

Выхожу на крыльцо, звоню начальнику. Так, мол, и так, начмед запрещает работать. Начальство успокаивает угрозами лишения премии. Эх, придётся идти.

Проскальзываю в кабинет к первому терапевту, душевно общаюсь со вторым. Только устраиваюсь на стуле у третьего, как дверь чуть ли не пинком распахивается! В проёме возникает объёмная фигура начмеда.

— Вот он! — откуда-то из-за спины руководства вопит вредная санитарка. — Я его сразу заметила. Шастаеть тут по калидорам!

— Я говорила тебе, к врачам не заходить?! — рычит начмед.

— Послушайте, у каждого своя работа, — пытаюсь оправдаться я.

— Это у меня работа, а у тебя — вредительство.

Дама хватает меня за воротник, рывком сдёргивает со стула. Я не ожидал такой подлости, поэтому чуть не оказался на полу.

— А ну-ка пошёл отсюда!

С позором меня изгоняют в коридор. Но и на этом проблемы не кончились. В порыве праведного гнева начмед вызывает милицейский патруль. Приходят два бравых сержанта и провожают меня вон из поликлиники. Дама кричит вслед, что я нарушил общественный порядок и требует для меня пятнадцати суток тюремного заключения.

Патрульные заводят меня за угол.

— Ну всё, иди себе.

— А как же…

— Иди, иди. Эта ненормальная нас по три раза на день вызывает. Всё медпредов гоняет. Если мы каждого будем в отделение волочь, у нас скоро там места не останется. Иди спокойно.

Я уже повернулся, чтобы идти к машине, как патрульный окликает меня:

— Погоди минутку. А подари ручку.

Ежедневник

Неизменный атрибут каждого медпреда — это его ежедневник. Кто-то исписывает его деловыми пометками, кто-то рисует солнышки и крокодилов. Не раз я говорил моим сотрудникам:

— Коллеги, ежедневник медпреда — это документ. Его должно быть не страшно потерять или показать врачу.

Но был у меня один товарищ по имени Василий. Вот, вроде бы, и толковый был сотрудник, и общий язык находил с докторами, но постоянно влипал в разные истории. И всё из-за своей несерьёзности.

Например, прямо в ежедневнике он мог написать что-то вроде: «Доктор Иванов — тупой. Третий раз рассказываю ему про преимущества препарата, а он забывает».

Или: «Терапевту Петровой стоило бы сменить духи. Или меньше их использовать».

И всё остальное в таком же духе.

По закону подлости, доктором, у которого Вася забыл ежедневник, был плечистый хирург. Вася вспомнил про книжицу минут через пять и рысцой бросился обратно. Поздно. Врач листал ежедневник и с интересом читал комментарии.

— Простите, Иван Иванович, это мой ежедневник, — пролепетал Вася.

— Я заметил, — с угрозой в голосе ответил хирург. — Очень интересное чтиво. А каким эпитетом я у вас помечен?

— Ну что вы, это же всё шутка.

— Показывайте, показывайте.

Вася потянул записи на себя, но врач чуть ли не силой вырвал у медпреда ежедневник, полистал и прочитал напротив своей фамилии: «Доктор — засранец, выпрашивает ручки».

Через минуту медпред летел по коридору. Вслед ему летел ежедневник. Конкуренты радовались и потирали руки.

Выгорание

В одном из районов города несколько лет работала женщина-медпред. Было ей лет сорок, но выглядела она едва на тридцать пять. Деловой костюм, макияж. Энергичная, подвижная — смерть конкурентам. Иногда сталкиваясь с ней в аптеках, поражался отточенности фраз, умению вовремя пошутить, отсутствию стеснительности и упорству. Мечтал переманить её в свою компанию, но предложить было нечего. Зарплата ниже, машины хуже. Приходилось молча завидовать.

Потом внезапно представительница пропала почти на год. А однажды я снова встретил её в аптеке. И с трудом узнал. Оказывается, она сошла с ума, а поведенческий рефлекс остался. Ходила в рваной куртке, с причёской «дикое гнездо» по аптекам и чётко выговаривала слоганы, беседовала с провизорами о препаратах. Фармацевты её узнавали и жалели. Пациенты в очередях шарахались. Руководство компании, в которой она раньше работала, натравливало на неё то милицию, то психиатров. Там считали, что своим появлением в аптеках она портит лицо фирмы. Ну да Бог им судья. Ещё через год состояние бывшей представительницы ухудшилось и её госпитализировали.

Конец ознакомительного фрагмента.