Вечна только тьма. Из пыли времен

Павел Александрович Васильев

В поисках мести Лита отправляется в сердце Яркого Мира. Она готова, если потребуется, использовать Дар Морета и обречь себя на вечное служение Проклятому Богу, лишь бы утолить жажду крови… А в Сером Мире, сны открывают принцу Марену завесу прошлого. Из времен далеких и забытых проглядывает истина… Но если легенды оказываются правдой, а пророчества начинают сбываться, сколько пройдет прежде, чем мифы станут явью? И какие тайны откроются, когда поднимется пыль времен?

Глава 4. 7 Эон, 482 Виток, 39 День Осени

Небольшой дом в два этажа укрылся на поляне среди леса. Обычный, ни чем не примечательный, но достаточно просторный. Зеленая краска чуть обветрилась, выцвела, но даже так выглядела ярче травы Ардегралетта — той, которую помнила Лита. Со всех сторон дом окружали высокие деревья вперемешку с кустарником. Они служили живой оградой и стеной, скрывающей от посторонних глаз. В ветвях щебетали птицы, в подлеске копошилось зверье, но они не доставляли хлопот. Даже наоборот, издаваемые звуки так не походили на замковую суету, и придавали некое умиротворение этому месту. Свой маленький Мир, тихий и спокойный.

На террасе с южной стороны дома — стол и несколько кресел. Сплетенные из множества тонких прутьев, каждый из которых можно переломить одной рукой, на вид они казались такими хрупкими, что задень — и рассыплются. На деле же — собранные вместе, воедино, с запасом выдерживали взрослого… Отец тоже часто говорил, что вместе — можно и с Богами поспорить.

На юге виднелись силуэты Призрачных гор. Заснеженные пики терялись в облаках, сливались с небосклоном. Не представлялось возможным рассмотреть, где заканчиваются вершины — да, и заканчиваются ли они вообще, — и начинается небо. Высокие исполины заслуженно носили звание Края Мира.

Звон пронзил воздух, на мгновение заглушив трели. И когда затих, птицы ответили, передавая его на все голоса. Он разносился среди крон, окружающим дом Саодира Гарта, то смолкая, то разгораясь с новой силой, и убегая все дальше на юг, вглубь Заповедного леса.

Стрела ударила в сердце мишени, впритирку с двумя уже торчавшими; гулко жужжало трепещущее древко.

— Отлично! — похвалил Саодир.

Лита вновь натянула тетиву, белое оперение привычно ласкало пальцы. Еще один тонкий свист, и еще одна стрела глубоко вонзилась в дерево.

— Хорошая получилась сталь, — улыбнулся охотник, снимая мишень. — Труды не пропали втуне.

Он не пытался вытащить стрелы: чтобы их достать придется расколоть мишень.

Минуло девять весен с тех пор, как девочка вышла в этот солнечный мир, который Саодир называл Гольхеймурин, что, собственно, и означало — Земля Ярких Красок.

И он отлично оправдывал свое название.

Здесь все в точности соответствовало картине, висевшей у Литы в комнате в Хемингаре. Зеленая сочная трава мягко стелилась под ногами и щекотала пятки, когда девочка босиком ступала по ней. Голубое чистое небо простиралось над головой, докуда хватало глаз. Вода в озере, в тысяче шагов на северо-западе, казалась прозрачным стеклом, но взгляд тонул в глубине. И, конечно же, солнце. Яркое и теплое. Не такое, как представляла Лита, но лучше. Его свет не просто грел, а обволакивал со всех сторон, заключая в свои объятия. Заставлял щуриться, нередко выдавливая из глаз слезы, и растягивал улыбку до ушей.

Но кое о чем девочка не имела даже представления, не все нашло отражение на картине… Саодир называл их «звезды», но часто говорил Другие Миры.

Когда Дневное Солнце опускалось, и свет медленно угасал, на небе одна за другой зажигались блестящие точки. Они, словно адаманты, рассыпанные на черном покрывале, сияли сверху. Благодаря им, ночь в Гольхеймурине не становилась такой темной, как дома, даже во время смены солнц. Которых здесь оказалось три! День полностью принадлежал Золотому Эриану, а ночью его сменяли Элес и Радес.

Лита дивилась.

Если верить мифам Серого Мира, Элес и Радес — двое неразлучных братьев — помогали Великому Воину изгнать Кровавых Богов в те далекие времена, когда Мир был еще молод. Говорят, именно братья заперли врата Ифре, чтобы те не смогли вернуться. Радес тогда вызвался охранять врата, и Элес остался в одиночестве.

Хотя, существовало мнение, что «младшему брату» не предоставили выбора, бросив на вечную стражу. И именно по этому Элес не поддержал Эриана в его Гневе, позволив Дауре укрыть всех «детей ночи» пологом своего платья.

А следом и Древние драконы, что явились на зов Великого Воина, отказались подчиниться Старшему Богу и приняли сторону Темной. И Раэнсир сейчас дремлет под Спящей горой, а смог его дыхания укрывает Ардегралетт от испепеляющего «золотого огня».

Вольные толкователи, заявляли, что как раз за это Боги и изгнали Крылатых Змеев из Мира.

Другие мифы, впрочем, утверждали, что и младший из близнецов Радес, и черный дракон Раэнсир отдали много сил в борьбе с Кровавыми Богами и уже не могли уйти вместе с собратьями. И как ни странно даже в пределах Ардегралетта, находились приверженцы обоих толкований прошлого.

Отец, рассказывая эти мифы, говорил, что все они далеки от истины, но сама истина спрятана еще глубже. «Тех, кому дано знать правду, давно уже нет в Мире», — поучал он маленькую Литу. Но, всегда уверенно поправлял, что Радес никуда не делся, и его сил просто-напросто не хватает, чтобы пробить облака, скрывающие Серый Мир от Гнева Старшего Бога.

