Бульвар Грига

Ольга Юрьевна Богатикова, 2023

Маленькая колдунья больше всего на свете хочет каши с молоком и доброго заботливого папу. В неприметном магазинчике на центральной улице исполняет желания добрая фея. У поворота во дворы стоит скамейка примирения, а на бульваре Грига по вечерам играет виолончель или саксофон, пробуждающие самые важные воспоминания.В каждом городе есть волшебство. Главное – суметь его увидеть.

Единственная

К Дориану Эммеру в университете относились двояко. Студенты его недолюбливали и даже побаивались — преподаватель чар был на редкость принципиален и чрезвычайно увлечен своим предметом. Эммер справедливо считал, что среди слушателей магического вуза нет ни одного человека, которому не пригодилось бы в будущем искусство плетения заклинаний, а потому вбивал знания в их буйные головы с упорством строительной кувалды. Его трудами в схемах построения магических переменных разбирались все юноши и девушки, вне зависимости от того, хотели они этого или нет.

У Эммера была отличная память: он помнил каждого студента, рискнувшего опоздать на его лекцию или (не дай Бог!) вовсе ее прогулять. Все они могли быть уверены — если на экзамене их ответы не вытянут на высший балл, эти жуткие грехи непременно будут им припомнены. Поэтому занятия по чарам в магуниверситете проходили со стопроцентной посещаемостью и приличным качеством усвоенных знаний.

В ректорате Дориана Эммера за это обожали. Прочие же преподаватели любили его просто так. Среди студентов ходили легенды, что в кругу коллег он снимает с себя нарочитую строгость и даже иногда улыбается.

Вообще, господин Эммер считался в университете звездой. Старшекурсники и лаборанты некоторых кафедр рассказывали, что в свободное от занятий время он занимается исследовательской деятельностью, а потому широко известен в научных кругах и имеет там хорошие связи. Ректор магуниверситета несколько лет пытался залучить его в свой штат, однако заклинатель все время отказывался, ссылаясь на занятость. Тем не менее, три года назад мастер чар неожиданно согласился преподавать и был устроен в вуз на ставку приходящего педагога.

Явившись на свое первое занятие, Эммер произвел фурор. Женская половина университета — студентки, преподавательницы, уборщицы и секретари — несколько дней подряд обсуждали его горделивую осанку, красивые гибкие руки, благородную бледность кожи, густые черные волосы с тонкой паутинкой седины и большие серые глаза. Мужская же половина в голос восхищалась необыкновенным профессионализмом и багажом уникальных знаний.

Так продолжалось до конца недели — пока господин Эммер не явил миру жесткий отвратительный характер, идущий в комплекте с красивыми руками и уникальными знаниями. При этом вместе с принципиальностью, холодной вежливостью и непримиримостью к проступкам он продемонстрировал честность и потрясающую ответственность. Самое ужасное, что честности и ответственности заклинатель требовал и от студентов — помимо знаний и посещаемости.

— Итак, кто же покажет нам плетение Рохха и назовет семь вариантов его использования?

Серые глаза равнодушно скользнули по аудитории. В амфитеатре повисла звенящая тишина.

В любой другой день желающих ответить на этот вопрос наверняка нашлось бы немало. Но не теперь. Единственной мечтой, терзавшей сегодня студиозусов, было улечься на лавки, подоконники и столы, и лежать там пластом до следующего воскресенья.

После вчерашней попойки — шумной и веселой, как и положено в День студента, — уже просто прийти на занятия считалось подвигом. Многие преподаватели относились к этому с пониманием, а потому предпочитали читать собравшейся публике лекции, не обращая внимание на бледные помятые лица, отсутствующие взгляды и храп, раздающийся с верхних рядов.

Воистину, человек, догадавшийся поставить первой парой после столь яркого праздника практическое занятие Дориана Эммера, ненавидел студентов всей своей пропащей душой.

— Ну что, есть добровольцы? Нет? Ладно. Амелия Рисс, прошу к доске.

Я глухо застонала. Это было жестоко. Очень жестоко. После вчерашних коктейлей, которые мы смешивали с ребятами с факультета зелий и декоктов, я едва держалась на ногах.

Рядом дернулся Дин. Видимо, хотел поднять руку и вызваться вместо меня. Я толкнула его в бок и покачала головой. Не хватало, чтобы он с пьяных глаз перепутал схемы и испортил себе оценки и репутацию. Моей же репутации навредить ничто не могло. Оценкам, кстати, тоже.

