Сказки

Оскар Уайльд

Оскар Уайльд – автор не только всемирно известного романа "Портрет Дориана Грея", но и прекрасных сказок, сочетающих богатую фантазию писателя и ироничную манеру повествования. Каждая деталь обладает символическим смыслом, а добро и красота выступают как неразделимое целое.

Соловей и Роза

— Она сказала, что будет танцевать со мной, если я принесу ей алую розу, — воскликнул молодой Студент, — но в моем саду нет ни одной красной розы!

Соловей услышал это, сидя в своем гнезде на дереве, столетнем дубе, и с изумлением выглянул из листвы.

— Ни одной красной розы! — восклицал юноша, и его чудные глаза наполнились слезами. — Ах, от каких пустяков зависит иногда счастье! Я прочитал все, что когда-либо писали мудрецы, я постиг тайны философии, но жизнь моя может быть разбита, потому что у меня нет красной розы!

— Вот он наконец-то, настоящий влюбленный, — сказал Соловей. — Ночь за ночью пел я о нем, хотя и не знал его; от зари до зари рассказывал я его историю звездам — и вот он предо мною. Его волосы темнее, чем цвет гиацинта, а губы алеют, как роза, которую он ищет; но лицо его побледнело от страсти и стало белее слоновой кости, а горе наложило свою печать на его чело.

— Завтра принц дает бал, — шептал юный Студент, — и моя милая будет в числе гостей. Если я достану ей алую розу, она будет танцевать со мной до рассвета. В награду за этот цветок ее головка будет покоиться на моем плече, я буду держать ее в объятиях, и рука моя будет сжимать ее руку. Но у меня в саду нет красных роз, и на этом вечере я останусь один: она пройдет мимо, не удостоит меня взглядом, и сердце мое разорвется от горя.

— Да, это настоящий влюбленный, — сказал Соловей, — то, о чем я пою, он переживает; то, что для меня радость, для него — печаль. Да, любовь — непостижимое чувство. Она дороже изумрудов и благороднее опалов. Ее не купить за жемчуга и за гранаты; она не выставляется в витринах, не продается в магазинах и не может быть оценена за деньги.

— Оркестр будет греметь на хорах, — продолжал горевать Студент, — а моя милая будет танцевать под звуки арф и скрипок. Она танцует так легко, едва касаясь пола; придворные в пышных нарядах будут толпиться вокруг нее. А со мной она танцевать не будет, так как я не могу достать для нее красную розу! — и, бросившись на траву, он закрыл лицо руками и заплакал.

— О чем он плачет? — спросила пробегавшая мимо маленькая Ящерица, помахивая хвостиком.

— О чем, в самом деле? — поинтересовалась Бабочка, порхавшая в солнечных лучах.

— О чем? — прошептала своему соседу Маргаритка тихим, нежным голосом.

— Он плачет о красной розе, — сказал Соловей.

— О красной розе! — вскричали все хором. — Как это смешно! — И маленькая Ящерица без стеснения засмеялась.

Но Соловей, понимавший горе Студента, молча сидел на дубе, размышляя о тайне любви.

Вдруг он расправил свои коричневые крылышки и взвился в воздух. Словно тень, промелькнул он в листве и бесшумно полетел через сад.

Посреди зеленой лужайки рос пышный Розовый Куст; Соловей направился к нему и опустился на одну из его ветвей.

— Дай мне красную розу, — попросил он, — и я спою тебе мою нежную песню!

Но Куст покачал головой.

— Мои розы белее снега на горных вершинах, — отвечал Куст, — они белы, как пена морская. Иди к моему брату, что растет возле солнечных часов, может быть, он исполнит твою просьбу.

И Соловей полетел к кусту у солнечных часов.

— Дай мне красную розу, и я спою тебе мою звонкую песню, — обратился он к нему.