Тогда Литу разбирало любопытство, откуда он знает?

Теперь же девочку удивляла схожесть историй двух таких разных Миров — Серого и Яркого. Она прекрасно помнила слова отца, что все живущие — дети Богов. А если учесть звезды Гольхеймурина, видимо, одного Мира Богам мало…

С каждой новой весной, Лита все чаще вспоминала дом. Коридоры замка, увешанные серебристо-алыми знаменами, снились по ночам.

Во снах девочка вновь и вновь возвращалась в тронный зал и пряталась от отца. Каменные силуэты Крылатых Змеев безмолвно следили за ней искрящимися глазами. Чешуйчатые тела извивались, втиснутые в арочные обрамления, пытаясь сломать каменные темницы и расправить крылья. Она видела на сияющих гранях себя, гербы с поднятым серебряным мечом и всполохи пламени факелов — во всех глазах отражался тронный зал Хемингара.

Во всех, кроме Айдомхара — черные обсидианы оставались непроницаемы для взгляда.

Иногда, проснувшись, Лита не сразу понимала, где находится. Образы дома, его запахи и звуки, преследовали, и казались такими четкими, словно она только что на самом деле была там. Вдыхала смолистый чад и морозный воздух, прикасалась к алым полотнам, а в ушах разносилось эхо шагов. Проснувшись, она долго не могла отделаться от этих видений.

Но уже к полудню детали родного Хемингара меркли. Золотое Солнце словно сжигало память, оставляя лишь пустоту и тоску. И холодную жажду мести. «Смертью я отвечу на смерть», — часто голосом отца звучали в мыслях слова Великого Воина.

Но несмотря ни на что, Лита всегда помнила маму. Ее взгляд тогда, на выходе из пещеры. Нежное прикосновение на своей щеке… Лита старалась, как можно чаще вспоминать ее образ, рисуя во всех деталях в воображении. Она не могла позволить себе забыть…

И еще она помнила Зверя. Он так же часто преследовал ее.

Лита сражалась с ним. Пронзала мечом его сердце. Убивала. Но вкус победы неуловимо ускользал. Лишь пустота и холод разливались в груди.

И на пороге смерти Зверь всегда преображался. Появлялся отец, истекающий кровью. Он смотрел на Литу, и меч выскальзывал из ее ладони. А потом — отец превращался в юношу. Молодого, красивого, с черными, как ночь, волосами и глазами, пылающими, словно сапфиры. Юноша тянул к ней руки, она бросалась к нему. Прижимала к груди, пыталась помочь, зажимая рану. Но кровь сочилась сквозь пальцы, пропитывая одежду… И в следующий миг девочка держала на руках младенца. Мальчика. Он смотрел все теми же двумя ясными сапфирами и улыбался; а кровь все не останавливалась. Его глаза постепенно меркли. А Лита стояла на коленях, прижимая малыша, и руки по локоть покрывала багряная липкая влага…

В этот момент она просыпалась.

***

Лита встала с кровати. Солнце еще не взошло, и через открытое окно в комнату проникал прохладный воздух. Потягиваясь, вышла на балкон. В эти предрассветные часы небо начинало лучиться, а облака казались черными, словно уголь. Призрачные горы лишь угадывались в утреннем тумане. Легкий ветерок трепал волосы, овевая свежестью.

Она прикрыла глаза, подставляя юное лицо прохладным «ладоням». Они взъерошивали волосы цвета расплавленного металла, теребя непослушный локон, вечно спадающий на глаза. Скользили по высокому лбу, нежно гладили очерченные скулы, пробегали своими «пальцами» по чуть вздернутому длинному носу, по щекам, по острому подбородку. И спускались по изящной шее на плечи, лаская кожу, напоминая свежее летнее утро Хемингара.

Девочка открыла глаза и, окинув взглядом окружающий лес, вернулась в дом. Потребовалось совсем немного времени, чтобы облачиться в ставшие уже привычными льняные штаны и рубаху. В Ардегралетте они показались бы, мягко говоря, тонкими. Даже летом. Даже Перворожденным.

Открытая дверь в комнату Саодира, означала, что он тоже уже встал; ступени скрипнули, когда Лита двинулась вниз. Охотник по обыкновению сидел на террасе, и разглядывал розовеющее восточное небо.

— Доброе утро, — произнес Саодир, не поворачиваясь, когда Лита переступила порог.

— Доброе, — шаги девочки беззвучно «легли» на террасу, а затем — на крыльцо. — Что так рано?

Он, и впрямь, поднялся несколько раньше обычного.

— Сегодня отправлюсь в город.

Лита не отреагировала.

Влажный от росы травяной ковер упруго пружинил под ногами, когда босые ступни девочки касались его по пути к колодцу. Ведро плюхнулось в глубине, и тонкие пальцы взялись за ворот; ни один скрип не нарушил утренней безмятежности. Поставив ведро на край, Лита зачерпнула воду ладонями и брызнула на лицо. Ледяной холод обжег кожу, но она не вздрогнула. Вода не только бодрила, но и проясняла мысли, после мрачных сновидений.

— Поедешь? — обыденным тоном добавил Саодир.

Лита так и замерла — вода медленно сочилась сквозь немеющие пальцы.

За все время, что она провела здесь, охотник ни разу не брал ее в город. Он, конечно, и сам туда ходил не часто. Почти все, в чем они нуждались, у них имелось. Но он не брал ее с собой. Никогда. Говорил, что это опасно. В этом Мире не должны знать, кто она, и уж тем более, откуда пришла.