Я спустилась в центр амфитеатра.

— Плетение Рохха, — напомнил Дориан Эммер, впиваясь в меня пристальным взглядом. — Вы помните его, Амелия?

— Помню, — буркнула в ответ. — Не сомневайтесь.

Глубоко вздохнув, я сфокусировала взгляд, а потом одним взмахом руки нарисовала в воздухе трехуровневую паутину заклинания. Ее нити вспыхнули золотыми огнями. По аудитории поползли шепотки.

— Неплохо, — кивнул Эммер. — Теперь перечислите варианты его использования.

Лишенным эмоций речитативом я оттарабанила все теоретические выкладки. Заклинатель кивнул.

— Чудно. Теперь нарисуйте нам петлю Эльца и покажите, как она может взаимодействовать с чарами Рохха.

Я пожала плечами и принялась выплетать в воздухе новые кружева. Когда петля Эльца заискрилась красным среди золотистой паутины предыдущей схемы, однокурсники, очевидно, от удивления, начали приходить в себя — во взглядах некоторых из них появилось изумление, во взглядах других — священный ужас.

Эммер поджал губы.

— Нити тонковаты, — холодно заметил он. — Ну да ладно. Возьмите мел, госпожа Рисс, и нарисуйте то же самое на доске. Не забудьте обозначить точки пересечения чар и указать глубину их проникновения.

Он третировал меня до конца занятия. Я нарисовала ему все схемы и плетения, о которых говорилось на двух предыдущих лекциях, воспроизвела все прилагавшиеся к ним списки и перечни. Когда прозвенел звонок, я чувствовала себя, как лошадь, вспахавшая бескрайнее поле, и хотела только одного — упасть и умереть. Впрочем, польза от столь продуктивного занятия также была на лицо — хмель выветрился из моей головы, будто его там и не было.

— Ну, ты даешь! — восхищенно протянул Дин, когда мы вывалились из аудитории в коридор. — Когда только успела так подготовиться к практике? Ты же вчера весь вечер была с нами на празднике!

— Есть такие знания, мой дорогой друг, — глубокомысленно изрекла я, — которые впечатываются в память и остаются в ней навечно.

— В каком смысле?

— В прямом. У меня есть особая методика изучения материала. Если угостишь меня кофе и булочкой, я, быть может, тебе о ней расскажу.

— Не стоит, — Дин фыркнул и закатил глаза. — Не уверен, что смогу воспринять твои секреты адекватно. А Эммер тот еще урод. Нашел, когда зверствовать… Ты ведь ему сегодня за четверых ответила! Это, как минимум, несправедливо. Пусть бы вызвал к доске еще кого-нибудь. Меня, например.

Я покачала головой.

— Эммер строг, но справедлив, — серьезно сказала ему. — Нельзя осуждать человека за то, что он старается хорошо выполнить свою работу. На практику все должны приходить подготовленными. Разве его забота, что мы вчера упились «Танцующим демоном» и теперь тихо подыхаем от похмелья?

— Ты его защищаешь? — удивился приятель. — Этого бледного черта? Серьезно, Амели?

— Не обзывай его, пожалуйста, — поморщилась я. — Своими зверствованиями Эммер здорово прочистил мне мозги. При встрече непременно скажу ему спасибо.

Дин снова закатил глаза и, взяв меня под руку, повел в сторону буфета.

После занятий я заглянула в библиотеку и долго рылась в пыльных томах, выискивая рецепты зелий для будущей курсовой работы, поэтому из университета вышла только в третьем часу дня. Можно было, конечно, уйти и пораньше, однако сегодня мне хотелось отправиться домой в приятной компании.

Он ждал меня под деревом у автомобильной стоянки. Задумчиво наблюдал, как ветер гоняет по асфальту листву, время от времени поглядывал на часы.

— Привет.

В его серых глазах мелькнули веселые огоньки. Эммер отошел от дерева и протянул мне руку.

— Привет, дорогая.

Я сжала его ладонь, и он мягко привлек меня к себе.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — я пожала плечами. — Встряска, которую ты устроил с утра, мигом привела меня в чувство.

Дориан хмыкнул и, не отпуская руки, повел меня к машине.

— Я буду так делать каждый раз, когда ты напьешься до полубессознательного состояния.

Я хмыкнула.

