100 вопросов без ответов. Военно-морской флот России. Russian Navy 100 unanswered questions

Павел Георгиевич Рупасов

Национальный морской музей России (ЦВММ), г. Петербург. Критические размышления. Вопросы к дирекции музея от имени посетителя. Первая книга на эту тему (июль 2019 г.) осталась без ответов. Это вторая попытка обратить внимание на изменения в стенах учреждения, образованного Петром Великим. Интересы автора не ограничиваются последними 30 годами жизни организации, его современной политикой и отношениями с гражданами. «Как было», анализ сегодняшней музейной политики и его портрет, «как стало…».

Наставники и основатели

Главные смыслы и хождения «по морям» и «за три моря» в нашей книге почерпнуты из «трех начал»:

— книга историка флота Степана Фёдоровича Огородникова, описывающая времена жизни морского музея с 1709 по 1909 гг. [Огородников, 1909].

Степан Фёдорович Огородников

Степан Фёдорович Огородников (1835—1909) — офицер Российского Императорского флота, участник Крымской войны 1853—1856 годов, историк, исследователь отечественной морской и военно-морской истории, офицер ученого отделения Морского технического комитета, писатель, краевед, автор трудов по истории Архангельского Поморья, действительный член Императорского русского военно-исторического общества.

2) статья начальника ЦВММ в период с 1991 по 2004 гг. Евгения Николаевича Корчагина, описывающая времена с 1917 по 2004 гг. [Девять…, 2004];

3) труды директора ЦВММ с 2013 по наст. время Руслана Шамсудиновича Нехая с 2013 по 2019 г.

Мы взяли эти три фамилии как «реперные точки», помогающие следовать нашей книге на пути рассмотрения эволюций, происходивших с музеем и в музее за 310 лет его существования.

Упомянутая книга «История ЦВММ (1709—2019)» на 760 страницах издана музеем в январе 2019 года и на 80 процентов написанная Андреем Леонидовичем Ларионовым — великий итог работы творческого коллектива четырех авторов ЦВММ (А. Л. Ларионов, С. Ю. Курносов, Р. Ш. Нехай, С. Д. Климовский) [История…, 2019]. Об этой книге мы будем размышлять отдельно.

О «книге Ларионова» и о нем самом мы скажем по-другому, то есть не как о «наставнике». То же самое касается капитального исследования С. Ю. Курносова и его фундаментального труда «Морские музеи: история, современность и перспективы» на 660 страницах, из которых 403 страницы — примечания, библиография и приложения [Курносов, 2002].

О «книге Ларионова» мы будем говорить много, и разговор этот еще впереди, а книга С. Ю. Курносова будет помогать нам видеть, что есть морские музеи, какие они существуют в мире, как появлялись, «куда шли» и какие задачи решают «сегодня», то есть, к 2002 году. И хотя сегодня год 2019-й, другой столь капитальной книги «об эволюциях морских музеев» мы под рукой не имеем.

В армии и на флоте работает могучий принцип единоначалия: командир части, учреждения, организации Министерства обороны РФ единственный имеет право на переписку, что совпадает с французским — «чья земля под виноградником — того и вино». Сегодня более ста специалистов в ЦВММ и шести его филиалах «возделывают виноградники» ЦВММ, но по признаку «единоначалия, замешанного на французских традициях» — все вино с этих полей Руслана Шамсудиновича. Вся слава его, и вся ответственность за качество вина также его.

Уговорившись таким образом, понятно, почему Нехай в нашем ряду третий. То есть, сегодня он главный в музее и Впередсмотрящий.

Нам мало известно о биографиях трех избранных нами мэтров, но смыслы, которые они вложили в свои труды, нам близки, и мы их всю книгу будем пристально изучать глазами не специалиста, но простого посетителя и любознательного читателя.

Первым в списке из трех персон — «наставников» — историк флота, подполковник, штурман С. Ф. Огородников (1835—1909 гг.)

Называется его труд «Модель-камера, впоследствии Морской музей…». Книга эта, изданная к 200-летию музея в 1909 г. является, по-видимому, последним трудом его жизни. Очевидно, Огородников не был сотрудником морского музеума, но написал на 96 страницах до сих пор весьма ценную книгу.

Евгений Николаевич Корчагин

Второй наш «визави» Е. Н. Корчагин (1945—2015), директор ЦВММ (1991—2004 гг.), капитан 1-го ранга в 2004 году переиздает книгу С. Ф. Огородникова с весьма значимыми и, одновременно, очень странными словами в тексте анонса: «…Книга С. Ф. Огородникова — это единственная из опубликованных за всю историю музея работа, содержащая наиболее полные и объективные сведения о нем…». Странными нам эти слова кажутся потому, что за последующие с 1909 по 2004 гг. сто пять лет книга Огородникова, по мнению весьма уважаемого в музейных кругах Е. Н. Корчагина, так и осталась «Единственной из опубликованных («наиболее полной и содержащей объективные сведения о нем») за всю историю музея работой».

Путеводители по музею с 1909 по 2004 год издавались раз пять /по памяти/, в советские времена был даже Детский путеводитель по ЦВММ, но «Огородников» так и остался «единственной книгой». Впереди мы будем много говорить, изучать и систематизировать книгу Огородникова. Но почему она так и осталась «единственной» книгой о Морском музее России за последующие с 1909 года сто пять лет существования страны, мы попробуем предположить именно сейчас.

