Яд материнской любви. Как мама придумывала мне болезни. Личная история о синдроме Мюнхгаузена

Ольга Ярмолович, 2023

Для родителей естественно заботиться о здоровье своего ребенка, следить за его состоянием и обращаться к врачу в случае болезни. Но иногда мать, которая уверяет врачей, что ребенок тяжело болен и нуждается в постоянном уходе, лекарственной поддержке и процедурах, не здорова сама. У матери Ольги Ярмолович были ярко выраженные признаки делегированного синдрома Мюнхгаузена – редкого состояния, при котором родители намеренно вызывают у ребенка болезни или выдумывают их, чтобы обратиться за медицинской помощью. «Хорошая новость заключается в том – и я напоминаю себе о ней каждый день, – что я выкарабкалась. Раз я смогла, то это точно возможно. Для тех, кто сейчас проходит через нечто подобное, тех, кто в детстве прошел через тот же ад, тех, кто пытается отличить заботу от болезни и кто стремится найти на что опереться в поисках подтверждения своей нормальности, – для вас я расскажу историю о том, как я выживала и в конечном итоге выжила». Ольга выросла и поняла, что ее диагнозы были вымышленными, тонны лекарств – ненужными, а обследования – калечащими тело и психику. Она написала откровенную и пронзительную историю о своем детстве, окрашенном цветами больничных палат. Это не просто первая в России книга о делегированном синдроме Мюнхгаузена, это история выживания, обретения зрелости и свободы от жестокого родителя и внутренних демонов, передающихся по наследству. «Мать, посвятившая жизнь уходу за больным ребенком, отказавшаяся от карьеры, путешествий, саморазвития, личной жизни и скитающаяся по больницам в поисках диагноза, который бы объяснил все странные симптомы ее чада, вызывает в нашем обществе восхищение. В этом и состоит главная цель людей с синдромом Мюнхгаузена – получить внимание, симпатию, восхищение тем, как они справляются со сложностями и болезнями. Они создают проблемы, а потом героически их преодолевают». Для кого Эта книга для тех, кто хочет узнать больше о синдроме Мюнхгаузена и делегированном синдроме Мюнхгаузена.

Пролог

Что у вас в анамнезе?

— Объясните суду, почему двадцать лет все было хорошо, и вдруг такая трагедия?

— Извините, господин судья, двадцать лет длилась трагедия, и только теперь все должно быть хорошо!

Из к/ф «Тот самый Мюнхгаузен»

Я родилась в семье врачей в 1988 г. Мое появление на свет стало для всех медицинским чудом. Маме диагностировали бесплодие, которое было следствием неудачного гормонального лечения в детстве. Однажды она приехала в Тверь из Латвии на очередное обследование, в ходе которого ей сообщили о беременности. Чуть меньше чем через девять месяцев родилась я.

Мама, бабушка и прабабушка были врачами. Прабабушка первая в семье получила высшее образование, даже защитила диссертацию. Кто знает, как бы сложилась моя жизнь, если бы она стала, скажем, искусствоведом? Но она стала врачом. Следом за ней подвиг повторила бабушка, а потом и мама. Стоматолог, психиатр и терапевт. Все безумно мнительные, в каждом чихе видящие аллергию, в каждом 37,2 ℃ — менингит, а в каждом порезе — перспективу заражения крови.

Свою первую болячку я прихватила вместе с выпиской из роддома — стафилококк. Естественно, сама я ничего не помню и узнала об инфекции при бесчисленных повторениях моего анамнеза мамой. Но в моем подсознании записалось: первая болезнь случилась уже на первом месяце жизни.

Мне было полгода, когда мы с мамой возвращались в Латвию, где служил папа. По пути из аэропорта меня укачало и начало рвать. В служебную часть меня привезли уже без сознания.

Дальше рассказываю историю, которую знаю только со слов. Врач в латышской больнице утверждал, что со мной все в порядке и я просто сплю. Мама думала иначе.

— Реб'ьонок спит! — говорил он с характерным акцентом.

— Ребенок в коме! — настаивала мама.

У латышских врачей есть привычка втыкать в карман халата использованную иглу от шприца. Была она и у этого доктора. Мама выдернула иглу и воткнула в меня. Я полностью проигнорировала это мероприятие.