— Схемы твоих заклинаний я смогу воспроизвести, находясь в любом состоянии, даже в полубессознательном.

— Это радует, — кивнул Эммер, открывая передо мной дверцу авто. — Куда поедем? Домой или в кафе?

— Лучше домой. Хочется прилечь и немного поспать.

Усаживаясь на пассажирское сидение, я увидела странный блик, мелькнувший в одном из окон университетского корпуса. Кто-то явно наблюдал за нами из коридора второго этажа.

— О нас с тобой скоро поползут сплетни, — сказала, когда Эммер завел двигатель и тронулся с места.

— Почему? — удивился Дориан. — Весь преподавательский состав университета в курсе того, кем мы друг другу приходимся. Погоди-ка. Ты, что же, до сих пор не сказала своим друзьям, какие нас связывают отношения?

— Нет.

— Ты меня стыдишься?

— С ума сошел? — возмутилась я. — Я тебя люблю больше всех на свете. Просто… Если я все им расскажу, они будут думать, что ты ставишь мне хорошие отметки не за учебу и старание, а из личного интереса.

Он пожал плечами.

— Разве это проблема, Амели? Я стану напрягать тебя еще больше, чтобы твои однокурсники видели — высший балл ты зарабатываешь потом и кровью.

— Больше?! — удивилась в ответ. — Больше того избиения младенцев, которое ты организовал сегодня на первой паре? Кстати. Почему ты спрашивал только меня?

— Потому что твои однокурсники после вчерашней пирушки не смогли бы сказать и двух слов. Представляешь, сколько народу испортило бы себе оценки? Ты же, как сама справедливо заметила, знаешь материал на зубок. Выбор жертвы был очевиден.

Я громко фыркнула.

— Когда окончательно придешь в себя, спустись, пожалуйста, в мою лабораторию, — сказал Дориан, останавливая машину возле нашего коттеджа. — Я хочу провести пару экспериментов, и мне нужен ассистент.

— Ты задал кучу домашней работы, — напомнила я. — Когда мне все успеть?

— Я сделаю за тебя теоретическую часть, — подмигнул Эммер. — Тебе останется только практика.

***

Дин был не в духе с самого утра. Когда я вошла в аудиторию, он сквозь зубы пробормотал приветствие и все первое занятие делал вид, что меня не существует. На попытки перекинуться хотя бы словом, морщил нос и фыркал что-то невразумительное. Во время перемены приятель присоединился к компании парней и усиленно меня не замечал.

— Вы с Дином поссорились? — поинтересовалась за обедом одна из наших однокурсниц. — Какой-то он сегодня хмурый.

И необщительный, ага. На протяжении всего учебного дня я пыталась припомнить, чем могла его рассердить. Так как ничего конкретного в голову не приходило, решила отловить друга после занятий и спросить об этом прямо.

Дин поймался в гардеробной. Дождавшись, когда он отделится от толпы однокурсников, я схватила его за локоть и утащила к стене.

— Можешь мне объяснить, что с тобой происходит? — поинтересовалась, цепко удерживая его руку. — Кто тебя сегодня укусил? Муха? Оса? Злая буфетчица?

— Никто меня не кусал, — Дин высвободил локоть и отступил к стене.

— Тогда почему ты устроил мне бойкот? Вчера мы свободно друг с другом разговаривали, а сегодня ты воротишь от меня нос.

Парень несколько секунд смотрел мне в лицо, а потом кисло улыбнулся.

— Глупо, да? — серьезно сказал он. — Я и сам вижу, что глупо. Просто я думал — мы друзья, Амели. Теперь же выходит, что я ошибся.

— Ничего не понимаю, — покачала головой в ответ. — Я тебя чем-то обидела? Почему ты злишься?

— Я злюсь на себя, — он махнул рукой. — Я, видишь ли, страшный фантазер. Напридумывал себе ерунды и поверил в нее.

— Дин…

— Я вчера видел тебя с Эммером. После занятий. Шел по коридору второго этажа и приметил вас возле дерева, что растет рядом с автопарковкой. Вообще, ваши отношения — это не мое дело. Мы ведь просто друзья. Гребаные приятели. Верно? Ты вольна встречаться, с кем захочешь, даже с таким змеем, как наш уважаемый мастер чар. Тем не менее, когда я стоял у окна и наблюдал, как вы, взявшись за руки, топаете к его машине, мне хотелось разбить и окно, и его бледную рожу.

