Глава рода

Павел Вяч (2023)

«– Здрасьте, Зинаида Ивановна! Знали бы вы, как мы по вам соскучились! Наверняка вам нужно помочь перенести пару тяжёлых мешков? — И вам здоровьечка, ребята, — женщина тепло улыбнулась и протянула мне тарелки с рисовой кашей. — Только не нужно больше помогать. Указом директора все гимназисты переведены на максимально питательный рацион…»

Глава 6

Кроваво-красное море яростно боролось с ярко-жёлтым песком.

Оно то накатывало, то отступало, перемешиваясь в нечто серое, и в какой-то момент я обнаружил себя стоящим на бескрайней стеклянной равнине.

Где-то в вышине пылал алый то ли рассвет, то ли закат, а ноги чувствовали идущее от земли тепло.

Казалось, что песок и огонь нашли компромисс в виде стеклянной прокладки, вот только периодически сверху падали огромные капли бурого огня, а равнина то и дело покрывалась сетью трещин.

Одна из таких трещин пробежала в опасной близости от меня, и я еле успел подхватить статую Толстого.

Иван стоял на одном колене, вытянув руки вперёд, а на его стеклянном лице было запечатлено неимоверное напряжение.

Умом я понимал, что всё это — скорей всего, плод моего воспалённого воображения, и что с Толстым ничего не случится, даже если он провалится в трещину.

Но внутреннее чутьё настойчиво шептало — ни в коем случае не допустить разрушения статуи!

Не знаю, сколько времени я находился со статуей Толстого — то уходил от огненных капель, то убегал от змеящихся трещин.

В какой-то момент я поймал себя на мысли, что сам готов прыгнуть в очередную трещину и попасть в жаркие объятья песка.

Но сдержался.

Если за себя я был уверен — не знаю почему, но я чувствовал, что окажусь на арене с Рив, то насчёт Толстого сильно сомневался.

Ну а бросать Ваню я точно не собирался.

Вот только силы медленно, но верно заканчивались, а я так и не знал, что делать дальше.

Сколько продлится сфера Толстого? Почему он превратился в стекло, а я нет? И что это за место?

Увы, но, сколько бы я ни всматривался по сторонам, вокруг не было ни единой горы, ни единого дерева или пещеры.

Лишь гладкая стеклянная поверхность, по которой то и дело пробегали узкие трещины, да блуждал какой-то огонёк.

Огонёк?

Я присмотрелся к дрожащей на севере искорке и задумчиво посмотрел наверх.

Огненные капли, падающие с неба, или расплёскивались огнём или оставляли после себя едва заметную оплавленную лунку.

Огонёк же… Он как будто плясал, да и вообще, был единственным признаком жизни на этой равнине.

— Ну что, Вань? — я вопросительно посмотрел на статую Толстого. — Сходим, проверим?

Стеклянная скульптура Толстого промолчала, и, расценив молчание, как знак согласия, направился на север.

Считать время я бросил, когда убегал от огненных капель и трещин, поэтому ориентировался исключительно на чувство усталости.

Когда становилось сильно тяжко, я замедлял ход и следил, чтобы не попасть в трещину или под огненные плевки.

Когда силы снова появлялись, то делал рывок, стремясь быстрее добраться до огонька.

О том, что будет, если огонёк окажется просто-напросто иллюминацией, я старался не думать.

Ведь в таком случае придётся разбивать статую Толстого — других вариантов выбраться отсюда я не видел.

Не знаю, сколько я шёл. С десяток часов или несколько суток.

Плечи покрылись ожогами от упавших в опасной близости Огненных капель, а мозг давным-давно отключился, поставив тело на автопилот.

Единственное, что во мне оставалось от разумно мыслящего человека — дикий страх наткнуться на пустышку.

И когда огонёк внезапно встрепенулся и стремительно полетел мне навстречу, я даже обрадовался.

Может, это местный страж, с которым придётся сразиться — пусть! Главное — хоть какое-то разнообразие…

Огонёк стремительно приближался, и чем ближе он подлетал, тем чётче я его видел.

Со стороны он был похож на… ифрита.

Нижняя часть тела представляла собой огненный вихрь, а выше пояса пламя превращалось в обнажённый мужской торс.

В левой руке ифрита пылал Огненный клинок, в правой… В правой он держал какой-то цилиндр.

Когда до ифрита осталось не более пяти метров, я аккуратно поставил Ивана на землю и шагнул вперёд.

— Привет? — дружелюбно протянул я, внимательно наблюдая за каждым движением ифрита.

— Это ты? — подозрительно прогудел живой сгусток пламени.

— Я… — признаться, от такого вопроса я изрядно опешил.