Все это время, он учил ее контролировать свою сущность, и не шипеть, выпуская клыки, на любой неожиданный звук.

И Лита всегда внимала урокам.

И терпеливо ждала, когда придет день, и она свершит месть над тем, кто лишил дома и родителей. Она не знала, как поймет, что пора. Как из однообразно пролетающих дней узнает нужный. Но не покидала уверенность, что поймет и узнает. И в голове уже давно созрел план мести. Простой, как дыхание и короткий, как вздох — найти и убить!

Детали, конечно, рисовали все более красочно, но суть от этого не менялась.

К тому же, горы находились в другой стороне, потому она никогда не напрашивалась. Врожденное любопытство, как-то само собой отошло на задний план, спрятавшись за воспоминаниями «последнего дня». И потому же — крайне удивилась, когда охотник спросил.

Девочка, прищурившись, наблюдала за Саодиром, не шутит ли? Но тот делал вид, что не замечает ее взгляда, хотя Лита знала, что это далеко не так. Он умел поразить своей наблюдательностью.

Вот и сейчас, даже не взглянув на нее, явно заметил недоумение.

— Твое нетерпение растет. Сны становятся чаще, — пояснил он. — Ты все время думаешь о… нем. Может, хоть Эренгат отвлечет тебя. Может, заставит отказаться…

— Пойду, — любопытство девочки все же взяло верх.

Саодир оторвал задумчивый взгляд от деревьев, натолкнувшись на искрящиеся изумруды. На лице появилась печальная улыбка, будто прочел мысли, вертевшиеся в голове Литы.

— Скоро выходим, — отхлебнул из кружки, и ушел в дом.

Лита обернулась, на деревья, надеясь там что-то увидеть: что-то, что рассматривал Саодир. Но взгляд ни за что не зацепился. Ни за что, кроме Призрачных гор, проявлявшихся сквозь туман, и неустанно напоминавших, как она оказалась здесь и куда стремится вернуться.

«Но от мести не откажусь!» — пронеслось в ее голове.

***

Эренгат — самый крупный город Гольхеймурина в Западном королевстве. Южнее, между ним и Призрачными горами, простерся Заповедный лес, где никто не селился.

Никто, кроме Саодира.

Кони неспешно переставляли копыта, и груженая телега мерно покачивалась, стуча колесами по лесной тропе. Вокруг постоянно что-то копошилось, шелестело, шебуршало. Хлопали крылья, потрескивали ветки. Путники нисколько не смущали непуганых обитателей.

Солнце двигалось на полпути к зениту, когда Саодир с Литой въехали в Эренгат через восточные ворота.

В нос тут же ударили сотни запахов, из которых приятными девочка могла назвать лишь единицы — поморщилась. После чистого лесного воздуха, создавалось впечатление, что окатили из отхожего ведра. Казалось бы, в городе, куда верхом пускали ограниченный круг лиц, не должно пахнуть, как от немытого хряка. И все же, стойкий аромат немытых тел едва не валил с ног.

От ворот, главная улица вела прямиком на рыночную площадь — при всем желании не заблудишься. Слева от рыночной площади показался постоялый двор. За ним виднелись высокие башни — храм ордена Нового Света, как объяснил Саодир (несколько презрительно, как показалось Лите). Крыши сверкали начищенным золотом, а острые шпили возвышались над всеми остальными строениями. Выше возносился только дворец короля, что, в отличие от храма, выглядел более сурово. Впереди, сразу за площадью, приютилась таверна.

«Рудничный город», как назвал Саодир, занимался в основном добычей и поставкой железа. Западную Гряду — горы, что протянулись почти через весь Гольхеймурин с севера на юг, словно продолжение Стальных гор — сплошь изъели штольни, часть из которых уходили на такую глубину, что рабочие днями не видели света Эриана. А так как металл из восточного Кломарка практически в полном объеме скупался Регелстедом — столицей Империи Ориен, — Эренгат, фактически, «кормил» всех остальных. Находились даже умельцы, что плавили местную руду с особыми добавками, и ковали сталь, почти не уступающую кломарской.

«Клостенхемская лучше», — со знанием дела заметила Лита, когда охотник только начал обучать ее кузнечному делу.

И как выяснилось, знала, о чем говорит.

Под чутким надзором девочки, помнящей все уроки отца, Саодир выковал два парных меча с изогнутыми вперед клинками. Лита тогда сперва огорчилась, что не проступил, присущий «клостенхему», «морозный узор». Но опробовав, осталась довольна: мечи, даже врубаясь в «кломарк», нисколько не зубрились.

Лита нарекла клинки — опять же памятуя о доме — Эли и Раи. В честь Древних драконов: Элкерома и Раэнсира. Но попросту называла Когти, намекая на когти драконов. И неважно, что имена звучали нежно и ласково, кольчужный хауберк они разрезали, как пергамент. А заточка по обоим краям несла смерть в любом взмахе.

«Колющий удар таким клинком затруднителен», — заметил тогда Саодир, назвав мечи «вейланами» [досл. «кривой (изогнутый) клинок», короткий меч с изогнутым вперед клинком, махайра]. Но даже он признавал, что против нескольких противников особо не поколешь. А в руках бьющейся Охотницы, мечи оставляли лишь мерцающий след. Если жертвы — иначе и не скажешь! — будут наполнены «влагой жизни», багрянец захлестнет все вокруг.

Тогда же сработали и лук охотнику. Что хоть и уступал в изяществе его резному, но усиленный стальными пластинами, вкупе с выкованными из новой стали наконечниками стрел, пронзал лучшую «кломарскую» кирасу, а «эренгатскую» кольчугу бил и вовсе навылет.