Он выдохнул.

— Я собирался пригласить тебя сегодня в кино, Амели. Мне отчего-то показалось, что наши отношения пора вывести за рамки дружбы. Но теперь… — Дин развел руками. — Эммеру я не конкурент. По нему весь универ сохнет, ты знаешь? Я на днях слышал, как дама с кафедры магического права говорила новенькой лаборантке, что в жизни Эммера есть только одна женщина. Эта женщина — ты? Так?

— Так, — кивнула я. — Только ты все понял неправильно, Дин.

— Да неужто? — он шутовски приподнял левую бровь. — И в чем же я ошибся?

— Почти во всем, — усмехнулась я.

— О… Так значит, ты ему не симпатизируешь?

— Я его люблю, — просто сказала в ответ. — Всем сердцем. А он любит меня. Но не так, как тебе показалось. Знаешь, я не хочу разговаривать об этом здесь. Такие вещи обсуждают в более приватной обстановке. Как ты смотришь на то, чтобы пойти ко мне домой? Раз с кино не получилось, я приглашаю тебя в гости. Выпьем какао, поговорим о жизни. Что скажешь?

Во взгляде Дина мелькнула растерянность.

— Мы пойдем к тебе прямо сейчас?

— Да, — кивнула я. — У тебя есть какие-нибудь дела? Нет? Вот и чудно.

Дорога до коттеджа, в котором я жила, заняла примерно тридцать минут. Все это время мы с Дином провели в молчании. Он время от времени кидал в мою сторону короткие взгляды, но так и не сказал ни слова.

Добравшись до дома, я не стала доставать ключи, а просто позвонила в дверь. Дин, неловко топтавшийся рядом, открыл рот, намереваясь все-таки прервать тишину, однако подавился воздухом и сдавленно кашлянул — когда на пороге перед нами появился Дориан Эммер.

— Привет, — с улыбкой сказала я ему. — У нас гости.

— Вижу, — кивнул тот. — Прошу, проходите.

Я пропустила Дина в прихожую первым.

— Позвольте вас познакомить, — сказала, закрывая входную дверь.

— Зачем? — улыбнулся Эммер. — Мы с этим юношей знаем друг друга с момента его поступления в университет.

— И все-таки вам стоит познакомиться еще раз, — сказала я, подтолкнув приятеля ближе к заклинателю. — Это Дин Ачер — мой одногруппник и очень хороший друг. Дин, это Дориан Эммер. Мой отец.

Брови парня уверенно поползли к линии волос. Эммер снова улыбнулся и протянул ему руку.

— Приятно познакомиться, Дин.

Ачер кивнул и молча пожал протянутую руку.

— Папа, у нас есть какао? — поинтересовалась я, поставив рюкзак на стоявшую рядом тумбу. — Я обещала угостить им гостя.

— Какао нет, — покачал головой Дориан. — Если подождете, я могу его для вас сварить.

— Мы подождем, — кивнула я. — Идем, Дин, покажу тебе нашу гостиную.

Мы прошли по коридору и ступили в большую светлую комнату с двумя широкими окнами, диваном и мягким креслом.

— Ну? — спросила я, когда Ачер устроился в кресле напротив меня. — Еще есть вопросы?

— Он не может быть твоим отцом, — покачал головой парень. — Никак не может.

— Почему же — никак? — удивилась я. — Да, у нас разные фамилии, однако…

— Причем тут фамилии? — Дин поморщился. — В ваших аурах нет ни одной похожей полосы. Ни одного общего вкрапления! Он тебе не родитель и вообще никакой не родственник.

— С биологической точки зрения — да, — согласилась я. — И, тем не менее, я — его дочь.

— Эммер, наверное, твой отчим, — сообразил Ачер. — Второй муж матери, да?

— Нет, — теперь головой покачала я. — Дориан никогда не был женат на моей матери. Сомневаюсь, что он вообще помнит, как ее зовут. Я и сама, если честно, не смогу назвать ее имени. Помнишь, Дин, как три месяца назад ты подобрал возле автобусной остановки бездомного котенка?

— Помню.

— Шестнадцать лет назад Эммер точно так же подобрал меня. Я была тощая, голодная, грязная. Точь-в-точь, как твоя кошка.

— Тебя ему подкинули? — осторожно уточнил Дин.

Я усмехнулась.

— Нет. Меня просто оставили на улице.

Ачер немного помолчал, а потом осторожно спросил:

— Расскажешь?