«Времена Огородникова» (1909 г.), несмотря на то что время было для истории России имперским, его «нравы позволяли» Огородникову рассказать о всех перипетиях жизни музея с 1709 по 1909 год, например, о таких фактах, как невозможность «окончить скорее поверку имущества и явиться на службу» даже под нажимом писем Адмиралтейского Департамента директору «Морского музеума» Русановскому Петру Ивановичу (время директорствования над музеем 1810—1823) в связи с чем, в частности, стояла закрытой и библиотека «Морского музеума» с 1810 по 1822 гг., как стоит наша библиотека закрытой с 2013 года по настоящее время. Русановскому, отчасти, Французское нашествие и начавшаяся было, но так и не случившаяся передислокация музеума из Петербурга помешали вовремя открыть библиотеку, а какой «француз» Руслану Шамсудиновичу мешает уже шестой год сделать библиотеку доступной — остается тайной для большинства сотрудников ЦВММ…

Вопрос: Руслан Шамсудинович, какие причины мешали с 2013 по 2019 годы открытию библиотеки ЦВММ для сотрудников и всех желающих россиян?

Благодаря, как оказалось, относительно свободной «несвободе слова», характерной для 1909 года, мы сегодня знаем от Огородникова о рапорте Русановского Департаменту в 1818 году: «об недостатках книг по библиотеке ничего определенного сказать не могу /пишет Русановский/, ибо и сам не знаю, есть ли оныя или нет». На что Департамент в своем ответе не без иронии заметил: «Невозможно поверить, чтобы попечительный и добропорядочный хозяин в течение 8 лет не обозрел, что есть и чего нет в его доме!»

Русановский чувствовал себя настолько хозяином в музеуме, что даже предпринятые Департаментом меры не помогли: чтобы «побудить директора к надлежащей деятельности, Департамент предписал производить ему половинное только жалование».

Огородников разгадывает поведение Русановского имевшего дружбу с тогдашним морским министром маркизом де-Траверсе. — Вот причины «видимой любви /Русановского/ к сибаритству, оказавшему на дела музея разлагающее влияние» и далее: «С 1794 года Русановский занимал должность чиновника особых поручений при начальнике нашей гребной флотилии вице-адмирале маркизе де-Траверсе. Русановский плавал с маркизом непрерывно в течение последующих пяти лет» (С. Ф. Огородников, стр. 28).

Там же: «Желаемый порядок водворился в музее лишь к 1822 году, а в 1823 году Русановский, будучи уже в чине статского советника, был уволен от службы, причем, согласно ходатайству маркиза де-Траверсе, высочайше пожалован ему в пенсион полный оклад жалования по 1500 рублей в год. Русановский умер в Москве в 1839 году» (там же, стр. 28). Для справки не удержимся сказать, что 1500 рублей в год — это цифра, которую получал от Империи ежегодно Морской музеум на свое развитие и повседневную жизнь.

Не будем проводить аналогий с закрытой ныне библиотекой ЦВММ.

Нам более интересно, почему книга Огородникова оставалась и, возможно, остается «единственной… содержащей наиболее полные и объективные сведения» о музее, как написал в своей аннотации к книге Огородникова директор ЦВММ Е. Н. Корчагин в 2004 году…

Но, возможно, уже этот выше приведенный пример с директорствованием Русановского дает часть ответа: времена, нравы и цензура в 1909 году позволяла публиковать нелицеприятные критические моменты, мешающие нормальному и должному развитию Морского музеума, а после 1909 года и во времена Корчагина эти возможности в русской публицистике, по крайней мере в отношении Морского музея России, были утрачены. Евгений Николаевич, пользуясь «демократической оттепелью», смог и «Огородникова» извлечь — переиздать. Вернее, успел перед увольнением (2004 г.) и многие другие «вещи» назвать своими именами (это мы о «деидеологизации» и о статье Рогачева-Ларионова-Курносова), но в 2004-м же году Корчагин становится «неугоден» несмотря на заслуги (за время своего начальствования над ЦВММ он — беспрецедентный ряд (!) — 23 раза вывез ЦВММ за рубеж и показал миру, что такое национальный военно-морской музей России!).

Корчагин, несмотря на заслуги и авторитет, увольняется из ЦВММ, его просьба оставить его в ЦВММ на должности рядового научного сотрудника не удовлетворяется. Но и «те» «сильные морские ветры» не смогли загнать на мель столь значимую для истории ЦВММ фигуру, как Евгений Николаевич Корчагин, и его в качестве «поощрительного приза» назначают директором музея «Исаакиевский собор».

Дата смерти Евгения Николаевича нам неизвестна. В ЦВММ не принято почитать выдающихся музейных деятелей прошедших времен. Где доска почета в ЦВММ? Мы ее, как и большинство посетителей музея, тоже не видели. Нет в музее и традиции посещать могилы сотрудников, внесших значительный вклад в развитие музея, а ведь традиция такая была… После интенсивных зарубежных «гастролей» времен Корчагина музей в «зарубежные экспозиции» выезжал не более пяти раз. Может быть достоин Евгений Николаевич, чтобы мы проведали его место захоронения.