— Это правда ты? — недоверчиво уточнил ифрит.

— Правда, — подтвердил я.

— А раньше почему не пришёл?

— М-м-м, не мог.

— А если бы мог, то пришёл бы раньше?

— Пришёл бы, — подтвердил я.

От ифрита веяло одновременно и опасностью, и дикой надеждой, и каким-то облегчением.

— А он? — ифрит указал на статую Толстого кончиком меча.

— Он со мной, — нахмурился я. — Помог сюда попасть.

— Хм.

Ифрит молча завис передо мной, не обращая внимания на падающие с неба огненные капли.

Но нет худа без добра, трещины и капли будто бы стали обходить нас с ним.

— Будет сложнее, — предупредил он.

— Своих не бросаем, — я покачал головой.

— Вижу, — ифрит посмотрел мне прямо в глаза. — Раньше верил. Ждал. Долго. Потом устал. Разочаровался. Ненавидел. Сгорал от злости и ненависти. Почти выгорел от равнодушия. И разочарования.

Видимо, для него это была очень длинная речь, поскольку после этого ифрит замолчал и висел передо мной несколько минут.

— Но ты пришёл, — наконец-то подытожил он.

— Пришёл, — подтвердил я.

— Вритра не обманул, — ифрит посмотрел мне за спину, словно увидел там неизвестного мне Вритру.

Кстати, знакомое имечко…

— Как я могу тебе помочь? — спросил я, не выдержав повисшей тишины.

— Раньше хотел стать частью, — непонятно сообщил ифрит. — Сейчас хочу свободы. Помогу тебе — получу свободу. Тебе помогать не надо. Помогать надо мне.

Изъяснялся ифрит не очень понятно, но я его понял.

— Я готов, — кивнул я.

— Дары.

Ифрит продемонстрировал мне огненный меч и… шахматную фигуру.

— Доказательство!

Хм, интересно, какое доказательство ему нужно?

— Это же я… — я попытался немного схитрить.

— Ты, — ничуть не смутился ифрит. — Дары. Доказательство.

— М-да… — я задумчиво посмотрел на Огненный клинок и шахматную фигуру.

Единственное, что приходило мне на ум — показать ему в ответ рунный меч и… подаренную Кабулом чёрную пешку.

Вот только доступа к Пространственному карману у меня не было…

Машинально сунув руку в карман — скорее, по привычке, чем действительно ожидая найти там пешку, я с удивлением, нащупал рифлёную фигурку.

Чувство было странное — будто ты десять раз проверил карман в поисках ключей, и на одиннадцатый нашёл их в только что пустом кармане!

— Вот.

Я продемонстрировал ифриту пешку, и он довольно улыбнулся.

Улыбка была довольно жуткой, но эмоции довольства и тепла, хлынувшие от него дали понять, что я всё сделал правильно.

Ифрит молча протянул мне шахматную фигуру — хорошо сохранившегося чёрного слона и указал мечом на статую Толстого.

— Или он, или он.

— Или статуя или меч? — расшифровал я.

— Да, — подтвердил ифрит. — По-другому никак.

— Бог с ним, с этим мечом, — практически не раздумывая, ответил я. — Что дальше.

— Дальше? — задумчиво переспросил ифрит, поднимая взгляд в кроваво-красное небо. — Дальше домой.

Он с силой вонзил Огненный клинок в стеклянную землю, и во все стороны разбежались тысячи трещин.

Надеюсь, его дом не Огненное пекло…

Равнина дрогнула, в следующий миг, осыпаясь куда-то вниз, но мы остались висеть в воздухе.

Я чудом успел подхватить статую Толстого и даже не выронил подаренную фигурку.

Ифрит же, за секунду до землетрясения превратился в огненный вихрь, заключив нас в кокон из пламени.

— Жжётся, — процедил я сквозь зубы, чувствуя, как кожу начинает всерьёз припекать. — Ы-ы-ы!

— Терпеть. Яд есть нектар! — казалось, со мной говорит пляшущее со всех сторон пламя.

Я покрепче стиснул зубы и зажмурил глаза, но всё равно увидел, как на ослепительно жёлтый песок упала кровавая простыня неба.

Огонь вспыхнул, и я, потеряв точку опоры, полетел вниз.

— Ы-ы…

Всегда боялся высоты, но тут ужас только начал подкатывать к горлу, как что-то мягкое сильно толкнуло меня в ноги.

Выронив статую из рук — прости, Ваня — я машинально перекатился на бок, выполняя страховку, и тут же осторожно прищурился.

По глазам резануло яркое солнце, и я увидел… прислонившуюся к двухметровому обелиску Рив.