Мой взгляд скользнул по противоположной стене. Там, над старинным резным комодом висела большая фотография. На ней я, румяная шестилетняя девочка с двумя смешными косичками и заколкой в виде лупоглазой стрекозы, демонстрировала зрителям лохматую игрушечную лису.

— Тот период своей жизни я помню плохо, — тихо сказала другу. — Была слишком маленькой. Меня тогда воспитывала мать. Ну, как воспитывала… Скорее, просто держала возле себя. Не припомню, чтобы она играла со мной в куклы или завязывала бантики. Впрочем, ни бантиков, ни кукол у нас тогда не было. Как и постоянного дома. Мы все время переезжали с места на место. Знаешь, я ведь совсем забыла ее лицо. Помню только хриплый голос, обломанные ногти и желтые подушечки пальцев.

А еще запах. Противный, удушливый. Гремучую смесь дешевых сигарет, алкогольного перегара и потного, давно немытого тела. Дориан не любил рассказывать мне о матери, однако отрывочных воспоминаний о ней было достаточно, чтобы понять — родительница моя вела далеко не праведный образ жизни. Она нигде не работала, перебивалась случайными заработками, а полученные деньги тратила на спиртное и посиделки со своими друзьями — такими же непутевыми асоциальными типами, как и она сама.

Если бы кто-нибудь спросил, с чем у меня ассоциируются первые годы детства, я бы ответила: с грязью и голодом. Грязь окружала меня повсюду — мать отчего-то ленилась убирать комнаты, в которых мы обитали, стирать одежду и даже следить за своей и моей гигиеной. Что до голода, то он казался самым ярким воспоминанием той поры. До моего питания матери было мало дела, поэтому есть мне хотелось всегда. Мой рацион обычно составлял полузасохший хлеб, лапша быстрого приготовления и иногда сушки и небольшие куски вареной колбасы, которой меня время от времени угощали соседи или мамины друзья. Однажды одна добросердечная соседка позвала меня к себе в квартиру и накормила овсяной кашей и маслом и молоком. Эта каша показалась мне тогда самым потрясающим блюдом на свете. С тех пор прошло много лет, однако божественный вкус соседкиной овсянки я помню до сих пор.

— Твоя мама… — Дин запнулся, — она… она была волшебницей?

— Нет, что ты, — я махнула рукой. — Магии у нее не имелось.

— Значит, колдуном был твой отец? Я имею в виду, биологический.

— Скорее всего, — я пожала плечами. — История, к сожалению, об этом умалчивает. Я никогда его не видела, и мне о нем ничего не известно.

Не факт, что мать могла бы рассказать о нем больше, чем я. Не факт, что она вообще знала, от кого родила своего ребенка. Мужчин вокруг нее было много, и они менялись так же часто, как дни недели. Шумные, грубые, орущие друг на друга страшными словами, швыряющие стулья и переворачивающие столы, они внушали мне щемящий ужас. Когда эти люди вламывались в наше жилище, я предпочитала убегать на улицу. Если убежать не получалось, пряталась за шкафом, и сидела тихо, как мышка, чтобы, не дай Бог, не привлечь чье-нибудь внимание.

В такие моменты я всей душой мечтала о папе. Он представлялся мне сильным красивым человеком, непременно умным, спокойным, одетым в красивый элегантный костюм. Мне нравилось думать, что однажды он придет в наш клоповник и заберет меня в большой светлый дом, где на окнах будут тюлевые шторы, а в кухне — сколько угодно вкусной овсяной каши. Я бы изо всех сил старалась ему понравиться: сотню раз в день мыла бы руки, протирала на полках пыль, научилась бы завязывать шнурки на ботинках и стирать свои колготки…

