Выжить любой ценой. Немецкий пехотинец на Восточном фронте. 1941—1945

Оскар Скейя, 2014

Немецкий пехотинец описывает путь, пройденный им по дорогам войны с момента переправы войск вермахта через Западный Буг из Польши на территорию России в 1941 г. Автор подробно рассказывает о тяжелых боях под Киевом, Харьковом, Днепропетровском, о том, как, отступая, части немецких войск сжигали мосты, города и деревни. В октябре 1943 г. советские солдаты захватили Скейю в плен. Он совершил побег, и с этого дня начались его скитания в тылу советских войск. Однако ум, хорошее образование, хитрость и находчивость немецкого пехотинца помогли ему не только выжить, но даже вызвать доверие руководства лагеря, когда он снова попал в плен. Много лет спустя после войны дневник Оскара Скейи попал в руки его родственника, Дана Чиарелло, который обработал и подготовил текст к публикации.

Книга посвящается моей большой семье, разбросанной по всему земному шару. У каждого из ее членов своя история. Это часть моей попытки найти их всех и сохранить их воспоминания, что поможет мне обогатить понимание того, кто есть я сам.

Oskar Scheja

As told by Dan Chiariello

THE MAH IN THE BLACK FUR COAT

Предисловие

Я звал его дядей Оскаром, хотя на самом деле он не был мне дядей. Оскар жил с теткой моей матери, Хедвиг, которую мы звали тетя Хеди. Они встретились в середине 1950-х и почти сразу же стали жить вместе, прожили вдвоем до конца жизни, но никогда не были женаты. Имею ли я на самом деле право считать его своим дядей? Я привык звать его так всегда и буду называть его так в этой истории.

Моя мать родилась в 1940 году в Гельзенкирхене, немецком городе в промышленном Руре (Северный Рейн-Вестфалия). Она росла в разрываемой войной Европе. Маму растили ее мать Иоганна, ее отец Маттиас и ее тетка Хеди. Хеди была очень близка со своей сестрой Иоганной. Она стала для моей мамы второй матерью. Какое-то недолгое время Хеди была замужем за человеком по имени Вальтер, о котором я почти ничего не знаю. Не знаю я и о том, как он выпал из общей картины. В начале 1950-х годов Хеди выехала из Германии в Америку, где поселилась неподалеку от Ньюарка, штат Нью-Джерси. Там в клубе общества немецких граждан, живущих в США, она познакомилась с Оскаром, и они стали жить вместе. Через несколько лет они переехали в квартиру в Бриджпорте, штат Коннектикут. Здесь они прожили много лет, прежде чем в начале 1970-х вернулись в Германию. Хеди и Оскар поселились в небольшом городке под названием Фехта на северо-западе страны (около 60 километров юго-западнее Бремена). Местность здесь была равнинной, изобиловавшей верховыми болотами, покрытыми ковром из сфагновых мхов, под которым располагались торфяники, а также многочисленными пастбищами. Во многих поселках этого района лошадей и коров было больше, чем проживало людей.

К тому времени моя бабушка, после ухода из жизни деда, жила в Гельзенкирхене одна. Вскоре и она перебралась в свою собственную небольшую квартирку в Фехте, чтобы быть поближе к сестре. Там они и провели остаток своих дней.