Петропавловская крепость, г. Санкт — Петербург.

Вопрос: почему доска почета ЦВММ не размещена на видном, для всех посетителей музея обозримом месте? Почему и Красное Знамя, которым награжден ЦВММ, не хранится по армейским традициям на виду у сотрудников и посетителей под стеклянным колпаком, и где оно хранится?

За ограниченностью места в нашем альманахе скажем об Огородникове, что он скрупулезно пересчитал для нас все что осталось в музее к моменту его вторичного воссоздания в 1867 году после расформирования в 1827-м. Мы только благодаря Степану Фёдоровичу знаем, что из всех реликвий в Адмиралтейских верфях сохранился «запыленный штандарт Петра Великого за шкафом и модель, собственноручно изготовленная Петром Великим, простоявшая почти сорок лет забвения Россией своего Морского музея на подоконнике без футляра /по памяти/ до 1866 года». Повторимся, — распоряжение, отданное Адмиралтейским Департаментом — сыскать еще моделей кораблей и старых чертежей по верфям разных городов Российской империи — ни к чему не привело. Обнаружилось, что моделей и старых чертежей нет ни в Соломбальских верфях (Архангельск), ни в Астраханских, ни во всех других.

Далее Огородников скрупулезно не поленился пересчитать для нас — нынешних его потомков — два «пополнения» музея с момента его возрождения в 1867 г. и наглядно демонстрирует «прилив поступления предметов в музей», приводя для нынешнего и всех предыдущих читателей «… перечень предметов в порядке поступления по годам». Таким образом, читая «Огородникова», мы узнаем, какие предметы поступают в музей с момента его второго возрождения в 1867 году, а затем в 1868-м. И так по порядку до 1908 года включительно. Огородников назвал для нас (!) каждый из пяти тысяч поступивших предметов, описал происхождение каждого предмета — кто подарил или из какого учреждения предмет поступил, или «приобретено покупкою» и у кого… Современным языком выражаясь он нам составил ТЭП (Тематико-экспозиционный план всего музея). Ничего подобного с тех пор о музее прочитать невозможно.

И места, оказывается, в книге журнального размера для этого надобно немного, а именно — девяносто шесть листов.

Такого отношения к предметам, их происхождению, к дарителям и проч. уже с тех пор не было. С 1917 года все было «идеологизировано», с 1991 года «деидеологизировано», путеводители выходили и выходят, а «Огородников» остается «единственной» толковой книгой. Что мы потеряли? Когда это произошло? И почему «это» не вернулось даже к временам постперестроечным, по-нашему в этой книге — «временам Е. Н. Корчагина»?

По поводу размышлений на этот счет мы отсылаем читателя к статье Рупасова П. Г. «Книги о ЧФ. Попытка антологии…» [Рупасов, 2008], воспроизведенной в настоящей книге.

В «Попытке антологии книг о Черноморском флоте…» на примере 9 книг о ЧФ со времен Веселаго Феодосия Фёдоровича [Веселаго, 1875] до изданий времени 2008 года [Российский…, 2008] приводится много наблюдений о том, как менялся характер статей в книгах о ЧФ: как уменьшалась доля схем с разборами боев и сражений (большое их количество было характерно для «сталинских времен») и как «пропорционально» с уменьшением доли карт и схем боев увеличивалось количество описаний «героев» и их подвигов в Гражданскую, потом в Великую Отечественную войны. Затем прослеживается, как «герои» (по видимому, по мере ухода их в мир иной) постепенно замещались описаниями видов вооружений Черноморского флота с фотографиями кораблей, пушек и ракет; как затем «доля текстов и фотографий „пушек и ракет“ уменьшается и первенство с иллюстративном ряду занимают „новые герои“» — портреты начальников целыми галереями «по родам войск»: начальники тыла, затем начальники политуправления… и тому подобными рядами.

Эта статья об эволюции книг о ЧФ сродни эволюции книг о ЦВММ: книгу Огородникова сменяют один за другим все новые и новые путеводители, в которых нет уже тех смыслов, которые есть у Огородникова, затем, так и не начавшись, промелькнут «времена Корчагина» и через девять лет после ухода Корчагина наступает «эра Нехая» — эра парадных альбомов о ЦВММ. В парадных альбомах, как нам объяснили, нет места «командирским размышлениям» — согласно флотской мудрости «командир сидит лежа в кресле и думает, как сделать так, чтоб всему его экипажу было бы хорошо». В парадных — юбилейных альбомах этой «ерундой» (размышлять) не занимаются, парадные альбомы — это флаг! Флаг наших достижений, успехов и побед. «Эра Огородникова» — размышлять, «считать цыплят по осени», как это сделали в Морском музеуме к его 200-летию, — прошла. «Правда о музеуме» на парадной открытке не нужна. На конференциях и коллегиях «правда» тоже, как мы позже покажем, не нужна… Эра парадных и красочных альбомов на дорогой бумаге самой высокой и качественной печатью заменила сейчас «метод» Огородникова — таковы «приметы времени». Вместе с парадными альбомами наступила так же «эра» красочных каталогов и буклетов о выставках музея, где достижения дизайнерской мысли заступили на место учебе мыслить; эра отдельных изданий о каждом из шести филиалов ЦВММ, наконец это «эра» музейной газеты, издаваемой /по памяти/ с 2014 года, и с 2018 года — альманаха ЦВММ (который, к слову сказать, так и не попал в «свободный доступ» к читателям вплоть до конца декабря 2018 года). Парадные альбомы музей продает по пять тысяч рублей, «филиалы» продаются по тысяче рублей. Патриотизм продается? — При технической возможности издавать книги бесплатно. Наша книжная серия «ПОРТЫ МИРА» шесть книг, от 500 до 600 страниц каждая, в бесплатном доступе на «Озоне», «Амазоне» по всему миру распространены. Руслану Шамсудиновичу мы свои книги дарили еще в 2017 году, технологию бесплатного издания объясняли. Не нужно: — через три минуты после нашего ухода Руслан Шамсудинович передал «ПОРТЫ МИРА» в канцелярию. — Не нужно. В ларьке продает…