Саодир оставил Литу с повозкой у постоялого двора и растворился среди торговцев. Волноваться за девочку не стоило — на рынке всегда дежурила стража. К тому же, он прекрасно знал ее умение обращаться с Когтями, рукояти которых выглядывали из-за спины на уровне поясницы.

В его отсутствие Лита успела осмотреться и потолкаться среди лавок. На торге превалировали шкуры и меха, что в преддверие зимы пользовались особым спросом. Но имелись и прилавки с посудой, украшениями и даже несколько с оружием из столицы.

Изящные брошки, браслеты, цепочки. Тарелки и кубки, украшенные самоцветами. Эти вещи, рассчитанные не на всех, ждали своего покупателя: цены «рычали и кусались». За одну маленькую брошь из «желтого металла» со сверкающим адамантом, торговцы просили, больше чем за добротно выкованный клинок. И даже Лите, прежде не знакомой с торговлей, ценность сих брошек казалась явно сомнительной: сыт камнями не будешь. Да и что для воина может быть дороже стали в ладони?

И вот оружие, и впрямь, притягивало взгляд.

Здесь имелись и хедморы, и полуторные маскаты. И любимые Литой парные, среди которых присутствовали, как прямые крайверы, так и изогнутые, подобно Когтям, вейланы и кипуры [от «кип» — резать, любая сабля (скимитар, катана)] — загнутые, в противоположность вейланам, назад, и заточенные по выгнутой кромке. Нашлось и несколько экрасуров с расширяющимся к острию лезвием. Рядом лежали устрашающие дахондиры и ваирлоты, скалящиеся «клыками вепря», и логмесы с «пламенным» лезвием… Лицо Литы дернулось, когда последних коснулся взгляд: она, как сейчас, помнила волнистые «двуручники» в руках Зверей, ворвавшихся в Хемингар.

Нашлось место и украшенным самоцветами кинжалам. Но на «оружие женщин» девочка лишь презренно фыркала. В их смертоносности сомневаться не приходилось, но: «Честная смерть, лучше бесчестной жизни», — всегда учил отец. А в скрытом оружии, место которого за голенищем, нет чести, оно бьет «в спину».

Саодир, правда, упоминал о наемниках, которых в Гольхеймурине звали Убийцы-без-Чести. Они, по его словам, предпочитали именно кинжалы и всяческие метательные ножи. Причем, чем незаметнее, тем лучше. Он говорил, что приходят наемники всегда ночью, и защитить не сможет никакая стража.

Вот только… Обращались к Убийцам лишь в самых крайних случаях. И не столько от того, что разыскать их стоит определенных усилий, или, что берут они за услуги не мало. Больше влияла репутация… Заказ-то будет выполнен, в этом никто не сомневался. Но где гарантия, что жертва не предложит новую сделку? Кто же захочет всю оставшуюся жизнь спать с мечом?

…Саодир вернулся довольно быстро. Несколько носильщиков подхватили привезенное — в основном шкуры и вяленое мясо и рыбу — и разошлись по рыночной площади. Охотник не торговал сам, предпочитая сбывать товар лавочникам. Довольны оставались все: торговцы зарабатывали лишнюю монету, а Саодир экономил время. Вырученного с лихвой хватало на все необходимое.

Последний служка забрал шкуры и исчез из поля зрения, затерявшись в толпе; кошель Саодира скрылся за пазухой.

— Я схожу, договорюсь, чтобы все подготовили. А ты иди, поешь.

Он протянул девочке несколько серебряных монет, указав на таверну.

— И будь осторожнее.

— Я могу за себя постоять, — сверкнула глазами Лита.

Саодир усмехнулся.

— Именно этого я и опасаюсь.

Лита провожала охотника взглядом, пока толпа не поглотила его, и направилась в «Пристанище Эрли» — таверну, что за рыночной площадью.

Вопреки ожиданию, заведение оказалось довольно уютным. Чистое убранство светлого зала радовало глаз, а с кухни доносились ароматы мяса и свежеиспеченного хлеба. У противоположной от входа стены протянулась высокая стойка. В правой части расположились грубо вырубленные столы. А левую — заслоняла перегородка, там находился отдельный зал для почтенных гостей, где сейчас, сквозь филенчатые стенки, мелькали бордовые плащи.

Посетителей оказалось немного. Двое Смертных уселись за дальним столиком справа, да еще двое протирали локтями стойку. Последние как раз и издавали основной шум, оживленно споря. Одежды выдавали рабочих только вернувшихся с вахты с Западной гряды. И судя по запаху, домой они еще не заходили…

Спор затих, а взгляды устремились на девочку, лишь только нога переступила порог, глаза рудокопов масляно засверкали.

Но Лита, не обращая внимания, прошла к столику в ближнем углу справа — отсюда вся таверна, как на ладони, и до выхода рукой подать. Тут же возник мальчонка, предложив кашу с мясом на углях, свежие овощи на выбор, спросил: «Чего госпожа предпочитает пить?» — и, получив необходимые ответы, удалился.

Но одиночество Литы оставалось недолгим…

— Привет, кроха, — напротив бесцеремонно подсел рудокоп. — Может, составишь нам компанию?

Второй с шумом отодвинул стул, занимая место рядом с приятелем.

— Не переживай, мы будем щедры, — ухмыльнулся он.

Мужчина потянулся к девочке через стол немытой ладонью, с чернеющей под ногтями грязью. Глаза, разгоряченные элем, жадно ощупывали фигуру, скрытую мальчиковыми одеждами и кожаным жилетом. Зубы хищно оскалились. Он подался через стол…

Левая рука Литы неуловимо мелькнула в воздухе, словно молния, раскалывающая небо и извергающая в мир потоки дождя. Всего одно короткое движение — удар раскрытой ладонью, — и голова рудокопа дернулась назад; мышцы шеи непроизвольно напряглись, в попытке удержать ее, и в этот момент правая рука Литы легла на затылок и с силой рванула на себя.

