Метода

Оля Маркович

В жизни каждого человека есть момент, когда сильно сам себя удивляешь. Нехорошо удивляешь, первый раз делая что-то плохое. Тогда-то по-настоящему узнаешь себя. Чаще оно происходит в детстве: надул лягушку через палочку, оторвал кузнечику лапки, украл пирожок или оболгал кого-то, и все в душе и голове кипит, и стыдно.

Глава 2. Тарас Красин

Смыслов перемещался от одного мольберта к другому, приподнятый успехами своей малочисленной группы. Всего на курсе монументальной живописи числилось десять человек, вдвое меньше, чем на других направлениях. Средовой дизайн и архитектура обладали более очевидными способами применения, чем написание полотен масштабом в пять холодильников. Однокашники Тараса довольно интересно проявлялись в живописи, имели свой стиль и видение, но слабый рисунок портил общее впечатление. Группа уже заканчивала капитель, и учитель, направляющий ребят по извилистым тропам своих задач, оставался доволен.

— Вы все большие молодцы, умницы и умники, — приговаривал он, кидая лучистые взгляды на рисунки подопечных. — Теперь вы, кажется, готовы!

— К чему, Глеб Ильич? — спросила Камилла, и ее черные глаза блеснули восточным азартом.

— К натуре. Наша следующая задача — рисунок старика! — в словах учителя читался не меньший азарт, чем в темных глазах ученицы.

— В смысле настоящего старика, не гипсового Гаттамелата? — уточнила девушка.

— Ну Гаттамелат вовсе не старик! — Смыслов улыбнулся. — Да, самого настоящего, живого, из плоти и крови.

На следующей неделе началась натура. В класс пришел не то чтобы даже старик, а такой древний дед, что казалось, тот вот-вот преставится. Раздевался натурщик медленно, будто ему предписали беречь суставы и кости снизив двигательную активность, и отслеживать ее по метроному. Обнажившись до трусиков, дед Сема открыл взору умилительнейшую картину. Белая одуванчиковая голова и выцветшие голубые глаза, бледно-розовая кожа и то, как уютно ложился круглый животик на его тонкие ноги с острыми коленками, вызывало у большинства физиологическую нежность.

— Семен Францевич, можно просто Сема. Я раньше не поощрял такой фамильярности, но дети есть дети, приучили меня, и теперь мне даже нравится! — дед улыбнулся, демонстрируя идеальный ряд металлокерамики, и тут же добавил: — Я работаю не из нужды, а из любви к искусству! У меня такая пенсия, что я по сей день завидный жених. — В этот момент, для красного словца можно было бы добавить, что Сема подмигнул всем присутствующим девушкам, но это была бы неправда. Держался дедушка достойно, и, кроме этого витиеватого представления, от него больше не было слышно ни слова за все два часа урока.

Капитель действительно удалась Тарасу, но скорее интуитивно, чем через полное понимание Смысловской методы. Потому сейчас, приступая к рисунку старика, студент заметно нервничал. Тарасу очень хотелось оставаться у Смыслова на хорошем счету, но он не ощущал уверенности в себе. Несвойственное ему состояние заметил учитель. Парень оттягивал начало работы, мельтешил, то затачивая карандаши, то перекладывая набор янтарных клячек с места на место.

— Вы, Тарас, не волнуйтесь, делайте то, что всегда делаете, не думайте много. — Смыслов легонько похлопал парня по плечу, ладонь его казалась почти невесомой. — Рисовать головой — это еще не равно слишком много и усердно думать. Рисовать головой — это понять, как обстоят дела и потом позволить себе плыть в этом.

— Как красиво сказано! — подхватил Коля, высунувшись из-за своего мольберта, и обезоруживающе просиял. — Как красиво и как верно! Плыть в этом.

— Будто бы Долгопупс сам понимает, как в этом плыть, — Камилла расхохоталась, и это подхватили все, включая Колю.

— Я, может, и не понимаю, я, может, только барахтаюсь пока в лягушатнике, но мне нравится!

Коля никогда ни на кого не злился и не обижался, не отличал сарказм от доброй шутки и не бывал злым. Тараса удивляла эта его способность, и иногда за Колю Уточкина становилось неловко всем, кроме самого Коли, который ничего такого не замечал. Подобные люди, как санитары леса, недурно оздоравливают коллектив, не сплетничая, не наушничая, да и просто не раздувая плохого.

— Часто истина рождается именно в барахтанье. Человек, не считающий себя всезнающим и всеумеющим, скорее придет к замечательному результату, в отличие от человека, убежденного в своем достигнутом совершенстве. — Смыслов отошел к окну и заговорил, глядя в него, будто и не детям, будто и не вслух. — Победы приходят из чистого действия, возникшего из чистой мысли. Из Божьей искры, надо только не забывать бить один кремниевый камень о другой. Многие, те, кто утратил веру в себя в период перехода от прогулок под столом до сидения смирно за партой первого класса, когда-то от кого-то узнали, что бить один камень о другой бесполезно, что ничего не выйдет, что кто-то другой делает это лучше, что, в конце концов, можно взять спички и разжечь огонь так, без суеты. Но все самое прекрасное совершалось теми, кто раз за разом продолжал извлекать огонь. Теми, кто думал, что барахтается в лягушатнике, принимая за него свое бездонное море. — В аудитории еле слышно раздавались всхлипывания Уточкина. Смыслов развернулся к классу, сделал вид, что не заметил этого, и другим показал, прикрыв глаза и качнув головой, мол: «Не трогайте его, молчите». — Окуджава говорил: «Когда я кажусь себе гениальным, я иду мыть посуду». А между тем у него были ответы на все вопросы, даже на наши, — старик шкодливо заулыбался и пропел тоненькими голосом строчки из бардовской песни:

Конец ознакомительного фрагмента.