Продолжим. И, конечно же, «эра Нехая» — это «эра», когда прошлые названия трудов ЦВММ, которые так и назывались «Сборники научных трудов сотрудников ЦВММ» или «Материалы военно-морских исторических чтений в Центральном военно-морском музее» замещаются новыми названиями: «Материалы коллегий музеев военно-морской направленности» и «Материалы научно-практических конференций».

Устоявшиеся во времени названия «Труды ЦВММ» и «Чтения в ЦВММ» уходят, о них более не вспоминают. С новыми названиями — «Коллегии морских музеев», «Ассоциация музеев морской направленности» — появляются новые «смыслы», о которых разговор у нас еще впереди, но так и не возвращаются «смыслы» Огородникова. И, как-то неловко за наших предшественников… Возникает подспудная мысль — «все старые названия убрать и более их не только не применять, но и не вспоминать. Преемственность с названиями трудов нынешних с трудами предыдущих поколений мешает смотреть вперед? В светлое будущее?

Музейным работникам должно быть известно, что даже старинные названия улиц в наших городах являются частью истории этих самых городов. И переименовывая улицы, мы стираем эту историю. Историю надо беречь, Руслан Шамсудинович, а не стирать… История не есть пыль музейная. Историю собственного музея и каждую из его маленьких историй надобно бережно сохранять.

А как это делается в музее (вернее сказать, как впредь не надо бы делать), мы расскажем в другом месте на примере судьбы книги сотрудницы музея В. Б. Морозовой.

А здесь кратко: одна из старейших сотрудниц, около четырех десятков лет трудившаяся в ЦВММ и последние десятилетия бывшая начальником изобразительного фонда, ныне здравствующая Вера Борисовна Морозова написала книгу воспоминаний о музейных работниках (начиная с 1930 и заканчивая 2015 годом). Свою книгу Вера Борисовна издала на собственные средства /по памяти в 2016 году/, в твердом переплете, тиражом пятьдесят, а фактически сорок (!) экземпляров, без получения какой-либо помощи от ЦВММ.

Не поленимся еще и еще раз заметить, что при Руслане Шамсудиновиче произошел огромный прилив в издательской работе музея. Благодаря энергии и волевым качествам Руслану Шамсудиновичу удается год от года осуществлять невиданный ранее за все 310 лет существования музея ежегодный прирост и даже взлет издательской деятельности.

Но «смыслы воспоминаний» о старых сотрудниках музея, которые собрала Вера Борисовна, в издательские музейные планы Руслана Шамсудиновича не вписывались. Видимо, все планы у Руслана Шамсудиновича были «парадные» — о том, как музей «монолитно, триумфальным маршем, поротно… «строевым» исполнял торжественное прохождение все свои 100 последовавших за «Огородниковым» победоносных лет, строго соответствуя протоколу.

Воспоминания же Веры Борисовны интонационно другие и патриотизм в её книге «другой»: о былых временах, о тех трудностях, которые переживал музей за период, охватываемый памятью Веры Борисовны (1930—2015 гг.), о людях, которые все трудности побороли, и как они это сделали, и как их вознаградила Родина или, наоборот, «не вознаградила» и даже наказала, и как потом все это «быльем поросло», было предано забвению и почти сравнялось в памяти людской — «ни холмика, ни кочки». А Вера Борисовна вот не к месту зачем-то все это вспоминает.

Не совпадают цели Руслана Шамсудиновича с целями Веры Борисовны — «вспоминать о тех, кого уж нет…» И ЦВММ помощь Вере Борисовне в издании ее книги воспоминаний не оказывает…

Почему, Руслан Шамсудинович, книга Веры Борисовны Морозовой не показалась Вам достойной поддержки и изданию силами ЦВММ? Вам что, сотрудники музея с воспоминаниями своими так надоели? Несут и несут Вам свои воспоминания о жизни ЦВММ?

Нет, господа и товарищи читатели, причина другая: книга Морозовой (всего около ста страниц) не попадает в «концепцию Нехая» о том, что надо печатать и издавать музею. И это самое «что же музей печатает-издает» будет нами внимательно рассмотрено в соответствующем месте настоящей (второй) части нашего альманаха.