Лицо мужчины с треском врезалось в отполированный временем стол, окрасив прыснувшим багрянцем; кружки подпрыгнули, расплескивая эль. Рудокоп запоздало отшатнулся, часто моргая широко распахнутыми глазами — даже инстинкты, всегда опережающие разум, не поспевали за движениями Литы. Кровь сочилась из ноздрей мужчины, текла по подбородку и капала на его, и до этого не совсем чистую, засаленную рубаху.

Смертные за дальним столиком безразлично взирали на происходящее — то ли здесь не в чести заступаться, а то ли поняли, что девочке не требуется защита.

Рудокоп, наконец, разразился затянутым воем, собирая кровь в подставленную ладонь.

— Она… сломала мне нос!

С той же легкостью, Лита могла убить его, вложив еще в первый удар чуть больше силы, но Саодир просил быть осторожнее…

— Ах, ты!.. Дрянь! — завопил подсевший первым, вскакивая со стула.

До его замутненного сознания только теперь дошло, что случилось. Мужская ладонь скользнула к сапогу, где торчала рукоять кинжала — в Ардегралетте за одно это ему грозило всеобщее осмеяние… В лучшем случае…

Но девочка не шелохнулась. Два изумруда ловили каждое движение. Ожидание момента, когда он бросится, стянуло время в тугой кокон. Будущее и настоящее сплелись между собой… Кривой кинжал тускло блеснет в свете масляных ламп, Эли выскользнет из ножен, хищной усмешкой озарив зал, и жадно вопьется изогнутым когтем мужчине в горло… Алая тень ляжет на столешницу…

Глухой металлический удар заставил всех в таверне замереть; даже Лита невольно вздрогнула, не заметив чужого приближения — что недопустимо для Свободной Охотницы!

На столе перед девочкой замер прекрасный маскат, сжатый широкой ладонью, стальная крестовина искрилась узором из адамантов, по клинку, тонкими нитями, струилась гравировка, металл сверкал в лучах, проникающего в окно солнца.

Девочка подняла голову.

Нагрудник, усеянный золотой вязью, охватывающей солнце с пятью лучами, поблескивал начищенной сталью, а за плечами воина трепетал бордовый плащ отороченный золотом. Суровый взгляд следил за рудокопами; еще четверо воинов в таких же плащах безучастно держались в стороне — это их и видела Лита за филенчатыми перегородками зала для почтенных гостей.

И как только Лита подняла голову, весь окружающий мир поплыл, истаивая, словно туман. Глаза жадно впились в профиль: прямой нос, иссиня-черные волосы, подбородок обрамленный бородой «косичкой», перехваченной серебристой лентой. И глаза цвета глубинных вод.

Она узнала его! Это его она видела в день, когда вышла из пещер! Это он — Зверь!.. Нисколько не изменился…

Дыхание перехватило, и Лите стоило огромных усилий выдохнуть, сохранив спокойствие и присутствие разума.

Рудокоп отступил, медленно убирая руку подальше от кинжала и зло сверкая глазами; потянул, хлюпающего разбитым носом приятеля, назад к стойке… Если бы он знал, насколько ему повезло, что не успел кинуться на девочку со своим «обрубком», упал бы, наверное, в ноги воину, благодаря за спасение…

— Тебе не стоит ходить одной в такие места, — серебристая лента на бороде «косичкой» колыхнулась, когда мужчина повернул голову.

Взгляд уперся в Литу.

— Я могу за себя постоять, — процедила Лита.

— Не сомневаюсь, — губы мужчины растянулись в добродушной улыбке, обнажив ровные зубы.

Меч, щелкнув, скрылся в ножнах, не менее щедро украшенных все теми же адамантами.

Она так долго ждала этого дня, и вот он перед ней! Она часто представляла, как выхватывает меч, как бросается на него. Как кровь из разрубленного горла скользит по клинку, по эфесу, как слипаются пальцы от этой теплой багряной влаги. Как он обессилено падает на колени. Хрипит, зажимая смертельную рану — горло булькает, он что-то пытается сказать, но слов не разобрать. Да, они и не важны: она не собирается слушать! Ей не нужны мольбы о пощаде! Достаточно видеть, как жизнь покидает тело… Чтобы еще живая ладонь отпустила меч… Чтобы вороны выклевали потухшие глаза, а волки растерзали плоть, лишая сожжения и любого шанса предстать перед Богами. Ей не нужны его муки — нужна только смерть!..

Но оба Когтя все так же покоились в ножнах. Лита словно окаменела от неожиданности. Что-то удержало от отчаянного броска. Словно чья-то сильномогучая длань легла на плечо, не позволив вскочить, взмахнуть сталью… Словно кто-то неуловимо шепнул: «Не сейчас…» И какая-то незримая цепь сковала тело…

Или это страх? «Нет!» — Лита отмела эту мысль.

Она направила все силы на то, чтобы не выдать себя, чтобы ни один мускул не дрогнул. Постаралась вести себя естественно.

— Впредь, будь осторожнее, — мужчина спокойно развернулся и направился к выходу.

А Лита смотрела в удаляющуюся спину — золотое солнце всходило на темно-бордовом плаще, отбрасывая такую же золотую рябь, словно поднималось из кровавых глубин. Волосы, водопадами тьмы, струились по плечам и чуть колыхались при каждом движении. Кольчужный хауберк шелестел в такт шагам…

«Как я могла не заметить, когда он подходил?! — корила себя девочка. — Как не услышала?!»