Но Куст отвечал, качая головой:

— Мои розы желтее цветов златоцвета, украшающих поле, пока их не срежет коса, они желты, как волосы морской девы, что сидит на янтарном троне в глубине океана. Но лети к моему брату под окном Студента: он, может быть, даст тебе то, о чем ты просишь.

И Соловей полетел дальше, к Розовому Кусту под окном Студента.

— Дай мне красную розу, и я спою тебе свою самую нежную песню!

Но и этот Куст покачал головой.

— Мои розы краснее кораллов, колеблющих свои веера в глубинах морских; они красны, как нежные лапки голубки. Но зима сковала мою кровь, мороз убил мои бутоны, буря поломала ветви, и мне не суждено цвести в этом году.

— Одну красную розу — это все, что я хочу, — молил Соловей, — только одну розу! Неужели невозможно ее раздобыть?

— Есть один способ, — отвечал Розовый Куст, — но он так ужасен, что я не осмеливаюсь сказать тебе.

— Говори, — настаивал Соловей, — я не испугаюсь.

— Если хочешь добыть красную розу, ты должен создать ее из звуков музыки при лунном сиянии и окрасить ее кровью твоего собственного сердца. Пронзив грудь моим шипом, ты должен петь мне всю ночь до зари, пока шип не проколет твое сердце и твоя кровь, перелившись в меня, не воскресит во мне жизнь.

— Смерть за красную розу — очень дорогая цена! — вскричал Соловей. — Каждый дорожит своей жизнью. Так привольно жить в зеленом лесу и любоваться солнцем в его золотой колеснице и луной в жемчужном уборе. Сладко упиваться ароматом боярышника… А как красивы колокольчики, прячущиеся в долинах, и вереск, цветущий на холмах. Но любовь краше жизни, и что стоит сердце птицы в сравнении с сердцем человека?

Расправив свои коричневые крылышки, Соловей поднялся в воздух. Словно тень, промчался он по саду и тихо опустился в листву.

Студент все еще лежал в траве, на том же месте, и слезы еще стояли в его прекрасных глазах.

— Не печалься, — закричал ему Соловей, — ободрись, у тебя будет красная роза! Я создам ее из музыки при лунном сиянии и окрашу ее кровью моего собственного сердца. В награду я прошу только обещания верно любить. Любовь глубже самой глубокой мудрости и сильнее самого несокрушимого могущества. На огненных крыльях летит она и зажигает сердца. Уста ее сладки, как мед, и дыхание ее благоухает, как мирра.

Студент, прислушиваясь, приподнялся в траве; но язык птички был ему непонятен: ведь он знал только то, что написано в книгах.

Зато понял старый Дуб и опечалился: он был очень привязан к птичке, свившей гнездо в его ветвях.

— Спой же мне свою последнюю песню, — прошептал он, — мне будет так одиноко без тебя!

И Соловей запел для старого Дуба, и голос его был подобен журчанию воды, падающей в серебряную урну. Когда он смолк, Студент встал и вынул из кармана записную книжку и карандаш.

— Бесспорно, он мастер формы, — сказал он сам себе, идя домой. — Этого у него не отнять; но есть ли в нем чувство? Думаю, что нет. Да, он похож на большинство артистических натур. Он олицетворяет изящество, но без внутреннего тепла. Он бы не пожертвовал собой для других. Он думает лишь о музыке, а искусство — эгоистично, это всем известно. Все же надо сознаться, что его трели прекрасны. Как жаль, что в них нет смысла и они лишены практического значения.

И он вошел в свою комнату, бросился на кровать и стал думать о своей возлюбленной; но вскоре заснул. А когда луна озарила небосклон, Соловей полетел к Розовому Кусту и прижался грудью к его шипу. Так пел он всю ночь, а хрустально-холодная луна слушала его. Всю ночь, пока он пел, острый шип все глубже вонзался ему в грудь, постепенно высасывая живительную кровь.