Взгляните еще только на один смысл книги Огородникова: «что и кем было подарено музею». В наше время этот «смысл» возвращается в виде демонстрации на итоговых практических конференциях 4—5 особо высоко оцененных музеем подаренных за год музею предметов. В сравнении со 120 перечисляемыми Огородниковым ежегодными дарениями «Морскому музеуму» предметов это падение минимум в десять раз. Не дарят герои свои предметы в музей… Что в России — закончились герои? Закончились моря? Мореплавание, как древнейшая деятельность человечества, исчерпалось в России?

А сколько в книге Огородникова гордости за того человека — дарителя или ту организацию! Гордость такого порядка имеет для автора этих строк особенную ценность, ценность человеческую, воспитательную, патриотическую — качества, которые так, казалось бы, ищет и стяжает ЦВММ во главе в Русланом Шамсудиновичем: расставание с реликвиями и передача их в Морской музей событие более значимое, чем то, как о нем скромно упоминает музей! Нет пиетета у музея к дарителям. Мелькнет заметка — «подарили». И хватит. Хватит одной короткой заметки о дарителе, и о предмете на двух строчках — достаточно. Подарили и забыли. Музей ведет себя как ребенок, не понимающий ценности происходящего? Или это Руслан Шамсудинович ведет себя как неблагодарный подросток, которому «все должны»?

В 2008 году, к 225-летию ЧФ РФ в 2008 году вышла капитальная книга «Российский Черноморский флот» (исторический очерк), написанная в жанре популярно-исторического очерка. Авторский коллектив из девяти офицеров, под редакцией командующего КЧФ РФ вице-адмирала А. Д. Клецкова. 725 страниц, тираж 4000 экз., цена не указана, издана в Симферополе. Период охватываемой в очерке истории — все 225 лет существования Черноморского флота, по 2007 год включительно. В анонсе к чести авторского коллектива сказано, что эта «…книга… дополняет и развивает ранее изданные книги «Краснознаменный Черноморский флот» и «Черноморский флот России» 2002 года. В этой фразе достаточно и благодарности перед авторами-предшественниками, и она указывает на преемственность авторов 2007 года с работой авторов 2002 года. Ничего подобного в стиле работы Руслана Шамсудиновича вы не найдете. До него «здесь» была площадка «ровная и сухая», пришел Нехай и здесь «развел сады и построил город и дал счастье людям своим талантом, упорством и гением своим…» А где, Руслан Шамсудинович, в музее «памятная доска» о погибших в блокаду с восемью сотрудниками ЦВММ? Нам удалось узнать только две фамилии из восьми погибших блокадников. А Вы, господин директор, сколько фамилий знаете?

В связи со сказанным выше (о собирательской работе, дарениях и дарителях), мы читаем в документе из четырех страниц, названном «Концепция развития Военно-морского музея на период с 2000 по 2009 гг.»: «В настоящий момент собирательская работа, как основа комплектования фондов, носит неплановый характер. Общие высокие показатели поступлений музейных предметов не дают объективной оценки пополнения коллекции.

Среди тысяч поступающих ежегодно в фонды единиц хранения более половины относится к фотонегативному сектору, а среди второй половины большинство принимается в научно-вспомогательный фонд».

Таким образом, в ЦВММ ежегодно в 2000 году поступали тысячи (!) единиц хранения (это при том, что практика отправки сотрудников музея в войсковые части и на корабли флотов для сбора материалов для ЦВММ, по-видимому, после восьмидесятых годов 20 века угасает совершенно.

Поступающие в музей тысячи (!) единиц хранения — определенно не результат закупочной деятельности музея. Это дарения населения и организаций. И по сравнению с гораздо более скромным «ручейком дарений» при Нехае мы можем говорить о более низком уровне популярности флота и флотских профессий в наше время по сравнению с «двухтысячными годами».

Но судя по словам из «Концепции… 2000—2009 гг.», из поступающих ежегодно тысяч дарений более половины относятся к фотонегативному сектору, а среди второй половины большинство принимается в научно-вспомогательный фонд», то есть такой фонд, куда не входят предметы, являющиеся памятником истории и культуры. Вывод: дарители ныне — это «простые» люди, и они дарят музею «простые вещи», предметы и документы своих героических предков, дедушек и бабушек… То есть среди дарителей редки люди «большие» или большие организации — времена подъема русского морского патриотизма описываемые Огородниковым, когда музею дарили «большие люди» и «большие» предметы, канули в лету. А «увидеть», что это так, мы вам предлагаем простым методом: за 41 год (с 1867 по 1908 гг.) музей получил «прилив поступлений» — 5000 (пять тысяч) предметов, названных Огородниковым поименно, с гордостью и за державу и за дарителей. То есть музей в течение 41 года получал по 120 предметов, в глазах Огородникова значимых для музея или от лиц значимых. В современных терминах это «предметы основного фонда», являющиеся памятниками истории и культуры.

Кто «такое» определяет? Памятник истории или «неистории» подарен, памятник культуры или «некультуры» попал в ЦВММ — а комиссионно определяют!