Чуть выждав, Лита бросилась следом.

Когда она выскочила на улицу, мужчина удалялся верхом на статном белом жеребце в сопровождении четырех всадников. Они выехали за ворота и понеслись в восточном направлении, оставляя после себя клубы пыли.

А девочка стояла и смотрела им вслед; ладонь лежала на рукояти чуть выдвинутого Эли, и казалось, что даже это усилие — достать всего на четверть — далось с огромным трудом. Словно кто-то давил на сверкающее навершие, не позволяя клинку вдохнуть полной грудью свежего утреннего воздуха, мешая стали утолить жажду…

Но мог ли Перворожденный не узнать ее запах?!

«Пропасть, Боги! К чему эти игры?!» — в сердцах воскликнула Лита, с силой вгоняя клинок обратно.

***

Девочка безразлично ковырялась в тарелке, когда вернулся Саодир. Он с порога кивнул служке, знаками показав повторить заказ девочки, и тот шмыгнул на кухню. Лита не подняла глаз, ни когда доски пола скрипнули под золотоволосым, ни когда он опустился на стул напротив.

Саодир окинул таверну скучающим взглядом, чуть задержавшись у стойки.

— Уже нашла друзей? — усмехнулся охотник, отметив, что рудокопы бросают на девочку полные ненависти взгляды.

Один из мужчин все еще прижимал к носу окровавленный рукав.

— Золотое солнце с пятью лучами, — не подняла головы девочка. — Кто они?

Саодир мгновенно стал серьезным, пятерня взъерошила волосы.

— Орден Нового Света, я рассказывал. Их храм в южной части города, за рыночной площадью…

— Хорошо, что магистр Холар оказался рядом, — вставил, прибежавший мальчонка, выгружая тарелки с подноса, — А то бы такое началось…

И тут же замолк, оробев, что невежественно встрял в чужой разговор. В глазах забилось сожаление о не вовремя вылетевших словах… Ну, кто тянул за язык?! Теперь точно не дождется ни медяка сверху… Вон, как господин строго смотрит! Чего доброго еще и подзатыльник даст…

Мальчишка втянул голову, но все же остался — за еду-то нужно получить положенное.

Саодир мягко улыбнулся, без труда прочтя все на лице мальчика.

— Магистр Холар? — переспросил охотник, в воздухе «подмигнула» монета. — Расскажи.

Зоркие юные глаза на лету распознали золотой, маленькая ладонь ловко поймала, и тот мигом скрылся в кармане; мальчик просиял.

— Да, я толком и не понял, что произошло, — вполголоса затараторил служка. — Видел только, как они, — голова не глядя кивнула на рудокопов, — подсели. Один потянулся… А потом — тресь! И въехал носом в стол… Вроде как сам… — ореховые глаза мальца робко покосились на девочку.

— Так уж и сам? — усмехнулся Саодир, глянув на Литу, но та все так же невозмутимо раздирала мясо на волокна. — Про магистра расскажи.

— Так вот, я и говорю! Я только хотел за стражей… Тут-то и появился магистр Холар!.. Второй-то, из этих, за кинжалом потянулся… — мальчишка поморщился. — А магистр ка-а-ак хлопнул по столу мечом, так все и притихли. Я тоже, когда подросту, пойду в Орден! Стану магом!

Мальчонка расцвел от этих мыслей — он уже видел на себе бордовые с золотом цвета.

— А Холар — он магистр чего? Какой стихии? — охотник бесцеремонно выдернул его из грез.

Служка ошеломленно захлопал на Саодира глазами, как на лишенного рассудка.

— Холар он самый Старший в Золотом Совете! Он такое может!.. Если бы не он, Империя вообще развалилась бы после смерти короля Рикара! Холар ведь его дело продолжил — мир с Высокородными поддержал!.. — взгляд мальчика скользнул в сторону.

Хозяин за стойкой хмуро кивнул на угловой столик, где двое Смертных нетерпеливо поглядывали.

— Спасибо за рассказ, — не стал задерживать Саодир, и подмигнул, бросив серебряник: — За еду.

И когда мальчик ушел, Лита, наконец, оторвалась от тарелки. Лицо девочки редко выражало мысли, но по блеску изумрудов все становилось яснее ясного.

— Как он меня не узнал? — взволнованно прошептала девочка. — Любой Свободный Охотник узнал бы мой запах!

— Может дело в том, откуда ты? Может Эриан скрывает запах твоей крови? А может магия забивает нюх? Честно говоря, я тоже не чую тебя, как-то «по-особому»… Почему ушел, если узнал? Западня? К чему такие сложности? Схвати он тебя прямо здесь, никто не посмел бы и пикнуть.

Лита покачала головой, не зная, что ответить. Может охотник прав, и ее кровь в этом Мире, и в самом деле, пахнет как-то иначе, не выделятся.

— Меня больше волнует другое, — продолжал Саодир отстраненно. — Перворожденный? Здесь, в Ярком Мире, под «золотыми лучами»? Чего еще мы не знаем?! Звери?..

— Звери не вышли из пещер, ты же помнишь.

— Помню.

Тяжелые мысли отражались на лице Саодира, сводя брови все ближе.

— Они, видимо, возвращаются в Регелстед, — наконец, выговорил он задумчиво.

Ему не нравилась эта петля Линий Жизни, столкнувшая Литу с Холаром столь неожиданно. Да еще так многозначительно, что поди разбери.

Девочка дунула на непослушную прядь, что так и норовила залезть в глаза. Кивнула каким-то своим мыслям, поджав губы:

— Выйдем перед закатом.