— Ты просто не представляешь, как я рад тебя видеть, — сообщил я Рив, поднимаясь на ноги. — Может, сегодня без тренировки?

Амазонка задержала на мне внимательный взгляд, но ничего не ответила.

В руках она вертела обычный кинжал, и то и дело посматривала на трибуны.

Раньше меня трибуны как-то не волновали. Они были как бы покрыты «туманом войны», что ли?

Оттуда шёл гул, изредка доносился звон монет и редкие яростные выкрики, но эмоций я не ощущал — так, шумовой фон.

Сейчас, присмотревшись к трибунам получше, я увидел, что «туман войны» отполз чуть дальше, обнажив первый ряд.

— Рома?

Замершего на каменной скамейке Дубровского я узнал с первого взгляда. Вот только он был какой-то… разбитый?

— Я сейчас, — предупредил я Рив и статую Толстого, после чего бросился к Дубровскому.

— Ты как Ром? — а вот теперь я совершенно точно ощущал присутствие толпы.

Огромная живая масса бушевала за туманом, и я чувствовал, что как только он развеется, на арену обрушится водопад человеческих эмоций.

Дубровский молча посмотрел на меня и дёргано вытянул руку вперёд.

Вблизи он выглядел ещё более странно.

Во-первых, его безостановочно била мелкая дрожь, во-вторых, по вытянутой руке сначала пробежал комок мышц, затем волна огня, которая тут же осыпалась ледяными снежинками.

Я не ас по Одарённым, но при взгляде на Романа складывалось впечатление, что ещё немного, и он лопнет от переполняющей его силы.

— Давай помогу, — предложил я, касаясь его руки.

Бдыдыщ!

Стоило мне прикоснуться к Дубровскому, как моё тело пронзила вспышка боли, а я пришёл в себя в пяти метрах от каменного ограждения арены.

— Ого, — прошептал я, покосившись на Рив.

Амазонка молча пожала плечами и принялась чистить кинжалом ногти.

Я же, упрямо сжав зубы, пошёл к Роме.

Семь раз. Я смог подойти к нему семь раз.

Трижды меня било током — я не знаю, как по-другому назвать пробегающую по мне молнию.

Дважды прилетали огненные оплеухи, и после каждой мне приходилось отлёживаться на песке несколько минут.

Один раз меня провибрировало так, что я долгих десять минут валялся, пытаясь собрать мозги в кучу.

Было такое ощущение, будто меня нашинковали на тысячу маленьких форточников, хорошенько потрясли в миксере, и как попало склеили назад.

Ну а последний раз мне и вовсе прилетел ментальный удар такой силы, что я чуть не ослеп и впал в какой-то транс.

Видел своего учителя по литературе, который вместо того, чтобы проверять тетрадки и вести уроки, дрался с огромным скорпионом.

Видел нашего ОБЖешника с физруком в самой гуще настоящей войны.

Видел парящегося в баньке гнома, эльфа, который швырял в белок шишки и человека, драящего палубу.

Видел мчащего на велосипеде паренька, который, казалось, не замечал летящего на него грузовика

Видел какую-то группу людей, цепочкой поднимающихся по заснеженной горе.

Видел хромого археолога, с азартом счищающего песок с огромной плиты.

Видел внушительную фигуру космодесантника, который стоял на какой-то площади, а в него летели гранаты.

Видел выходящего из военкомата расстроенного парня с сумкой красного креста наперевес.

Видел… Бамц!

Прийти в себя мне помог брошенный Рив кинжал.

Не знаю, как она сумела так его метнуть, но кинжал врезался мне в лоб рукоятью, моментом вернув в здесь и сейчас.

— Спасибо, — пробормотал я, потерев место ушиба.

Интересно, сколько ещё таких сеансов нужно Дубровскому, чтобы справиться с поглощённой силой?

И как долго он будет сидеть в этом… месте?

На секунду задумался, где же мы всё-таки оказались, но поспешно прогнал эту мысль прочь.

Вдруг это всё вымысел, и происходит у меня в голове, а никакой Рив не существует?

Не-не-не!

Я зло помотал головой, сжигая непонравившиеся мне мыслишки. Даже думать об этом не хочу!

Но и к Роме идти не хочу…

Я посмотрел на трибуны, на подрагивающую фигуру Дубровского и вздохнул.

Серьёзно, добровольно подвергать себя таким издевательствам… Это в разы хуже, чем артефакт Толстого!

И ладно этот фанатик антимагии более-менее привычный, но мне этих семи раз хватило за глаза…

И вообще, если бы не Рив, так бы и залип на всплывающих предо мной отрывках из жизни совершенно незнакомых мне людей.