Сегодня мы имеем в десять раз меньше значимых дарений (предметов основного фонда) и в десять раз меньше значительных дарителей. И это не значит, что такие предметы в человеческом обществе «закончились»… Просто политики соответствующей у музея нет, нет у музея и должности собирателя (а была), и мы обо всей этой утраченной собирательской «политике» музея и о собирателях обязательно расскажем еще, и Вера Борисовна Морозова в своей книге рассказала…

Имеем и вторую тенденцию: люди, в том числе специалисты музея, избегают передавать в ЦВММ предметы (и архивы) на «вечное хранение». Объяснением может послужить сложившаяся внутримузейная вульгарная присказка: «В музее больше кортиков, чем офицеров на флоте».

Что это всё означает? А это означает, что сначала «огородниковы» гордятся приобретениями музея, затем эти же приобретения объявляются сменившейся властью, политикой или притязаниями моды утратившими «историческую значимость, подлинность, профильность, научность и… культурность» (это опять слова из «Концепции ЦВММ 2000—2009 гг.»). И музей уже в который раз (1827, 1918, 1936, 1964 гг. /по памяти/) снова и снова (комиссионно!) от них избавляется, как избавлялся от многих вещей, принадлежавших «царским фамилиям», потом избавлялся от непрофильных“ предметов революции, затем СССР. И сегодня музей „дошел“ до того, что „непрофильные предметы не берем“, и даритель (если он человек в этих „тенденциях“ сведущий) „дошел“ до того, что „лучше в музей ничего не несем, лучше уже, как-нибудь, среди своих родственников сохранять, чем относить в музей свои архивы и памятные предметы, которые и принимаются-то зачастую музеем (личные библиотеки так точно) «без накладной» и хранятся без учета, и затем уничтожаются как «непрофильные». Так в точности произошло и с архивом писателя Игоря Петровича Чернышева (1919—1994 гг.), во время войны бывшего командиром звена малых «охотников» (класс торпедных катеров) на Балтике, издавшего в 1949 году сделавшую его известным книгу «На морском охотнике», а затем еще шесть книг.

О вкладе Чернышева и его «непрофильных» для ЦВММ архивах более подробно смотрите главу «О музее писателей-маринистов (вновь о традициях музея) и «Где мои статьи в журналах?»

Такого же забвения, если не уничтожения, боялся Владимир Иванович Фирсанов, хранивший свой архив с НИРами (научно-исследовательскими работами по крейсеру «Аврора») у сотрудника музея Николая Ивановича Слесаревского, а позже у автора настоящих строк.

Владимир Иванович, проработавший в филиале ЦВММ «Крейсер-музей Аврора» более 41 года, когда ему перевалило за 90 лет, знал, где хранить свой личный «аврорский» архив (10 кг тетрадей с записями): «ни в коем случае не в музее!» — у друга, такого же старейшего сотрудника ЦВММ капитана 1-го ранга в отставке Николая Ивановича Слесаревского. А когда «запахло» увольнением Н. И. Слесаревского «по собственному желанию» из ЦВММ — то у автора настоящих строк Рупасова П. Г. (за сохранение архива у Рупасова имеется благодарность, написанная лично рукой Владимира Ивановича Фирсанова).

Так сохраняют старейшие сотрудники ЦВММ свои архивы, может быть более точным выражением здесь будет «охраняют свои архивы от ЦВММ». А вот Игорь Петрович Чернышев, как и многие другие, не знал, наверное, о «профильности-непрофильности» своего литературного архива. И архив его, «отлежавшись» в музее двадцать лет, был уничтожен путем выбрасывания в мусорный контейнер наряду с другими «ненужными» и незарегистрированными музеем бумагами.

Уже десять страниц мы рассказываем читателю простые и очень понятные даже ученикам средней школы вещи и особенности «функционирования» ЦВММ. Напрашивается простой вопрос: что, Руслан Шамсудинович не видит всего этого? Не знает обо всем «этом»?

Наш ответ: Нехай Руслан Шамсудинович и знает и видит не хуже нас с вами. И он сам бы рад все «это» устранить и «причесать». Но у него нет времени… У Руслана Шамсудиновича до всего этого «руки не доходят». А почему? А потому что у музея есть какие-то очень важные, очень спешные и очень большие задачи. А задачи и недостатки здесь нами перечисленные — они «мелкие» и не важные, их исполнения никакие комиссии не требуют, и еще они «никому не нужные» на фоне той какой-то большой и огромной общеполитической задачи, которую не покладая рук выполняет весь музей (84 выставки в 2018 году /даешь выставку за три дня!… «а пятилетку — за три года»/). Ну, здесь тогда понятно становится: лес рубят — щепки летят, подумаешь, какие-то там мелочи, бабушка книги своего мужа принесла — никому ненужные, да уже давно все книги эти оцифрованы… И детские рисунки и поделки — да сколько уже их можно хранить в главном музее страны? Десять лет что ли? И для чего? В пухто! Накопили тут мусора — всё у вас на «затычках», какой шкаф ни открой, оттуда сыплются старые бумаги. Выкинуть все старье! Музей должен блестеть, как у кота!

Всем всё понятно?!