— Куда выйдем? — непонимающе заморгал Саодир.

— В Регелстед. Первая часть плана выполнена, осталась вторая. Богине было угодно, чтобы я встретила его здесь!

— Может она просто играет с тобой? — возмутился Саодир. — Желает посмотреть, какой выбор ты сделаешь? И куда он заведет тебя? Это вполне в ее духе…

— Я уже давно сделала свой выбор. Остается только придерживаться его… что бы ни случилось.

Девочка выглядела полной решимости, глаза пламенели. И в этих двух, таких живых и лучащихся изумрудах, сейчас не отражалось ничего, кроме предвкушения сладкого запаха крови и липкого холода смерти.

«Решив однажды, нужно идти до конца, — всегда говорил отец. — Иначе, если ты сама не будешь доверять себе, почему другие должны делать это? Живи и умирай согласно своим решениям».

***

Солнце последний раз сверкнуло на горизонте и погасло, погрузив Гольхеймурин во тьму. В это время небо становилось таким черным, что практически сливалось с окружающей ночью. А Другие Миры сияли так ярко, что казалось, будто тысячи светлячков кружат над головой — стоит протянуть руку и можно схватить.

Младшее из Ночных Солнц поднялось из глубин Восходного моря и бежало по небосклону навстречу еще дремлющему старшему брату, но сил одинокого Радеса не хватало, чтобы одолеть окружающий мрак — видимо, все же много сил отдал в войне с Кровавыми Богами.

Впрочем, девочке света вполне хватало.

Мысли роились в голове, словно пчелы в улье. Так же она чувствовала себя, когда Саодир рассказывал, о встрече с Деррисом Морте — ее отцом. Он говорил, что Деррис спас ему жизнь, в те времена, когда умер король Рикар, и Орден «унаследовал» власть над Империей.

Лита помнила каждое слово того разговора. Тогда она впервые спросила, почему Зверь назвал его Дитя Солнца?

–…И когда Золотое Солнце озарит мир бордовым рассветом, и ознаменует приход тех, на чьих плечах покоится первородная тьма, способная накрыть все живое, из призрачных глубин явится Дитя Солнца…

— Пророчество о Линд де Риан? — удивленно нахмурилась маленькая Лита.

Саодир кивнул.

— Пророчества часто звучат очень путано. Но еще чаще, в достаточно прямолинейных словах, мы сами ищем некий тайный, глубокий смысл, — он задумчиво покусывал губу. — Я тоже не понимал, пока над Регелстедом не взвились бордовые стяги с золотым солнцем о пяти лучах. А потом… потом встретил тебя.

И Лита понимала, к чему он вспомнил пророчество. Она без пояснений сложила головоломку. Даже та часть, что Саодир пропустил, нашла свое место — отец всегда говорил, что она очень сообразительна.

Она и есть Дитя Солнца!

Охотник смотрел на девочку, что слушала каждое слово. И понимал, какие мысли сейчас, возможно, рождаются в ее голове… Возможно, родители были бы живы, не встреть тогда золотоволосый ее отца. Возможно, не он, Саодир, учил бы сейчас обращению с оружием, а может — и не с оружием вовсе. Возможно, все эти годы не он укладывал бы ее спать, а мама — пела бы колыбельные, поправляла меха. Девочка жила бы спокойно в своем замке, где все знакомо и привычно; и не терзалась бы жаждой мести в этом чуждом для нее Мире, где даже солнце не терпит таких, как она… Хотя, ее-то как раз Эриан принял…

Саодир уже готовился к встрече с Богами, но помощь пришла, откуда и не ждал вовсе! Судьба?.. Тогда охотник недоверчиво — и даже пренебрежительно — относился к Инниут. Богам сложно доверять: у них всегда свои планы, своя справедливость. Но Богиня привела Дерриса ему на помощь…

Впрочем, последствия той помощи оказались более чем жестокими и пугающими. Столько крови пролилось…

«Так, что же, по-другому и быть не могло?» — думал Саодир, глядя на девчушку шести витков от роду. «Линии Жизни переплелись настолько тесно, что она все равно бы оказалась здесь? И его задача… помочь? Или… Или от них вообще ничего не зависит?! Нельзя ничего остановить и предотвратить? Судьбы сплетаются по воле Инниут и этому не помешать?.. Боги — как же туманны ваши пути и намерения!»

Но вслух сказал:

— Жизнь за жизнь.

И Лита уже тогда прекрасно знала, что значат эти слова, которые могут быть и обещанием, и проклятьем. Она не раз слышала их в родном Ардегралетте. Так говорили многие, пришедшие в Хемингар, впервые представ перед отцом — почтительно склоняли головы под пронзительным взглядом Айдомхара и прижимали кулак к левой груди, там, где сердце… И оставались навсегда.

Губы маленькой Литы плотно сжались, челюсть стиснулась, и на щеках проступили желваки.

А Саодир продолжал:

— Когда мир восстал, разразилась война, что теперь называют Светлой. Кровавые Боги были сильны, и никто не мог противостоять им. Но Великий Воин объединил Смертных, Высокородных и Перворожденных. И все вместе они изгнали Богов. А когда война закончилась, Перворожденные повернулись против остальных. Они хотели править. Одни, без посторонних. Тогда-то часть Высокородных и приняли Дар Морета. Они пожертвовали посмертием, чтобы выстоять против Перворожденных… Война была короткой, но очень кровавой. Перворожденных не осталось в Мире, как и тех Высокородных, что приняли Дар Проклятого Бога… Но даже Смертные до сих пор помнят «серебряный меч, что встал на защиту Мира».