Ну, кроме учителей, конечно.

Как, кстати, они-то оказались здесь? Или не здесь…

Так!

Я мотнул головой, избавляясь от нахлынувшего сумбура мыслей.

Так!

Те люди — сейчас неважно. Спасение мира — сейчас тоже неважно. Важно лишь одно — как-то помочь Дубровскому и вытащить отсюда Толстого.

Хм…

Я задумчиво посмотрел на стеклянную статую, смакуя пришедшую в голову мысль.

Почему бы мне не использовать Толстого, который с детства прокачивает магическую устойчивость с помощью садистского артефакта?

Вряд ли будет хуже…

Со стороны Рив послышался смешок, словно она прочитала мои мысли, и я вопросительно посмотрел на неё.

В ответ амазонка безразлично пожала плечами — мол, твои друзья, сам думай, что делать — и достала откуда-то ещё один кинжал.

На мгновенье мне стало стыдно — и вправду, я что хотел только что переложить ответственность за принятие решения на девчонку?

Снова очистив ум от набежавших мыслей, я подхватил статую Толстого и решительно потопал к Дубровскому.

Мне показалось или от Рив повеяло одобрением?

Так или иначе, я донёс статую Толстого до Дубровского и аккуратно подтолкнул её вперёд. Так, чтобы они соприкоснулись.

Дзанг!

Где-то вдалеке лопнула струна, и я на всякий случай сделал шаг назад.

Дубровский задрожал, сливая в Толстого избыток энергии, а по статуе Толстого пробежала первая трещинка.

Хм, может быть, это была не такая уж хорошая идея?

Я только было потянулся к статуе Толстого, чтобы прервать контакт, как неожиданно сзади повеяло опасностью, и я дёрнул голову вправо.

Бдзинь!

Кинжал попал в лопатку Толстому и, не в силах пробить стеклянную броню, отскочил в сторону.

Хм, стеклянную ли?

Эту мысль я уже додумывал на бегу.

Рив, казалось, доставала кинжалы прямо из воздуха, и с какой-то смесью интереса и сочувствия, кидала их в меня.

Фшух! Шух! Фьють!

Сверкающие полоски стали свистели вокруг меня, и я, вместо того, чтобы помочь своим друзьям, вынужден был смещаться всё дальше и дальше.

Рив словно специально отгоняла меня от парней, метая ножи с каждой секундой всё быстрее и быстрее.

Я крутился как белка в колесе, чудом уклоняясь от летящих в меня кинжалов, зато понял эмоции амазонки.

Интерес Рив заключался в том — сколько я продержусь, а сочувствие… Наверное, из-за появления на арене Дубровского и Толстого, мне будет больнее?

Мысль мелькнула и ушла, а тело продолжило смертельный забег по арене.

Фшух! Фьють! Шарк!

Я уже не просто уклонялся — бежал по арене, изредка даже отбивая кинжалы голыми кулаками.

Было и вправду больно — ножи, несмотря на Стальное тело второго ранга, резали кожу как тёплое масло!

С каждой секундой клинки летели все быстрее — куда там пулемётной очереди паладина! — и попадали всё чаще.

И с каждой секундой ран на мне становилось всё больше.

Тут царапина, там по касательной, здесь в последний момент успел подставить предплечье…

Про руки и говорить было нечего — на них не осталось живого места.

И я с каждым шагом ощущал, как вместе с кровью из меня физически вытекают силы.

Я успел сделать полный круг, когда Рив, с опаской покосившись куда-то на верхние трибуны, швырнула сразу дюжину ножей.

От половины я уклонился, изогнувшись немыслимым способом.

Добрая треть оставила после себя лёгкие и даже незначительные раны.

Парочку я успел отбить окровавленными кулаками, а вот последний…

Последний вонзился мне прямо в живот.

Машинально повиснув на статуе Толстого, я попытался вздохнуть, но не смог.

Попытался шагнуть в сторону Рив, но… не мог!

«Обычно на этом моменте меня выкидывало из сна…» — мысль была хоть и своевременная, но пугающая.

Как будто этого было мало, кровь, льющаяся из моих многочисленных ран, попала на статую, и Толстой задрожал сильнее, чем Дубровский.

А ещё Иван, не выдержав моего веса, начал заваливаться набок, и их контакт с Дубровским разорвался.

Кранк!

По статуе Ивана пробежала трещина.

Кранк!

Прежде, чем упасть с Толстым на землю, я успел почувствовать затылком взгляд Рив.

Бдзанг!

В момент падения стекло статуи треснуло, а вместе с ним треснул и весь мир.