— Ребенок спит?! — с яростью спросила мама.

После этой выходки врач понял, что с моей матерью лучше не спорить, и согласился поставить мне капельницу. Через какое-то время я пришла в чувство и наглядно продемонстрировала, как веду себя, когда не нахожусь в коме.

Конечно, не обошлось без семейного врачебного консилиума, и меня начали усиленно обследовать. Как итог — диагноз: ацетонемический синдром, что-то связанное с уровнем сахара в крови, но не относящееся к диабету. Практическая рекомендация была следующая: если от меня пахнет ацетоном, надо выпить глюкозы, ну, или съесть сахара.

Мое утро лет до шести начиналось с фразы: «А ну-ка дыхни!» — и употребления глюкозы. Как следствие, у меня испортились зубы, но об этом позже.

До 17 лет я побывала в больницах десятки раз с самыми разнообразными диагнозами. Если собрать их все, выйдет медицинская энциклопедия, а если суммировать все время, проведенное в больницах, — получатся года. История осложняется тем, что у меня удивительно хорошая память. Кто-то другой давно бы вытеснил травматичные воспоминания. Более того, вытеснение — вполне естественный процесс, но я помню всё.

Этот сериал советуют одним из первых по запросу «Фильмы о синдроме Мюнхгаузена». Но когда я первый раз села смотреть этот сериал, даже не подозревала, что он о синдроме Мюнхгаузена. Мой запрос в Google выглядел в духе: сериалы про жизнь. Меня зацепили красивые съемки, актерский состав и сама идея мини-сериала, который можно посмотреть за выходные.

Долгие годы скитания мамы со мной по больницам я воспринимала как подвиг, а ее слова о том, что она положила на это жизнь, вызывали острое чувство вины. Если бы однажды Google не посоветовал мне посмотреть сериал «Острые предметы»^[1], думаю, сейчас я бы рассказывала свою историю иначе, так как продолжила бы пребывать в иллюзиях.

История крутится вокруг убийств двух девушек-подростков, и основная интрига — в том, кто преступник. Однако есть в этом сериале то, что важно для нас с вами. В седьмой серии звучат слова: «Делегированный синдром Мюнхгаузена». По сюжету фильма, одной из героинь никак не могли поставить диагноз. Ее бесконечно таскали по больницам, обследовали, лечили, но ни одну из болезней не могли подтвердить наверняка. Я смотрела, как полицейский листает историю болезни, а медсестра в этот момент произносит: «Ее гоняли по кругу — разные врачи, разные диагнозы: болезнь Крона, учащенное сердцебиение, респираторные проблемы, проблемы с ЖКТ. Только подозрения на заболевания, ничто не подтверждалось».

Вначале меня накрыла невидимая пелена дежавю. Стоп… Это же так похоже на мое детство! Как будто я переместилась с дивана, на котором сидела и смотрела сериал, в кабинет врача. Я на кушетке, мама на стуле, за столом доктор перечисляет вслух мои диагнозы. Потом бросает взгляд на меня, пытаясь понять, может ли все перечисленное быть у одного ребенка, и разводит руками в безуспешной попытке объяснить новые симптомы.

— Врачебный ребенок, — произносит он. — У врачей дети часто болеют.

Мама подхватывает, хватаясь за эту фразу, как за спасительную веревку:

— Да, да, врачебный ребенок, это точно.

Все жду слов доктора: что нужно делать, чтобы выздороветь. Но он не говорит, и мы почему-то уходим.

Я вернулась в реальность, поставила фильм на паузу и, с третьей попытки разблокировав телефон, залезла в «Википедию».

«Под делегированным синдромом Мюнхгаузена, или синдромом Мюнхгаузена по доверенности, понимают такой вид симулятивного расстройства, при котором родители или лица, их замещающие, намеренно вызывают у ребенка или уязвимого взрослого человека (например, инвалида) болезненные состояния или выдумывают их, чтобы обратиться за медицинской помощью»^[2]. Проще говоря, матери придумывают болезни своим детям и залечивают их.