Лита молчала, закусив губу так сильно, что во рту появился привкус железа; на стол упала багряная капля; Саодир протянул платок.

Девочка прекрасно знала, о чем он. «Garet Ingur!» — гласила надпись выведенная под серебряным мечом на алом поле. На гербе Хемингара, гербе Свободных Охотников, гербе ее отца!

— Кольцо, что у тебя на шее… — продолжал тем временем Саодир. — Не то, что оставил Зверь, а другое…

— Кольцо моего отца… — рассеяно пробормотала девочка, невольно потянувшись к груди, где под рубахой грелось серебро.

— На нем гербовая вязь тех самых Высокородных…

— Моего отца…

— Рода, что уничтожил Перворожденных!

Лита вытянула шнурок из-за пазухи, серебро блеснуло при свете свечей, пламя отразилось на гранях. И вместе с кольцом отца на ладони лежало кольцо Зверя. То кольцо, что он бросил ей. Его тоже украшала гербовая вязь — Лита узнала ее еще тогда, у пещер… Но отец никогда не описывал их ТАКИМИ, ни разу не упоминал, что они умеют!..

Саодир вновь заговорил, и голос звучал отстраненно:

— Выходит, все было несколько иначе, — размышлял он вслух. — Сила Морета навлекает Гнев Эриана. Видимо, приняв Дар, Высокородные навсегда лишили себя возможности вернуться. И остались… охранять границу, чтобы не пустить Перворожденных в Яркий Мир.

— Зверь — он… Перворожденный, — вздрогнула Лита, теперь уже абсолютно уверенная в своей догадке.

«Почему они не любят нас?» — вспомнился вопрос, что она задавала отцу.

Память услужливо выхватывала из глубины все, что девочка когда-либо слышала. Складывала то, что рассказывал Саодир, с тем, что говорил отец. Мысли метались, словно искры костра, вспыхивали новыми красками, заполняя пробелы. И все становилось таким понятным…

— Ты лучше думай о том, что будешь делать, когда доберемся, — прервал воспоминания Саодир.

Но Лита лишь крепче сжала поводья.

— Жизнь за жизнь, — тихо, с нажимом, произнесла она, глядя, как темная дорога проскальзывает между ушей коня.

И новая волна накатила, захлестнув с головой…

Отец всегда говорил, что Воля сильней Судьбы, что всегда можно выбрать свой путь. «Судьбу Мира ты этим не изменишь, — говорил он, — у Богини Инниут всегда есть запасные пути, и что уготовано Миру — свершиться. Но твои Линии Жизни лишь в твоих руках. Лишь ты способна решить, что делать, а чего — нет. И отвечать за свои решения тоже только тебе. И в первую очередь перед собой. Потому что честь нельзя отобрать, ее можно только отдать. А если твоя воля сильна, то и Судьбу Мира можно переломить».

Но тогда получалось, что Судьба решила все заранее. Решила, что Лита придет в этот Мир и встретит Саодира. А значит, та же Судьба решила, что и отец, и мама должны умереть… Еще утром Лита с нетерпением ждала возвращения в Хемингар, в Ардегралетт. Ждала долгие девять витков… Но единственный раз выбралась в город и — встретила Зверя. Перворожденного. Своего врага! Убийцу своего рода! Встретила совершенно не там, где ожидала… Тоже Судьба?

И еще пророчество о Линд де Риан… Насколько глубоко ее Линии Жизни вплетены в Судьбу Мира? И если все не случайно, что ждет впереди? По своей ли воле она идет? А если остановится — будет ли это ее решение?

Брови Литы медленно сдвигались, лоб морщился, лицо мрачнело. Непослушный локон мерцал перед глазами призрачным светом Других Миров, пламенел раскаленным металлом, что отражаясь в глубине изумрудов, играл кровавыми всполохами.

Неужели ее воля оказалась настолько слаба и беспомощна, что Инниут играючи сдержала ее руку в угоду своим планам? Не дала выхватить меч, там, в Эренгате? Неужели ей не одолеть?.. В пророчестве говорится, что «Дитя Солнца способно противостоять тьме»… Противостоять, а не победить!.. А, ведь и правда, во сне Лита не чувствовала вкуса победы… Тогда для чего она сейчас едет в Регелстед?!

Зародилось сомнение, а не выбрал ли за нее кто-то и этот путь, что ведет в самое сердце Гольхеймурина? Мог ли Зверь не узнать ее?!

«Жизнь за жизнь! — стискивая зубы, твердила себе Лита. — Честная смерть, лучше бесчестной жизни!»

А честь требовала отмщения!

Отец говорил: «Плохой план, лучше, чем его отсутствие». Но совпадает ли ее план с планом Инниут? И что за игру затеял Холар?..

«Иногда судьбе нужно просто следовать, — подсказала память слова мамы. — И это решение никто не властен принять за тебя. Ты можешь воспротивиться, можешь отказаться — судьба все равно найдет тропинки — найдет кого-то другого. Но если твои Линии Жизни тесно сплетены с Судьбой Мира, от твоего выбора зависит очень и очень многое. И чтобы принять этот путь, нужно иметь гораздо более сильную волю, нежели для того, чтобы отмахнуться от него. Но, независимо от твоего решения, то, что должно произойти в Мире, обязательно произойдет. Это лишь вопрос времени — а как раз его у Богов в избытке, они могут позволить себе ждать…»

Мама верила, что каждому что-то уготовано, что Богиня ведет всех…

Лита упрямо тряхнула головой: «Что ж, я приму судьбу, и пускай она ведет меня… Пока нам по пути. Но Боги, впредь вам лучше не мешать мне! Я свершу свою месть, даже если у Судьбы другие планы!»

Конец ознакомительного фрагмента.