— У матросов нет вопросов…

Так вот и уничтожены (спущены в пухто) все 14 кг рукописей Чернышева, изданных и неизданных его книг. Рукопись его несостоявшегося сборника морских рассказов молодых шести авторов уничтожена, как и рукопись книги командира подводной лодки о действиях лодки в ВОВ, которую они вместе с командиром написали, но книга «не прошла» — получила плохую рецензию на 20 страницах и осталась навечно в архиве Чернышева. То есть уже не осталась «навечно», уничтожена в составе 14 килограммов чернышевского архива в 2018 году. Формальной причиной уничтожения «непрофильных» книг и «недокументов» послужило недостаточное количество шкафов. А шкафы такие новые, стандартные, фабричные, серой краской крашеные, очень кому-то понадобившиеся… числом пять или шесть штук! Вот и «выселили» из шкафов скопившиеся там килограмм 100—150 «старых бумаг», среди которых и «Чернышев» и «бог его еще знает кто и что…» в пухто (мусорный ящик размером с кузов грузового автомобиля), имеющий определенное место хранения в ЦВММ.

И учетных каких-либо номеров на уничтоженных архивах капитана 1-го ранга, писателя и сотрудника журнала «Морской сборник» Игоря Петровича Чернышева не было. Архив Чернышева по музею не числился. Значит архива чернышевского в музее как бы никогда и не было. Так что и комиссию никакую по принятию решения об уничтожении этих 14, да и всех 150 килограммов бумаг (и фотографий) собирать не надо было. Что ж собирать-то комиссию? Если это «не документы». Если документы не зарегистрированы и им не присвоены инвентарные номера (читайте Ильфа и Петрова — синие бумажки «слушали-постановили») то это «не документы», это просто старые бумаги, никому не нужные, никем никогда не смотренные, скорее всего оставшиеся от старых уволившихся сотрудников музея, «натолкали» их тут в новые шкафы, и лежит этот «мусор» бумажный, новые шкафы, так нужные музею, занимает. Всё в этих шкафах уже знающими людьми разделено «по-морскому» — «на говно-неговно». Так что не задумывайтесь, это классифицировано давно как «говно» — в пухто!

И вынесли…

Периодически мусор, скапливающийся в пухто, вывозится хозяйственной городской службой на городскую свалку… Раньше-то было «удобно» — в здании Фондовой биржи, где располагался ЦВММ с 1939 по 2013 год, было печное отопление. И «непрофильные предметы» не было необходимости вывозить на городскую свалку, и сердобольные сотрудники по пухто не лазили, пытаясь спасти «непрофильные» предметы.

Особенно ностальгически и, одновременно, просто выглядит и решается проблема с сохранением и дальнейшим (через 2—5 лет) уничтожением детских работ, победивших в разных городах по объявленным юбилейным и праздничным событиям, победивших и присланных как победители (!) в ЦВММ. После проведения выставки-экспозиции детских работ-победителей через пару месяцев выставку снимают, детские работы бережно хранят (например, в бездействующей и неподключенной одной из двух курительных комнат /кабины такие пластмассовые вместимостью, по контейнерным меркам, как «10-тонный контейнер/). И еще через время (2—5 лет) детские работы, «отлежавшись», отправляются всё туда же — в пухто.

По причине того, что не нашлось пока доброго сердца, придумавшего бы дальнейшую жизнь детским работам: хотя бы оцифровыванию их — фотографированию и размещению в оцифрованном виде на детском портале ЦВММ. Нет пока такого «портала», и «дождь смывает все следы», и время, неумолимое время «забирает» не только человеческие жизни, но и предметы, нас окружавшие и бывшие для нас когда-то дорогими реликвиями… или детскими поделками на морские темы.

Беспощадное время… Или бездушные люди?

И с архивом этим чернышевским и во многих других случаях, когда родственники приносят в музей книги умерших моряков по морской тематике, как технические, так и популярные, а музей их «не берет». А книги тяжелые, а старушка их до музея с трудом довезла… И куда она теперь с этими десятью—пятнадцатью килограммами книг, которые так берег и так ценил ее покойный муж — конструктор подводных лодок, проработавший в «Адмиралтейских верфях» 35 лет…

Доброго сердца у музея нет («у него гранитный камушек в груди») эти книги принимать, благодарность старушке писать, и потом эти книги торжественно в школьные библиотеки передавать с «наградным листом»: «Книги из личной библиотеки такого-то и растакого-то».

«Добрые сердца» в ЦВММ есть, и школьные и другие библиотеки есть, и морские детские технические и патриотические клубы такие библиотечки торжественно примут и с гордостью будут хранить как великие реликвии.

Всё есть! Нехая нет! У Нехая другие представления о массовой воспитательной работе среди населения и молодого поколения. И ничьих других мнений /кроме собственных/ Нехай не слушает, и советов «дурацких» ничьих не воспринимает, и ни с кем не советуется, и «такой ерундой» не занимается… Отработанный пар? В пухто!

Оставим эту грустную тему и пойдем дальше в своем бесконечном плавании по милям «утрат» в работе ЦВММ, как выразился наш соавтор Н. В. Скрицкий: «Не книга у вас получилась о ЦВММ, а бесконечный фельетон»…

***

Но мы сильно отвлеклись. Снова вспомним книгу Е. Н. Корчагина «Морской музей России» 2004 г.

