Яд материнской любви. Как мама придумывала мне болезни. Личная история о синдроме Мюнхгаузена

Ольга Ярмолович, 2023

Для родителей естественно заботиться о здоровье своего ребенка, следить за его состоянием и обращаться к врачу в случае болезни. Но иногда мать, которая уверяет врачей, что ребенок тяжело болен и нуждается в постоянном уходе, лекарственной поддержке и процедурах, не здорова сама. У матери Ольги Ярмолович были ярко выраженные признаки делегированного синдрома Мюнхгаузена – редкого состояния, при котором родители намеренно вызывают у ребенка болезни или выдумывают их, чтобы обратиться за медицинской помощью. «Хорошая новость заключается в том – и я напоминаю себе о ней каждый день, – что я выкарабкалась. Раз я смогла, то это точно возможно. Для тех, кто сейчас проходит через нечто подобное, тех, кто в детстве прошел через тот же ад, тех, кто пытается отличить заботу от болезни и кто стремится найти на что опереться в поисках подтверждения своей нормальности, – для вас я расскажу историю о том, как я выживала и в конечном итоге выжила». Ольга выросла и поняла, что ее диагнозы были вымышленными, тонны лекарств – ненужными, а обследования – калечащими тело и психику. Она написала откровенную и пронзительную историю о своем детстве, окрашенном цветами больничных палат. Это не просто первая в России книга о делегированном синдроме Мюнхгаузена, это история выживания, обретения зрелости и свободы от жестокого родителя и внутренних демонов, передающихся по наследству. «Мать, посвятившая жизнь уходу за больным ребенком, отказавшаяся от карьеры, путешествий, саморазвития, личной жизни и скитающаяся по больницам в поисках диагноза, который бы объяснил все странные симптомы ее чада, вызывает в нашем обществе восхищение. В этом и состоит главная цель людей с синдромом Мюнхгаузена – получить внимание, симпатию, восхищение тем, как они справляются со сложностями и болезнями. Они создают проблемы, а потом героически их преодолевают». Для кого Эта книга для тех, кто хочет узнать больше о синдроме Мюнхгаузена и делегированном синдроме Мюнхгаузена.

Признаки делегированного синдрома Мюнхгаузена

1. Мать^[4] выглядит заботливой и крайне обеспокоенной состоянием своего ребенка.

Еще как! Мама всегда ехала со мной на скорой, оставалась в больнице, бегала по врачам и привлекала их внимание, требуя, чтобы меня немедленно осмотрели. А еще мастерски насаждала чувство вины. Когда я говорила, что мне плохо, больно, страшно, хочется домой, ответ был один: «Радуйся, что меня вообще к тебе пустили. Я в детстве одна лежала в больницах — так что терпи!»

2. Мать очень дружелюбна и с ходу идет на контакт с врачами, подробно рассказывая им о симптомах заболевания.

Более чем! Иногда даже настолько подробно, что складывалось впечатление, будто это у нее что-то болит, а не у меня. Тогда я, конечно же, этого не замечала. О чем-то задумалась я, только когда в мои 24 года мама посещала со мной гинекологов, по которым я скиталась в надежде забеременеть. Однажды, когда я начала отвечать на вопрос, какие у меня месячные, мама перебила меня: «Нет, все совсем не так, давай лучше я расскажу!» Взрослый человек утверждал, что знает про мои месячные больше, чем я сама. В тот момент я мягко настояла на своем, и маленькое зерно сомнения закралось мне в голову. Ему только предстояло прорасти.

3. Мама подкована в вопросах медицины, отлично ориентируется в названиях препаратов и диагнозах.

Мама — врач, и этим все сказано.

4. Ребенок часто, до нескольких раз в год, оказывается в стационаре.

Снова в точку! Бывало, я ложилась в больницу с периодичностью раз в два месяца, и абсолютно точно не проходило и года, чтобы я хоть пару раз не уехала на скорой. Иногда мое пребывание в стационаре затягивалось на месяц.

5. Заявленное матерью состояние и симптомы ребенка не соответствуют результатам анализов. Причем госпитализации предшествует странный набор симптомов, который нельзя отнести к какому-то конкретному заболеванию.

Такое тоже часто случалось. Я была своеобразной медицинской загадкой, которую с большим энтузиазмом рвались отгадывать врачи. Правда, только поначалу. По мне можно было писать сценарий «Доктора Хауса»! Симптомы совершенно разных болезней, странная сыпь или боль, необъяснимые результаты анализов. Туманные диагнозы, которые все чаще шли с пометкой «под вопросом».

6. Как только ребенок попадает в больницу, его самочувствие стремительно улучшается, странный недуг отступает.

Мне действительно становилось лучше в больницах. Мама радостно сообщала всем, что я Близнецы — и всегда лучше поправляюсь в коллективе. Доподлинно неизвестно, дело в гороскопах или в том, что в больнице фактор, из-за которого я заболевала, отступал. Проще говоря, мама переставала меня травить и мне становилось легче. Возможно, это просто совпадение.

7. Симптомы вновь начинают проявляться, лишь когда пациент уезжает домой.

Один такой случай я помню совершенно точно. Мне ставили диагноз «опухоль головного мозга», который был, естественно, под вопросом. После двух недель в больнице меня наконец-то отпустили домой на выходные. В воскресенье мне резко стало плохо, и меня срочно повезли обратно.

8. Есть подозрения, что анализы подменяются. Например, принесенная на анализ моча имеет характеристики мочи взрослого человека, а не ребенка.

Таких фактов у меня нет. Анализ крови сложно подменить, а о подмене каких-то других своих анализов я не знала.

9. В крови, стуле или моче ребенка есть признаки наличия химических веществ.

Этого я тоже не припомню. Но, безусловно, мне, как ребенку, рассказывали далеко не все.

10. Нормальные результаты анализов не успокаивают мать. Она требует перепроверки. И, наоборот, выглядит удовлетворенной («Я же говорила!»), когда состояние ребенка ухудшается.

Это бывало, и не раз. «Сдать, а потом еще раз пересдать все анализы» — был чуть ли не девиз моего детства.

11. Лечением занимается только один родитель. Второй, а также другие члены семьи не принимают в этом никакого участия.

Папа отстранился от моих бесконечных проблем со здоровьем. Иногда он даже использовал слово «придури́т» в отношении того, что со мной происходило. В чем-то он был точно прав.

12. Есть подозрения (например, видеозапись или слова соседей по больничной палате), что мать совершает действия, способные ухудшить симптомы или нанести вред ребенку.

Таких фактов у меня тоже нет.

13. У другого ребенка в семье тоже была необъяснимая болезнь, а то и летальный исход.

Тут мне нечем козырять, я единственный ребенок в семье. Если уж по-честному, то более пристального рассмотрения заслуживает вопрос о болезнях самой мамы, но об этом мы поговорим отдельно.

В статье сказано, что наличия трех-четырех пунктов достаточно, чтобы присмотреться к семье внимательнее. Если их больше, диагноз становится крайне вероятным. В моем случае можно констатировать девять совпадений из тринадцати. Выводы напрашиваются сами собой.

Хорошая новость заключается в том, — и я напоминаю себе о ней каждый день, — что я выкарабкалась. Раз я смогла, то это точно возможно. Для тех, кто сейчас проходит через нечто подобное, тех, кто в детстве прошел через тот же ад, тех, кто пытается отличить заботу от болезни и кто стремится найти, на что опереться в поисках подтверждения своей нормальности, — для вас я расскажу историю о том, как я выживала и в конечном итоге выжила.

Примечания

4

Также это может быть бабушка, отец или другой значимый взрослый. — Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, прим. авт.