Моя мама в начале 1960-х годов переехала в Штаты, где остановилась у своей тетки в Нью-Джерси. Там она вскоре познакомилась с моим отцом. Я родился в Нью-Джерси в 1964 году, вскоре здесь же родились и двое моих братьев. Моя мама была очень близка со своей теткой и после того, как Хеди с Оскаром переехали в Бриджпорт. Время от времени наша семья навещала их в Коннектикуте. Дядя Оскар всегда был на месте, но, как мне запомнилось, он предпочитал сливаться с окружающей обстановкой. Он был всегда спокоен и лучше всего подходил под описание мужчины с большим чувством собственного достоинства. Можно было догадаться, что в более молодом возрасте это был человек большой силы и крепости, но после того, как он разменял шестой десяток, эта крепость постепенно таяла, и теперь ему больше подходило определение «тучный». В его редких волосах причудливо смешались черные и седые пряди. Глаза он постоянно держал полуприкрытыми, что придавало его лицу отчужденное выражение. Я редко видел его смеющимся, даже когда он пребывал в хорошем настроении. Вспоминая прошлое, я вижу его в своем воображении в красном пиджаке, восседающим на хозяйском месте в гостиной с безукоризненно прямой спиной и с зажатой во рту сигарой «Белая сова». Его кресло стояло у радиоприемника, и это был вовсе не небольшой переносной портативный аппарат, а нечто напоминающее предмет мебели размером с платяной шкаф. Он мог слушать радио часами. Звук всегда был убавлен настолько, что мне не удавалось разобрать, слушает ли он музыку или речь. Этот уголок в доме принадлежал дяде. Приезжая в гости, мы всегда старались не беспокоить его, не потому, что нас так инструктировали, а потому, что чувствовали: этот человек нуждается в собственном личном пространстве. Время от времени с другого края комнаты, рядом с кухней, где моя мама и тетка разговаривали за чашкой кофе с кусочком сухого «мраморного» торта, до него доносилось: «Не так ли, Оскар?» — и он обычно переспрашивал: «Was sagt ihr?» («Что они сказали?»). И тогда одна из женщин повторяла вопрос по-немецки. Дядя Оскар участвовал в разговоре, бросая реплики размеренным командным тоном, как будто в них содержалось нечто, имеющее в высшей степени важное значение. Такие громкие фразы на иностранном языке заставляли нас с братом отвлечься от своих занятий, которыми мы были увлечены. Оскар бросал в нашу сторону короткий взгляд, быстро подмигивал или скупо улыбался, перед тем как снова нырнуть в свое кресло у радиоприемника. Мы не понимали, что он сказал, но сознавали, что он был горд своими высказываниями.

Когда мне было 13 лет, наша семья на два года переехала в Фехту в Германии. Наши родители хотели дать нам с братьями возможность познакомиться с другой культурой, а также поближе сойтись с семьей моей матери. Мы арендовали средний из недавно построенных трех соединенных друг с другом домиков по соседству со множеством отдельных и многоквартирных зданий, расположенных строго в геометрическом порядке через крошечные интервалы. Такой вид открывался от парадного входа в наш дом. Выйдя через заднюю дверь на кухне, можно было попасть прямо на пастбище, где паслись коровы. Слева за рядом домов на нашей улице располагалось поле с капустой кольраби, а правее коровьего пастбища фермеры выращивали озимую пшеницу.

Хеди и Оскар жили чуть дальше, на одной с нами улице, но через несколько месяцев после нашего приезда переселились в соседний дом. Сегодня, оглядываясь назад, я думаю, что это было бы для меня хорошей возможностью узнать Оскара поближе, но почему-то этого не произошло. Мои дни были заполнены школой, новыми друзьями, ездой на велосипеде, игрой в футбол с соседскими мальчишками, одним словом, всем тем, чем занимаются дети в 13 лет. Я довольно часто виделся с Оскаром, так как он и тетя Хеди периодически обедали с нами за одним столом, но он был все так же молчалив и полон достоинства.

В распорядок дня Оскара входила ежедневная прогулка. В редких случаях я сопровождал его. Он вышагивал с тростью в руках так, что создавалось впечатление, будто не обошлось без профессионального хореографа. Процесс состоял из четырех этапов: трость отставляется назад, затем молниеносно выбрасывается вперед, затем прочно утыкается в землю и удерживается в этом положении до следующего шага. Эта походка являла пример его подхода к совершению любого действия: порядок и дисциплина. Он говорил очень мало. Наши разговоры обычно ограничивались обсуждением того, как стремительно меняется все вокруг. Через два года мы уехали из Германии и вернулись в свой дом в Нью-Джерси. Вскоре после этого Оскар отошел в мир иной.

После смерти Оскара Хеди много лет жила в квартире одна. Она умерла в 1990 году. Мама полетела в Германию, чтобы уладить дела Хеди, и, вернувшись оттуда, передала мне несколько предметов, предназначенных для меня. Там были фотографии, коллекция почтовых открыток и старый блокнот с более чем сотней исписанных страниц. В блокноте стояла подпись «Оскар Скейя», и я понял, что это его личный дневник, описывающий то, что происходило с ним во время Второй мировой войны.

