Где-то в Конце Времен. Кинороман

Отто Мюльберг

Может ли человечество преодолеть свои собственные недостатки и построить мир, неотягощенный злом? Как ему это удастся, чем придется пожертвовать? Чем новый эволюционный шаг homo sapiens будет отличаться от Апокалипсиса, и где та тонкая грань между Концом Света и началом Новой Эпохи? Может ли машина любить и верить? Что общего между Создателем и его творениями? Вопросы сами по себе вечные, но они приобретают особенно неожиданную окраску, когда их задают себе четыре отъявленных негодяя.

8

Адепт Илай жил, как и подобает человеку-легенде, в мраморном дворце в греческом стиле с золотым куполом. Я пару раз проезжал мимо, но никогда прежде не пытался попасть на прием к владыке нашей теократии. Не по причине его недоступности, а просто за ненадобностью. Вход-то к нему всегда открыт для любого, главное соблюдать регламент.

Во дворец вела широченная лестница, на которой мониторились пошаговые правила аудиенции, всего пять штук: «Вход строго по одному», «На прием по изменению личного договора люди в нетрезвом виде не допускаются», «Вытирайте ноги», «Вопросы договоров модифицированных граждан не рассматриваются», «Подумай еще раз!».

Сильно нервничая, я вытер ноги и вступил под литой золотой свод дворца-храма.

Его преподобие, обложенный со всех сторон шелковыми подушками, лежал на троне размером с половину футбольного поля и храпел так, что висюльки на люстре качались. Рядом с необъятным телом адепта по заключению договоров стоял очень прозаичный пакет с молоком и тарелка с печенюшками. Во всем этом чувствовалась какая-то издевка и над дворцом, и над посетителем.

Зазвонил колокольчик, и адепт изволил открыть один глаз, рассматривая меня безо всякого интереса.

— Вопрошай, отрок. Ты по договору или по личному?

— По личному, ваше преподобие. Вчера во Фликс-Тауне баалиты похитили, а может быть и убили моего отца, Гюнтера фон Бадендорфа.

Адепт Илай колыхнулся и открыл второй глаз.

— Так-таки похитили и убили?

— Да, ваше преподобие.

— Прямо во Фликс-тауне?

— Да, ваше преподобие, и дом взорвали.

— Гюнтера Бадендорфа?

— Да, ваше преподобие!

— Надо же, какой кошмар! — Сказал адепт Илай и закрыл оба глаза.

Подозрение, что надо мною издеваются, переросло в твердую уверенность. Я что-то такое слышал о не вполне адекватном поведении нашего владыки, но подробностей не помнил.

— Ваше преподобие, это же нарушение нашего суверенитета и неслыханное уголовное преступление!

— О, да-а… — Кажется адепт собирался снова захрапеть.

— Ваше преподобие, но вы ведь предпримете меры?

— Какие? — Оба глаза снова открылись.

— По задержанию преступников…

— Я? Я договоры рассматриваю, а не жуликов ловлю. Я, между прочим, духовное лицо, а не участковый! Что, по-твоему, я должен предпринять?

— Пнуть ленивцев из ПСС, Владыка. А если вам наплевать, благословите, я сам этими занудами займусь, — я что-то не на шутку разозлился на эту вредную массу.

Адепт Илай перестал готовиться ко сну и даже сел.

— Нет, не благословлю. Во-первых, ты не паладин, во-вторых — благословение тебе не требуется. Я вас, Бадендорфов, знаю. Вам хоть кол на голове теши, все равно все сделаете по-своему.

А ведь и точно, адепт Илай скорее всего очень близко знал моего папэ.

— Тогда хоть расскажите мне о нем.

— Твой батя, мальчик, законченный алкоголик, нахал, бабник и плут, каких мало. Так ему и передай!

— Вы не верите, что он умер?

— Уммер, Шуммер, да какая разница, лишь бы был здоров, — потерял интерес к беседе владыка и снова захрапел.

Я вернулся в квартирку дедушки Велвела в полном отчаянии. Лева уже был дома, пил чай и с интересом наблюдал, как я мечусь по комнате, заламывая руки.

— Судя по твоей непревзойденной актерской игре, адепт Илай ничего толкового не сказал?

— Жирный гад даже бровью не повел.

— Предсказуемо.

— С чего бы это?

— Адепт Илай всегда был жестким сторонником соблюдения гражданских прав и Конституции.

— Какое отношение мои гражданские права имеют к его отказу начать расследование дела государственной важности?

— Вилли. Мне кажется, что погрузившись в пучины своего горя, ты совсем позабыл, что живешь в самом благополучном мире, где ничего не происходит просто так, кроме случайного секса.

— Тогда я совсем ничего не понимаю. Какая выгода адепту Илаю мешать мне в поисках папэ?

— А он тебе мешает?

— Ну… Пока нет.

— А кто мешает?

— Рано или поздно за меня возьмется ПСС. И существует мнение, что ровно в ту же минуту я окажусь в кабине шахтерского бота на Тиамате.

В комнату вошел дедушка Велвел, увидел, что мы беседуем по душам, и молча присел на уголок кровати.

— Голли, а кто тебе сказал, что ПСС ринется тебя ловить? И как ты себе объясняешь, почему они до сих пор не связали тебя джутовыми веревками по рукам и ногам?

— Так я прячусь, между прочим, здесь и сейчас!

— Где прячешься?

— У вас прячусь! — Я начал ненавидеть этот разговор уже в открытую.

— У нас? У с недавних пор младшего инспектора ПСС Фляма и ответственного координатора ПСС по воспитательной работе Меламеда? Вилли, я тебе честно скажу, ты — гений, и ПСС тебя тут точно никогда не найдет!

До меня долго не доходило. А когда дошло, то я даже не знал, бить ли Леве морду или говорить спасибо.

— Вот ты сволочь, Лева. То есть почти сутки ты сдерживал хохот и наблюдал, как я мучаюсь?

— Сдерживал. Пару раз выходил на улицу проржаться, конечно, но остальное время стоически терпел! — Лева широко улыбнулся, вытащил на свет бутылку водки и два стакана, — опять же, ты напоил меня, когда мне это было необходимо, надо же было отплатить тебе той же монетой.