— Матери я была в тягость, — сказала, глядя на девочку с пушистой лисой. — Ее безумно раздражало, что я постоянно прошу еды и путаюсь у нее под ногами. При этом она почему-то ни разу не попыталась отдать меня в приют. Зато время от времени теряла меня на улице. Не знаю, делалось ли это нарочно или по рассеянности, однако я каждый раз умудрялась вернуться обратно. Пока однажды она не оставила меня в центре города. Мне тогда было четыре года. Помнится, я жутко испугалась. Центр меня оглушил, обескуражил. Я привыкла жить на окраине, среди тихих улиц и малоэтажных домов, а тут со всех сторон ревели автомобили, сновали люди, стеной стояли огромные бетонные коробки… Я не знала, куда идти, и безумно боялась обращаться к кому-либо за помощью. Знаешь, Дин, в тот момент я остро почувствовала себя оборвашкой. Вокруг ходили нарядные взрослые, и все они так презрительно на меня смотрели… Я отчего-то понимала: мама не скоро заметит мое отсутствие, а заметив, вряд ли бросится на поиски. Мне ужасно захотелось, чтобы, наконец, нашелся папа. Чтобы пришел и спас меня от этого жуткого шума, головокружительного движения, от этих неприятных взглядов. А потом я его увидела. Он вышел из-за угла и двинулся вперед, прямо на меня. Он выглядел точь-в-точь, как я его себе представляла: высокий, элегантный, чисто выбритый, невероятно красивый.

— Дориан Эммер?

— Да, — мои губы тронула улыбка. — Знаешь, я почему-то решила, что этот мужчина и есть мой отец. Выскочила к нему навстречу, а когда он повернул ко мне голову, поймала его взгляд и выплеснула на него такой поток чувств и эмоций, что он встал, как вкопанный прямо посреди тротуара. Сейчас я понимаю: это был первый выброс моей магической силы. И я окатила ею Дориана с ног до головы.

Глаза Дина стали круглыми, как монеты.

— Амели, — почти с ужасом пробормотал он, — это что же выходит… Ты его приворожила?!

— Именно, — кивнула я. — Я приворожила себе отца. Забавно, да?

— Забавно?! Эммер-то в курсе, как весело ты с ним обошлась?

— О, не сомневайся. Чародей его уровня не мог не заметить столь грубую ворожбу. Знаешь, Дин, он ведь мог развеять мои чары и отправиться дальше своим путем. Но Дориан не ушел и чары снимать с себя не стал. Он присел передо мной на корточки и спросил, кто я такая и где мои родители.

— И что ты ему сказала?

— Поначалу ничего. Я кинулась к нему на грудь, изо всех сил обняла за шею. Повисла на нем, как обезьяна, представляешь? Я ведь была уверена, что это мой отец. Эммер меня не прогнал. Подхватил на руки, отнес на ближайшую скамейку и снова стал спрашивать, как я попала в центр города. Я ему тогда все-все рассказала. Как пошла гулять с мамой, как случайно потерялась, как захотела, чтобы меня нашел папа. И как я счастлива, что он меня действительно отыскал.

— С ума сойти, — парень покачал головой. — И что сделал наш мастер чар?

— О, Дориан развил тогда очень бурную деятельность. Сначала накормил меня сладкими булками, потом отвел в участок правопорядка и долго спорил о чем-то со стражами. Затем вместе с толпой каких-то мужчин и женщин меня повезли к матери. Они ее мигом разыскали. Знаешь, мама очень удивилась, когда увидела меня в окружении всех этих людей. Я же испугалась, что папа, увидев, где я живу, передумает со мной общаться, оставит у родительницы и больше никогда не придет. Он и правда меня оставил — на несколько часов. Тем же вечером вернулся обратно в сопровождении незнакомых строгих людей, и сказал, что намерен забрать меня к себе. А потом спросил, хочу ли я жить с ним в большом светлом доме.

— Ты, конечно, согласилась.

— Разумеется. Я ведь об этом мечтала, Дин. Однако мне было жаль оставлять маму одну, и я поинтересовалась, сможем ли мы с ней видеться. Отец сказал, она вольна навещать меня, когда ей вздумается. Только, знаешь, с того дня мы с ней больше не встречались. За все эти годы мама не пришла ко мне ни разу.

Когда я стала старше, меня заинтересовало, как Эммеру удалось так быстро извлечь меня из семьи. А главное — зачем? Родственниками мы действительно не были и быть не могли. Спрашивается: для чего ему, молодому успешному ученому, понадобился чужой ребенок?

— Я в тебя влюбился, — ответил мне тогда Дориан. — Увидел и понял — это моя дочь. Я сильный маг, Амели. Колдуны моего уровня платят за свои способности бесплодием. И вдруг небеса подарили мне шанс стать отцом. Разве мог я его упустить?

— Ты мог взять ребенка из приюта.