Строчки дневника были все еще ясно различимы, а страницы выглядели настолько белыми, что трудно было поверить в то, что на первой проставлена дата «10 февраля 1946 г.». Переплет был цел, и ни одна страница не вырвана. Блокнот выглядел так, будто его почти не открывали. Я был уверен, что он содержит в себе увлекательную историю. Существовало семейное предание, согласно которому дядя Оскар участвовал в боевых действиях на Восточном фронте, был захвачен русскими в плен, а затем бежал из лагеря для военнопленных. Мне очень хотелось когда-нибудь прочитать дневник. В этом мне виделся мой долг перед Оскаром, который так аккуратно вел записи и так бережно хранил их. Я сделал несколько попыток прочесть дневник, но каждый раз меня хватало лишь на несколько первых слов. Препятствием был не язык, а то, что я никак не мог разобрать почерк. Дело в том, что записи были сделаны старыми немецкими буквами. Позже я узнал, что этот тип письма называется Sutterlin (шрифт Зюттерлина, или готический курсив. — Пер.). Многие буквы были мне неизвестны. Даже моя мать, которая выросла в Германии, не могла прочитать дневник, как и учителя, обучавшие моего сына немецкому. Все шло к тому, что дневник останется просто семейным артефактом. Он пролежал нетронутым в шкафу в нашем подвале почти двадцать лет. Его страницы так и оставались белыми, а история непрочитанной и не оцененной читателем.

Судьба дневника изменилась несколько лет назад, когда мы с женой стали проявлять все больший интерес к нашей коллекции семейных фотографий. Нам удалось отсортировать их и отпечатать отдельными альбомами с помощью цифровой камеры. Затем мы занялись систематизацией наших цифровых фото, отсканировали снимки и собрали их в один общий каталог. Этими снимками мы пользовались для составления альбомов за каждый конкретный год. В альбомах содержались не только снимки, но и другие события, относившиеся к данному году, такие как рассказы, школьные сочинения, корешки билетов и другие памятные вещи. Мы начали с настоящего и постепенно двигались назад во времени. В конце концов мы надеялись создать полный оцифрованный печатный архив нашей жизни с фотографиями и семейными рассказами.

Примерно в это время моя мама переехала из своего дома и увидела возможность избавиться от нескольких больших коробок с семейными фотографиями, что занимали много места в подвале. Воспользовавшись моим вновь открытым увлечением семейными артефактами, она пригрозила мне, что просто выбросит все это, после чего я решился действовать и забрал большую часть этих снимков. Моему отцу нравилось покупать фотоаппараты, и он любил фотографировать. Накопилось несколько тысяч снимков, относившихся к 1940-м годам. Некоторые лица моих теток, дядьев, двоюродных братьев и сестер были мне знакомы, но многие другие — нет. Моего отца уже не было в живых, и он не мог помочь мне узнать лица людей и запечатленные на снимках события. Вскоре я понял, что должен сменить курс на противоположный и начать со старых фотографий, пока еще живы люди, которые могли бы мне с этим помочь.

Я не просто сканировал старые фото и помечал их ярлыками, но по мере возможности продолжал работу со старыми артефактами. Сюда относилось собрание стихов моего отца, оцифрованные фильмы с восьмимиллиметровой пленки, аудиозаписи с катушек, а также дневник, посвященный поездке отца в Европу в 1957 году. Я был полон решимости создать долговременную сокровищницу для своих детей, чтобы дать им возможность, посмотрев эту коллекцию, узнать настоящую историю своей семьи.

Объем работ был настолько огромным, что воплощение проекта должно было занять многие годы. Я относился к этому занятию как к хобби, чему-то такому, чем мне нравилось заниматься в свободное время. Пользуясь несколькими свободными часами в воскресные дни, я имел возможность отсканировать кучу фотографий и разместить их в своей базе данных. Это был простой труд, который я мог начать и прервать в любое время. Однако дневник Оскара — совсем другое дело. Для того чтобы взяться за этот проект, мне пришлось бы выучить новый алфавит, прочитать более сотни страниц текста, осмыслить его и изложить в современной орфографии. Его нужно было снять с полки. У кого есть на это время? Только не у меня.

В конце 2012 года мне предложили работу консультанта на Манхэттене. Жить на северо-западе Нью-Джерси и каждый день совершать поездку на Манхэттен и обратно само по себе уже является работой. Сначала нужно было 20 минут добираться до железнодорожного вокзала, а затем еще полтора часа сидеть в поезде. Я принял предложение, но эти поездки внушали мне ужас. Никогда прежде мне не приходилось сидеть на одном месте, ничего не делая столь продолжительное время. Чем мне занять себя во время этих долгих поездок? Я мог бы дремать или читать книгу, как это делали все пассажиры вокруг, но что мне это даст?

И тогда я вспомнил о тетради, которую всегда мечтал прочитать, но на что у меня никогда не находилось времени. Я понял, что смогу превратить эти поездки во что-то полезное. Эта работа дает мне возможность, которой я был лишен в течение более чем 20 лет. Я стал изучать образцы различных немецких шрифтов и отсканировал страницы дневника Оскара. Буква за буквой я собирал каждое слово. Это была сложная и кропотливая работа. Была ли эта буква J? Нет. Тогда F? Может быть. Возможно, мне поможет следующая буква. Так происходило с каждым словом. На то, чтобы одолеть первую страницу, мне потребовалась неделя. О некоторые слова мне приходилось запинаться, так как я обнаружил, что Оскар не в ладу с правописанием. Время от времени я находил грамматические ошибки, которые еще больше осложняли работу.