Я замерла и примерила прочитанное на свое детство. Все настолько созвучно, что страшно было согласиться с этим: неужели это касается и меня? Только в 30 лет, когда я стала самостоятельной и абсолютно независимой от семьи, в мою голову впервые пришла мысль: то, что происходило в моем детстве, не было нормальным. Впрочем, дальше этого мысли не пошли. Требовалось время, чтобы свыкнуться с осознанием.

Различают несколько форм синдрома Мюнхгаузена: простой и делегированный (или «по доверенности»). В первом случае человек придумывает болезни для себя, иногда даже специально наносит себе увечья, а во втором — приписывает заболевания подконтрольному человеку, чаще всего ребенку, реже — инвалиду или пожилому родителю. Недавно стали выделять еще одну форму — онлайн-Мюнхгаузен, подразумевая людей, которые жалуются на несуществующие болезни в интернете.

Как-то вечером, гуляя с собакой, мы с моим мужчиной прошли мимо школы, которую я окончила. Неожиданно меня посетило воспоминание:

— Смотри, поликлиника прямо напротив школы. Мне так это нравилось!

— В смысле? — недоумевал он.

— Ну, из поликлиники в школу можно быстро попасть. Дорогу перешел, и — оп — сразу в школе.

— И что? — Он все еще не понимал, о чем я говорю.

Тут я запнулась и поняла: то, что было неотъемлемой частью моего детства, для других звучало как нечто из ряда вон. У обычных детей не было в голове мыслей типа: «Успеть бы сдать кровь перед первым уроком» или «Попасть бы на прием к врачу в большую перемену». Обычные дети на переменах болтали, обменивались книжками, обедали, в конце концов, а я пыталась успеть в поликлинику.

Окончательное осознание пришло, когда я заболела коронавирусом. Чувство беспомощности, вызванное жизнью взаперти, заставило меня вспомнить, как я переживала подобное в детстве, и не раз. Я села за компьютер и начала одно за другим записывать воспоминания о болезнях, об унизительных процедурах. Спустя час окинула взглядом текст — и испытала ужас. Из всей мозаики, которую составляли больницы, лекарства, обследования, складывалась совершенно однозначная картинка: надо мной в детстве совершали насилие, как физическое, так и моральное. Следующая мысль — несмотря на это все, я смогла жить дальше, причем полной жизнью: много путешествовать, получать профессию, водить машину.

Мне очень хотелось обнять себя маленькую и рассказать ей, что, несмотря ни на что, у нас все получится, а еще — поделиться со всем миром фактом: даже ребенок, на котором ставили крест десятки врачей, чья медицинская карточка по толщине не уступала тому Большой советской энциклопедии, может жить полноценно. В какой-то момент мне даже показалось, что если я не напишу обо всем, через что прошла, то пережитое окажется напрасным.

В одной беседе, отвечая на вопрос «О чем ты хочешь написать?», я взахлеб начала говорить, что книга будет о том, как меня залечивали в детстве, как издевались надо мной во время медицинских манипуляций, как я «болела». Собеседница прервала меня очень емким и хлестким вопросом: «То есть книга будет о том, что у твоей мамы синдром Мюнхгаузена?»

В моем подсознании окончательно рухнули защитные механизмы, и мне не осталось ничего, кроме как признать то, что я и так прекрасно знала: да, похоже, у моей матери синдром Мюнхгаузена.

В чистом виде синдром Мюнхгаузена — это симулирование болезней у себя. Когда это делается в отношении детей, его называют делегированным синдромом, или синдромом Мюнхгаузена по доверенности. В том и другом случае это делается ради привлечения внимания. Что особенно важно отметить: это психическое расстройство.

В одном из материалов^[3] я нашла примерный перечень признаков, указывающих на наличие синдрома, и сопоставила их со своей историей.

Примечания

1

Оригинальное название — Sharp Objects (2018). Снят по мотивам одноименного романа Гиллиан Флинн.

2

Синдром Мюнхгаузена. https://ru.wikipedia.org/wiki/Синдром_Мюнхгаузена (дата обращения: 07.10.2022).

3

Комиссарова Е. Что такое делегированный синдром Мюнхгаузена и чем он опасен // Лайфхакер. 2020. 21 янв. https://lifehacker.ru/delegirovannyj-sindrom-myunxgauzena/.