— Да. Но любил бы я его так, как люблю тебя? Чувствовал так, как чувствую тебя? Нет, моя дорогая. Ты появилась на этот свет для того, чтобы стать моей дочерью. Моей наследницей. Моей семьей. Если быть честным, Амели, я не планировал забирать тебя у матери. Думал уговорить ее переехать в мой дом или просто помогать вам деньгами и участвовать в твоем воспитании вместе с ней. Знаешь, у меня даже мелькнула шальная мысль: что, если высшие силы решили наделить меня полноценной семьей, и кроме дочери подарят еще и жену? А потом увидел твою мать и понял, что хорошего все-таки должно быть понемногу. Прости меня, родная. Мог ли я оставить свою кроху в тех жутких трущобах? Вытащить тебя оттуда было несложно — стоило один раз привести в вашу конуру господ из управления опеки и попечительства. Условия, в которых тебя содержали, считаются опасными для жизни и здоровья ребенка. Других твоя мать предоставить не могла, да и не хотела. Тебя следовало отправить в приют, однако я сразу предложил себя в качестве опекуна. Напирал на то, что ты являешься магичкой, и должна находиться под присмотром чародея. Чтобы вопрос разрешился скорее, пришлось подключить связи и подарить кое-кому круглую сумму денег. И, знаешь, я безумно рад, что поступил именно так.

Спустя некоторое время после того разговора, я узнала еще одну деталь, которую приемный отец не посчитал нужным мне сообщить. Помимо чиновников управления опеки, круглую сумму также получила моя мать — в обмен на отказ от родительских прав, но с сохранением возможности приходить ко мне в гости. И да — за прошедшие шестнадцать лет она ни разу этой возможностью не воспользовалась.

— Как же к твоему появлению у Эммера отнеслась его жена?

— Жена? — удивилась я. — Отец никогда не был женат, Дин. У него из родственников-то имелась лишь тетушка Белла — чудесная, потрясающая старушка. Папа перевез ее к себе сразу после того, как оформил надо мной опеку. Он справедливо рассудил, что в доме, где живет маленькая девочка, должна быть дама, которая научила бы ее женским премудростям.

— И что же, Эммер так ни разу не женился?

— Нет, — я качнула головой. — Хотя желающих стать его супругой было немало. С некоторыми из них он меня даже знакомил. Однако до свадьбы у них дело не дошло.

— Почему?

— Откуда мне знать? Я в его личную жизнь не лезу. Знаю только, что целибат он никогда не соблюдал и соблюдать не собирается. При этом говорит, что его жена — это магия. Благодаря ей он обрел дом, достаток и ребенка.

Дин задумчиво почесал подбородок.

— Послушай, Амелия… — парень поднял на меня нерешительный взгляд. — Тебе не приходило в голову, что у благородных намерений господина Дориана есть… м-м… второе дно?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… Ты не думала, что он воспитывал тебя не как дочь, а как будущую супругу? Прививал качества, которые считает нужными и важными, учил магии, кормил, одевал, ухаживал, чтобы, когда ты станешь взрослой, отвести под венец.

— Ачер, скажи честно, ты дурак?

— Я серьезно, Амели.

— Я тоже, Дин. Дориан Эммер — мой отец. Только так и никак иначе. Папа воспитывал меня в строгости и скромности, и себе лишнего никогда не позволял. Ни словом, ни делом. Он заплетал мне косички, объяснял, как правильно держать вилку и рисовать кисточкой, а схемы заклинаний я и вовсе начала изучать, едва обучившись грамоте. Помнишь, я говорила, что у меня есть особая методика изучения материала? Ее секрет в многократном повторении. Когда живешь в одном доме с мастером чар, будешь знать его предмет назубок, вне зависимости от своего желания. При всем при этом отец очень деликатен, Дин. Он ни разу не нарушил мое личное пространство, ни разу не поставил в неловкое положение, а к моим проблемам и неудачам всегда относился с заботой и пониманием. Дориан Эммер — самый лучший отец в мире. И если ты еще раз скажешь про него какую-нибудь гадость, клянусь, я сверну тебе шею.

Дин открыл рот, чтобы ответить, но не успел — в гостиную вошел папа. Вслед за ним влетел поднос, на котором стояли чашки с какао и пышные бисквиты.

— Вот, — провозгласил Дориан, опуская поднос на кофейный столик. — Угощайтесь. Какао в этот раз получилось вполне приличным.

— Господин Эммер, — Ачер сел прямо и уставился на него внимательным взглядом. — Я хочу кое-что вам сказать.

Конец ознакомительного фрагмента.