Наконец я одолел первую страницу и через неделю стал уже лучше справляться с прочтением текста. Сначала за день мне удавалось прочитывать одну страницу, потом две. В моем переносном компьютере в одном окне я открывал отсканированный дневник, а в другом — новый документ. Я входил в документ, открывал функцию «Вид документа» и делил страницу на две колонки. Я читал предложение из дневника, переходил в новый документ, записывал его по-немецки с левой стороны и в правой колонке давал английский перевод. Затем повторял ту же процедуру со следующим предложением. Наконец-то я был на пути к тому, чтобы выполнить эту работу.

Каждое утро я ждал этого путешествия, ждал, что смогу продолжить захватывающий процесс и узнать, что же произошло с моим героем дальше. Поездки на работу стали для меня лучшей частью дня. Это было больше чем просто чтение рассказа, так как я не мог просто читать дневник. Мне приходилось работать над ним и постепенно, с каждым очередным словом, приобретать новые навыки. Закончив, я понял, что нашел нечто гораздо более ценное, чем просто часть истории моей семьи. Это была капсула времени, рассказ о событиях Второй мировой войны от немецкого солдата, которым тот никогда и ни с кем не делился. Здесь описывались некоторые бои на Восточном фронте, условия содержания в русских военных тюрьмах, а также послевоенная борьба, которую вели немецкие семьи в Нижней Силезии, перешедшей под власть правительства Польши. Это рассказ, которым я должен поделиться, привнеся свой голос в общий хор, создающий полное повествование о событиях той войны.

С течением времени я обратился за помощью к нескольким коллегам, которые сумели перевести некоторые русские выражения, которыми Оскар приправлял свою историю. Одна из коллег рассказала мне, что родилась в украинском городе Днепропетровске, в котором происходит часть событий, описанных в дневнике. Я поинтересовался, знакомы ли ей какие-либо из описанных мест. Во время нашего разговора она рассказала мне о страданиях ее собственной семьи во время войны, когда они бежали из города со многими другими евреями и нашли убежище в таких местах, как Сибирь или Узбекистан. Для меня стало удивительным открытием, что до сих пор живы миллионы людей, которые могут рассказать о том времени поразительные истории, истории о храбрости, лишениях, стойкости и тяжелых утратах. Каждая из них подобна звездам на небе, что сама по себе мерцает прекрасным светом и одновременно является частью неисчерпаемой коллекции, любой из предметов которой достоин нашего внимания.

Я хочу воспользоваться этой возможностью и для того, чтобы узнать тех других, которые воодушевляли нашего героя и помогали ему. Я благодарен Оскару и за то, что он вел записи о том, что с ним происходило, и сохранил их для будущих поколений. Я благодарю мою мать за то, что она сберегла дневник Оскара, за то, что привезла его с собой, чтобы порадовать меня. И более всего я благодарен моей супруге Лайзе, сыновьям Дэвиду и Джереду. Я с благоговением отношусь к их творческим способностям, блестящему воображению, умению четко и порой забавно выражать мысли. Лайза в колледже специализировалась на английском языке. Дэвид — художник и писатель. Джеред только поступил в среднюю школу, но уже становится ярким рассказчиком, не жалеющим красок, обладающим собственным стилем и воображением. В отличие от них, я изучал математику и трудился на ниве техники. В данном случае я представляю собой их полную творческую противоположность. Я благодарен им всем за то, что они продемонстрировали мне достойный уровень таланта художника, что значительно украсило данный проект.

Эти записи о том большом опыте моего дяди помогут нам лучше понять события, происходившие во время Второй мировой войны на Восточном фронте. Больше всего я надеюсь, что данный рассказ поможет и вам, читатель, обновить свой интерес к истории вашей собственной семьи. Слушайте рассказы. Записывайте их. Не давайте их потерять или забыть. Делитесь ими с вашими детьми, племянниками, двоюродными братьями и сестрами. Дайте и им возможность обогатить свою жизнь. Лицо на этой старой фотографии из ящика из-под обуви — это не просто ваш старый родственник, которого вы едва знали в детстве. За этим лицом стоят множество лет и событий. И если вы посмотрите внимательнее, то познаете, что такое благодарность, когда придет время для того, чтобы запомнили и вас самого.

Дан Чиарелло