Материалы о «современной жизни музея» с названием «Девять десятилетий Морского музея России», опубликованные Е. Н. Корчагиным в 2004 году под одной обложкой с репринтным изданием книги Огородникова, на удивление представляют совсем небольшую — восемь страниц — и к чести авторов Г. М. Рогачева, А. Л. Ларионова, С. Ю. Курносова, весьма толковую статью о современной жизни музея (за «отчетный период» 1909—2004 гг.). Это восемь страниц, где три автора кратко охарактеризовали все последовавшие за Огородниковым времена — советской власти, всех великих войн, потерь и свершений, через сильный флот, флот слабеющий, развал Союза и девять прошедших после развала лет…. Публикация небольшая, но сказать в ней коллективу авторов во главе с Корчагиным пришлось обо всем перечисленном и еще много о чем из жизни нашей страны и ее главного морского музея. И сказали об этом авторы так вразумительно, что статья эта встала для нас в один ряд с Огородниковым.

***

Последний наш «визави», нынешний впередсмотрящий Руслан Шамсудинович Нехай — генерал-майор в запасе, имеет большой опыт службы в советской и российской армии, участник боевых действий, кандидат политических наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Михайловской военной артиллерийской академии. Родился 30.07.1956 года в республике Адыгея. С октября 2013 года по настоящее время директор ЦВММ. Обладая выдающимися волевыми и организационными качествами, построил новейший музей. Имеем мощное государственное образование с невиданным за всю его историю расцветом в тех областях, которые он (Нехай Р. Ш.) знает и понимает («как учили) — политико-воспитательную, издательскую работу и работу с «массами», при совершенном небрежении к другим областям музейного дела (которые никогда не знал и сегодня не знает): музейному, ветеранскому, клубному, «морскому» (в том смысле что морского дела армейский офицер Нехай не знает и знать не стремится), исследовательскому, экспедиционному, закупочному, собирательскому, выставочному…

С «непобедимой» твердостью, устоявшейся и отработанной во время службы в рядах Вооруженных Сил Российской Федерации, в иных — боевых военных — условиях, где Руслану Шамсудиновичу приходилось служить и дослужиться до звания генерал-майора, «там», на военной службе, у Руслана Шамсудиновича выработалась собственная «наука побеждать», собственные представления о кадровой политике (способах подбора персонала в Центральный военно-морской музей России) и еще ко многим и многим другим «делам», которые он знает и понимает. Всё находящееся за пределами в силу возраста, отсутствующего опыта и бескомпромиссности, характерной для настоящего лидера, во вверенной ему организации отвергается. Так целые области быстро хирели «без полива», забывались, не изучались и не умножались, за современными задачами становились не видны и не нужны.

У музея за годы советской власти были разные директора и начальники. По рассказам людей, проработавших в музее 10, 20, 30 и 40 и более лет, редко бывали директора «из размышляющих историческими категориями» или имеющих сколь-нибудь подходящее академическое образование, концептуальное мышление, редко они бывали и людьми пишущими (научных статей директора прошлых времен — советской власти — не писали совсем или писали в редких случаях). Но по большому жизненному опыту они, будучи хорошими хозяйственниками, имеющими крестьянскую хватку, как, например, послевоенный директор Кобыльских Сергей Максимович (1946—1947 гг.) или Кровяков Николай Сергеевич (1947—1951 гг.), которых вспоминает В. Б. Морозова, отличались «понятливостью». Они — фронтовики, воевавшие в Великую Отечественную войну, понимали нужды простых людей, уважали «ученость» сотрудников, не имели высокомерия и заносчивости, вскоре бурно расцветшие среди чиновничьего сословия, фронтовики-директора не имели тенденций перестроить «здание музея» по своему пониманию. Наоборот, они всячески учились у сотрудников так мало им знакомому музейному делу, в начале своего начальствования поменьше командовали, свои «суперценные» мысли вслух не высказывали, побольше молчали и слушали. И, нужно отдать им должное, через несколько лет представляли собой уже довольно опытных специалистов в музейном деле, продолжая понимать, что границы их музейного опыта остаются достаточно узко-административными, и указывать в фондах, как здесь нужно правильно работать они себе не позволяли… Директора-фронтовики впитывали от окружающих знатоков-историков — сотрудников музея — общее знание и уважение к морскому делу. К службе морской и дружбе мужской. Это воевавшее поколение «из ниоткуда возникнув» — все сплошь сыны крестьян и рабочих, через одного воевавшие в окопах Второй мировой войны — дало стране плеяду людей, выработавших в себе академическое мышление и составивших славу русской науки, академиков и теоретиков молодого советского государства. Государства рабочих и крестьян, победившего фашизм…

Куда делись они со временем, после 1974—1975 года, нам не удалось понять, но их постепенно сменили «нехаи». Причины тому называют всякие, но одна из них понятна — шапкозакидательство: «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», и «покажем Кузькину мать». Наши корабли, наша советская техника всегда стремилась к повышению боевой мощи за счет всего остального, поэтому вопросы обитаемости на кораблях были на одном из последних мест. Коммунизм строили за счет человека и не считаясь с нуждами человека, поспешая «догнать и перегнать» капиталистические страны. Все люди хотят человеческих условий жизни. Если человеческие условия десятилетиями «нечеловеческие» и «обитаемость кораблей» не улучшается, население в конце концов устает, и энтузиазм строить великое будущее угасает. Это, наверное, только одна из причин, почему великая страна Союз нерушимых республик — пала.

Конец ознакомительного фрагмента.