Сначала он пел о нежной привязанности мальчика и девочки. И на верхнем сучке деревца расцветала чудная роза, лепесток развертывался за лепестком, по мере того как одна песня сменяла другую. Вначале роза была бледна, как туман, что стелется над рекой, как утренняя заря, и серебрилась, словно крылья рассвета. Как розовая тень на серебряном стекле зеркала, как розовый отблеск на поверхности воды — так нежна была роза, что расцветала на верхней ветке Куста.

Но вот Куст заставил Соловья крепче прижаться к шипу.

— Прижмись крепче, маленькая птичка, — кричал он, — иначе день наступит раньше, чем роза успеет расцвести.

И Соловей сильней прильнул к шипу грудью, а песнь становилась все звонче и нежнее, воспевая любовь юноши и девушки.

И едва заметный румянец разлился по лепесткам розы, как лицо жениха, целующего свою невесту. Но шип еще не проник в сердце Соловья, и роза еще не ожила — только кровь соловьиного сердца вызывает к жизни сердце розы.

И Куст снова потребовал, чтобы Соловей еще сильнее прильнул к нему.

— Прижмись сильнее, Соловушка, — кричал он, — или роза до утра не успеет расцвести!

Соловей придвинулся ближе, шип вонзился ему в сердце, и дикая боль зажглась в нем. Острее и острее становилась мука, и все страстнее лилась песня, рассказывая о любви, освященной смертью, о той любви, которая не умирает в могиле.

И стала роза алой, подобно утренней заре на востоке. Пурпуром зарделись ее лепестки и, как рубин, покраснело ее сердце.

Но голос Соловья вдруг ослаб, крылья затрепетали, и глаза подернулись пеленой. Слабее звучала теперь песня, и что-то клокотало у него в груди.

Наконец прозвучала последняя трель. Бледная луна услышала ее и, позабыв о рассвете, застыла на небе. Красная роза задрожала в экстазе и развернула свои лепестки навстречу холодному утреннему ветру. Эхо унесло этот звук к своим багряным пещерам в холмах и пробудило спавших пастухов. Он отозвался в прибрежных тростниках, наперегонки понесших его к морю.

— Смотри, смотри, — вскричал Куст, — роза расцвела!

Но Соловей не ответил, он лежал в высокой траве мертвый, с сердцем, пронзенным шипом.

В полдень Студент, отворив окно, выглянул в сад.

— Какое счастье! Вот она, алая роза! Я никогда в жизни не видал ничего подобного. Она дивно хороша, я уверен, что у нее длинное латинское название! — И, протянувшись, он сорвал ее.

Схватив шляпу, он побежал к дому профессора, держа цветок в руке.

Дочь профессора сидела у порога, разматывая клубок голубого шелка, а ее маленькая собачка спала у ее ног.

— Вы обещали танцевать со мной, если я достану вам красную розу! — закричал Студент. — Вот самая красная из роз на свете. Вы приколете ее сегодня вечером к вашей груди, и во время танцев она расскажет вам, как я люблю вас!

Но девушка нахмурилась и сказала:

— Я боюсь, что она не подойдет к моему платью; и, кроме того, племянник Чемберлена прислал мне настоящие драгоценности, а всякий знает, что они стоят гораздо дороже цветов.

— Как вы неблагодарны! — воскликнул сердито Студент и бросил розу на улицу; она упала на мостовую, а проезжавший мимо экипаж смял ее своим колесом.

— Неблагодарна? — вскричала девушка. — А я скажу вам, что вы очень дерзки. Да кто вы такой, всего-навсего простой студент. Я думаю, что у вас даже нет серебряных пряжек на башмаках, как у племянника Чемберлена! — И, встав со стула, она ушла в дом.

— Какая глупость — эта любовь! — сказал Студент уходя. — Она и вполовину не так полезна, как логика, потому что ничего не доказывает, вызывает несбыточные надежды и заставляет верить в то, что не заслуживает доверия. Она очень непрактична, а в наш век быть практичным — это всё. Лучше я снова примусь за философию и метафизику.

И, вернувшись в свою комнату, он достал большую пыльную книгу и стал ее читать.